Жаркое лето Хазара

Тоты мечется из стороны в сторону, она хочет найти Хасара или хотя бы услышать его голос. В поисках любимого она даже сквозь черные тучи пролетала.

Наконец черные тучи испугались войска Огуз хана, по направлению движения которого тьма рассеивалась и наступал свет, они стали потихоньку отступать. Но от Хасара по-прежнему ни слуху, ни духу. Получив поддержку от войска Огуз хана, Тоты теперь совсем осмелела, летала без страха. Она молила уходящие от нее черные тучи, чтобы они отдали ей ее любимого Хасара. И спустя какое-то время с неба донесся его голос.

Устало размахивая крыльями, Тоты увидела летящего

в ее сторону Хасара. Собрав последние силы, Тоты устремилась ему навстречу.

– Хасар, мой любимый Хасар! – закричала она человеческим голосом, хотя и была белым журавлем, и заплакала…

Тоты проснулась от собственного радостного крика… Вся подушка была мокрой от слез…

Сидя на постели, Тоты пыталась растолковать свой сон. Как бы там ни было, решила она, но ее ждут какие-то добрые перемены в жизни.

С тех пор, как узнала о приезжавшей к отцу «скорой помощи», она стала непрестанно думать о Хасаре. Вернее, мысли о нем то и дело возникали сами собой. Поэтому она и сделала вывод, что ее сон каким-то образом навеян ее думами о Хасаре.

* * *

После неудачной встречи с кандидаткой в жены Хасар думал, что мать рассердилась на него и ждет, когда он появится, чтобы высказать ему все свои претензии и обиды. Приехав домой на следующий день, он застал мать сидящей возле неубранного сачака. Она сидела, вытянув перед собой негнущиеся ноги, и была дома одна. Домашние ушли кто на работу, кто в школу.

Поздоровавшись с сыном и расспросив его о делах, мать налила пиалу чая и протянула ему.

– На, выпей пиалу чая!

– Мне не хочется чая, нене!

– Тогда иди сюда, садись у сачака, может, что-нибудь поешь? – Мать дернулась, хотела встать и идти на кухню, чтобы принести оттуда что-нибудь из еды.

– Не беспокойтесь, нене, я уже позавтракал!

Мать не стала во второй раз предлагать ему чай, чтобы не получить отказа, и поставила пиалу рядом с собой.

– Если ты не хочешь, я сама выпью, детка!

Она отерла ладонью вспотевшее лицо и внимательно посмотрела на сына.

– Ну, как тебе, сынок, невеста, которую я нашла? – спросила вдруг она.

Хасар был готов к такому разговору, поэтому ничего не ответил матери, только с улыбкой посмотрел на нее, как бы спрашивая: «Мама, неужели я достоин такой молоденькой женщины?»

Мать и без слов поняла сына, а когда заговорила, сын понял, что она и сама в какой-то мере согласна с ним.

– Да знаю я, не понравилась она тебе. Вы, как и ваш отец, не станете связывать свою жизнь с первой встречной!

Вначале Хасар услышал в словах матери «разве после такой прекрасной женщины, как Дунья…», но когда она упомянула отца, понял, что она вспомнила какие-то приятные эпизоды из своей жизни.

… Это воспоминание связано с тем временем, когда отец только-только приступил к работе на железной дороге. Когда отец Хасара был юношей, родители решили женить его на девушке, которая была хороша собой и про которую говорили, что она бойкая девушка. Эта бойкая девушка любила драться со своими невестками. Отец Хасара тогда сказал родителям: «Мне такая жена не нужна, мне совсем ни к чему слава мужа, чья жена дерется с женщинами своего села. Если хотите женить, возьмите мне в жены дочь Баллан бая – красивую и скромную девушку. А если нет, тогда я женюсь на первой встреченной в городе татарке или русской, мне без разницы!» Короче, он отменил уже готовое сватовство.

Но родителям не хотелось женить его и на дочери Баллан бая, которого в те годы зачислили в ряды баев и кулаков. Однажды об этом разговоре узнала и дочь Баллан бая, и хотя они раньше не встречались, она поняла, что нравится этому юноше. Тогда она через знакомую женщину передала ему новенькую тюбетейку, вышитую ее руками, и это был знак: он тоже ей нравится.

Домашние остерегались приводить в дом невестку, которая была дочерью скандально известного человека, зато их сын не побоялся этого. Однажды ночью он привел девушку домой, представил ее родителям и той же ночью увез в Казанджик, где он в ту пору работал. В управлении дороги поддержали своего молодого работника, и вскоре они сочетались законным браком. Молодоженам выделили крохотную комнату в общежитии. А что еще надо для счастья двум любящим друг друга молодым людям?! Говорят же, что с милым и в шалаше рай.

Воспоминания вызвали приятные чувства и ощущение, что судьба родителей частично повторилась в судьбе детей. После этого мать и сын еще лучше поняли друг друга.

Провожая сына, мать сказала:

– Хасарджан, сынок, если тебе не понравилась женщина, которую нашла тебе я, другую придется тебе самому искать. Не думай, что так легко найти свою единственную.

И хотя мать не назвала ее по имени, Хасар понял, что она имела в виду Дунью. А в конце мать добавила: «Если твои поиски затянутся, мне придется снова самой взяться за это дело!».

Хасар радовался, что мать не была на него в обиде за то, что он отверг ее предложение.

* * *

Весной Красноводск становится по-настоящему приморским городом, в это время года он чаще всего тонет в дымке висящего над морем тумана, оседающего влагой на стенах его домов.

Город становится по-весеннему ярким и веселым. Солнце тоже совсем другое, оно не очень-то светит и не очень греет, зачастую прячется за облаками, укрывшись тучами.

Хасар уже не раз вспоминал, что на этой неделе их с Гасаном Алиевичем пригласила к себе в гости Тоты.

Несколько дней назад она специально заехала к ним и пригласила обоих в гости, сказав: «Папа хочет встретиться со своим спасителем». На самом же деле у нее была другая цель – сблизиться с Хасаром, поэтому-то она и пригласила их к себе домой. Для этого она заранее позвонила заведующему «скорой помощью» Гасану Алиевичу и в разговоре с ним как бы невзначай спросила: "Надеюсь, Хасар Мамметханович тоже на работе?". Выяснив то, что ее интересовало, добавила: «Если вы оба на месте, я сейчас заеду к вам!». Гасан Алиевич, которому рассказали о претензиях жены больного, который оказался отцом Тоты, к обслуживанию врачей «скорой», решил, что она хочет поговорить с ними и выразить недовольство их с Хасаром работой. Этот звонок испортил ему настроение.

Когда Хасар пришел на работу, всезнающая Фатима Гасановна доложила ему о звонке Тоты к Гасану Алиевичу, в разговоре с которым она упоминала и имя Хасара. Он подумал, что Тоты хочет заехать к ним и упрекнуть их в невежливом обращении со старым человеком, просить их быть с такими людьми мягче, внимательнее. Но Хасар не сделал ничего такого, в чем его можно было бы упрекнуть! Ему стало неприятно.

… Когда знакомая машина Тоты остановилась возле «скорой помощи», старый заведующий, переживавший, как все будет, вышел на улицу и приветливо встретил ее. Войдя вместе с гостьей в кабинет, он велел секретарше вызвать к нему из отделения Хасара.

Когда Хасар появился в дверях кабинета, Тоты встала с места и приветливо улыбнулась ему: «Здравствуйте, ёлдаш мугаллым!»* – и застенчиво протянула руку.

Гасан Алиевич, в какой-то мере считавший и себя виноватым в том, что на Хасара поступила жалоба, ведь он был его начальником, увидев, что его гостья превратилась в ученицу, а подчиненный – в уважаемого преподавателя, сообразил, что никакого разноса не будет, что причина визита совсем в другом. Он сразу же успокоился, у него поднялось настроение. Со смехом спросил, каким образом Хасар и Тоты оказались учителем и ученицей.

– Дорогой Хасар Мамметханович, как это понимать? Почему Тоты-гелин называет вас своим учителем? Я не ослышался? Мы-то знали, что вы работали в России, Германии, но что были преподавателем, я слышу впервые.

– Был в моей жизни такой период, Гасан Алиевич,– задумчиво ответил Хасар, мыслями уходя в то время. – Я тогда заочно учился в аспирантуре, почти целых два года преподавал в Ашхабадском мединституте.

Пока Хасар говорил, Тоты вспоминала про себя тот далекий день, когда она с букетом цветов в руках, волнуясь, подкарауливала Хасара, чтобы поздравить его с днем рождения…

А потом, за чашкой горячего кофе в кабинете Гасана Алиевича они как учитель и ученица вспоминали забытые детали того далекого времени.

Собираясь уходить, Тоты внимательно посмотрела на обоих мужчин, всем своим видом показывая, что ей есть еще что сказать, и мило улыбнулась:

– Коллеги, я вот о чем хочу посоветоваться с вами. У меня есть желание угостить вас в своем доме чашкой собственноручно приготовленного чая! Хочу, чтобы вы назвали время, когда вам будет удобно прийти ко мне в гости. Да и папа настаивает на вашем приглашении, говорит, что хочет пообщаться с вами в спокойной обстановке!

Услышав это, Гасан Алиевич и вовсе обрадовался. Бросив на Хасара быстрый взгляд, он не стал дожидаться его решения, сам все решил, и сразу же ответил Тоты:

– Тоты Тагановна, если вы хотите угостить нас чаем, да еще приготовленным собственными руками, мы просто обязаны отведать этот чай. Кто же откажется?– ему явно понравилось приглашение.

Тоты уже давно мечтала пригласить Хасара к себе домой и познакомиться с ним поближе, и все ждала удобного момента. Ждать пришлось долго, потому что гибель

Арслана спутала все карты, она не имела права устраивать вечеринку, пока не прошли все поминальные даты. Поэтому-то и отложила это мероприятие.

* * *

В назначенный день и час к дому подъехала машина, и из нее стали выходить приглашенные. В окно Тоты увидела гостей, сразу же сняла с себя фартук, в котором готовила угощение, и поспешила навстречу гостям.

На секунду задержалась перед большим зеркалом у входа, чтобы еще раз убедиться, что все в порядке, что она прекрасно выглядит.

На ней было красивое платье европейского кроя, и она поправила его на себе, расправляя отложной воротник, прошлась ладонями по упругой груди. Затем быстро распахнула перед гостями дверь.

Младшая дочь Тоты, помогавшая матери на кухне, заметив, как она переменилась при виде гостей, вначале удивилась, а затем проводила ее с загадочной улыбкой.

Пару дней назад она приехала погостить к матери вместе с мужем и грудным сынишкой.

В доме стоял аромат вкусной еды и всевозможных приправ и закусок, чувствовалось, что женщины здесь,

готовясь к приему дорогих гостей, основательно потрудились.

Тоты, мило беседуя с гостями, привела их в комнату, где уже был накрыт стол. Сидевший в сторонке старик встал и почтительно поздоровался с ними, пожав им руки.

Как врач Хасар сразу же окинул старика внимательным взглядом и сделал вывод о состоянии его здоровья. Было видно, что старик чувствует себя неплохо, его глубоко посаженные под нависшим высоким лбом глаза озорно блестели.

Чтобы быть перед гостями в форме, старик надел серую сорочку, которая была ему к лицу, а поверх нее пиджак, с орденами и медалями, который на нем казался несколько мешковатым.

Тоты представила гостям высокого худощавого юношу, который стоял в сторонке и смущенно потирал руки.

– А это наш младший зять!

Хасару лицо юноши показалось знакомым, но он никак не мог вспомнить, где он его видел раньше.

После короткого знакомства Тоты пригласила всех присутствующих за стол.

Вдруг из соседней комнаты донесся плач ребенка и хрипловатый голос ворчащей женщины, потом оттуда, покачиваясь, с ребенком на руках вышла мать Тоты. Хозяйка представила ее гостям:

– Моя мама!

Хмурая женщина кивком головы ответила на приветствие гостей. Озираясь по сторонам, словно ища кого-то, сказала Тоты:

– Зови дочь, ребенок проснулся, пусть она покормит, а то я никак не могу успокоить шалуна…– ласково произнесла она.

Младшая дочь Тоты, внешне похожая на свою мать, услышав голос своего младенца, вышла из кухни. Для приличия голова у нее была повязана легкой косынкой, какую носят молодые невестки. Кивнув головой гостям в знак приветствия, она прошла мимо них и поспешила к своему истошно орущему младенцу.

Юноша, сидевший за столом, чувствовал себя в доме тещи неловко, был беспокоен, то краснел, то бледнел, и его поведение напомнило Хасару то время, когда он сам зятем пришел в дом родителей Дуньи. У европейцев зять в доме родителей жены чувствует себя уверенно, потому что там это в порядке вещей, совсем другое дело туркмены. У них другие обычаи, которые не позволяют зятю чувствовать у родителей жены, как у себя дома. Хасар с трудом привыкал к своему новому положению, да и то ему в этом очень помогло деликатное поведение тестя, Айназара ага. Хасар привык к этому только после того, как родился их первенец, а у бабушки с дедом появился внук.

Тоты пошла на кухню, чтобы подменить дочь, и вскоре стала носить на стол одно блюдо за другим. Ей хотелось угодить сегодняшним гостям.

Когда все было подано, она пришла и села на свободный стул между отцом и Хасаром.

После первых же тостов за столом стало шумно, гости стали вести себя непринужденно, на лицах проступили капли пота. Крупными каплями пота были покрыты лицо и шея сидевшего рядом с Хасаром медноголового старика.

Роль тамады на этой встрече с удовольствием взял на себя Гасан Алиевич, обладавший даром красноречия. Иногда он давал кому-нибудь слово, но большей частью говорил сам. Он был по-кавказски остроумен, без меры шутил, говорил много и уверенно.

Большинство тостов было посвящено Тоты и членам ее семьи. Как много повидавший и знающий человек, первый тост Гасан Алиевич предложил поднять за младенца, впервые приехавшего в дом бабушки, поздравив ее с внуком. Он, конечно, не обошел стороной и тот факт, что они благодарны хозяйке за ее приглашение в этот дом, в котором им всем приятно находиться. Собравшиеся поддержали Гасана Алиевича и каждый, кто произносил следующий тост, непременно желал малышу счастья и долголетия, выражали надежду на то, что он вырастет в достойного человека и будет не только хорошим сыном и внуком, но и большим человеком, который сможет повести за собой народ. Тоты с удовольствием слушала Гасана Алиевича и одаривала собравшихся за столом гостей благодарными взглядами. Верила, что все сказанные в адрес ее внучонка пожелания когда-нибудь обязательно сбудутся.

Когда же Гасан Алиевич заговорил о профессиональной деятельности Тоты, на лице ее матери появилось выражение удовлетворенности. Она, сама того не замечая, вдруг заговорила.

– Моя Тоты и в детстве была бойкой девочкой! Когда взрослые мальчишки обижали ее брата, она всегда заступалась за него, давала им сдачи!

Тоты стало неудобно за материно хвастовство, взявшись рукой за лоб, она опустила голову и подумала: «Правду говорят, простота хуже воровства! Зачем маме надо было рот открывать?!» Она посмотрела на гостей с извиняющейся улыбкой на лице, прося их простить ее мать за неудачную реплику.

Когда гости вышли на перекур, Хасар снова заинтересовался юношей-зятем, который в самом начале их встречи показался ему знакомым. В тот момент, когда он вышел на просторную веранду, юноша обменивался репликами со стариком, который уже находился здесь и курил сигарету.

Увидев, что Хасар закуривает, юноша отошел от открытого окна, уступая ему свое место.

– А ты не куришь? – спросил Хасар и предложил юноше сигарету, чтобы завязать разговор.

– Нет, не курю, спасибо, военврач!

– Почему не куришь, или же твоя жена не выносит запах табачного дыма?

– Поскольку я не курю, у меня с женой на эту тему и разговора не было. Просто я сам не хочу курить…

– Ты на студента похож…

– Да, и я, и моя жена – мы студенты.

– А где вы учитесь?

– Мы оба – студенты Института искусств. Я на отделении дутара занимаюсь…

– И на инструменте играешь?

– Да, понемногу. – Молодой человек улыбнулся Хасару, удивляясь, что тот его не узнает. – Товарищ военврач, похоже, вы не узнали меня? Я тот самый юноша, которого два-три года назад собирались оперировать в вашем госпитале!– он напомнил Хасару, что он тот парень, на отмене операции которого он тогда настоял и отправил его на лечение в другое место.

«Вот ведь как бывает в жизни! – размышлял Хасар. – Не думал, не гадал, что встречу в этом доме старого знакомого!» После этого он стал подробно расспрашивать парня, где он потом лечился, как сейчас чувствует себя, ему как врачу все было интересно. Видя, что парень сейчас в полном порядке, лишний раз удостоверился в том, что был прав, не позволив тогда почем зря резать парня, которого можно было вылечить без операции, радовался, что не пошел на поводу у начальника госпиталя – мздоимца.

Увидев, что ее зять мирно беседует с Хасаром, Тоты присоединилась к ним.

– Вы что, уже познакомились?– улыбнувшись Хасару, спросила она.

Ответ Хасара удивил Тоты:

– А мы давно знакомы.

– То-то я смотрю, ваша беседа затянулась! – ее глаза радостно заблестели, в них он прочитал желание узнать подробности их знакомства. Наверно, Тоты хотела бы спросить, где и как они познакомились, но она не стала этого делать и повернула разговор в другую сторону, заговорила о том, что волновало ее больше. Скоро ее дочь и зять должны надолго отправиться на места, чтобы проходить там практику, она зовет их к себе в Красноводск. Если они будут здесь, на ее глазах, ей будет спокойнее, да и с внуком она могла бы нянчиться. Она хотела бы, чтобы впоследствии они получили направление на работу сюда, но пока что в этом вопросе она не достигла согласия с дочерью и зятем. Когда речь зашла о практике, они заявили: «Мы должны поехать туда, куда нас направят. Вполне возможно, что нас оставят в одном из ашхабадских домов культуры!» Короче, ничего конкретного они не говорят. А Тоты хотела бы, чтобы ее дом снова наполнился голосами, чтобы в него вернулось счастье.

Она хотела бы каждый день видеть своего внука, видеть, как он растет, радоваться каждому его новому слову, тогда и ей не будет так одиноко и тоскливо, особенно по ночам.

Женщины вообще любят устраивать свою жизнь так, как нравится им. А главное, они прекрасно знают, что им выгодно, и руководствуются исключительно собственными интересами, но если им приходится мириться с другими обстоятельствами, делают это весьма неохотно.

С того самого дня Тоты думала об ответе дочери и зятя и никак не могла примириться с их решением. Задушевный разговор Хасара с ее зятем подтолкнул ее к тому, чтобы она снова вернулась к волнующей ее теме. «Спрашиваю у новых сватов, как они смотрят на то, чтобы дети переехали на жительство ко мне. – Знаете, что они ответили? – Вы, говорит, обратили внимание на имя своего зятя? Его зовут Торе. В наших краях этим именем называют четвертого сына. Если тебе из четверых нужен именно этот, забирай на здоровье, мы ничего не имеем против, лишь бы он был здоров и счастлив и хотя бы иногда привозил нам внука показать!»

Понятно, что такие слова мог сказать только человек, страдающий от одиночества. Хасар это понимал лучше других.

Медноголовому старику не понравилось, что гости разделились на два лагеря, он внимательно посмотрел по сторонам и произнес:

– Друзья, давайте, как в том анекдоте объединим нашу скотину и станем колхозом!. Мы тоже соберемся все вместе и снова дружно сядем за стол! Наша дочь много чего наготовила, не будем обижать ее невниманием, мы должны обязательно отведать все, что наготовлено!

Усевшись за стол, старик протянул свой бокал тамаде:

– Наливай, азербайджанский друг!

Мать Тоты, увидев, что ее муж намерен пить и дальше, попробовала остановить его:

– Меньше пей, старый, у тебя здоровья нет, чтобы наравне с другими пить!

Но старик, который уже был навеселе, и не подумал прислушаться к словам жены.

Только кивнул жене головой и пошутил:

– Жена, о чем ты беспокоишься, посмотри, сколько здесь чудесных врачей, думаешь, они не помогут, если мне станет плохо?!

Жене не оставалось ничего другого, как молча переводить взгляд с одного гостя на другого в надежде на их поддержку.

– Я ведь прав? – спрашивал старик у Хасара и Гасана Алиевича, провожая взглядом идущую на кухню дочь. Ну и Хасару с Гасаном Алиевичем тоже не оставалось ничего другого, как поддержать старика, который многозначительно улыбался им.

Когда снова наполнили бокалы, старик изъявил желание выступить. Он склонился в сторону Хасара:

– Знаю, сынок, что на твою долю выпало много испытаний, но я рад, что ты вернулся в родной город. Вот увидишь, все у тебя будет хорошо, со временем все встанет на свои места. Говорят же русские: дома и стены помогают! А во-вторых,– старик сделал паузу, а потом, видя, что Хасар внимательно его слушает, также возбужденно продолжил свою речь. – Знаешь, сынок, чему я радуюсь? Тому, что ты, как и мы, проживаешь в дачном поселке. Когда нам будет плохо, мы не станем ждать врачей из города, потому что есть ты, который сразу же придет на помощь!– сказал старик с улыбкой на лице.

Из кухни доносился аромат вкусного плова и был слышен негромкий разговор Тоты с дочерью, которая только что с ребенком на руках последовала за матерью. Может, она советовала дочери что-нибудь поесть, а может, с любовью смотрела на внука, которого дочь здесь же кормила грудью.

Зато старик уже перешел к воспоминаниям об отце Хасара: «Я хорошо знал твоего отца-машиниста, бедняга всю жизнь не расставался со своим паровозом». Хасару было приятно слушать воспоминания человека, знавшего его отца, его также радовало и то, что неподалеку от него живет человек, с которым он может общаться, который разделит с ним и радости его, и печали.

Хасар был земляком старика, жил с ним в одном городе, но хорошо его не знал. Возможно, они и встречались где-то на свадьбах да поминках. Может, от отца или еще кого-то и слышал об этом человеке, но разве станешь запоминать разговор, не касающийся лично тебя?

Несмотря на это, в этом городе старик был известной личностью. До выхода на пенсию у него был большой круг общения, так что знали его многие люди.

Старик был истинным патриотом своей земли, он гордился трудовыми успехами своих земляков, никогда не считал себя маленьким человеком и не стоял в стороне, за правду он мог биться с кем угодно, и даже с высокопоставленными чиновниками мог схватиться, если того требовали интересы дела. Может, поэтому-то за годы работы он не поднялся выше парторга. Однако руководители, работавшие с ним, побаивались его острого язычка, при нем старались подбирать выражения, не позволяли себе лишнего. Одно событие, случившееся лет тридцать назад, во времена СССР, и связанное с Министерством рыбного хозяйства, раскрыло этого человека с положительной стороны, показав его честность и упорство в достижении праведной цели.

Когда московские главки якобы в целях охраны природы запретили добычу в туркменских водах Каспия любых рыб, кроме мелочи, рыбные хозяйства республики полностью разорились. Напротив, в Баку, Астрахани, Дагестане у казахских берегов Каспия улов морской рыбы только вырос.

Туркмен били по рукам, не давая им дотянуться до скатерти-самобранки под названием Хазар. В этом проявились имперские амбиции центра, считавшего себя властелином одной шестой части суши всей земли.

В истории описаны случаи, когда русские баре вставали на сторону иностранных купцов, заплативших хороший выкуп, и позволяли им разорять туркменские воды, что касается самих туркмен, им запрещалось ловить рыбу в собственном море.

Когда такой запрет ввели и на этот раз, первым за дело взялся старик. Он без устали писал во все инстанции, никого не оставлял в покое, протестовал от имени народа. Вот его слова, с которыми он обращался в разные инстанции: «Почему в других местах, где идет массовый отлов ценных пород рыбы, морская экология не страдает, отчего ей наносится ущерб, когда ловом занимаются туркмены, тем более, что их масштабы не сравнимы с масштабами других добытчиков рыбы? Если вы и в самом деле беспокоитесь за сохранность экологии, тогда и в других местах введите такой же, как для Туркменистана, запрет, в противном случае, и с нас снимите этот запрет и позвольте вылавливать рыбы столько, сколько мы считаем нужным! И уж если говорить об экологии, то посмотрите, чиста ли волжская вода, ведь на берегу этой великой реки стоят сотни заводов и фабрик, сбрасывающих в реку своих отходы. Все это я видел собственными глазами, когда мне довелось плыть на корабле от Астрахани до Казани!»

О себе старик запальчиво сообщал: «Ветеран Великой Отечественной войны! Не для того мы воевали и отстаивали свободу, чтобы потом подвергаться таким унижениям». Он не боялся выглядеть неудобным, если это могло принести пользу людям.

Многие тогда не знали об этих письмах старика, может, никогда бы и не узнали, если бы не случай. На состоявшемся в Красноводске партактиве недавно назначенный секретарь обкома Дмитрин выступил с гневной речью. «В городе есть люди, которые выступают против взвешенного решения Кремля, противостоят Москве!» Он показал собравшимся в зале коммунистам письмо старика, которое вернулось из Москвы с пометкой «Решить вопрос на месте». Секретарь обкома выразил недовольство действиями инициативного старика.

А старик как парторг большого завода присутствовал на этом собрании. Ничего этого не знал новый назначенец – первый секретарь обкома. Он попросту не успел вместе со своим окружением изучить вернувшееся из Москвы письмо. К тому же он не знал, что автор письма, хоть и живет на территории вверенной ему области, возглавляет партийную организацию крупного предприятия.

Своим заявлением секретарь обкома наступил на хвост дремавшей собаки. На том совещании старик был одним из выступающих, он должен был говорить от имени коммунистов завода. Когда пришла его очередь, ведущий пригласил старика на трибуну.

В своем выступлении парторг говорил об успехах рабочих нефтеперерабатывающего завода, о достойном вкладе в общее дело коммунистов завода. Закончив выступление, он сложил листок бумаги, собираясь положить его в карман, но с трибуны сходить не торопился. Затем он повернулся в сторону секретаря обкома Дмитрина и обратился непосредственно к нему:

– Товарищ секретарь обкома! Письмо, о котором вы только что упоминали, написано мною. Там нет указания на место моей работы, но в конце письма стоят моя фамилия, имя, домашний адрес и номер телефона.

Я, может, и жалобщик, но не из тех, кто пишет свои жалобы анонимно. И свой партийный билет, как все достойные сыны моего времени, я получил на фронте. А теперь скажите мне, в каком месте письма я написал неправду или исказил факты? Внимательно прочтите его еще раз, вслух прочтите, пусть и другие услышат, о чем там написано, и выскажут свое мнение!

Зал напряженно молчал, всем было интересно, как новый секретарь обкома выйдет из положения.

Дмитрин, оказавшийся под прицелом множества глаз, то ли по своей неопытности, то ли потому, что хотел представить себя поборником правды и справедливым человеком, воспринял робкие голоса, доносящиеся то из одного, то из другого конца зала и требующие зачитать письмо, как желание народа, а потому передал письмо старику, чтобы он зачитал его с трибуны. Ну а тот был спецом по части ораторства. Он громко, с выражением, прочитал письмо, и присутствующим было приятно, что вот есть человек, проявляющий о них заботу, защищающий их интересы. Многие, сами того не замечая, стали аплодировать в знак согласия с выступающим.

Неожиданная поддержка зала вызвала у сидящих в президиуме членов некоторую растерянность. Требование одного человека вылилось в требование масс и порядком напугало руководителей. Если начнут говорить, что в таком-то месте народ выступил против Москвы, кто же их оставит на постах? Да Москва первая уничтожит их как не справившихся со своими обязанностями. Кому захочется оставить тепленькое местечко, обретенное с таким трудом, да еще при помощи влиятельных людей?! Неужели теперь из-за какого-то письма чьи-то головы полетят?!

Вывести зал из ступора сумел прибывший из Ашхабада опытный инструктор Центрального Комитета, который, сидя в президиуме, все это время внимательно наблюдал за залом. Взяв слово, он не спешил заводить речь о письме, вызвавшем такую бурю эмоций. Он вернул внимание собравшихся к вопросам повестки дня, говорил об успехах и достижениях области во многих отраслях, о том, что сидящие в этом зале люди внесли свой достойный вклад в общее дело. Словом, ему удалось полностью завладеть вниманием зала.

Что касается письма, он не стал нападать на его автора, а отнесся к нему как к просьбе, высказанной на этом собрании, и сообщил, что по данному вопросу сейчас ведутся переговоры на уровне руководителей страны. Короче говоря, ему удалось погасить вспышку и расставить все по своим местам.

И хотя инструктор ЦК обнадежил жителей приморья, запрет на лов ценных пород рыбы не был снят ни через десять, ни через двадцать лет и держался вплоть до того дня, пока Туркменистан не обрел государственную независимость. И хотя народу от тех переговоров толку не было никакого, они помогли Дмитрину руководить Красноводском и областью почти 30 лет, и держался он на этом месте за счет умелой подкормки высоких московских чиновников каспийской красной рыбой и черной икрой…

Убирая со стола освободившуюся посуду и готовя место для новых блюд, Тоты видела, как ее отец увлеченно рассказывал гостям о своем прошлом. Опасаясь, что он может утомить своими воспоминаниями, она виновато улыбнулась Хасару и Гасану Алиевичу и подошла к ним.

Подойдя к отцу сзади и держась за спинку стула, она обратилась к гостям:

– Не правда ли, моему папе есть чем поделиться?! – в ее голосе звучали горделивые нотки.

Когда подошедшая дочь перебила его рассказ, старик сделал паузу, налил в стакан из стоявшей перед ним бутылки боржома и стал медленно пить, дожидаясь, что она еще скажет. Ему не очень-то хотелось пить, просто надо было собраться с мыслями.

Старик понял, что дочери тоже хочется немного отдохнуть, посидеть и послушать его. Ему льстило, что его рассказ привлек всеобщее внимание, поэтому он продолжил свой рассказ с еще большим пафосом:

– А немец продолжал упрямо напирать на нас! Люди побросали свои дома и имущество и пустились в бега, кто на Кавказ, кто в Среднюю Азию вместе с детьми бежал. Эвакуировали заводы и фабрики, их отправляли куда подальше, чтобы немцы не могли достать. Наш нефтеперерабатывающий завод тогда эвакуировали сюда из города Туапсе. Говорят же, нет худа без добра, а иначе разве Кремль позволил бы нам иметь такой завод? Вот так и у нас появилось крупное промышленное предприятие. Правда, потом этот завод пытались переместить в какую-то другую республику. Но благодаря решительности тогдашнего председателя Совета Министров

Туркменистана Худайбергенова и полномочного представителя туркменского правительства в Красноводске, управляющего делами Совета Министров Торе Рахманова, завод удалось отстоять, хотя его уже разгрузили с кораблей и грузили в вагоны, чтобы переправить в другое место. Обо всем этом мы после узнали. А ведь могло случиться, что и этот завод, как многие другие, ушел мимо нас в Ташкент, Душанбе или еще какие-то другие азиатские города.