Read the book: «До Эльдорадо и обратно», page 3
‒ Что?
‒ А то, что они идут не с запада на восток, а практически с севера на юг из-за влияния Гольфстрима.
Я молчал, подавленный объёмом географических познаний.
‒ При продвижении на запад (продолжал климато-географическую лекцию водитель-эколог), климат всё теплее и теплее, а мы к тому же не на Вест, а на Зюйд-Вест курс держали, так что стереги холод в холодильнике, я пошёл.
Через некоторое время Дуримар вернулся. Выражение лица его было озабоченное.
‒ Ну, Аристарх, договорился с таможней?
‒ Нерасчитос случился.
‒ То есть?
‒ Лягушки наши, оказалось, в Красную книгу занесены, теперь хорошо, если просто не растаможат, а могут и повязать. Говорил же я, в бочках надо было везти! Сейчас бы декларировали товар как воду из Люберецкого святого источника, а лягушки, ну, типа биологические индикаторы чистоты – как канарейки в шахте. Да не трясись ты, браконьер, подумаешь, отсидишь годик-другой, человеком с чистой совестью выйдешь. Жена твоя, как я понял, уже проведала, где и как передачи посылают.
‒ Почему это я браконьер?
‒ Да потому, что я тебя, как хозяина груза указал, а сам водилой представился. Ну-ну, потише с кулаками – шучу я. На случай предъявы за браконьерство, у нас классная отмазка есть. Лягушек-то мне люберецкие охотоведы в кузов живыми побросали – они там уже заморозились. А даже ты знаешь, что тварь эта без всякого вреда для здоровья разморозиться может. Значит, пришить нам убойную статью не выйдет, скажем, мы их так, как бы на экскурсию возили, обратно вернёмся – отпустим.
Я перевел дух.
‒ Но проблема с вывозом остаётся: убедить таможню, что экскурсия эта в Париж, не прокатит.
‒ А что таможня?
‒ Добро не даёт, идите, говорит, думайте.
‒ Так мы же уже думали, даже в расходах учли.
‒ Это само собой, без этого пройти таможню на КАМАЗе, что игольное ушко на том же транспортном средстве, даже если ты на самом деле святую воду в Ватикан везёшь. Тут в другом дело. Надо такое название для нашей живности придумать, чтобы в декларацию безбоязненно вписать.
‒ А…
‒ Слово «царевны» не предлагать: пойдём чалиться за организацию проституции в международном масштабе. Ты «Повесть о Ходже Насреддине» читал? Он там озеро на воробья выменял с помощью переименований, вот бы его сюда: в золото свою Гюльджан одел бы.
Наконец, после тщательного изучения Даля (по памяти) и УПК, одолженного на таможне, решили обозначить груз, как «крио-сувенир – продукт народного промысла». Таможенник, пряча в карман нашу презумпцию невиновности, сказал: «Можете ведь, когда хотите! Идите в очередь вставайте. Нет, нет, не могу, там все, такие, как вы. Для других во-о-он та очередь есть, видите?».
Мы видели. Делать было нечего, пошли номерок на руке писать. В общем-то дела были не так плохи – к завтрашнему вечеру должны были товар сдать.
Однако на безоблачном небосклоне у самого горизонта замаячила, разрастаясь и грозя поглотить весь навар, грозовая неожиданность. Погода оставалась жаркой, двигатель глушить было нельзя: холодильник требовал корма. Внезапно выяснилось, что, если мы ещё сутки-двое тут покоптим, расходы на нефтепродукт перекроют ожидаемые выгоды.
Для спасения нашей концессии, я решил тряхнуть стариной. Прикинул теплоотдачу фуры, подсчитал требуемую мощность холодильной установки и вывел оптимальный график работы двигателя нашего ковчега. Получалось, что, заводя и глуша мотор по графику, можно уложиться в смету. Увидев меня, схожего с роденовским мыслителем (из-за жары я был практически голым, только локоть не на колене, а на капоте), друг поумерил стенания и приступил к составлению графика дежурств.
Однако главное было впереди. Часа в три ночи меня разбудил жуткий грохот: кто-то колотил по железной крыше нашего рефрижератора. Вываливаюсь из кабины, гляжу – Афанасий Люберецкий приколачивает доску к крыше.
‒ Ты чего?
‒ Щель тут, надо заделать.
‒ Ночью?
‒ Немедленно, невзирая на часы. Лягушки разморозились, вылезают, зелень пузатая.
Подтверждая его слова, с крыши рефрижератора на меня спикировало что-то холодное и скользкое.
‒ Как разморозились? Я ведь считал…
‒ Ты только не обижайся, я тут решил немного соляры сэкономить.
‒ Да ты …!
‒ Сам это слово, кто же в инженерных войсках без запаса считает? Да ты орать будешь или товар ловить? Вон они по всей стоянке разбрелись, пасутся.
Стали мы с ним лягушек ловить и обратно в холодильник забрасывать. Один забрасывает, а другой на воротах стоит: желающих погулять не пускает.
‒ Ты не просто кидай, – покрикивает на меня товарищ по охоте. – Ты считай, сколько закинул, а я постараюсь – сколько выпрыгнуло, приход-расход положительный должен быть. Да в меня-то зачем? Потом славою сочтёмся, а одна штука помнишь, сколько стоит?
Я вспомнил и взял себя в руки.
‒ А французы штрафные санкции не выставят, что у нас лягушки не расфасованы?
‒ Не-е-е, такого пункта в договоре нет, а мы ещё и рефрижератор опломбируем – скажем, таможенники. Я вообще практически договорился вместе с машиной товар задвинуть.
Что тут скажешь, в любых обстоятельствах он сохранял присутствие духа и коммерческую смекалку. Мне кажется, что, если было бы нужно, он и вправду мог израильские листовки палестинским моджахедам недорого продать.
С тех пор я кредиты на замороженные продукты не выдавал: инстинктивно боялся, что «ножки Буша» тоже, невзначай, разбегутся по дороге. А лягушачий бизнес как-то сам собой угас. Дуримар говорил, что лягушки быстро закончились. Недавно был в Люберцах, подошёл к пруду: действительно, лягушек не видно, не соврал Афанасий Люберецкий.
Эпизод девятый. Отдохнём наконец,
Или свадебное путешествие на пятнадцатом году семейной жизни
Вот вам миленький рецептик,
Как привлечь вниманье мужа,
Если красоту он вашу
Перестал вдруг замечать.
Вымажьте лицо кремами,
Свёклой щёки напомадьте,
А на веки прилепите
Пару свежих огурцов.
И внимательно следите,
Чтоб при вашем появлении
Муж любимый не собрался
По карнизу улизнуть.
Вы ж держите под рукою
Две таблетки валидола,
Кислородную подушку,
Камфару и нашатырь.
А пока приводят в чувство
Оошалевшего супруга,
Быстренько с лица сотрите
Все косметики следы
И, очнувшись, муж воскликнет,
Обливаяся слезами,
Ты вернулась, дорогая!
Здравствуй, милая моя!
Подражание Г. Б. Остеру
Тем временем в семейный бюджет пришло изобилие, как я его тогда понимал. Поэтому на радостях решил через 15 лет после свадьбы свозить жену в свадебное путешествие. Дело было в начале 1992 года, и мы с ней ещё не привыкли к ощущению полного кошелька. Это я про рубли, доллары тоже уже видели, но издалека. Сказано – сделано. Купил путёвку, и в составе группы интересующихся двинули мы на родину Гюго с Оноре де Бальзаком.
Накануне, в первом часу ночи, перед отбытием, раздаётся звонок в дверь. Открываю – на пороге мой друг-кооператор, спец по нижнему белью.
‒ Привет, заходи, случилось что?
‒ Это у тебя скоро случится!
Не то что бы я испугался, а всё же, как говорил мне впоследствии следователь-важняк»: «Ты у нас банкир? Банкир. Значит, что-нибудь, да найдём!»
В прихожую выскакивает жена:
‒ Ой, Серёжа! Проходи! Принёс?
Я окончательно теряюсь:
‒ Что принёс? Кому? Что тут происходит?!
‒ Не ори! Детей разбудишь! Давай, а сам проходи, чайку попьём, на жизнь пожалуемся, – предлагает жена другу.
Тот достаёт аккуратно перетянутую резинкой от трусов пачку долларов и протягивает жене:
‒ Девяносто два.
‒ Сейчас, – отвечает жена, бросается на кухню, хватает кастрюлю с гречкой, купленной по-советски – с запасом, выкапывает из сельхозпродукта семейные сбережения и протягивает гостю. ‒ Держи!
(Тут недоверчивый читатель может задать вопрос: «Почему это у банкира деньги в гречке, а не в банке?». Да потому, что жена считала кастрюлю понадежнее моего банка и оказалась права).
‒ Спасибо!
‒ Тебе спасибо!
‒ Может, прекратите обмен комплиментами и объясните, что тут за подпольная меняльная лавка?
Жена посмотрела на меня презрительно:
‒ Как не мог ты в доме гвоздя забить, так бесполезным и остался. Что же я, без денег, с одной любознательностью и тобой в придачу в Париж направлюсь? А детям подарки? А скатерть приличная? А родителям – ничего?!
На этом месте я понимаю, что сейчас вместо свадебного вояжа получу печальную повесть о пятнадцати годах мучений с мужем-романтиком.
‒ Птичка моя! Ну, почему ты такая вредная? Я просто хотел предупредить, что валюту самим вывозить – контрабанда.
Действительно, в те годы седой старины валюту положено было везти только старшему группы под присмотром «прикреплённого» товарища офицера. Выдавалась она уже по прибытии под роспись и квантами по 20 франков в день на человека – получил и «ни в чём себе не отказывай».
‒ Не бойся, не испорчу я твоей карьеры. Я проконсультировалась. Нынче женщин личному досмотру не подвергают без серьёзных оснований, а по моему внешнему виду в жизни не догадаются, что я под грудью доллары несу.
Жена у меня – женщина крупной отчаянности. Чтобы через границу – и без нарушений, фи! Не комильфо. В период карантина по птичьему гриппу протащила через таможню перепелиные яйца, а в разгар соляного дефицита решила вывезти в ту же Швейцарию две пачки русской соли, там, в горах, оказывается соль не та. Таможенники, завидев эти пачки на просветке, чуть не поставили меня лицом к стене, ноги шире – подумали: кокаин. Разорвали упаковку, начали пробовать. Я им культурно:
‒ Вы лучше понюхайте, сразу убедитесь.
Я в шутку, а таможенник в самом деле нюхнул. Пробовали соль нюхать? Попробуйте.
‒ Это что?! Соль?!
‒ Соль, я же говорил.
‒ Проходите, у нас приказа ненормальных задерживать нет.
«Ладно, – думаю, – две рохли на семью и впрямь перебор. Пусть везёт валюту, может и обойдется». Обошлось. Добрались-таки до города – мечты советского ителлигента.
Первые два дня всем стадом достопримечательности осматривали, а потом в группе полыхнул русский бунт.
‒ Не будем табором ходить! По интересам разобьёмся! Нам теперь свободу на родине дали, так мы её до Парижа донесём! – примерно такие лозунги звучали.
‒ Ладно, спокойно! – произнес дяденька, без погон, с лицом майора. – Вижу, бежать от родных берёз по «дороге просёлочной, которой не видно конца», никто не собирается, а на счёт разнообразных интересов совет могу дать. Тут километрах в двух магазин «Тати», там все наши отовариваются. Недорого и недалеко – деньги на транспорт сэкономите.
Естественно, разные интересы тут же совпали так плотно, как сейчас, по словам первого канала, совпадают дела «Единой России» и чаяния населения. Выстроились в походный порядок и тронулись, разве что строевую не грянули. «Крутой маршрут» был проторен аккурат по Пляс Пигаль. Витрины – с соответствующими картинками. Я думал, жена смутится, мне лично стало слегка некомфортно, а ей хоть бы что, чешет вдоль секса, «походка свободная, от бедра». С ориентировкой проблем не было – навстречу нагруженная клеёнчатыми сумками с надписью «TATI», двигалась нескончаемая вереница наших. Видели когда-нибудь муравьиную тропу? Очень похоже, только ощупывают друг друга не усиками, а взглядами на поклажу.
Вышли в заданный район, рассредоточились по прилавкам. Залы служат яркой иллюстрацией единения советского и африканского народов. Жена у входа застыла, напряглась вся, взгляд сосредоточенный.
‒ Ты чего? ‒ Спрашиваю.
‒ Не мешай, я должна собраться и… ринуться!
Ринулась, а я остался. Зачем давиться? Там, у входа, такие баки, похожие на мусорные, стоят. В них вещи разные. Я раскопал парочку на подарки – ничего так.
С тех пор каждое утро вместо разминки − бегом до «TATI», потом силовые упражнения: с сумками до отеля, после душ и завтрак. Здоровый образ жизни! Вся группа, как-то сплотилась, женщины похорошели, у мужей мускулы подналились. Только одной ячейке – семье опытного работника Внешторга не повезло. Они порешили на завтраках да ужинах сэкономить, ну и потравились «Краковской» – колбасой, с собой привезённой. Холодильника-то в номере не было.
Собственно, мы тоже на ужинах экономили. Жена сказала, что есть на завтраке надо побольше, а на обед брать с собой наворованное со столов на завтраке. Ужин же вообще вреден для здоровья.
Однако дня через три я выклянчил поход в продуктовый магазин: хоть что-нибудь на ужин прикупить – хлебца там, сухариков. Видимо супруга поняла, что совсем не кормить гужевой транспорт неразумно – может сумки из TATI на мостовую уронить, и отправились мы в ближайший продуктовый магазин.
Заходим в него, и я понимаю, почему погибла власть Советов. Магазин был самый завалящий, контингент покупателей – девушки с Пляс Пигаль. (Одна из них, чёрная, как Багира, как раз швыряла в корзинку сыр. Жена на неё чуть не бросилась – так стало обидно за фривольное обращение с дефицитом). А вот такого набора продуктов я не видел даже в спецраспределителе на площади Дзержинского, куда нам иногда доставал пропуск отец подруги жены, работавший в Моссовете. По суровой правде, выходило, что проститутки в Париже питаются лучше, чем партийная номенклатура.
У жены тоже чувства притупились, как говорил известный персонаж по поводу стола у бандитов: «Мне на твоё изобилие смотреть больно!». Я попытался, пользуясь её временной неадекватностью в восприятии мира, прикупить бутылочку пивка, однако это мгновенно вывело её из ступора, и попытка пропить франки была пресечена.
Ну, в общем, и правильно. Поскольку, когда я второй раз попал в Париж уже без любимой казначейши, попытка пропить удалась, с неприятным конфузом на финише. А дело было так. Накануне нашего отбытия к тонким колоскам на родных полях мы с приятелем решили посетить ресторан «Максим». Надо сказать, что внешне впечатления он не произвёл – к тому времени у нас были и покруче места. Действительно, что можно ожидать от ресторана, названого в честь пулемёта? Однако я углядел в меню вино выпуска 1926 года. «Давай, – говорю, – попробуем! Может, на родине завтра снова революция при такой-то власти случится – опять придётся “Плодово-ягодное” пить». Заказываем. Официант бормочет что-то и исчезает. Через некоторое время появляется солидный дядька – видимо, начальник ихний и спрашивает: «Вы точно хотите это вино?». Друг (он по-французски понимал достаточно, чтобы выпить суметь) отвечает, что да, конечно! Метрдотель аккуратно спрашивает: «Вас цена не смущает?». Тут уже я вскинулся, хотя, честно говоря, на цену забыл посмотреть: «Мы что, похожи на бомжей?». – «Да нет. Пока». Сами понимаете, что при такой диспозиции отказаться от заказа без ущерба для престижа России было невозможно. Начальник над винами удаляется и появляется вновь с какой-то грязной поллитровкой, причём несёт её по залу, как святой грааль, а все присутствующие поворачивают головы и смотрят на нас с сочувствием. Ставит её на стол, откупоривает, тяжело вздыхает, просит нашу кредитку и удаляется. Приятель мой, конечно, не преминул тут же нацарапать на пыли, покрывающей сосуд, неприличное слово из трёх букв.
‒ Ты чего делаешь?
‒ Да фигня! Никто здесь русского не знает в нужном объёме, а я удержаться не могу при виде так хорошо загрунтованной основы!
Тут за нашими спинами раздаётся культурное покашливание, и за стол к нам присаживается старушка благообразно-древнего вида.
‒ Господа! Я вижу, вы русские? Я эмигрантка с 1918 года, и мне очень хочется поговорить с живыми носителями современного русского языка. Вы, я вижу, ещё и что-то пишите на бутылке?
Мамочки родные! Больше добавить нечего.
А на следующее утро случился вышеупомянутый конфуз: вино сожрало все деньги на карточке, подчистую, так что оплатить задолженность за проживание было нечем. Еле вырвались. Приятель объяснил завресепшеном, что я представляю собой президента банка. (Одет я был по случаю дальней дороги в «треники» и футболку с надписью: «Демократический выбор России», выданную мне руководством соответствующей партии за любовь к демократии и начальству). Француз поднял брови и только и смог проговорить:
‒ О-о-о!
‒ Не о, а ого-го! – поправил его приятель и спросил: – Вот у вас во Франции президенты банков кидают отели на бабки?
‒ Нет, ничем таким не кидают.
‒ А что же ты к нам по национальной дискриминации привязался?
Француз молчал, как Наполеон под Бородино на требование пустить в дело старую гвардию.
‒ Ну тогда мы поехали, деньги на неделе пришлём.
И мы отбыли.
Возвращаюсь к свадебному вояжу. В конце концов моя нервная система не выдержала, и я высказался.
‒ Однако, что это мы всё в одно TATI гуляем? У нас свадебное путешествие или что?
‒ Согласна. В самом деле, давай посетим Дефанс.
Ура! Жена, оказывается, тоже романтизм заначила. Слово-то какое красивое – Дефанс! На романс похоже.
‒ Если уж путешествовать, так путешествовать! Выделю, пожалуй, средства на транспорт, а то до этого, с красивым названием, пешком долго добираться, – сказала жена.
‒ Неужто авто возьмём? – потерял я связь с реальностью.
‒ На такси моего романтизма не хватит, на метро путешествовать будем.
А что? В Москве туристов в метро водят, почему бы и нам на чрево Парижа не поглядеть? Одноимённый рынок-то закрыли, как впоследствии наш «Черкизон», так что чревом, по понятиям, теперь метро должно быть.
Пока ехали, ничего достопримечательного не заметил – может, смотрел плохо? Чрево оно и есть. Грязноватое и пахнет соответствующе.
Выводит меня жена наверх на конечной станции и предупреждает:
‒ Билет не потеряй, я его в оба конца приобрела, раз уж у нас опять любовь.
Вышли, осмотрелся я – приличненько так. Правда на место свиданий Ромео и его пассии не похоже – стиль не тот. Небоскрёбы какие-то.
− И где же мы вздыхать будем? Дефанс-то где?
− Щас, покажу, обвздыхаешься, – говорит жена.
Тащит меня к дверям ближайшего небоскрёба, заталкивает в них, и куда мы попадаем? Правильно, в магазин! Дефанс-то торговым центром обернулся. Что поделать, такова сокровенная жизнь сердца замужней женщины. Вывод: не всегда красивое слово означает нечто поэтическое – «ремонт», к примеру.
Единственная радость: нашёл я в этих джунглях ширпотреба трансформеры для младшего, так что считай медовые десять дней недаром прошли. Загрузила меня жена продуктами капитализма, так что похож я стал на студента, возвращающегося после барщины на овощебазе. Только после этого вывела из катакомб Али-Бабы.
Кстати, положение моё – сумки в руках, в зубах и за плечами – напомнило мне один случай. Послали меня как-то в году 1980-м на эту самую овощебазу капусту заготавливать. (Странное дело, при социализме всё было для блага народа, но почему-то для прокорма этого объекта всеобщих забот постоянно не хватало продуктов и рабочих рук). Вы видели, как этот процесс происходит? Держись, кто квашеную капусту любит, сейчас рассказывать начну!
Стоит вросшая в землю, как старая крепость, огромная бочка – диаметром метров шесть, а глубины – не знаю какой, я во вторую смену попал, капуста там уже была. Однако от уровня народной закуски до края – больше моего роста. Выдают мне резиновые сапоги, телогрейку и шапку-ушанку. (За окном конец августа). «Это, – говорят, – спецодежда: производство пищевое, стерильность нужна». Подводят к борту циклопической постройки:
‒ Прыгай вниз!
‒ А как же назад?
‒ Разговорчики на производстве! Прыгай!
Прыгнул – по колени в капусту ушёл, как Иван, крестьянский сын, от удара Горыныча. В тот же момент из трубы над бочкой на меня начинает сыпаться мелко нарезанный продукт.
‒ Беги! – кричит девушка-бригадир. – Стоять будешь – засосёт!
Я начинаю прыгать на борта бочки, пытаясь зацепиться за край. Ничего не выходит – ноги в капусту проваливаются, оттолкнутся не получается.
‒ Ты куда, придурок?! По кругу беги, утаптывай, а то не проквасится!
‒ А как же я отсюда выскочу?! Я же погибнуть могу, меня ж засыпает! Ноги вязнут!
‒ Не дрейфь, очкарик! Авось не засыплет! До краёв наберётся, тогда и выскочишь! Да голенищами капусту-то не черпай! Колени выше!
Обнадежив меня, девушка удаляется, а я несусь по кругу, что твоя цирковая лошадь. Пот с меня в чан градом, телогрейка с ушанкой в августе – это вам не бельё от «Intimissimi». На соли они, что ли, экономят, пот взамен используют? Попробовал ушанку скинуть – нет, правильно выдали, капуста без неё в глаза и за шиворот попадает, приятного мало.
Долго я после этого квашеную капусту есть отказывался, да время лечит даже аллергию – подзабыл постепенно детали, начал снова закусывать.
Сильно я в тот раз на Моспищеторг обиделся и решил, что вправе получить компенсацию – украсть капусты, сколько унесу. Надо сказать, что кочаны были на загляденье – крупные, крепкие. Такие до магазина никогда не доходили. Погрузил дары природы в предусмотрительно захваченный рюкзак, да вот незадача, поднять не могу, а выгружать жадно. Однако мой друг, сдававший норматив по бегу в соседней бочке, нашёл выход.
‒ Клади рюкзак на землю лямками вверх. Так, ложись спиной на рюкзак, руки в лямки просовывай. Получилось? Теперь руку давай и, как дёрну, телом вперёд рванись. Ну вот, встали, а ты беспокоился, что не украдёшь!
К проходной, понятно, желания идти не было, так что потопал я прямиком к бетонному забору, отгораживающему этот край изобилия от публики. Стал думать, как с рюкзаком на ту сторону перебраться. Но недаром я учение Нютона штудировал, знал про кинетическую энергию. Раскрутил рюкзак и запустил его поверх забора. Сам за лямочки ухватился – полетели мы, рюкзак и я, вместе, как Союз–Аполлон. Но что-то я, видимо, в теории полёта не доучил. В результате рюкзак и предплечья оказались по ту сторону забора, а всё остальное по эту. Причём ни одна из частей конструкции до земли не доставала.
Вишу в задумчивости. Можно, конечно, рюкзак отпустить, а потом самому через забор перебраться. Однако забор высокий, без помощи кинетической энергии рюкзака осложнения возникнуть могут. Есть ещё возможность через проходную пробежать до места приземления тары с капустой, да на этот обходной манёвр много времени уйдёт. Народ-то у нас – без чести и совести, украсть наворованное могут. А время поджимает, охрана посторонний предмет на заборе вот-вот засечёт.
Однако плохо я о нашем народе думал. Шли мимо рабочие со смены:
‒ Что, человек умственного труда (по очкам определили), застрял? Продукт для семьи вынести и то толком не можешь! Правильно про интеллигенцию говорят – никакой вы не класс, так, прослойка. Ну-ка, ребятЫ, возьмём шефство, не бросим в беде на заборе!
Как дёрнули они рюкзак, так я и перелетел на ту сторону, крепко держась за лямки. Подняли меня, котомку помогли надеть, дорогу от забора до станции показали, чтоб не мимо проходной идти. Что не говори, а союз рабочего класса, крестьянства и трудовой интеллигенции на самом деле был.
Вот о чём я думал, когда, мало отличаясь от верблюда на задании, топал к станции метро c названием, напоминающим романс. Дошли до входа, суём билетики в автомат, а он глотать не желает – отплёвывается. На втором десятке попыток решили призвать на помощь служителя Аида, с цветом кожи, подобранным в тон подземному царству. Он-то нам и объяснил на жуткой смеси английского, французского и суахили, что билеты наши не действуют, поскольку мы, невзначай, пересекли какую-то зону. «Так что по “пятнашке” вам, граждане», за билет.
Услышав, что за вторичный осмотр внутренностей города поэтов и художников придётся отдать тридцать франков, жена трубит отступление и покидает радушный метрополитен. Выбравшись на поверхность, стали решать, как багаж до отеля доставить. О такси напоминать, конечно, не надо было, а других мыслей у меня не имелось, поэтому я сосредоточенно молчал.
‒ Пойдём-ка вот эту достопримечательность осмотрим, – предложила жена, показывая на квадратную арку огромных размеров, стоящую посреди площади. Спорить сил уже не было – пошёл осматривать. Поднялись на самый верх, Париж, как на ладони.
‒ Во-о-н видишь, Площадь Звезды? – мечтательно произносит супруга.
‒ Вижу. Красиво! У самого горизонта, в дымке, как на картинах Моне.
‒ Да, красиво, а главное наш отель от неё километрах в двух, не больше.
‒ Ну и что? – почуял я недоброе.
‒ А ни что! Теперь куда идти знаем, вперёд! К вечеру дойдём.
Вот это было настоящее свадебное путешествие – «не дрёма да скука»!
Глава вторая. НОРМАЛЬНЫЙ БАНК.
КАРЬЕРА: ВИДЫ, ЭТАПЫ, МОДЕЛИ
«Славная была охота!». Акела
Эпизод первый. Бумага
«Без бумажки – ты букашка
А с бумажкой – человек».
В. И. Лебедев-Кумач
‒ Сдам я тебя, пожалуй, в аренду в нормальный банк. Поработаешь, опыта наберёшься.
К кипучей энергии отца я уже привык, но это было что-то новенькое. Не может быть, чтобы он отпустил сотрудника, трудившегося за обещание светлого завтра. Наверняка бизнес-задумка, о которой мне пока лучше не ведать. Зная по опыту, что заставить отца говорить, о чём он не хочет, всё равно, что заставить Анку-пулемётчицу выдать Петьку белоказакам, я подчинился.
Позвонив по указанному номеру и назвав пароль – ФИО шефа, я прибыл по адресу. Нормальный банк располагался во дворах между Цветным бульваром и Сретенкой. Если верить Гиляровскому, в бывшем публичном доме.
Захожу, просачиваюсь мимо охранника – этому я уже научился, пытаюсь найти кабинет Председателя Правления. И тут мудрость предка, о которой я упоминал выше, даёт сбой. Никакой ковровой дорожки нет, в помещении всего три комнаты. На одной написано (непосредственно на двери, от руки): «Касса. Не входить!». Ясно, что начальник и касса – вещи совместимые только в день зарплаты. В двух других комнатёнках (метров по 10 кв.) сидит–стоит–лежит человек 25.
В коридорчике, рядом с девушкой с телефоном,
на ящиках с надписью по-английски: «PC», перегораживая ногами проход, развалился молодой парень атлетического телосложения, в камуфляже и с кобурой на ремне, весь потный. (Охранник? Да нет. Охранник вон у дверей трётся). К себе я ничьего внимания не привлёк. Оно и понятно, появление ещё одной единицы в помещении, где находиться человек 25-27, не превышает уровень случайной погрешности наблюдения. Это хорошо: есть время оглядеться. В офисе, как в бою, для лица подчинённого, самое главное: слиться с окружающим ландшафтом.
Девушка в коридоре одновременно варит кофе, разбирает какие-то бумаги, разговаривает по телефону и читает вслух Омар-Хайямовские рубаи (наверное, у бурятов училась два звука одновременно произносить). Охранник дремлет у входной двери, из комнат валит табачный дым, вокруг гвалт, стучат принтеры, в кассе кричит ребёнок. Работа кипит, аж пол подпрыгивает, разобрать, где искать начальника, не представляется возможным.
Тут из комнатёнки (какой из двух – засечь не успел) выскакивает задыхающийся дядька и, обращаясь к парню в камуфляже, орёт:
‒ Савельич, ты что отдыхаешь на рабочем месте?! Давай, договор подписывай – клиент с крючка сходит!
Савельич достаёт из кобуры «паркер» с золотым пером и начинает расписываться.
Я шёпотом обращаюсь к девушке, указывая на дядьку:
‒ Не это ли Председатель Правления?
‒ Нет, Председатель вот.
Кладет руку на плечо парня в камуфляже. Тот не реагирует, продолжая расписываться.
‒ Видал, какая авторучка? У нас в банке одна такая!
Да, надо взять на вооружение ещё одну народную примету: если есть дорогая авторучка, где-то поблизости начальник.
‒ А чего это он так: с кобурой и в камуфляже? Маскируется, не хочет, чтобы его беспокоили?
‒ Да нет, просто он сейчас инкассировал клиентов, ну их деньги нам привозил, видишь, упарился. Мешки-то нелёгкие, денег, слава богу, много! А камуфляж и кобура ‒ так у нас охранник пока один, вот Савельич из себя конвой и изображает, бандитов отпугивает. А собственно, что это ты интересуешься, ты вообще кто? ‒ С подозрением спросила меня любительница средневековой персидской поэзии.
Тут я гордо говорю пароль – папино ФИО.
‒ А-а-а, ибн-Захарыч!
Хлопает по плечу парня в камуфляже.
‒ К вам клиент от Захарыча.
‒ Очень рад. Прошу в кабинет.
Втискиваемся в одну из комнат. Я держусь в фарватере, иначе сомнут. Всё это мне живо напоминает посадку в автобус у метро Новослободская.
‒ Освободите место! Не видите, посетитель у меня!
Человека три-четыре встали из-за стола или слезли с него, остальные слегка потеснились.
‒ На работу тебя берём начальником отдела информации, зарплата 700 рублей.
Прежняя моя зарплата – 260. Состояние в этот момент у меня было, как у моего заведующего лабораторией после того, как он поднял кабель, подключённый к напряжению в полтора киловольта. (Аспирант попросил подать ему этот провод, а когда волосы у доктора наук заискрили, хладнокровно заметил, обращаясь ко мне: «Я же говорил: под напряжением, а ты – отключил, отключил!»).
‒ Когда приступать и где будет моё рабочее место?
‒ Приступать немедленно, а рабочее место твоё во дворе – иди информацию собирай, я тебя сюда не втисну. Хочешь, компьютер с собой возьми.
Опять шок. Вот так просто: возьми компьютер? В НИИ мы, чтобы поработать два часа на компьютере, две недели в очереди стояли. (В филиале отцовского банка его и вовсе не было, баланс я сводил вручную, «шахматкой». Кто знает, оценит).
‒ А какую информацию?
‒ А любую, но такую полезную, чтоб в дрожь бросало. Ну, иди и без информации не возвращайся. Эй, выдайте ему компьютер!
В дверях охранник сунул мне в руки два больших ящика и мягко вытолкнул за дверь. Я решил больше вопросов не задавать, чтоб не спугнуть удачу и отправился прямиком домой. Радость моих детей пером не описать – в ящике оказались ещё и дискеты с играми!
С этого дня жена не могла спать по ночам из-за рёва авиационных моторов (звук у компа не отключался): начальник отдела информации летел бомбить секретные объекты на территории СССР – игры были американские.
Однако 700 рэ давили на совесть. (Указанную сумму мне, действительно, выдали за дверью с надписью химическим карандашом: «Касса»). Поэтому какую-никакую информацию добыть я был должен. Вот только какую? Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что.
Исходя из здравого смысла, никакая информация Нормальному банку была нафиг не нужна, а нужен был дефицит. Это уже был большой шаг к пониманию момента. Оставалось узнать, в чём нуждается контора, возящая деньги мешками, раздающая прямо из них немыслимые зарплаты и одаривающая детей сотрудников компьютерами.
Слава богу, я фильмы про шпионов с детства любил и, следовательно, знал основной метод добычи нужных сведений на просторах Союза свободолюбивых республик: надо было подружиться с сотрудниками, находящимися в состоянии лёгкого алкогольного опьянения.
Дальше всё пошло как по маслу. Дождавшись конца рабочего дня (я уважал КЗОТ), появляюсь в Нормальном банке с сумками, набитыми выпивкой и закусоном, купленном на Центральном рынке. (Прежней зарплаты в этом роге изобилия хватало только на обзор продуктов).
