Тихушник

Глава 7

Дни и месяцы шли своим чередом. Я уже узнал некоторые тонкости работы в уголовном розыске, имел хоть какой-то оперской опыт, – но всё же не настолько, чтобы стать профессионалом. По этой причине он меня и подвёл. А дело было так.

– Александр, на твоём участке девушку подколол один жулик, – сказал мне начальник уголовного розыска. – Так что езжай в больницу: ей сделали операцию, думаю, она уже отошла от наркоза. Побеседуешь с ней – возьми объяснение, а то показания потом поменяет… По ряду причин, сам знаешь, верить никому в нашей профессии нельзя.

Взяв фотоальбомы с жуликами в них, я поехал в больницу, чтобы показать их потерпевшей. Если среди них есть преступник – она его опознает. Такое часто бывает, ведь в фотоальбомах имелся весь наш интересующий контингент.

Девушка рассказала, что вечером возвращалась домой, а так как на улице ранняя весна и на тротуаре были лужи – решила пройти по бордюру, чтобы не замочить обувь. Навстречу, так же, как и она, шёл молодой человек, не захотевший её пропустить. Он оттолкнул девушку рукой. Та, не устояв на бордюре, вступила ногами в лужу и не выдержав такого обращения, сказала ему «козёл!». Молодой человек вытащил из кармана нож, ударил им её и продолжил свой путь, как ни в чём не бывало. Она, почувствовав слабость, села на стоящую неподалёку лавочку у подъезда дома. Рядом шла молодая пара, которую девушка попросила вызвать «скорую помощь».

Я спросил – запомнила ли она гражданина по приметам, сможет ли его опознать? Она ответила на вопрос положительно, описав преступника: молодой человек лет 25—30, небольшого роста, на верхней челюсти – фикса из жёлтого металла. Одет был в модную куртку-«аляску» синего цвета, на голове – норковая шапка.

Слушая её, я в памяти перебирал всех известных мне жуликов, подходящих по приметам. Особенно интересовала фикса: не так уж много людей имеют её. На моём участке фиксу имел только «смотрящий» – но не думаю, чтобы он так просто взял и нанёс бы удар ножом, не в его это манере. Я понимаю – у блатных «козёл» считается за оскорбление, а тут – простая девушка, стоит ли обращать на это внимание. Попросил посмотреть фотоальбомы: возможно, она найдёт в них преступника? Полистав альбом, она пальцем показала на одно фото. Я не поверил своим глазам: это и правда был «Хвост», мой подопечный. Неужели мне такое счастье привалило? Есть возможность на законных основаниях посадить в тюрьму лет на восемь того, кто своим поведением всех граждан уже достал?.. Криминальной информации на него море – не только у меня, но и у всех оперов, ведь за ним числятся несколько квартирных краж. Даже грабежами не гнушается – снимает золотые цепочки с девчонок, с которыми знакомится в ресторанах, но заявления они на него не пишут – боятся. А вот за что зацепиться нам, оперáм, – не было оснований.

Обрадовавшись такому повороту событий, я доложил руководству. Решили на время упрятать обвиняемого в спецприёмник, пока девушка в больнице. После её выздоровления можно будет сделать официальное опознание. Основанием для содержания его в спецприёмнике будет протокол. Сделать его несложно – каждый вечер «Хвост» практически нарушает режим надзора. После восьми вечера забегает в бар – якобы купить сигарет, мы ему это иногда прощали, – но сейчас это будет его последнее посещение, и ждут его «края далёкие и зимы холодные». Впрочем, не так всё и просто в оперской жизни: мечтать – это одно, а практика показывает совсем другое.

Судья вынес решение о помещении «Хвоста» в спецприёмник, где его доставили на новое «комфортабельное» место проживания под названием «бомжатник». Имея на то основание, я решил посетить его квартиру. Хотелось побеседовать с Маргаритой Ивановной: ведь она так «любит» сына, что казалось – пойдёт мне навстречу, доверится и предъявит «аляску» и норковую шапку. Тут-то я и произведу изъятие – ведь уголовное дело уже было возбуждено.

Маргарита Ивановна мне сказала, что у сына и в помине не было «аляски» и норковой шапки. «Можете пройти и произвести обыск». Я понял, что опоздал, – так уверенно она говорила, что в квартире уже ничего не найти, даже того, что и к делу не принадлежит. Хотя имелось у меня фото (да и не одно), где он стоит в этой одежде. Местные фотографы нам всегда негласно предоставляли снимки жуликов, которые любят фотографироваться со своими освободившимися из тюрем коллегами по воровскому братству. Жулики так выражают свою дружбу. У «смотрящего» всегда найдётся в квартире что-нибудь из предметов или вещей, интересующих нас, оперов. Но больше всего любой опер мечтает заполучить записную книжку с номерами телефонов и адресами жуликов. Для опера записная книжка считается кладом – она всегда имеется у такого контингента, в ней есть воровские записи, без неё жулику не прожить. Но и её я, увы, не нашёл.

Впрочем, ещё оставалась его золотая фикса – всё-таки существенное доказательство для предъявления обвинения, – и есть уверенность довести уголовное дело до суда.

Приехав в спецприёмник, мы нашли для опознания статистов и понятых. Перед опознанием я ещё раз переговорил с потерпевшей, чтобы она держалась в процессе опознания уверенно: будет присутствовать ещё и его адвокат, но он не так страшен, как его малюют. У меня была стопроцентная уверенность – она его опознает. Но девушка, посмотрев на него ещё раз, не опознала. У неё отнялся язык. Желтов так устрашающе посмотрел на неё, что она его испугалась – и у него, к моему удивлению, не оказалось фиксы. Видимо, адвокат всё предусмотрел и посоветовал ему её снять. Такого поворота события я не ожидал – опыта не хватило. Выйдя из кабинета, уже опомнившись, потерпевшая сказала, что это тот самый парень, который её подколол, но она его боится; что ей стало известно, какой это страшный человек на самом деле. Про него ей рассказали подруги на работе, и он среди всех жуликов в нашем городе самый главный.

Не имея веских доказательств, по окончании отбытия срока задержания нам пришлось выпустить Желтова из спецприёмника. Позже оперативным путём я узнал – «аляску» и норковую шапку «уважаемая» мамаша «Хвоста» спрятала у себя на работе в заводском ящике для одежды, тем самым дав мне понять – мол, тебе, Александр Фёдорович, ещё учиться, учиться и ещё раз учиться. Не сказать, чтоб я обиделся – просто решил: сделаю так, что его же дружки его и накажут, – а для этого нужно моему «помощнику», приближённому «к его телу», дать задание. Но сделать этого я не успел.

В один из «солнечных» дней «Хвост», подойдя к своей квартире и не чувствуя опасности, позвонил в звонок. Почему у него не было ключей – непонятно. Дверь открыла сожительница, которая ему недавно родила сына. С верхнего этажа спускался, проходя мимо, молодой человек. Он навёл ружейный обрез на его голову и выстрелил. Череп у «смотрящего» оказался не такой крепкий, как думает молодёжь, мечтающая попасть в блатные, всю жизнь не работать и иметь много денег, – а обычный, как у всех. Череп открылся, и серое вещество – в научных кругах известное как «мозг» – вылетело из него, «окрасив» дверь и тем самым облегчив работу патологоанатому. Дверь стала напоминать картину художника-авангардиста. Приехав на место происшествия и видя этот «холст», я даже пожалел покойника – ему бы жить да жить, не будь он тем, в кого превратился. Радости в моей душе по поводу его смерти не было – как-то всё произошло быстро, не по-человечески. Вот так просто уйти из жизни, не «помучаться» – нехорошо, даже не попрощался со мной, не поговорил, не покаялся. Всё-таки в тюрьме ему было лучше, чем сейчас в аду. Вот это – наказание для человека, а тут – секунда, выстрел, и ты уже на небесах. Как-то незаслуженно получилась у него такая лёгкая смерть. Жулики такого ранга живут «красиво», правда, недолго. Я вспомнил свои слова, когда меня с ним знакомил Владимир Иванович, – о том, как в подъездах Господь бьёт «смотрящих» молотком по их бестолковой голове. Видимо, он сменил вид оружия на обрез. Мы убийцу так и «не нашли» – ведь он же невидим, он же был «Богом». Информация по убийству «Хвоста» – кто его отправил на небеса или в ад – у нас имелась. Был ли он «Богом», неизвестно, – но он сделал доброе дело, а всё доброе ненаказуемо, поэтому решение по его задержанию было отложено.

Глава 8

Работа – она и есть работа, и никуда ты от неё не денешься, но должен быть и отдых. Время на личную жизнь у опера ограничено, но всё же светлые проблески бывают. У одного моего коллеги по службе умер в деревне дедушка, и ему в наследство достался «Москвич—401» – не просто автомобиль, а ретро, образца 1948 года выпуска. Коллега предложил мне его купить. Имея уже достаточно «золотого запасу» в своём кошельке, я согласился. Машина стоила немалых денег – аж 600 рублей, три моих ежемесячных зарплаты.

Купив его, я решил построить себе гараж, ведь авто требует надлежащего ухода. Долго ждать в очереди на право наделения земельным участком под строительство не пришлось. Я уже являлся членом ВДОАМ (Всероссийское общество авто- и мотолюбителей), а автомобилей у жителей района было раз-два и обчёлся: один у меня, другой у моего знакомого по комсомолу – Олега Белых. Правда, у него имелось авто новее моего «Москвича» – «Жигули». Нам, как положено по закону, выделили места под строительства гаражей. Судьба снова нас связала – мы стали соседями по гаражному кооперативу. Олег уже занимал должность секретаря райкома партии, но остался таким же простым, открытым комсомольцем, и у нас завязалась мужская «гаражная дружба». Такая дружба —особенная: время, проведённое в гараже, при ремонте автомашины или подготовке снастей для рыбалки, не засчитывается в стаж в продолжительность жизни. Ну а если распить баночку пива – да ещё с сушёной рыбкой – на капоте авто, автоматически становишься другом на всю жизнь.

Однажды он задал мне несколько вопросов относительно моей работы.

– Александр, мне, как секретарю райкома партии, каждое утро приходится для ознакомления читать сводку происшествий по нашему району. Вижу, в сводках уже третий случай развратных действий в отношении ребятишек. У вас что, никакой информации по ним? Что так долго ищете преступника? И в соседнем районе тоже имеются четыре случая аналогичных преступлений…

– Олег, поверь, делаем всё возможное. Сам участвую в раскрытие преступления. Три из семи на моём участке произошли. В розыске задействованы все вокруг, от бабушек до дедушек. Во всех домах района участковые побывали, и мы с ними на пару. Побеседовали чуть не со всеми жильцами, фоторобот преступника показали. Патрульно-постовые службы, вневедомственная охрана тоже все в курсе. Ищем днём и ночью, результат пока нулевой.

– Неужели никаких зацепок? Хоть что-то у вас имеется?

– Пока нет – рутинная работа. Уже 60 с лишним человек проверили. Сам ведь знаешь: так запросто, открыто, не спросишь жулика – «ты совершил развратные действия?». Дело деликатное, потерпевшие все – несовершеннолетние, 9—12 лет, опознание с ними проводить сложно: насильника же никто из них в глаза не видел. Да и опознание преступника – это для них тоже психологическая травма, приходится работать осторожно. Есть у меня маленькая зацепка —последний случай на стадионе «Центральный». Потерпевший на долю секунды сумел взглянуть на преступника – значит, сможет его опознать. Это когда он с преступником в дырку в заборе пролазил. Жулик о гвоздь рукав своей куртки порвал, в этот момент мальчишка мельком и взглянул на него. Ведь жулик подходит со спины к своим жертвам и сразу им угрожает, чтобы не поднимали голову и не поворачивались назад – поэтому никто из потерпевших его в глаза и не видел. Ведёт их в укромные места и там совершает своё грязное дело. В наших фотоальбомах и картотеках его нет – то ли ещё не был в поле нашего зрения, то ли мы его проглядели. На неделе выберу время – съезжу в одну вспомогательную школу, побеседую с учителями. В основном люди, склонные к таким преступлениям, имеют психические отклонения, как и все геи – то есть «нетрадиционной ориентации» и разные им подобные – они ненормальные люди, так сказать, отбросы общества. Только некоторые «умные» люди в нашей стране считают, что они, как и мы, – нормальные. Не иначе, сами такие же.

– Таких уродов только сразу к стенке ставить. Они опасны для общества, – сказал Олег.

– А ставить кто должен – я? Так я – маленький человек, простой опер, и такие вопросы не решаю. Вы бы у себя в партии, на вашем съезде, подняли этот щепетильный вопрос и решили. А то лет через десять по всей нашей стране таких геев будет море, поди перелови всех. Не удивлюсь, что и депутатами кто-то из них станет – вот умора-то будет: российский депутат – и пидарас! Слово-то какое противное —вслух и то мерзко произносить. Что его, что «гей».

– Александр, постарайтесь побыстрей его найти – ведь мы о таких происшествиях в Москву сообщаем, и нас тоже, как и вас, за это спрашивают.

– Вас-то за что? Вы что – милиция?

– Нас за всё спрашивают, что в стране происходит, – ответил Олег, понурив голову, дав понять, что работа его не так проста, как думают люди: если с чем должность секретаря райкома партии и сравнима, то только с работой в шахте.

– У нас недавно ЧП произошло – сами до сих пор не верим. Представляешь, наш сотрудник – он водителем работал в БХСС – взял и убил из ревности свою жену. Отрезал от трупа голову, положил в пакет и забросил в поезд с углём, который в сторону нашей ТЭЦ шёл.

– Что-то мне об этом случае не докладывали…

– Не бойся, завтра доложат! Вчера только раскрыли. Дней пятнадцать назад водитель пришёл как обычно на работу, заявил – пропала жена. И хоть бы кто его заподозрил – жена-то, что называется, лёгкого поведения была, частенько вечерами дома не бывала, все это знали и понимали его беду. Ему товарищи говорили – зачем на ней женился? А он по городу вечерами бегал, её искал – с кем на этот раз спуталась. Кого найдёт, с тем и проводит. Смотреть жалко. Любовь зла – полюбишь и козла… Наверно, сильно любил…

– А разве вы не обязаны были выехать на место происшествия к нему домой? Квартиру осмотреть, что положено по следствию сделать… Вы что – этого не сделали?

– Почему? Наши к нему на дом выехали, осмотрели – всё в порядке. Он в частном доме жил, там – чисто, порядок, ничего подозрительного не нашли. Обычное дело – жёны частенько пропадают. Особенно с таким образом жизни. Два-три дня погуляют и возвращаются назад. Да и он – наш сотрудник, как-то некомфортно при нём рыться в его же вещах. В общем, если честно – формально провели осмотр.

– Ну и как – раскрыли преступление?

– Заявителя – нашего водителя – тоже не исключали из категории преступника. Закон такой есть у оперов – кто заявил о преступлении, тот и первый подозреваемый. Потихонечку с ним вели разведопрос, наблюдали, потом выехали снова к нему в посёлок – по месту жительства. Рядом с его домом – болото, камышом поросло. Решили его осмотреть, а там – тело его жены. Без головы. По одежде, конечно, опознали…

– А он что – сразу признался в убийстве?

– Ясно, нет. Он же все наши мульки оперские немного знает. Снова провели осмотр в его доме, и в расщелине пола нашли следы крови. После убийства он пол до блеска выскреб, да не один раз, – вот при первом осмотре ничего и не заметили. Видит – отпираться поздно. Ну и раскололся. Была, мол, семейная ссора, не выдержал и ударил жену – та головой налетела на угол стола и потеряла сознание. Муж испугался: ну как очнётся, обратится в больницу, а там до милиции дойдёт и его уволят из органов. Решил подстраховаться – отрезал голову, а труп спрятал в камышах. Подумал – если найдут, так вряд ли опознают. Мы, конечно, проформы ради съездили на ТЭЦ – поискали голову, так её там, где найдёшь, давно в печи сгорела. Что интересно – свои вещи, кровью испачканные, он хранил в пакете в сейфе у нашего сотрудника. А тот не знал, что это вещественные доказательства. Пожалел их выбросить – хорошие вещи были. Сам знаешь, жадность его сгубила. Даже постирать их не успел.

– Да уж… И правда, никому верить нельзя, – вздохнул Олег, подумав, что в его ведомстве наверняка имеются такие же люди.

– Помнишь, Мюллер в фильме про Штирлица говорил: «Штирлиц, ты никому не верь, а мне можешь»? – сказал я.

Мы засмеялись, оставив грустные разговоры, и вернулись снова к нормальной человеческой гаражной беседе. Решили завтра с утра съездить порыбачить на озеро, половить на удочку карася. Это такое удовольствие, что если с чем сравнить его, так только с полётом на Луну.

Глава 9

Придя на работу в понедельник, я, как обещал Олегу, решил съездить во вспомогательную школу и побеседовать с учителями. Один из учителей, выслушав мою историю о совершённых преступлениях и приметах преступника, рассказал, что несколько лет назад в их школе учился один мальчик, похожий по приметам. Вот только нигде он, ни как сложилась его судьба, учитель не знал. Подняв архив школы, я увидел, что данные этого ученика нам известны – мы с ним уже беседовали, но ничего подозрительного в нём не нашли, – и решил снова с ним побеседовать. Возможно, что в первом знакомстве что-то важное для нас мы могли пропустить. Приехал на завод, где он работал токарем. Предъявив пропуск – удостоверение сотрудника уголовного розыска, по которому пропускают без задержки во все заведения города, – прошёл в цех.

Примерный план беседы уже был у меня придуман: приеду к концу работы и побеседую с ним в раздевалке на тему, что у меня есть знакомый, который хочет стать тоже токарем, что, возможно, он устроится к ним на завод, и не сможет ли парень его научить своему ремеслу? Основным моим интересом будет увидеть его одежду: ведь преступник имел неосторожность её порвать о гвоздь. Но получилось совсем не так, как я планировал.

Увидев меня снова, он бросился бежать: видимо, сработал инстинкт самосохранения, понял, что так просто второй раз «в гости» оперá не приходят. Преследуя его и обегая станки, я поскользнулся на разлитом моторном масле и упал, но быстро встал и продолжил преследование. Догнал его, схватил за одежду, и сразу ему сказал, что пришло на ум:

– Тебя подозревают в совершении кражи магнитолы из «Москвича». Но я знаю, что ты её не совершал.

– Я не совершал кражи, – ответил он, наверно, уже жалея, что побежал – ведь к нему пришли только узнать о краже, которую он не совершал.

Я посоветовал ему успокоиться, одеться и проехать в райотдел – ведь он не виноват, возьму с него только объяснение и отпущу. Успокоившись, он спокойно прошёл вместе со мной в раздевалку, где ключом открыл свой вещевой ящик и стал переодеваться, взяв куртку и надев её. Я заметил, что на рукаве имеется дыра, зашитая нитками. Стало ясно: это и есть тот самый маньяк в розыске. Я доставил его в отдел. Теперь дело оставалось за малым – сделать опознание, то есть пригласить ребятишек и их родителей, понятых и адвоката. Это оказалось тоже непросто: во-первых, понятые по такому делу должны быть людьми уравновешенными и взрослыми, как и статисты, умеющие держать не только язык за зубами, но и свои руки. Процедура опознания не из приятных – ребёнок должен назвать из трех присутствующих лицо, совершившее в отношении его развратные действия, описав при этом в подробностях, как всё происходило, так как «доблестные» адвокаты всегда могут воспользоваться замешательством и помочь преступнику уйти от ответственности. Такая у них работа – защищать маньяков и всякую нечисть, за это им платят деньги. А вот для ребёнка это – ещё дополнительная психологическая травма, но таков уж закон, придуманный нашими мудрыми юристами.

Так и получилось – опознав маньяка с одним из потерпевших, статист набросился на задержанного парня и стал его бить. К нему присоединился и второй. Видя эту картину, понятые (бабушки) испугались увиденного и, не зная, куда им деваться, забились в угол кабинета. Мы со следователем стали их разнимать, адвокат тоже нам помог, и всех дерущихся растащили в разные стороны. Успокоившись, решили отложить все последующие действия с другими потерпевшими на завтра.

Оставшись с парнем наедине, я выяснил, что он, ещё находясь в тюрьме за совершение кражи, стал заниматься «таким делом», и он меня очень серьёзно спросил:

– Александр Фёдорович, ребятишки сами написали заявление на меня, или вы им посоветовали?

Я понял, что он не понимает и не осознаёт совершённые им преступления.

– Заявление за ребятишек написали их родители – ведь они ещё несовершеннолетние, и по закону не имеют право это делать, – ответил я.

Он на несколько секунд задумался и сказал слова, которые я по сей день не могу забыть:

– Надо бы их убивать. Пожалел… Это будет впредь для меня уроком, – и тяжело вздохнул, видимо, уже представляя, как бы всё проделал, если вернуть время вспять: ножом голову у них отрезал, как наш несчастный водитель, или придумал бы другие способы умерщвления, – ведь маньяки горазды на выдумки.

Зная настроение родителей, которые находились в коридоре, я подстраховался и рядом с ними на скамью посадил своего «помощника» из числа людей, добровольно желающих помогать нам в борьбе с преступностью. Он мне сообщил, что, когда я поведу маньяка в камеру, один из родителей его убьёт. Никто из родителей не хотел его прощать – ведь им пришлось менять школы своим ребятишкам в других районах города, так как ученикам стали известны факты развратных действий, над жертвами маньяка стали издеваться одноклассники, и неизвестно, смогут ли они дальше жить с такой психологической травмой. Но всё обошлось – я поговорил с родителями и объяснил, что за любое убийство идёт наказание, да и ребёнок останется без отца, и кому это будет нужно? – никому.

Какова дальнейшая судьба этого маньяка, я не знаю, но уверен – родители ребятишек его в покое не оставят. Суд дал ему большой срок тюрьмы – за каждого ребёнка один год, то есть семь лет заключения.

Работая в отделе или, как говорят в милиции, «на земле», мы раскрывали ещё сотни разных преступлений, но это были только цветочки по сравнению с теми, что мне предстояло раскрывать в будущем. Заниматься такими якобы серьёзными преступлениями, что описывали известные детективные писатели в своих романах – это «детский сад», как говорят в обиходе люди, которым пришлось расследовать уже в ином подразделении и в другое время. И время – которое можно назвать только «бесовским» – настало: в нём смешалось все, что известно за всё существование человека на земле. Смешались все пороки человека, которые описаны в десяти христианских заповедях, собрались они в одном месте, облюбовав для своего проживания нашу страну.

Начало девяностых годов. При правлении страной первого президента России Бориса Николаевича Ельцина есть всё то худшее, что знали русские люди за всю свою многовековую историю. Безнравственность стала основным критерием у всех, от обеспеченных людей – в народе известных как «бизнесмены» – до простого рабочего. Между ними образовалась такая огромная пропасть, что сблизить их могла бы только культура, но и она будто уехала на отдых в тёплые страны, ей люди стали неинтересны. А вот кому эти люди были интересны – так это подразделению под названием «шестой отдел», созданному специально для борьбы с организованной преступностью, которая, как раковая опухоль, расползлась по всей нашей стране, проникнув во все государственные структуры вплоть до администрации президента.

В подразделение были набраны лучшие сотрудники из всех оперативных служб города, которые смогли бы работать в столь серьёзном подразделении. Пригласили в него послужить и меня. Критерий отбора был только один – оперской опыт, да наличие с десятка «помощников» из числа лиц преступного мира, которые имеют оперативные подходы к преступным авторитетам города. Коллектив состоял всего из нескольких человек. Для них были выделены несколько кабинетов в УВД, а своего отдельного помещения пока не имелось. В коллектив были приглашены и мои коллеги по уголовному розыску – а это самое главное, что нужно для работы: есть уверенность, есть на кого положиться в сложных ситуациях. Человек познаётся в беде – а у оперов беда ходит по пятам каждый день, ведь розыск или задержание преступника – наша повседневная работа, и иметь за спиной надёжный тыл —главное, что нужно, чтобы не присесть в тюрьму.

Опыта у всех оперов было достаточно, но он никак не соответствовал требованиям к данному подразделению. Пришлось учиться, как говорят в народе, «с колёс», и опыт быстро был приобретён.

Первым раскрытым нами преступлением было расследование по фальшивым банковским авизо с участием лиц кавказской национальности, приехавших в город под видом бизнесменов для покупки автобусов на местном заводе. Получив информацию из источника (гражданина, который сам был чеченцем, но уже несколько лет проживал в городе), мы составили план, где я под видом местного авторитета знакомлюсь с ними и провожу время, показывая достопримечательности города.

Познакомиться с ними не составило труда – пригодилось умение врать всем и вся, нужное при работе в уголовном розыске. Они поверили, что перед ними – бывалый авторитет; тем более, что для этого я раздобыл на рынке золотую цепочку с полкило весом, напоминавшую скорее цепь для дворовой собаки, и футболку и брюки чёрного цвета. Видя такой «персонаж», жулики понимали – с таким человеком можно иметь дело. Всю эту атрибутику должен иметь настоящий жулик, а не милиционер и тем более простой гражданин, поэтому такой гардероб стал моей повседневной одеждой. Носить малиновый пиджак и иметь его в своём гардеробе жуликам не полагается – его носят только коммерсанты (или, как стали их все называть, рэкетиры), что и отличало первых от вторых.

Но главной моей задачей было убедить их поселиться в специально приготовленную гостиницу, где у нас в комнате уже заранее было установлено подслушивающее устройство. Они согласились. Я на время «исчез» под предлогом выезда в другой город, пока меня не заметили местные жулики (которые могли рассказать кавказцам, кто я на самом деле), но, слава Богу, всё обошлось. Время, проведённое с ними, у меня было скоротечным.

Как всегда бывает – план планом, а попадётся в нём исключение – и всё может закончиться не в нашу пользу, и жулики могут скрыться. Никто из нас не знал чеченского языка, даже наш добровольный помощник, у которого был иной диалект. Привлекать других чеченцев к переводу опасно – может сорваться операция. Ограничились тем, что есть. Но кое-что из перевода стало известно – они уже имели в наличии поддельное авизо. Такие денежные поддельные переводы осуществлялись ЦБ незамедлительно. В них указывалось, что банк-отправитель просит перевести деньги на счёт какой-либо структуры в другой коммерческий банк, и бандиты уже имели право получить денежные средства или взять взамен векселя, что они уже и сделали.

Мошенники приехали на автобусный завод, наличными деньгами расплатились за автомобили (перед этим наняв в городе несколько водителей), а остальные автобусы решили на время оставить на стоянке предприятия и выгнали их с территории. Было принято решение об их задержании, где уже наши сотрудники специального подразделения под названием СОБР сделали свою работу. С заводской кассы изъяли деньги – 38 миллионов рублей – и вернули государству, как и автобусы. Судьба у мошенников одна – тюрьма. Так и вышло – их осудили, как и положено нашим законом, и дали, правда, небольшой срок.

В процессе следствия стало известно, как бандитам удалось заполучить фальшивое авизо. В городе Нальчик они узнали, в каком кафе обедают работники одного из банков. Ворвавшись в зал, произвели из автомата несколько выстрелов вверх, чтобы запугать работников банка (что им и удалось). Имея данные на сотрудников банка, они побеседовали с одной работницей, угрожая ей убийством. Испугавшись расправы, та отправила в наш банк несуществующий платёж с реквизитами банка под названием «авизо», тем самым подтвердив легитимность данной банковской операции и не сообщив своему руководству.

Были ещё такие же преступления, которыми нашему подразделению пришлось заниматься в дальнейшем —фальшивое авизо стало для мошенников «лакомым куском», и из народной кассы было украдено (если не обманывает директор центрального банка) около триллиона рублей. Но наш, хоть и небольшой, вклад по возврату денег в государственную казну был внесён.