Read the book: «Пуансон»

Ух, ты, ах ты, все мы – космонавты!

(Патриотическая песня)

Пролог

Иногда, переворачивая страницу, я забываюсь и, смочив палец, пачкаю его чернилами. Но не эти шалости трогали меня до глубины души. Беспокоили три собеседника – два прозаических вопроса и наглый ответ. Однако и эта пустая болтовня имела одну хорошую сторону: из рук выпадала тетрадь в черном переплете, приходил долгожданный сон, а вырванные листы обретали утерянный смысл.

Пришло время, и исполнилось одно из моих немногих постоянных желаний. Распахнулись глаза – не это ли зовется удачей? Может, стоит поразмыслить, раз появилась свободная минута. Насколько осознанна и постоянна потребность, навеянная природой? Дана ли она от рождения и сохранится ли после смерти?

Эпизод 1

Вот она – ошибка! Оглядываться по сторонам не имело смысла. Через спинку кровати был аккуратно перекинут будничный костюм, поношенный чужими плечами, причем не раз. Пришитые кем-то пуговицы и аккуратные петельки подкупали своей строгой параллельностью. Что-то таинственное ютилось в этом матерчатом обличье – жалось, комкалось, казалось родным и одновременно отталкивающим, пугающим. Неизбежность нашей взаимной необходимости незримо стояла между мной и костюмом. И какая разница, позволит ли этот фасон исполнить аттитюд круазе? Ясно одно: сейчас он для меня чужой, как и сама кровать.

Одержимый крамольной думой, я потянулся. Пружины под ватным матрацем скрипнули. Свесив ноги, я нащупал тапочки, примерил костюм и пошел. Вдруг стало жаль, что тапки в неравном бою с ленью безвременно потеряли задники. Размышляя на заданную тему, я, словно вагончик детской железной дороги, совершил положенный круг почета по длинному и узкому, как загородный перрон, коридору и прибыл в "депо". Местом для собраний служил "коричневый уголок".

Речь командира, стоявшего у окна, где за ржавой решеткой виднелась планета Пуансон, энтузиазма не вызывала. Уныние добавлял черно-белый витраж, созданный стараниями престарелой пыли. Из каждой щели облезшей рамы тянуло скукой. Но это было не так, если оглядеться.

На тонкой, лишенной кадыка шее росла голова, полностью лишенная волос. Неплотно прилегающие уши, изящный, но не европейский нос и большие голубые глаза придавали слушателю сказочный вид. Звали внимательного – Зеро. По материнской линии, будучи племянником командира, он уверенно завершал генетические выкрутасы аккредитованного здесь, на "пилюле" (так мы звали наш корабль), семейства.

Для полноты картины скажу пару слов о старшем поколении. Сутулая фигура, узловатые руки, едва не достающие до колен, и лицо, словно грубо вырубленное из скалы. Все это с лихвой выдавало баловня судьбы. Кадастр – так он именовался – слыл человеком излишней пунктуальности, постоянным, как банный лист. В остальном же Кадастр, ни дать ни взять, чистой воды посланник и наш командир.

Я присел на краю дивана, обитого потрескавшимся коричневым дерматином. Сразу и не скажешь, но именно этот развалюха, ревностный хранитель округлых вмятин, дал уголку его редкое название. В большинстве подобных мест преобладал красный цвет. Посещали ли такие мероприятия посланники? Вопрос без ответа или тщательно замаскированный. Видите ли, есть на свете простая вещь – компас. Крутишь его, вертишь, а стрелка ни с места. Сравнить ее упрямство не с чем – осел рядом с ней просто дилетант.

Неожиданно командир сурово нахмурил редеющие брови, гневно пошевелил складками лба и замолк. Причина внезапной тишины объяснялась просто: в дверном проеме возникла Ню. Физиология новоприбывшей, скрывавшейся под легкой тканью наспех наброшенного халата, привычно выводила из равновесия носителей противоположного пола. Энергично вильнув тем, о чем в приличном рассказе не принято упоминать напрямую, девушка заняла свободную вмятину рядом со мной и одарила самовлюбленным взглядом все вокруг, включая выкрашенные синей масляной краской стены.

Минуту спустя Кадастр вернул себе самообладание и возобновил прерванный инструктаж. Вот только оттопыренные уши Зеро к нему уже не вернулись. Их обладатель, не прекращая ковырять пальцем в носу, пристально разглядывал коленки медработницы.

«Господи, – подумал я, – он не богат умом. Но раз богатство – дело наживное, судьба, позволь ему жить долго».

Я и сам отвлекся от речи командира, погрузившись в задумчивость. Сквозь ее пелену я наблюдал неторопливую, словно в парке аттракционов, карусель фирменных костюмов. Они катались на шаркающих по полу ногах. Одни праздно отдыхающие держали руки сложенными за спиной, будто виртуозы-велосипедисты. Другие, напротив, бодро размахивали рукавами, иногда задевая встречный поток. Но, несмотря на это, круговерть обходилась без перепалок.

– Пойдем, вон наш стол, – обратился ко мне молодой человек в одежде пилота. – Ты разве забыл?

Обращение Иона вернуло меня не в мою реальность. Но отчасти он прав: в собственных глазах я – наблюдатель, а в других, увы, уже посланник. Этим объяснялось многое, даже довольно прохладная реакция на мое появление в "коричневом уголке". Я для собравшихся – свой.

За столом ни о чем существенном не говорили, да и времени на это жестко отводилось мало. Каждый замкнулся на чем-то своем. Кто-то думал о предстоящей ночной посадке, кто-то о завтрашней вылазке на поверхность планеты. Возможно, некоторые размышляли о вещах иного рода, а кое-кто и вовсе не утруждался мыслями или размышлял о неудобстве есть рыбу ложкой.

Сдав посуду в мойку, мы снова собрались у дивана.

– Товарищи, – Кадастр кашлянул в кулак, – народу у нас, сами знаете, мало. Пора готовиться. Так что не подкачайте…

Уже более двух часов я боролся со сном. Силы таяли, противник побеждал. Утешало лишь одно: эта победа не принесет ему славы.