Read the book: «Самый лучший инструмент»

Мастер был стар… От природы невысокого роста, с годами он стал ещё ниже, а потом и вовсе согнулся в эдаком полупоклоне. Так и ходил, заложив потемневшие и загрубевшие от ветров и повседневной работы руки за спину, в своём неизменном залатанном и затёртом халате неопределённого цвета, старых сапогах и посеревшем от времени, в прошлом ослепительно белом калпаке. Лицо его напоминало высохший урюк – в морщинах, с лёгким красноватым оттенком, как у большинства жителей высокогорья, со смешным белым пучком волос на подбородке. Молодыми были только глаза – бездонно-чёрные, не потерявшие с возрастом остроты. Ещё пальцы… Они казались позаимствованными у другого человека – длинные и тонкие, как у профессионального скрипача или пианиста, с аккуратно подстриженными и подпиленными, хоть и пожелтевшими от табака ногтями. Жил он один на краю маленького айыла, одним краем упиравшегося в почти отвесную скалу, с двух сторон окружённого покрытыми столетними елями горными склонами, сходившимися ущельем в эту самую скалу, и лишь с одной стороны имевшего единственную ниточку в большой мир – укатанную грунтовую дорогу, петлявшую по ущелью вдоль быстрой реки, настолько узкую, что даже две легковушки с трудом на ней разъезжались, да и то не везде.

Его маленькую глиняную хибару знали все в округе. Людей он не любил, сторонился и никогда ни с кем не разговаривал. Даже на вежливое приветствие он молча кивал и протягивал руку. Никто, даже самые старые аксакалы, не могли сказать, что когда-нибудь слышали его голос. Никто не знал, как его зовут, поэтому звали его просто – Немой. Немой Мастер. За него всегда говорили инструменты, которые он делал. Два раза в год он брал у кого-нибудь из сельчан лошадь с телегой, брал ножовку, топор и уезжал. Возвращался обычно через несколько дней, привозя с собой в телеге несколько абрикосовых чурбаков, заранее запримеченных и тщательно выбранных по одному ему известной методике. Очень бережно, по одному, он заносил их в дом, потом отвозил телегу и лошадь хозяину, а затем начинал обходить дворы, стучась в каждый дом, но ничего не говоря хозяевам. Они и так знали, что ему нужно. Если у них это было, они просто выносили и отдавали ему свёрток, если не было – качали головой и мастер шёл дальше. Он собирал бараньи кишки… Закончив свой обход, мастер со всем собранным добром шёл к реке. Там он долго промывал и каменным скребком вычищал материал, а затем скручивал в тонкую нить, из которой получались струны. Мастер делал комузы. Его инструменты звучали далеко за пределами айыла. Даже издалека к нему приезжали знаменитые акыны и комузисты, чтобы заполучить самый лучший инструмент. Везло не всем. За работу мастер денег никогда не брал, но всегда, первый раз встречаясь с очередным клиентом, долго рассматривал его руки. Если увиденное удовлетворяло его требованиям, он молча кивал и показывал один, два или три пальца и так же молча уходил. Через указанное количество месяцев счастливчик возвращался и получал в руки самый лучший инструмент в своей жизни, с запасным комплектом струн, изготовленных по древней технологии. Отличительной особенностью такого инструмента было то, что в руках заказчика он играл, наполняя музыку дополнительными красками, заставляя танцевать и подпевать даже самых привередливых зрителей, но стоило его взять в руки кому-нибудь другому, он начинал играть “как обычно”… Если же, посмотрев на руки исполнителя, мастер отрицательно качал головой, никто и ничто в этом мире не могло заставить его выполнить эту работу.