Read the book: «Яна»
А что потом? Фильм первый
Травинка пробивается на свет
сквозь маленькую трещину в асфальте,
травинка как-то чувствует про свет!
Наблюдение юного натуралиста
ЯНА
Вечер угасал так тягостно… Впереди опять бессонная ночь, и настроение было ни к чёрту.
Чуть помедлив, она открыла большую дорожную сумку, под завязку набитую деньгами. Повертела в руке пачку пятитысячных, задумчиво пошелестела купюрами и вдруг услышала чьи-то шаги.
Там, на лестничной площадке, будто кто-то подошел к двери. Может, это он?! Тревожная радость всколыхнула грудь, заметалась и тонкой дрожью пробежала по телу. Сейчас позвонит. Она оглянулась, замерла и прислушалась. Сердце трепетно стучало по вискам. Сейчас он нажмет кнопку и позвонит. Но никто не звонил. Показалось. Вроде всё тихо.
Она повернулась, разжала стиснутые пальцы, и пачка купюр упала на стол. Рядом она положила вторую, затем третью… Нет, но она же слышала, она слышала эти шаги! Почему он не звонит?
Она бросилась в прихожую, запыхавшись от волнения, распахнула входную дверь – никого. Пустота коридора, гулкое сердечное эхо и никого. Она захлопнула дверь и, пытаясь обуздать дыхание, прижалась к ней спиной. Подошел, постоял и ушел. Нет, он бы не ушел, он бы не смог. Значит, это не он. Тогда кто? Никто. Показалось. Надо спешить.
Она торопливо вернулась в гостиную, опрокинула сумку, вытряхнула все деньги на стол и принялась считать, складывая пачки в столбики по четыре миллиона. Не досчитав, бросилась собирать вещи в маленький чемоданчик на колесиках. Она лихорадочно металась среди разбросанных всюду вещей, не зная, что схватить, кидалась из комнаты в комнату, внезапно вернулась к деньгам, крепко сдавила виски ладонями и прошла на кухню. Выпила сразу две таблетки, заварила кофе, устало опустилась на стул и закурила.
На кухне бардак, в квартире всё вверх дном. После обыска она так и не смогла заставить себя прибраться. Теперь уже не до этого, да и раньше, в общем, было уже ни к чему. Сейчас нужно торопиться, спешить. Пересчитать деньги, быстро собраться и в путь.
Она глубоко затянулась, тонкой струйкой выпустила дым, задумалась. Пересчитать деньги, собрать чемодан и куда? Впереди, будто и не было ничего. Она вдруг вспомнила себя молоденькой девушкой, решительной, наивной и смелой. На душе стало светло, тоскливо и грустно.
Давно ли это было?..
СЕМЬ ЛЕТ НАЗАД
По оживленной улице в свете рекламных огней привычным темпом прыгающей походки с рюкзаком на плече шел молодой человек в очках. Это Евгений, ему всего двадцать три, а он уже удачливый финансист и подающий надежды прогрессивный общественный деятель – кумир молодежи. У него длинные волосы, хорошее настроение и обаятельная улыбка.
Евгений ещё в детстве понял, что все его желания имеют общий эквивалент. Чуть позже он узнал, что эквивалент сосредоточен в сфере политики и финансов. Именно там, как казалось ему, источник свободы и самых невероятных возможностей.
Своё восхождение начал Евгений с финансов и постепенно приближался к надстройке.
Делать деньги из воздуха он научился быстро, причём давалось ему это без особого труда, а вот дальше было немного сложнее.
Он знал, что миром правят идеи, но все флаги были разобраны, роли расписаны, и путь на сцену охранялся очень строго. Евгений всё же заметил свободную нишу и стал активно вербовать сторонников. С лозунгом «Свобода превыше всего!» он быстро набирал популярность среди молодежи. Но после дружеской беседы с компетентными людьми Евгений понял, что и на этом пути каждый шаг, как по минному полю, каждый жест, как рисковая сделка на бирже.
Он, конечно, удачлив, но всегда нужно быть осторожным, чутким, внимательным к свежему ветру и знакам. Исходя из простого житейского здравого смысла, Евгений решил, что пока в первый ряд торопиться не надо, и ограничился укреплением социальной базы. Вот года через три-четыре, когда его сторонники вступят в права, вот тогда и придет его время. Он хоть и сбавил обороты, но агитацию и пропаганду продолжал, терпеливо наращивал рейтинг. Параллельно спекулировал на бирже и обрастал клиентами.
В общем-то всё шло отлично. Текущий профит радовал душу, банковский счет возрастал неуклонно, и через полгода можно будет подумать о собственной квартире. Одну комнату он отведет под кабинет, другую под библиотеку, гостиная должна быть просторной и ещё нужна небольшая уютная спальня, но всё это, конечно, мелочи, цветочки. Главное – всё же авторитет и растущее влияние среди молодежи, именно это позволяло ему строить поистине грандиозные планы с далеко идущими целями. Всё получалось, и профит, и рейтинг, и банковский счет – всё было супер.
Вполне уверенный в завтрашнем дне, Евгений шел к остановке автобуса и по привычке улыбался встречным лицам. Сверкающий блеск рекламных огней поднимал и без того ликующее настроение. Впереди блестящие перспективы, интересная жизнь и бесконечно счастливые дни.
Услышав сигнал входящего сообщения, Евгений остановился и пару раз пробежал глазами по тексту. «Вышегорский район, это же этот… – чуть задумавшись, он поднял голову к небу. – Ну, конечно, это же машзавод "Титан пресс", – вспомнил он. – Что же, тогда… падающего подтолкни», – подумал Евгений.
Как монетизировать эту информацию, он понял сразу, но внезапно возникшая схема представлялась ему слишком сложной. Нужно было срочно придумать что-нибудь проще. Варианты один за другим уже вертелись в голове, ему оставалось только выбрать самый эффективный. Евгений выбирал и, стараясь ничего не упустить, обдумывал каждую мелочь.
В этот неподходящий момент к нему подошла Яна, хрупкая, нелепо одетая девушка с непосредственным взглядом.
– Хочешь кофе? – спросила она. – Я могу составить тебе компанию.
– Секунду, – решительным жестом Евгений прервал незнакомку и ещё раз перечитал сообщение.
Яна не ожидала такого «стоп!» на первом слове и слегка возмутилась, и слегка растерялась.
Каких-то пару минут назад она даже представить себе не могла, что он – это он. Но когда увидела его среди прохожих, сразу решила, что лучшее – враг хорошего. Парень полон сил, достаточно образован, доброжелателен и, скорее всего, внимателен к людям. Без сомнения, он будет рад знакомству. А он даже не взглянул! Отмахнулся, как от мухи. Нет, к мухе бывает больше внимания, если, конечно, она достаточно назойлива. Яне совсем не хотелось быть мухой, тем более назойливой, но тащиться на вокзал, ждать электричку, потом ещё по лесу к отцовскому дому пешком, а уже темно, и скоро ночь. Но главное совсем не в этом! Сегодня она поставила перед собой задачу стратегическую. Парень, конечно, так себе – хлюпик в очках, но очки ему идут…
– Простите, вы что-то сказали? – подняв голову, спросил Евгений и привычно улыбнулся.
– Я спрашиваю, не хочешь ли ты кофе? – уже без прежнего задора повторила вопрос Яна и сразу добавила: – Если да, могу составить тебе компанию.
– А если нет? – спросил Евгений.
«Он что, грубит? – подумала Яна. – Если нет, то пошел к чёрту!» – вертелось на языке, но она сдержалась и тихим голосом произнесла:
– Могу заплатить, если это проблема…
Она немного сникла, всё пошло не так, не заладилось с самого начала, и огонек в глазах её заметно потускнел.
– Простите, мы знакомы? – на всякий случай спросил Евгений.
– Разве это важно? – вслух подумала Яна. – Если чего-то хочешь – делай! Иначе никогда не достигнешь намеченной цели, – затухающим голосом сказала она.
– Значит, ты хочешь кофе? – уточнил Евгений.
– Конечно, нет! При чём тут кофе?! – оживилась Яна.
Взяв себя в руки, она вновь ощутила прилив сил. Без этой волны азарта трудно быть убедительной. Яна умела возбуждать в себе эту волну, но напряжение сил часто приводило её к срыву в беспомощность. А вот этого сейчас она не могла допустить. Ведь она же решила, что пришло время, что именно сейчас ей нужен настоящий друг, с которым можно было бы строить планы и двигаться к цели, а цель, как она полагала, у всех одна. Но пробиваться в одиночку… нереально, нет, ей обязательно нужен друг, опора, помощник. И его, этого друга, она должна выбрать сама, не полагаясь на случай, именно сама.
Из нескольких десятков лиц, в которые Яна пристально вглядывалась в этот вечер, она отметила Евгения. Его тощая фигура, энергичный пружинистый шаг, обаятельная и вместе с тем загадочная улыбка, да и очки прекрасно сочетались с осмысленным взглядом, очевидно, что он далеко не глуп. Но самое главное то, что он остановился – это был знак!
И вот теперь, когда он предложил ей кофе… Конечно, нет! Какой кофе? При чём тут кофе? Она с готовностью начала излагать ему свой план, демонстрируя тонкую книжку в мягкой обложке.
– Вот книга, там… чтобы добиться успеха, чтобы… Короче, ставь цель, делай шаг, решай проблему. Понимаешь, если просто читать… и что? Просто читать, это падать в осадок, это значит отстой.
– И при чём тут я?
Евгений всегда уставал от пустой болтовни. Но Яну уже понесло.
– Ну, все же стремятся к успеху! Посмотри, все бегут, а ты остановился. Я стояла там, под фонарем, читала на этой странице. В одном месте, в одно и то же время – это знак! Я смотрела на тебя, а ты посмотрел на меня!
– Честно говоря… – замялся Евгений.
– Честно говоря, – перебила Яна, – тебе нужно быть внимательнее. Ты улыбался, но ты весь такой в себе, а кругом люди. Нужно коммуницировать, искать совместный интерес, общаться, например, под кофе.
«Она уже ставит оценки и учит меня жить, – подумал Евгений. – Это перебор».
– Всё-таки ты хочешь кофе, или я чего-то не понял?! – с тяжелым вздохом произнес он.
– Нет, конечно, нет. В смысле да, я же только что сказала, при чём тут кофе! – возмутилась Яна.
Она раздражала его всё больше, и он не смог этого скрыть.
– Слушай, почему я до сих пор с тобой разговариваю?
Этот вопрос он задал хоть и вслух, но, конечно, себе. При этом ему стало как-то неловко. Он вдруг увидел, что эта напористая, наглая девушка на самом деле есть нечто простое, нежное, ранимое и беззащитное. Евгений улыбнулся.
«Он улыбается всем, нет только тебе… – пронеслось в ушах Яны из какой-то песни. – Кажется, он ничего не понял».
– Смотри, – сказала она, – все спешат, видишь, они при делах. Но у них ничего не получается, а ведь у каждого есть шанс, только нельзя стоять, пойдем!
Яна решительно взяла его под руку и потянула вперед, увлекая в вечерний поток спешащих по домам.
«Бедная девочка! – подумал Евгений, глядя на книжку в мягкой обложке. – Как же всё-таки действует на людей это бульварное чтиво!»
Он поймал себя на мысли, вернее, на желании обнять эту хрупкую несчастную девушку, но не так чтобы… а по-дружески, пожалеть, утешить, сказать, что всё будет хорошо. Потом бы уйти, но они уже шли под руку, и оттолкнуть эту детскую, как ему показалось, наивность неофита, он уже не мог и сопротивляться не стал. Тем более что она так забавно тарахтела.
– Я учусь в театральном, – продолжала Яна. – Это к тому, чтобы ты не думал, что я какая-то там… но дело не в этом. Да, я должна быть наблюдательной, убедительной и так далее… Но обстоятельства, случай! Ставь цель – куда шагать? Секрет в том, что в жизни главное – быть в тренде! А там просто держись сильного, лови момент, и ты первый!
Она только-только поступила в театральное училище, поступила уверенно, сама, без протекции. Да и откуда протекция у девушки из леспромхоза?! Она всё должна делать сама. Она привыкла. Она уже знает, что проблемы нужно решать по мере их поступления и что самый длинный путь начинается с первого шага. Она готова шагать, она уже делает эти шаги, но какой из них первый? – неизвестно. А пока: они идут к остановке, и Яна продолжает говорить слова:
– Подогнать обстоятельства под себя, продавить, прогнуть! Или, наоборот, себя так настроить, чтобы как-то изменить, знаешь, даже сломать, а что? Да, сломать, но пробиваться, двигаться к цели, во что бы то ни стало добиваться своего, и никогда не сдаваться, и уж конечно не сломаться, в этом же всё дело, в этом, понимаешь!
Слова сливались с уличным шумом, не умолкая, прыгнули в уходящий автобус, который, с трудом сомкнув свои двери, втиснулся в поток слепящих фар.
Глава 1
СЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Поздним вечером, дождавшись разрешающего сигнала светофора, новенький серебристый «Лексус» нервно рванул с перекрестка. За рулем Евгений. К его длинным волосам добавились жидкие усики с такой же бородкой, линзы в очках стали чуть толще, а вот улыбка – чуть реже.
Яна заметно преобразилась, превратившись в стильную, симпатичную, не лишенную светского блеска девушку.
– Я ушла из театра, чтобы жить, Женя, жить, и не когда-нибудь там, а сейчас! И я не намерена ограничивать себя набором твоих идиотских умозрений.
– Послушай, как можно жить одним днем? – возмутился Евгений. – Ну хорошо, хорошо, живи как хочешь, я только против жизни в кредит. Это твое «не ограничивать» и мои возможности… Я стараюсь, делаю всё, что в моих силах. Я уже сам в долгах, но ты хотя бы, пожалуйста, не навязывай мне свои взгляды.
– Я не навязываю, Женя, зачем тебе эти рамки? Ты же всегда говорил о свободе!
– Моя свобода основана на моих возможностях и заканчивается там, где начинается чужой локоть.
– Это не работает, Женя! Твои принципы ограничивают только тебя. Локоть соседа врежет тебе в ухо и спихнет с трассы на первом же повороте – в аут!
– Ты не понимаешь, – с досадой сказал Евгений, – это философия жизни, концепт. Я утверждаю свободу как высшую ценность, а принцип ненасилия и уважение к личности – это основа свободы!
– Не сходи с ума, Женя! Ты же знаешь, что жизнь – это action! Значит, активность, действие, то есть агрессия. Локти для того и нужны, чтобы двигать, чтобы приближаться к цели, иначе тебя задвинут, да так задвинут, что и костей не соберешь. Когда идешь вперед, нельзя тормозить, нельзя останавливаться, нельзя, чтобы тебя догнал какой-нибудь урод, потому что…
Евгений нажал на тормоз, и Яна, едва успев вытянуть руки, уперлась в переднюю панель.
– Приехали, – буркнул Евгений, отвернувшись в сторону.
– Зайдешь? – проглотив недовольство, спросила Яна.
– Нет, – жестко сказал Евгений.
– Женечка, не сердись, не подводи меня, придумай что-нибудь, ты же можешь!
– В лучшем случае через месяц, – сказал он.
– Какой месяц, Женя! Ты же знаешь, деньги нужны вчера. Женя, я в тебя верю, постарайся, пожалуйста, хорошо?! Договорились?!
Яна невинно улыбнулась. Какое-то время она держала улыбку и, не дождавшись ответа, решила, что молчание – знак согласия.
– Ну, всё? До завтра? Пока-пока! – Она чмокнула его в щеку и вышла из машины.
Семь лет они прожили бурно, на одном дыхании, хотя и нельзя было сказать, что душа в душу, зато порывисто, с безумством и приступами настоящей страсти. Казалось бы, парадоксально, но каждому из них хотелось жить иначе.
Евгений сетовал на суету и отсутствие смыслов. Яна вроде бы соглашалась, много говорила о будущем и с каждым днем всё больше тратилась на повседневность.
Он считал, что для начала было бы неплохо взять под контроль аппетиты и попытаться жить по средствам. Но экономить она не умела, да и не хотела, душа её рвалась навстречу жизни с растущим ежедневно нетерпением.
Два года тому назад, когда после учебы Яна поступила на службу в театр, она мечтала, она была даже уверена, что обязательно будет играть Андромаху в трагедии Жана Расина. Как же ей хотелось выплеснуть со сцены все чувства, что рвались наружу, нетерпеливо распирая грудь. Она же далеко не понаслышке знала, каково это – действительно страдать. Страдать немыслимо, теряя, что роднит ещё живое с жизнью. Страдать, как не страдала даже Гектора несчастная вдова. Страдать… Страдать и мстить. В отличие от Гермионы, она могла бы вечно мстить, не сожалея, за каждый гнусный день, за каждое мгновение, прожитое ребенком среди пошлости и грязи на вокзале. Мстить всем обидчикам на свете, жестоко, без сомнений, безжалостно и сладострастно. По мановению руки казнить и миловать возможно лишь на сцене, жизнь только там, взойти и взять её – ближайшая задача. У ног своих увидеть властелина мира, что ловит благосклонный взгляд с мольбой о нисхождении. Призреть, поднять с колен, обнять или, напротив, пренебречь, низринуть в прах и навсегда отвергнуть? Вот в чём вопрос.
Ах, как бушуют эти страсти в третьем акте, любовь и ненависть горят в душе всепоглощающим огнем – вот что есть жизни высшее начало.
Подумать только, под аплодисменты, под крики «браво!» она, великая, сияющая счастьем, выйдет на бис и скажет: «Слушайте, люди, я – чайка. Смотрите: я… актриса!»
Однако на пути к заветной цели стояла лучшая подруга, так бывает. Наташа незримо влияла на всё происходящее в театре, Наташа незримо влияла на всё происходящее в театре, но ведущая актриса и лучшая подруга, держала Яну на задворках сцены. На просьбы как-то посодействовать, помочь с достойной ролью Наташа отвечала, что режиссер у нас вроде как признанный гений и диктата не потерпит, так что жди, когда-нибудь придет твой звездный час.
Но сколько можно среди кичливых пышных декораций шуршать по сцене в фартуке служанки, в переднике на абсолютно обнаженном теле! В больном воображении всегда взъерошенного чудо-режиссера это якобы был символ непорочной чистоты.
«Позорище и бред. Нет уж, довольно. С таким репертуаром это не театр. Что это за пьесы? Нагромождение пошлых фраз и зеркало всех отвратительных перверсий, накопленных за много лет всеобщего разврата, – так думала она, сходя со сцены. – Куда ведет с таким поводырем дорога? Где низкого падения пределы? Уже сама любовь низведена в пучину мерзких извращений. О господи, тлетворно, пусто, к чёрту! Возможно ли служить за этот медный, он же ломаный, несчастный и ничтожный грош? Ну нет уж, нет, ещё раз нет и нет! Прощайте, лицедеи! И знайте, жизнь, полная тревог, страстей, переживаний и сомнений, – не здесь!»
Так, скрепя сердце, со слезами, но энергично и круто сменив направление собственной жизни, Яна покинула сцену с твердым убеждением, что обязательно вернется, и не просто, а с триумфом. Она ещё произведет фурор своей игрой на сцене, но чуть позже, а пока необходимо удержаться на плаву, встать на ноги, исходя из своих представлений о достоинстве достатка.
Евгений не остался в стороне, он помог ей закончить бизнес-школу и устроиться в банк. И хотя все попытки хоть как-то натаскать её по финансам и кредиту провалились, Яне удалось продвинуться, и к этому моменту она уже возглавляла кредитный отдел. С работой она справлялась неплохо, в том числе и потому, что клиенты велись на любой продукт из её рук. Считает она до сих пор плохо, но андеррайтинг определяет безошибочно, на глаз.
Вместе с тем её когда-то былая непосредственность всё больше вытеснялась ростками высокомерия.
Женя, конечно, хороший парень, но как спутник по жизни… не тянет. Да, он близкий, почти родной человек, он до сих пор полезен, но Яна, как ей уже тогда казалось, должна смотреть дальше.
Поднявшись на девятый этаж, Яна зашла в свою новую трехкомнатную квартиру, обустроенную в стиле хай-тек, скинула босоножки, бросила на диван свою сумочку и… в дверь постучали…
«Женя! – подумала она и кинулась открывать. – Наверняка он что-то придумал, нашел, принес… Возможно, прямо сейчас всё уладится!» – Она почти повернула барашек врезной щеколды… – «Почему он стучит, а не звонит?» – пронеслось у неё в голове.
Дверной звонок у Яны особенный, посторонний мог и не заметить стилизованную кнопку, расположенную там, где ручка, но Женя об этом знал.
Стук в дверь повторился ещё настойчивей и громче. – «Это не Женя», – поняла Яна и осторожно заглянула в глазок.
За дверью стояли два подозрительных незнакомца. «Коллекторы, – догадалась Яна. – Пришли вышибать долги. Бандиты. Дождалась. Значит, Лёва всё-таки скинул мою ипотеку, продал, сволочь. Как он мог?! Надеялась, дура, поверила, что спишет как невозврат. Идиотка. Что же теперь? Что теперь делать?» – думала Яна, подпирая дверь, в которую с другой стороны настойчиво стучали кулаком.
***
Через два часа из темноты соснового леса двое в черном волокли по земле бездыханное тело. Они появились в слабом свете уличного фонаря, затащили тело в деревянное здание свинарника и бросили в зловонную жижу. Один из них разлил из бутылки зажигательную смесь, другой бросил горящую спичку. Убедившись, что огонь уже не отступит, они покинули сарай и скрылись в лесу.
***
Ещё через час у горящего свинарника хаотично метались люди. Их потные, грязные от сажи лица освещались бликами огня. Среди них заметно выделялся отец Яны – Лесник, временно исполняющий обязанности председателя леспромхоза. Он пытался руководить тушением пожара, но из-за треска, криков и прочего шума его громкий голос был едва слышен:
– Багор, сюда! Быстро сюда! – осипшим голосом кричал он.
Мужчина в брезентовом плаще и рукавицах зацепил багром деревянные ворота. Ворота слетели с прогнивших петель. Мужчина нахлобучил на голову капюшон и забежал в горящий свинарник, из которого с визгом побежали свиньи.
Механик пытался запустить дизельный насос, который затарахтел и, фыркнув водой из шланга, заглох, затарахтел и снова заглох. Механик со злостью ударил его ногой.
Выплеснув очередное ведро воды в окно горящего здания, мужчина в куртке швырнул пустое ведро на землю.
Пламя уже полностью охватило крышу, и люди беспомощно смотрели на всепожирающую стихию огня.
– Вот оно как, – вслух подумал Лесник. – Вот и нет фермы. Сгорела.
«Так и пилорама… – думал он уже молча, – да и дома-то почти все деревянные, сколько уж погорело… так и всё что хошь, не ровен час… – Тут он почему-то вспомнил о дочери: – Как она там? Всякое может быть… хоть бы приехала, повидаться…»
Помочь он ей ничем не мог, она и не приезжала. Он знал про Евгения, был как-то у них на съемной квартире, один раз был… и больше не ездил, не хотел.
К тому же в леспромхозе сплошные передряги – то одно, то другое, странные дела, вот и пожар опять – с чего вдруг?
Удивляться тут было нечему, пожары уже стали для всех чем-то привычным, и в колхозе, и в леспромхозе, да и в районе все уже знали, что это не пожары, а поджоги. Но Лесник всё же удивлялся, и не пожарам и поджогам, а совсем другому удивлялся. Погорельцы продавали свои участки, паи в общем хозяйстве и разъезжались кто куда. Это было странно, не то что продавали, это как раз понятно, а то странно, что нашелся ведь какой-то покупатель на сгоревшие избы и деньги платил, мало платил, но платил.
За погорельцами потянулись и другие сельчане. Многие уехали, особенно когда председатель леспромхоза сбежал, вместе с пиломатериалом сбежал, сволочь. Многие тогда уехали, очень многие, но не все.
Когда Лесник взялся исполнять обязанности председателя, собрались мужики, все кто остался, стали думать, как им хозяйство удержать? Задача нелегкая. Рабочих рук уже давно не хватало, техники раз-два и обчёлся, а исправной и того меньше, запчастей нет, хоть на металлолом сдавай, поэтому часть заброшенных сельхоз земель решили продать. А кредитов в банке решили больше не брать, удавку на шею не накидывать, под ярмо не прогибаться. Весь прошлый урожай на погашение ушел, и то не хватило, пришлось землей рассчитываться, что в залоге была. Добрую землю отдали, плодовитую, до сих пор жалко. Через пару лет совсем зарастет, жалко.
Наработались, а в итоге: ни земли, ни урожая. Вышло будто артель «Напрасный труд». Да ещё и погорело столько. Хорошо хоть мужики не раскисли, крепче стали. Для защиты поселка за ружья взялись, дежурство организовали. По бандитам даже пострелять пришлось из засады. От налетчиков отбились. Слава Богу, не убили никого. Пожары вроде бы прекратились, и вот – опять. Бандиты, видно, лесом обошли. Вот и нет фермы, сгорела. Такие дела… веселого мало.
Лесник тяжко вздохнул, опустил голову и понуро побрел прочь. За его спиной на опушке леса горело деревянное здание свинарника, рухнула кровля, и яркая вспышка пламени взметнулась к небу.
***
В это же время пламя зажигалки, поднесенное к толстой сигаре, подсветило лицо хозяина шикарного особняка. В холодном сумраке большого кабинета Павел Янович грузно опустился в кресло у камина, в котором вместе с дровами горели только что брошенные туда документы. Пару листочков Павел Янович ещё держал в руке, но после некоторого раздумья, пыхнув толстой кубинской сигарой, отправил их к собратьям, в огонь. Бумага быстро превратилась в пепел.
Павел Янович понимал, что его влияние, наткнулось на нечто жесткое, возможно, подобное ему самому. На попытку продавить в правительстве лицензию на разработку платиноидов он получил уголовное дело. Он знал, что когда-нибудь придется держать оборону от молодых и голодных. Когда-нибудь, но только не сейчас! Сейчас ещё не время, ещё не родился тот негодяй, который посмел бы сунуть нос на его территорию.
Но кто-то же бросил ему вызов, и ведь понятно, куда потянулась эта грязная лапа… «Месторождение, какое странное слово, – подумал Павел Янович, – Чье это место? Моё. Чего бы мне это ни стоило, это будет моё место… рождения».
Павел Янович бросил сигару в камин, встал и подошел к большому панорамному окну.
Холдинг «Интер групп» он собирал по зернышку, создавал с нуля, ну почти, почти с нуля, создавал, как и многие другие, всеми правдами и неправдами. Других уж нет, а он вот, стоит на ногах твердо. Или не очень? Есть, конечно, вопросы, но когда их не было? Так, пустое…
В последнее время Павел Янович немного потолстел, оплыл и стал уставать. Ничего не поделаешь – возраст. В свои шестьдесят пять он вдруг почувствовал странную щемящую боль где-то в груди, в области солнечного сплетения. Это смутное ощущение тоски и какой-то тревоги выводило его из равновесия, иногда даже не давало уснуть. Ему стало казаться, что всё нужно делать не так, как-то иначе, по-другому, но как иначе он не знал и по-другому не мог.
Внизу, к парадному входу, с визгом тормозов на вираже подъехал автомобиль его до сих пор неженатого тридцатисемилетнего сына.
«Может, если были бы внуки, – мелькнуло в голове Павла Яновича, – и… что-то ещё… должно быть что-то ещё…» – думал он, глядя, как выскочив из машины, Анатолий торопливо взбегал по ступеням крыльца.
Павел Янович поднял взгляд на мрачное темное небо. Он попытался вернуть мысль, которая только что вроде витала где-то рядом и, может, она ещё здесь, но в кабинет вошел запыхавшийся Анатолий и включил свет.
– Пап, мы подумали, – направляясь к столу, сказал он, – все меры приняты, но… – Анатолий наскоро перевел дух. – В общем, тебе лучше уехать. – Он посмотрел на часы. – Экипаж уже в порту. Если хочешь, Анна полетит с тобой. Запасные паспорта, на всякий случай, на обоих, – добавил Анатолий и положил два паспорта на стол.
– Мне уехать? – удивленно спросил Павел Янович, усаживаясь в рабочее кресло.
– На время, пока утрясется… – пояснил Анатолий.
– Завтра суд! – напомнил Павел Янович.
– Поэтому лететь надо сегодня, – логично, как нечто очевидное, заключил Анатолий. – Нельзя рисковать, это слишком… мы решили, что сейчас это…
– Вы решили? – перебил Павел Янович. – С каких это пор кто-то стал решать за меня?
– Пап, лучше бы…
– Лучше бы ты не делал глупостей! Мне не пришлось бы разгребать это дерьмо! – Ударив ладонью по столу, Павел Янович встал и зашагал к выходу. – Уехать! – на ходу сказал он и обернулся. – Если я уеду, тебя разденут до нитки, раздербанят так, что… охнуть не успеешь! Где Наташа?
Анатолий пожал плечами. Павел Янович молча ругнулся, махнул рукой и вышел из кабинета.
***
Обнимая подушку, Наташа в одежде лежала на кровати. Здесь, в её комнате, всё было так же, как в детстве. Никто ничего не трогал, не переставлял. Наташа тоже ничего не трогала и не переставляла.
Когда ей случалось оставаться в доме на ночь, она приходила сюда после очень позднего, иногда ближе к полуночи, ужина и ложилась спать. Проснувшись к обеду, вставала и уезжала, сожалея о потерянном времени. Она бы вообще не приезжала, если бы не беспредельная дороговизна жизни и не настойчивое желание отца её видеть.
Наверное, она напоминала ему молодость, возможно, потому что была очень похожа на мать, то есть на первую жену Павла Яновича. Такой же экстремальный нрав и бешеная кровь.
Каждый год она летала в Испанию только для того, чтобы посетить корриду, где она тайно надеялась увидеть смерть тореадора. Когда она участвовала в энсьерро, то старалась бежать как можно ближе к быкам. Порой она бежала просто рядом, быки не трогали её, видимо, принимали за свою. Испанцы тоже принимали её за свою и очень удивлялись, когда узнавали, что её зовут Наташа и что она прилетела из России на своем самолете. Самолет, конечно, был отцовский, в том числе и поэтому, Наташа время от времени приезжала к отцу на ужин, а иногда оставалась ночевать.
Вторую жену отца она не любила, а когда Павел Янович женился в третий раз, ей было уже всё равно. К тому же дорожала жизнь, расходы росли, и она стала приезжать чаще.
Вот и сейчас, после ужина, она пришла в свою комнату, легла на когда-то любимую кровать, уткнулась в подушку и задремала.
Когда раздался стук в дверь, Наташа открыла глаза, чуть приподнялась на кровати и повернулась на стук.
– Да, пап, входи, – сквозь сон сказала она.
Наташа знала, что никто кроме отца не посмел бы её беспокоить, даже старший брат Анатолий старался держаться от неё подальше.
– Спишь? – спросил Павел Янович.
– Переела, – лениво произнесла она и откинулась на спину. – Твоя жена очень вкусно готовит.
– Брось, ты же знаешь, что… всё это… – он отвел взгляд и махнул рукой.
– Знаю-знаю… – зевнула Наташа.
Павел Янович собрался с мыслями и присел на край кровати.
Он уже несколько раз пытался серьезно поговорить с дочерью, поговорить о важном, о должном, о делах. Но всякий раз нежные отцовские чувства переполняли его, и вся деловая серьезность испарялась, как несущественное и неуместное. Разговор сводился к тому, что Павел Янович переводил ей нужную сумму и, в общем, был доволен!
Но всё-таки он очень хотел, чтобы она приобщилась к управлению компанией и, может быть, потом, в перспективе… сменила бы его в кресле руководителя.
– Наташа, – стараясь говорить как можно строже, начал он, но тут же замолчал и с какой-то нежной отеческой гордостью подумал: «До чего же красивая у меня дочь! Вот что значит порода, – подумал и самодовольно отметил: – моя порода».
Павел Янович удовлетворенно вздохнул и уже мягче продолжил:
– Наташа, хоть ты и не склонна к серьезной работе, но…
В комнату заглянул Анатолий.
– Генерал приехал, что сказать? – спросил он.
Павел Янович, к своему удивлению, даже обрадовался этой возможности в очередной раз отложить разговор. Он знал, что Наташа ни за что не будет заниматься делами, возможно, даже говорить об этом не станет, но всё же надеялся – а вдруг?! Эту последнюю надежду он терять не хотел, поэтому сразу встал и шагнул к двери.
