Read the book: «Пылающий 42-й. От Демянска до Сталинграда (издание второе, исправленное)», page 10
Новое назначение
Третьего августа, Доля поднялся, позавтракал вместе со всеми и взял собранный накануне солдатский «мешок». Избегая продолжительных слёз, он быстро простился с родителями и младшеньким братом.
Все время, пока танкист был на побывке, Владя твердил, что хочет уехать на фронт вместе с Долей. К счастью, суровый отец услышал эти слова. Он строго прикрикнул на малолетнего отрока и запретил даже думать об этом.
Парень покинул деревню и поспешил пешком в Арзамас. Уборка пока не вошла в полную силу и зерно в город ещё не возили. Так что, никакого движения на дороге по-прежнему не было.
Отмахав двадцать вёрст с небольшим, Доля пришёл на вокзал и увидел, что возле перрона находится длинный войсковой эшелон. В основном, он состоял из теплушек, но были здесь и платформы с орудиями. У «полковушек» бродили суровые воины с винтовками «Мосина», поэтому, парень не стал к ним подходить. О чём можно говорить с человеком, что стоит на посту? В лучшем случае, он тебе скажет:
– Вали-ка отсюда. – в худшем, направит ствол на тебя и сдаст патрулю.
По летнему времени, двери вагонов оказались открыты, и парень увидел молодых пехотинцев, сидящих на нарах. Все были в чистенькой форме, в новеньких ещё сапогах и выделялись короткими стрижками на головах.
Сразу всем видно, новобранцев везут на войну. Через неделю, половина из них бесславно погибнет, а все остальные превратятся в таких оборванцев, что будет трудно понять, когда они появились на фронте?
Доля подошёл к ближайшей «теплушке», заметил бойца с самокруткой в зубах и попросил закурить. Щёгольски одетый юный солдат, взглянул на сержанта, облачённого в старую форму.
В глазах у бойца промелькнула насмешка, но он не стал гнать с перрона человека имевшего более высокое звание. Красноармеец достал скромный мешочек, наполненный ядрёной махоркой, и протянул «пожилому» танкисту.
Парень никогда не курил, но часто видел, как товарищи сворачивают сигареты из газетной бумаги и, от нечего делать, сам научился этому нехитрому трюку. Обеспечив себя дозой курева, Доля благодарно кивнул и отдал кисет молодому владельцу.
Потом он попросил прикурить, нагнулся к подставленному небольшому чинарику и сделал пару лёгких затяжек. Помолчав, он выдохнул дым к синему небу, похвалил неплохую махорку и, лишь после этого, задал небрежный вопрос:
– Куда вас везут?
– Сейчас в город Горький, а оттуда на фронт. – тотчас помрачнел рядовой и совершенно другими глазами окинул сержанта. Он заметил бинты, истрепанные частыми стирками, немного помялся и осторожно спросил: – А ты уже там побывал?
Неожиданно, Доля почувствовал себя ветераном, умудрённым нелёгкой и продолжительной жизнью. Парень состроил равнодушную мину, кивнул и добавил: – Был в отпуске по небольшому ранению, а теперь возвращаюсь назад.
– И как там? – напрягся солдатик.
– Долго рассказывать.
– Если тебе через Горький, – заспешил собеседник: – садись к нам в «теплушку». По дороге всё объяснишь, а мы тебя за это покормим.
Со стороны паровоза послышался короткий гудок. Раздалась команда: – Все по вагонам! – поезд вдруг дёрнулся, и множество стальных буферов отвратительно лязгнули один о другой.
Стоявшие на перроне, солдаты торопливо пыхнули «козьими ножками» и самокрутками. Те, кто докурил до конца, бросили чинарики наземь. Опытные курильщики плюнули себе на ладонь и потушили окурки слюной. Затем, сунули их в небольшие кисеты и поспешили к «теплушкам».
Бойцы, что стояли в вагонах подали им руки, втянули в широкие двери и поставили в открытый проём прочный брус. Тёплое время, он служил им перилами.
Доля воспользовался приглашением своего собеседника и вместе с ним забрался в «теплушку». Командиры четырёх отделений удивлённо воззрились на незнакомца, но услышав объясненье бойца, немного подумали и согласились с присутствием гостя. Они предложили танкисту опуститься на ящик, стоящий возле «буржуйки», и угостили тёплым, но не очень-то крепким чаем без сахара.
В отличие от пассажирского поезда, войсковой эшелон шёл вдвое быстрее. Так что, Доля добрался да Горького за двенадцать часов. Большую часть этого времени, он рассказывал новобранцам о фронте и делился деталями воинской жизни. Их он невольно подметил у простых пехотинцев, стоявших возле его батальона.
Он повторял очевидные истины, которые наверняка объясняли в стрелковой «учебке». Но там была отвлечённая с виду теория, а здесь, те же слова, звучали из уст человека, прошедшего передовую.
Говорил Доля о том, что нужно бояться обстрелов или бомбёжек, и не оставаться на открытом пространстве, когда кругом рвутся снаряды. Ещё он объяснил, что перед ними будут фашисты, которых нельзя считать за людей.
Это война, тут нет даже места каким-то сомнениям, или же ты убьёшь проклятого фрица, или он прикончит тебя. Поэтому, в любой схватке с врагом подходят все возможные средства. Кроме того, парень советовал, не лезть на рожон, но бить и стрелять при первой возможности.
Благодарные слушатели задавали уйму вопросов, и парень старался ответить, как можно полнее. Он хорошо понимал, что его короткая лекция может кому-то спасти драгоценную жизнь.
Поэтому, танкист не скупился на красочные детали и выкладывал всё, что знал на собственном опыте, или когда-нибудь услышал от кого-то другого. За такие старания, сержанта хорошо накормили перловою кашей, вновь напоили слабеньким чаем и дали немного поспать на деревянных нарах первого яруса.
Поезд прибыл на станцию Горький в первом часу пополуночи. Доля сердечно простился с молодыми попутчиками, вышел на широкий перрон и крепко задумался, что ему делать теперь?
Шагать по ночному, протяжённому городу в сторону Сормово, не имело особого смысла. Во-первых, темно и далеко, почти десять км. Пока доберешься до места, ноги в колдобинах все поломаешь.
Во-вторых, он плохо знал эту дорогу, а спросить будет не кого. В-третьих, кругом армейские патрули, которые не станут с тобой разбираться. Возьмут под охрану, как странную личность и сунут до выяснения в камеру.
Пришлось отправиться в зал ожидания и проторчать там до первого заводского гудка. В большом помещении он отыскал свободное место, уселся на пол, привалился к стене и тотчас задремал.
Но спокойно поспать, механик не смог. К нему два раза подходил наряд вооружённой милиции. Танкиста бесцеремонно будили и требовали предъявить документы. Убедившись, что парень приехал на обследование в госпиталь, служивые козыряли ему и двигались дальше.
Уже на рассвете Доля вышел из здания небольшого вокзала и поспешил в общежитие завода «Красное Сормово». Пока он добрался до места, стоящего далеко на отшибе, Валя и Роба ушли на работу.
На посту восседала другая вахтёрша, что впервые видела парня. Она не пустила его в комнату братьев и предложила ждать их на улице. Танкист не очень расстроился. Он развернулся и двинулся в госпиталь. Благо, что когда парень прибыл сюда, он специально нашел то учреждение, что находилось недалеко от данного места.
Врачи осмотрели раны танкиста и заявили, что повязки можно снимать. Они дали парню справку об излечении и направили в комендатуру. На жалобу парня, что левую руку больно поднять, ему сообщили, что после ранения всегда так бывает.
Повреждённые мышцы нужно, хорошо разработать и чем раньше давать им нагрузку, тем быстрей всё придёт в полную норму. Доле осталось лишь взять под козырёк и двигаться по военным инстанциям.
Шесть недель назад, Доля разговаривал с братьями. Парень узнал, что к ним на предприятие приезжают военные люди из созданных здесь батальонов и даже полков. Они идут на площадку готовой продукции, где получают новенькие «Т-34». Там же грузятся в эшёлоны и, не мешкая, уходят на фронт.
Боясь попасть в «коробку с бензином», склёпанную на «ГАЗе», парень просил братьев узнать, где квартируют танкисты? Он хотел миновать офицеров комендатуры, которым совсем всё равно кого, куда посылать. Пришла разнарядка, значит, нужно её выполнять, а желание молодого сержанта, дело десятое. Сказали, садись в «Т-60», значит, хватит болтать, иди, выполняй боевую команду.
Оставался единственный выход, лично прибыть в расположение вновь созданной части, предъявить справку о выздоровлении и просить командира, чтоб его зачислили в штат. Наверняка кадров там не хватает и им безразлично, откуда прибыл механик. Их дело, как можно быстрее, сформировать экипажи и оправить на западный фронт.
Вечером Валя и Роба вернулись со смены. Едва двигая ноги от сильной усталости, они подошли к крыльцу общежития, увидели Долю, сидевшего на маленькой лавочке и поздоровались с ним.
Затем, устремились к вахтёрше и уговорили её, пропустить парня в комнату. В этот раз, все соседи пришли на ночёвку домой. Свободной койки для него не нашлось и пришлось спать на полу. Но это было не страшно. Главное, что братья узнали, где формируется тот батальон, который в ближайшее время прибудет к ним для получения техники.
Ранним утром, Доля простился с родными. Он проводил их на работу, а сам поспешил по тому адресу, который узнал. Танкист прибыл в часть, стоявшую на окраине города, нашёл офицера и предъявил свои документы.
Как и думал механик, капитан не стал придираться к бумагам, а сразу отправил его в канцелярию. Парень пошёл к писарям. Его зачислили в штат батальона и тут же поставили на вещевое довольствие.
Получив документы, сержант отправился к складу. Он скинул старую форму стрелка и получил всё, что нужно танкисту. Перед ним оказался прекрасно знакомый комплект из сапог, комбинезона и мягкого шлема, прошитого мягкими валиками. Плюс широкий ремень и прочая амуниция для летнего времени. Затем, его отвели в небольшую казарму, и началась привычная армейская жизнь.
Познакомившись с сослуживцами, парень узнал, что большая часть уже понюхала порох. Они дрались с фрицами на разных фронтах, потеряли свои боевые машины, и явились сюда для получения новых.
Некоторые, так же, как Доля, имели небольшие ранения. Они оправились от повреждений и вернулись к несению службы. Что случается с воином, если он получает тяжёлые травмы, парень видел в санитарном вагоне и молил Бога о том, чтобы его миновала «чаша сия».
Нашлись здесь и выпускники той «учебки», в которой он обретался полгода назад. Но их оказалось на удивление мало, не более одной пятой состава. Скорее всего, начальство учло тяжкий опыт военного времени и прекратило формировать батальоны, что целиком состояли из неопытных молодых пацанов. Теперь их включали в те части, где были обстрелянные на войне ветераны.
Когда Доля находился на фронте, там иногда случались затишья. Перед ротой частенько выступал политрук. Он читал танкистам газеты и говорил им о том, что началось наступленье в районе города Харькова.
Как и все остальные бойцы, парень был совершенно уверен, что после поражения в декабре под Москвой, фашисты не устоят перед натиском РККА. Они бросят позиции, и помчаться туда, откуда пришли. Красная Армия перейдёт, наконец-то, границы и, как говорил товарищ Сталин, начнёт воевать на чужой территории.
Получив небольшое ранение, сержант слегка загрустил. Иногда, в его голову приходили мысли о том, что пока он будет лечиться, советские танки дойдут до Берлина и раздавят фашизм в его жутком логове.
Иной раз, он вспоминал, как его батальон многократно пытался разорвать Рамушевский коридор, но не мог даже сдвинуться с места. Тогда он хорошо понимал, что вряд ли победа окажется лёгкой, как об этом твердил комиссар.
Затем, парень вернулся на излечение в Горький. Он поговорил со старшими братьями и, по большому секрету, услышал о провале войсковой операции. Потом, Доля уехал в деревню и долгое время не знал ничего из того, что происходит за дальней околицей. Радио и телефона у них в селе не было, а «Правду» или «Известия» никто не выписывал.
Лишь к концу его отпуска, председатель колхоза съездил в райцентр. Мужчина узнал там последние новости и привёз несколько новых газет, которые молодые сельчане зачитали до дыр.
В них говорилось о том, что фрицы вдруг изменили направление основного удара. Они прорвали оборону Юго-Западного фронта южнее Воронежа и ускоренным маршем идут вглубь территории СССР.
Как и во всех советских частях, в созданном сейчас батальоне, имелся свой политрук. Первым делом, он построил танкистов и ознакомил служивых с приказом № 227, подписанным товарищем Сталиным 28 июля 1942 года. Смысл приказа сводился к трём жёстким словам: – Ни шагу назад! – а если выражаться точнее, то в нём запрещался самовольный отход с занимаемых рубежей.
Согласно этой бумаге, виновных в таком преступлении могли расстрелять прямо на месте, или же предать военно-полевому суду и отправить в штрафные военные части.
Ещё в тексте фигурировали заградительные отряды НКВД. Они имели в руках автоматы и пулемёты и могли стрелять по отступающим советским войскам. Так что теперь, любое подразделение могло оказаться между двух очень сильных огней. Впереди фрицы, позади вертухаи. Поэтому, теперь у бойцов есть широкий простор для маневра, и они могут выбрать, чья же пуля милее? Своя или чужая.
Потом, офицер сообщил плохие известия. Фашисты заняли Ростов-на-Дону, разделили свою мощную армию и теперь наступают сразу в двух направлениях. Первая часть вражеских сил рвётся сейчас к Предкавказью, а вторая идёт на восток, к Сталинграду.
Их главная цель выйти к Каспийскому морю, занять нефтяные промыслы в районе города Грозного, а так же Баку, и лишить всю страну моторного топлива. Кроме того, они желают, занять славный город, названный в честь вождя мирового пролетариата, и перерезать движенье по Волге.
Чтобы отбить нападение фрицев, Ставкой Верховного Главнокомандующего создан Сталинградский фронт, которым сейчас командует генерал-полковник Василий Николаевич Гордов.
О том, куда же отправят их батальон, политрук не сказал ни единого слова. То ли, сам ничего толком не знал? То ли, не хотел сообщить об этом танкистам? Но все и так хорошо понимали, где им теперь предстоит воевать. Добраться до предгорий Кавказа им вряд ли удастся, а вот оказаться у Волги, они могут без всяких проблем.
Утром четырнадцатого августа, батальон подняли в шесть ноль-ноль по местному времени. Всех накормили удивительно скудной, словно в «учебке», едой и приказали пешком отправляться к заводу «Красное Сормово». До него было пять километров. Всего через час, танкисты пришли в нужное место и увидели ряды бронетехники, сиявшие свежей покраской.
Доля подошёл к той машине, что указал командир, и сравнил её с танком, на котором он воевал не очень давно. Там, где он бился с фашистами, «тридцатьчетвёрки» почему-то никогда не встречались.
То ли, они уходили на другие фронты? То ли, они находились на соседних участках? Парень слышал о них много хорошего, но сам в них ещё не сражался. К тому же, после «учебки», механик ни разу не лазал в «Т-34» и уже подзабыл, что там и как?
Танк выглядел гораздо приземистей. Он оказался, чуть ниже, немного длиннее, но ощутимо, почти на полметра, шире худощавой «Матильды». Благодаря этому, площадь его гусениц была на третью часть больше, чем у «англичанки».
К тому же, высокие фальшборты не прятали под собой ходовые узлы и детали. Заметив эти отличия, парень вздохнул про себя: – «Слава Богу! Не увязнет в распутицу, да и грязь не так будет, липнуть к каткам».
Насколько знал парень, экипаж «Т-34» защищали сорок, максимум сорок пять миллиметров брони, что было значительно меньше, чем у «Матильды». Зато, корпус машины почти не имел плоскостей, в которые немецкий снаряд ударил бы под отвесным углом. Значит, чаще возникал рикошет. Взрывная волна уходила чуть в сторону, и не могла повредить не очень толстую сталь.
Плюс ко всему, в «тридцатьчетвёрке» стоял один мощный дизель, что выдавал втрое большее число лошадей. Танк обладал отличной манёвренностью и двигался вдвое быстрее, чем «англичанка».
Но, самое главное, «Т-34» имел 76-ти миллиметровую пушку, а она пробивала большую часть немецких «коробок». В том числе и «толстошкурые» «Т-IV» фашистов. Вместе с крупным орудием, башня вмещала двух человек, отчего она выглядела удивительно маленькой.
– Вот и прекрасно. – сказал себе Доля: – Труднее будет попасть. К тому же, почти всю лобовую поверхность закрывает защитная маска орудия, а это неплохая защита.
Люк механика находился в носовой, скошенной части, что лежала между гусеницами. Парень влез внутрь и отметил отличия от привычной «Матильды». Место водителя было не в середине, как у «британки», а слева, словно в полуторке.
Рядом располагалось кресло радиста, который был ещё пулемётчиком. Под ногами стрелка имелся люк для эвакуации в экстренных случаях. Всё остальное: рычаги и педали, приборы и перископ, мало чем отличались от тех, что стояли на английских машинах. Разве, что надписи все отпечатаны только на русском.
Автомобили ремонтников и бензовозы уже находились на площадках открытых вагонов. Оставалось лишь сесть в новые танки и загнать их на платформы. Их набралось три роты по три отделения, плюс машина комбата. В любом экипаже имелось по одному, а то и по два человека, получивших приличный опыт вождении. Так что, погрузка боевой техники в войсковой эшелон прошла без всяких проблем.
Единственное большое отличие, которое заметил механик, было лишь в том, что длинные пушки «тридцатьчетвёрок» оказались повёрнуты вправо. То есть, смотрели не прямо по курсу, а в бок, под углом градусов в сорок. Правда, конец орудия не выходил за грань правого трака.
Зачем их туда направляли, он не спросил. Раз сделали, значит, так нужно. Его работа следить за работою двигателя и вести боевую машину, а всем остальным пусть занимаются члены его экипажа.
Закрепив «тридцатьчетвёрки» на открытых платформах, танкисты получил оружие и амуницию. Они разместились в прекрасно знакомых «теплушках» и стали устраиваться на широких деревянных настилах. Всё шло точно так же, как и полгода назад. Только сейчас, в городе Горьком стояло тёплое лето.
К сожалению Доли, Валя и Роба не знали, в какой день парень появится на их предприятии. Иначе, они обязательно отпросились с работы, и пришли, чтоб проститься с младшеньким братом.
Ведь, никому неизвестно, когда доведётся, ещё раз увидится, и вообще, полная тайна, произойдёт когда-то ли подобная встреча? Доля отправлялся на фронт, где шла смертельная битва, а они оставались в глубоком тылу. Хотя, если, по правде сказать, то и здесь их частенько бомбили самолёты фашистов.
Наконец, паровоз дал прощальный гудок. Поезд тихонечко тронулся и, никуда не спеша, покатил за ворота завода «Красное Сормово». Он перешёл с местной ветки на основные пути, устремился на юг и направился к городку Арзамас.
Состав миновал те места, где Доля был дней десять назад. Не замедляя быстрого хода, он проскочил мимо знакомого парню перрона и на всех парах двинулся дальше. За окнами тесной «теплушки» мелькали родные поля с перелесками, которые тут или там пересекали небольшие речушки. Иногда встречались вокзалы, забитые беженцами.
Сначала, состав достаточно ходко летел к юго-западу. Он миновал город Саранск, но Пензу уже пересёк значительно медленней. Дело было всё в том, что с севера и востока страны шло множество войсковых эшелонов. Они собирались на узловых крупных пунктах и ощутимо тормозили движение.
Бомбёжка в пути
Возле посёлка Поворино поезд устремился на юг и оказался на линии, ведущей на Сталинград. Двигаясь как черепаха, войсковой эшелон преодолел множество вёрст и утром двадцатого августа замер у станицы Иловля. Дальше ехать было нельзя.
В небе господствовали самолёты фашистов. Они постоянно висели над головой, целыми сутками бомбили железнодорожные станции, расположенные ближе к матушке-Волге и обстреливали пути, ведущие к ним.
Вдоль насыпи виднелось большое количество разбитых вагонов. Среди них встречались сгоревшие танки и пушки, и паровозы с котлами, разорванными мощными взрывами.
Дорога оказалась забита составами и полностью парализована. Войска Красной Армии попали в огромную «пробку». Затор находился более, чем в ста километрах от рубежей, к которым им предстояло попасть.
Пехота и артиллерия покидали «теплушки» среди чистого поля и шли своим ходом к месту, назначенной им дислокации. Перемещаясь не быстрей пешехода, пустые составы добирались до ближайших разъездов. Переходили на линию, ведущую в обратную сторону и, сломя голову, мчались назад, за новыми войсковыми частями.
Как и все остальные, батальон из города Горького очутился в непростой ситуации. За время поездки к нему прицепили с десяток разных вагонов. Боевые машины передвинулись в середину состава, но пока поезд катился вперёд, это не имело значения.
Так продолжалось до тех самых пор, пока эшелон не застрял среди голой степи и не был отдан приказ: – Начать разгрузку вверенной техники. – пришлось раскрутить железные сцепки, вручную откатить с десяток задних вагонов и освободить торец последней платформы с «тридцатьчетвёрками».
Совершенно естественно, что пандуса, нужного для того, чтобы спустить бронетехнику, поблизости не отыскалось. Пришлось его создавать из тех средств, что попадались под руку.
В ход пошли брёвна, которыми боевые машины крепились к подвижному составу, а так же, шпалы и рельсы, лежавшие вдоль железной дороги. На эту работу ушло почти два часа и ближе к полудню, аппарель была совершенно готова. Заодно, собрали всяческий хлам и укрыли пути, чтобы не повредить их широкими траками.
Тем временем, экипажи освободили гусеницы от цепей и канатов, а заодно, отложили наружу низкие бортики открытых вагонов. Вдруг кто-то не справиться с управлением, вильнёт в какую-то сторону и заденет во время движения? Зачем портить добро, когда можно его уберечь.
Наконец, водители сели за рычаги. Они завели мощные дизели и стали сгружать многотонные танки. Дело достаточно быстро продвигалось вперёд. «Тридцатьчетвёрки» одна за другой скатывались на невысокую насыпь. Поворачивали на запад и отъезжали от железной дороги метров на триста.
Спокойно действуя рычагами с педалями, Доля перегонял танк с платформы на другую платформу. Он приближался к пологому пандусу и разглядел, что через пять бронемашин, придёт его очередь спуститься на землю. Механик вдруг вспомнил, как сильно нервничал полгода назад, и усмехнулся:
– «Было бы из-за чего переживать. Ведь это же не полуторка, склёпанная из окрашенной жести, а танк, крепко сваренный из толстых листов. Там где грузовик разобьётся в лепёшку, бронетехника лишь слегка поцарапает краску.
Даже «Матильда» что тогда кувыркнулась в городе Горьком, практически не пострадала во время падения. За пару часов её привели в полный порядок, а потом, она воевала не хуже других».
В наушниках послышался крик командира: – Воздух! – ещё через миг, до него долетел вой пикирующего на цель самолёта. Подняв голову к небу, Доля увидел «юнкерс» фашистов, падавший сверху.
От брюха «лаптёжника» отделилась приличная бомба весом в пятьдесят килограммов. Она устремилась к земле и попала в платформу, что стояла второй от края состава. Снаряд врезался в пол, и оказался под «тридцатьчетвёркой», ехавшей к пандусу. Раздался чудовищный грохот. Взрывная волна разнесла в мелкие клочья широкие траки и подняла машину вверх почти что на метр.
Мощный удар разметал днище вагона. Носовая часть танка провалилась в большую дыру. Пушка воткнулась в железнодорожную насыпь, а корма задралась к облакам. Двигатель, как и прежде, работал. Катки вертелись в утреннем воздухе и походили на колёса телеги, слетевшей в кювет.
Доля увидел, что путь к аппарели отрезан и растерялся: – «Что же делать теперь? – мелькнуло в его голове: – Ни вперёд, ни назад. Сейчас прилетит новый «лаптёжник», и спикирует уже на меня! Вряд ли я уцелею при взрыве».
В наушниках послышался крик молодого комбата. Парень с трудом разобрал такие слова:
– Всем срочно покинуть платформы! Действовать в определённом порядке – сначала, поворот на месте направо на девяносто градусов. Потом, медленно подавайте назад!
Парень не стал размышлять, что там и как. Он доподлинно знал, что «Т-34» может преодолеть противотанковый ров шириной в два человеческих роста. Поэтому, просто исполнил необычный приказ.
Ведущие катки чуть прокрутились в двух направлениях: левые немного вперёд, а правые, ровно настолько, назад. Танк развернулся носом к востоку и на секунду застыл. Доля включил заднюю передачу коробки и дал малый газ. Машина сдвинулась с места. Каким-то удивительным образом, парень вдруг понял, что моторный отсек свесился с открытой платформы.
Опираясь на широкие траки, танк повис на краю. Он оказался в неустойчивом для себя положении и покачнулся, как коромысло, лежавшее на гигантском плече. Тяжёлый дизель тянул корму вниз, а носовая, более лёгкая, часть слегка поднималась к синему небу.
Задние части двух гусениц разом врезались в землю. Они зацепились за грунт и потащили машину на запад. Остальные катки неспешно сползали с борта вагона. Так продолжалось до тех самых пор, пока они не слетели с него окончательно.
Носовая часть танка сорвалась с высоты метра в два. Она впечаталась в насыпь и подняла в воздух огромное облако пыли. Долю тряхнуло так сильно, словно он рухнул с крыши сарая. Причём, не устоял на ногах, а со всего маху, уселся на задницу.
Пружины сидения немного смягчили удар, но сильный толчок был весьма неприятным. Парень пришёл в себя после жёсткой посадки. Он вспомнил о том, что повёрнутая в сторону пушка, не задела за край платформы и с облегченьем подумал: – «Так вот для чего их поставили в таком положении. Чтобы ствол не погнулся при подобной разгрузке».
В наушниках снова послышался голос комбата:
– Не оставаться на месте! Рассредоточиться вдоль железной дороги!
Опасаясь наткнуться на тех, кто оказался за его спиной, Доля развернул бронемашину на месте. Парень увидел, что перед ним нет никого, и рванул в голую степь, подальше от своего эшелона. Сзади выли сирены пикирующих на цель самолётов. Гремели мощные взрывы и сухо трещали пулемётные очереди.
Отъехав метров на триста, Доля остановил «Т-34». Он встал носом к железной дороге и посмотрел в перископ. Когда он успел зарыть металлический люк, парень не помнил.
– Видимо, автоматически дёрнул его на себя, сразу после того, как услыхал крики: – Воздух! – подумал механик и тут же добавил: – и правильно сделал. Мало ли что, может влететь в открытую форточку? Пуля, осколок, а то и снаряд авиационной пушки фашистов. Как в тот раз, когда я воевал на «Матильде».
Правда там оказалась болванка «гадюки», и тогда меня защитила броня. Вот пусть и теперь меня защищает. – он передёрнул плечами и с дрожью закончил свои размышления: – Хорошо, что железяка тогда не взорвалась. Иначе, закопали б меня в тех болотах, и вся недолга».
Когда начиналась разгрузка, все члены его экипажа стояли на пыльной земле и с нетерпением ждали, когда он подгонит к ним «транспорт». Едва начался фашистский налёт, они бросились в разные стороны и теперь прятались кто, где сумел.
Из четверых танкистов он остался в машине один. Поэтому, не мог ничего предпринять. Стрелять из пулемёта с места радиста не было смысла. Ствол не поднимешь к высокому небу, а узкий обзор не даст уследить, откуда нападает противник. С пушкой та же история.
Выбираться наружу, парню совсем не хотелось. Сейчас внутри было куда, как спокойней, чем на открытом пространстве. Вряд ли теперь самолёт, нападёт на «тридцатьчетвёрку», одиноко стоящую в голой степи.
Это тебе не эшелон воинской техники. Лети по оси железной дороги, стреляй и бросай себе бомбы. Куда-то, да попадёшь. А тут нужно специально заходить на данную цель и хорошенько примериться к ней, но всё равно, можно промазать. Зачем жечь припасы впустую, когда их можно потратить их с большей отдачей?
Доля вдруг вспомнил о том, как взрыв подкинул «Т-34», стоявший чуть впереди, и неожиданно понял, что водитель машины погиб: – «В противотанковой мине лежит шесть килограммов тротила, и то, механик получает такую контузию, что теряет сознание. Ну, а эта штуковина, что рухнула с неба, весит пол центнера. Больше почти в десять раз». – сказал себе парень. Он поднял руку к лицу. Сдвинул шлем на затылок и вытер капли холодного пота, что проступили на лбу.
– «Нажми пилот на гашетку чуточку позже, и бомба попала в меня». – раздумывал Доля и удивлялся себе. Раньше, до ранения в танке, у него никогда не было мыслей о смерти. Это могло бы случиться с кем другим, но только не с ним.
Теперь он кое-что повидал, и в голове появились новые, весьма неприятные выводы. Вот только, не мог молодой человек хоть, что-нибудь сделать. Он находился не дома, а на войне, и тут всё будет так, как распорядиться судьба!
Чтобы отвлечься от таких рассуждений, он прошёл взглядом по своему эшелону. Доля увидел, что все танки уже на земле, и разъехались в разные стороны. На открытых платформах стояли только полуторки.
Ведь если их скинуть с высоты в два с лишним метра, то там и чинить будет нечего. Рессоры с колёсами лопнут, рама погнётся, а двигатель, мосты и кардан сорвёт с ненадёжных креплений. В лучшем случае, уцелеют кое-какие детали.
С неба снова послышался вой пикировщика. Мелькнул силуэт самолёта, «обутого» в огромные «лапти». Бомба упала между грузовиками, что стояли на открытой платформе. Мощный взрыв разнёс две машины в мелкие клочья.
Раскалённые осколки железа брызнули в разные стороны. Несколько штук воткнулись в цистерну с бензином и очень легко пробили тонкий металл. Топливо тотчас взорвалось. Оно плеснулось наружу и, как огненный дождь, пролилось на другие платформы, что находились поблизости.
Минуту спустя, часть автопарка уже занялась бушующим пламенем и стала чадить, как огромный костёр. С отвратительным треском лопались бочки с соляркой и маслом. Взрывались ящики со снарядами или патронами, а к небу вздымались клубы чёрного дыма. Множество крытых вагонов тоже горело, и обдавало стоящие рядом «теплушки» жаром доменной печи. Они грозили все вспыхнуть вслед за своими соседями.
Тушить гигантский пожар оказалось нечем и некому. Вокруг лежала голая степь, в которой не имелось воды. Пехотинцы и артиллеристы разгрузились чуть раньше, и ушли маршем на запад до начала бомбёжки.
На этом участке дороги, осталось полторы сотни танкистов, но им самим хватало забот. Нужно было спасать имущество своего батальона. К счастью, фашисты уже улетели, и никто не мешал спустить на пыльную землю остальные полуторки.
Комбат подошёл к взорванному бомбою танку и увидел членов его экипажа. Молодые ребята стояли поблизости и не пытались помочь боевому товарищу. Офицер тихо спросил:
