Рефлексия и внутренний диалог в измененных состояниях сознания. Интерсознание в психоанализе

С точки зрения авторов, во всей своей совокупности эти и другие дефиниции рефлексии определяют все многообразие содержаний, на которые может быть направлена рефлексия. Соответственно, субъект может рефлексировать: знания о ролевой структуре и организации коллективного взаимодействия; представление о внутреннем мире другого человека и причинах его поступков; знание об объекте и способы действия с ним; свои поступки и образы собственного Я как индивидуальности; свои ценности и способы их изменения. Различаются: кооперативный, коммуникативный, интеллектуальный и личностный типы рефлексии, которые я уже подробно описал выше. Личностная рефлексия обращена на самого человека, оказавшегося в процессе поиска, и соответственно приводит к переосмыслению его деятельности в целом.

В своих исследованиях психоаналитического процесса я изучаю именно личностный тип рефлексии, так как предметной действительностью, составляющей содержание, на которое направляется рефлексия в этом случае, является совокупность психологических процессов, их динамика, способы их восприятия субъектом и переосмысления отношения к ним (Спивак, 1989).

А. В. Карпов (2004) вслед за А. З. Заком (1976), И. Н. Семеновым, С. Ю. Степановым (1985), В. И. Слободчиковым (1994) отмечает, что в отечественной психологии сложились три ведущих направления в разработке проблем рефлексии: исследования личностного аспекта рефлексии, рефлексивного самосознания человека; работы по теоретическому и творческому мышлению и изучение рефлексии как познания человеком феноменов сознания других субъектов в ходе совместной деятельности. Каждое направление исследований сохраняет свою специфику, внося собственный вклад в изучение проблемы рефлексии в целом.

Кроме уже рассмотренных работ, значительный вклад в исследование личностной рефлексии внесла Н. И. Гуткина (1982), считавшая, что при экспериментальном изучении рефлексии исследователь имеет дело не самим рефлексивным процессом, а лишь с его феноменами. В согласии с другими авторами, она также различала логическую, относящуюся к области мышления форму рефлексии; личностную рефлексию, тесно связанную с аффективной сферой личности и межличностную рефлексию, реализующуюся во взаимоотношениях с другими людьми. С помощью логической рефлексии субъект исследует свое мышление, с помощью личностной рефлексии старается узнать свое Я, а межличностная рефлексия, согласно Н. И. Гуткиной, служит для понимания другого человека.

Рефлексии как разрыву в потоке жизни, способности отнестись к жизни в целом, произвести «ценностно-смысловое самоопределение» придается особое значение в концепции В. И. Слободчикова. Рефлексия определяется им как «специфически человеческая способность, которая позволяет ему сделать свои мысли, эмоциональные состояния, свои действия и отношения, вообще всего себя – предметом специального рассмотрения (анализа и оценки) и практического преобразования…» (Слободчиков, 1994, с. 22).

Такое понимание рефлексии присутствует также в работах К. С. Абульхановой-Славской, А. Г. Асмолова, Б. С. Братуся, Ф. Е. Василюка, В. В. Знакова, Д. А. Леонтьева, В. С. Mухиной, В. Ф. Петренко, В. А. Петровского, Е. Т. Соколовой, Г. А. Цукермана, В. С. Шарова и др. Рефлексия здесь выступает как психологический механизм изменения индивидуального сознания, как активное размышление человека о самом себе, о своем целостном Я, а не только о своих мыслях и чувствах. Рефлексивно осмысливая самого себя, человек изменяет и развивает себя, соотносит и координирует свою деятельность, эмоции, мысли, желания и ценности с другими людьми, с их ценностно-смысловыми основаниями, с общечеловеческими ценностями. Рефлексия при этом становится смысловым центром человеческой реальности, а возможно, и всей жизнедеятельности человека (Шаров, 2000).

Рассматривая критические ситуации в жизни субъекта, характеризующиеся невозможностью реализации им внутренних необходимостей своей жизни, Ф. Е. Василюк (1984, 1991, 2005) отмечает, что они выражаются в нарушении смыслового соответствия сознания и бытия субъекта. Восстановить это соответствие, по мысли автора, невозможно ни путем предметно-практической деятельности, ни путем познавательной деятельности, осознания. «Подлинная проблема, стоящая перед субъектом, ее критический пункт состоят не в осознании смысла ситуации, не в выявлении скрытого, но имеющегося смысла, а в его создании, в смыслопорождении, смыслостроительстве» (Василюк, 1984, с. 24). Смыслостроительство, согласно концепции Ф. Е. Василюка, осуществляется в особого рода внутренней деятельности – деятельности переживания. Эта особая внутренняя работа, осуществляемая личностью, направлена на устранение смыслового рассогласования сознания и бытия, восстановление их соответствия и обеспечивает повышение осмысленности жизни.

Рассматривая внутреннюю работу переживания, осуществляющуюся при молитве, Ф. Е. Василюк (2005) отмечает различные попытки субъекта овладеть кризисной ситуацией: работа ума, которая основывается на рациональных, сознательных процессах; непроизвольное непосредственное переживание, также оказывающееся несостоятельным, и, наконец, переживание в форме молитвы, в котором не только не отбрасываются за негодностью те состояния, в которых душа пребывала в ходе безуспешных попыток совладания, но последние сохраняются, преобразуются и соединяются в новую форму. В молитве, согласно Ф. Е. Василюку, устанавливается продуктивное соподчинение рационального и эмоционального уровней, молитва становится «произвольной непроизвольностью, активной пассивностью» (Васи-люк, 2005, с. 25). С моей точки зрения, в этом подходе Ф. Е. Василюка к психологическому анализу состояний сознания личности преодолевается, помимо прочего, и сугубо рациональный взгляд на рефлексивную внутреннюю работу и рефлексия приобретает неосознаваемое и аффективное измерение. Рассматривая рефлексию ИСС как рефлексию нерефлексивного, я полагаю, что этот тип внутренней работы близок к предложенной Ф. Е. Василюком формуле: активная пассивность, произвольная непроизвольность.

В целостном процессе переживания, Ф. Е. Василюк различает «три слоя, или плана протекания: а) план непосредственного переживания, в котором происходит испытывание душевных состояний, проживание чувственного опыта, б) план выражения, в котором осуществляются разные формы экспликации внутренних состояний и процессов, и в) план осмысления, в котором разворачивается внутренняя работа самосознания по осмыслению душевных состояний и всей экзистенциальной ситуации» (Василюк, 2005, с.30). Понятие «переживание» здесь употребляется В. Е. Василюком и для обозначения внутренней работы («переживание-работа»), направленной на совладание с ситуацией невозможности, и для обозначения такого уровня функционирования сознания как непосредственное чувствование, испытывание тех или иных содержаний и состояний – «переживаниеиспытывание».

Вступая в полемику с Ю. Джендлином (Gendlin, 1982) и конфронтируя с его взглядами, Ф. Е. Василюк настаивает на том, что переживание-испытывание не является первичной психологической субстанцией, через самое себя определяемой и для себя существующей реальностью, реализующей, помимо прочего, и функцию смысловой переработки, т. е. функцию переживания-работы. Напротив, именно переживание-работа является субстанцией по отношению к переживанию-испытыванию. Здесь переживание понимается Ф. Е. Василюком не как процесс, существующий сам собою, а как деятельностный процесс, совершаемый личностью. Последнее, как отмечает автор, имеет принципиальное значение для психотерапевтической практики: «От того, будем ли мы в терапевтическом процессе делать ставку на переживание как активность личности или на переживание как самодействующий процесс, зависят и методы терапии, и ее стиль, и терапевтические отношения, и результаты» (Василюк, 2005, с. 38).

Анализируя топику переживания, Ф. Е. Василюк (2005) различает два его измерения: «внутреннее – внешнее» и «глубокое – поверхностное». В соответствии со вторым измерением, всякое открытие переживания оказывается ценным не само по себе, а лишь постольку, поскольку оно способствует его углублению. Переживание, с его точки зрения, может быть уплощенным, поверхностным или глубоким. Первое обеднено смыслом, локально по содержанию, ограничено и осуществляется как бы само собою, без участия личности. Личность не учувствует в переживании не в том смысле, что она безучастно и бесстрастно наблюдает за своим переживанием, а в том, что она поглощена, одержима им, не отличая его от самой себя. От поверхностного глубокое переживание, по мысли автора, отличается двумя главными чертами: смысловой интегральностью и личностной включенностью. Первая состоит в том, что в «содержании переживания различные стороны и пласты жизни полифонически перекликаются, вступая в смысловое взаимодействие между собой. Вторая черта, личностная включенность, выражается в том, что личность, с одной стороны, отличает себя от переживания, а с другой – активно участвует в осуществлении переживания, принимая его как реальность, но не как окончательный твердый факт, а как находящийся в становлении смысловой процесс. Личность формирует свое отношение к этому процессу, оценивает и переосмысливает его, поддерживает в нем один тенденции, смиряется с другими, борется с третьими, ищет формы, средства и пути его осуществления» (Василюк, 2005, с. 63).

В этой точке мое понимание внутренней рефлексивной работы в ИСС и критика «разрядочных», антирефлексивных стратегий некоторых современных видов психотерапии близки к концепции переживания-работы Ф. Е. Василюка, утверждающего, что «неразборчивое культивирование всякой экспрессивности в современной психологической практике нечувствительно к измерению глубины и потому может вести к самым разным результатам. Колотить ли резиновую куклу начальника или научиться выражать свое негодование в виде «Я-сообщения» – в проекции на отдельно взятую шкалу «интро— экстравертивности» – эти техники могут оказаться совсем рядом, поскольку примерно в одинаковой степени выводят вовне внутреннее. Но на шкале смысловой глубины они репрезентируют прямо противоположные тенденции. Начинаясь от одной эмоциональной точки… эти два способа выражения приведут к принципиально различным психологическим последствиям. Выражение чувства с помощью ударов по резиновой кукле ведет не просто к выплескиванию, излиянию избытков напряжения; исходное чувство отливается при этом в определенную культурно-психологическую форму, а именно в форму лишенной смысла злобы. «Бессмысленная злоба» со временем превращается в относительно самостоятельный психологический организм, который будет периодически требовать механической разрядки. Выражение этого же чувства в виде Я-сообщения может привести к совсем другим последствиям. Я-сообщение требует от человека рефлексивного и волевого контроля своего аффективного состояния и способа его выражения. Чтобы осуществить Я-сообщение, необходимо задержать непосредственное реагирование, осознать свое чувство, найти адекватное ему словесное описание, нащупать подходящую диалогическую форму выражения и, наконец, осуществить этот диалогический акт. Понятно, что влияние этого типа выражения на партнера по общению и социальную ситуацию будет радикально отличаться от влияния непосредственного отреагировання того же чувства. Но для нас в данном контексте важнее другое – обратное влияние способа выражения переживания на само это исходное переживание. Я-сообщение «воспитывает» переживание, делая его более прозрачным для сознания, управляемым для воли, более личностным, делает его говорящим личностным опытом… Каждая психотехника есть одновременно и антропотехника, она формирует культуру душевной жизни, проторяет пути и создает формы, которыми и в которых личность начинает чувствовать, думать и действовать» (Василюк, 2005, с. 64).

Изучая проблему существования смысла в сознании, Д. А. Леонтьев определил рефлексию как «уникальную человеческую способность произвольно манипулировать образами в поле сознания и направлять луч осознания на объекты и механизмы, обычно остающиеся вне этого поля», функция которой «неразрывно связана с функцией смысловой регуляции как регуляции жизнедеятельности в целом» (Леонтьев Д. А., 1999, с. 144). Подходы к изучению рефлексии классифицируются Д. А. Леонтьевым по типу содержаний сознания, на которые рефлексия направлена. Рефлексия – пятая подсистема сознания – может быть направлена на любую из остальных четырех подсистем сознания – 1) элементы образа мира («экран» сознания), 2) механизмы сознания (то, благодаря чему создается этот образ мира из наличной стимуляции), 3) «осмысляющая подсистема» сознания, 4) внутренний мир. В зависимости от подсистемы сознания, на которую направлена рефлексия, сама рефлексия выступает в различных формах: 1) объективации – осознания определенных аспектов внешней ситуации и ее идеального преобразования; 2) классической интроспекции как метода изучения собственного сознания; 3) решения «задачи на смысл» (Леонтьев А. Н., 1977) и 4) «ценностно-ориентационной деятельности». Отмечая многозначность понятия рефлексии, Д. А. Леонтьев указывает, что «разные исследователи подразумевают под рефлексией совершенно разные вещи» (там же, с. 144). Сопоставляя существующие трактовки рефлексии, автор наряду с различием, лежащим в основе вышеуказанной классификации, находит общее в понимании процессуального плана рефлексии – «осознание и произвольное оперирование в идеальном плане с определенными содержаниями сознания» (там же).

Говоря о «рефлексивных процессах», Д. А. Леонтьев отмечает, что они могут не осознаваться полностью. Соглашаясь с этим, я, в свою очередь, предполагаю, что в данном случае понятие «рефлексивные процессы» объединяет рефлексию субъекта как факт обращения сознания на собственные содержания, преследующего определенную осознанную цель и мыслительный процесс, протекающий в основном неосознанно, но подчиненный этой цели и регулируемый субъектом с помощью рефлексии над его осознаваемыми результатами.

В развиваемой В. В. Знаковым (1998, 2005, 2007, 2008) оригинальной концепции самопонимания и самопознания субъекта, последние тесно связаны с личностной рефлексией. «Самопонимание неразрывно связано с рефлексией. Самопонимание (в отличие от самосознания) всегда основано на таком рефлексивном анализе своего опыта, который в результате умственных операций и действий приводит к переструктурированию, переосмыслению, т. е. преобразованию внутреннего мира субъекта» (Знаков, 2005, с. 120). Отмечая, что рефлексивность, обращение внимания на основания своего бытия является одной из главных психологических особенностей человека как субъекта, автор добавляет, что самопознание и само-понимание, с одной стороны, неизбежно приводят к осознанию психологической противоречивости своей сущности и разрешению конфликтов, связанных с этим, и, с другой стороны, способствуют возрастанию целостности и гармоничности внутреннего мира субъекта.

Обращаясь к исследованию рефлексии, В. В. Знаков уточняет, что возникновение самопонимания начинается «с осознания собственного Я как активной рефлексивной инстанции, контролирующей внутренний опыт. При этом постепенно формируется представление о том, что возможности контроля не безграничны, а скорее ограничены. Немного позже … формируется представление о двух уровнях внутреннего опыта, сознательном и бессознательном, каждый их которых способен влиять на мысли и действия» (Знаков, 2005, с. 238). По мысли автора, субъект постепенно формирует целостное представление о себе, в то же время признавая ограничения саморефлексии и сознательного контроля.

В. В. Знаков отмечает существенную роль рефлексии, самосознания, самоактуализации, бытийных ценностей в формировании самопонимания субъекта. Он описывает также и ограничения рефлексии. Самопонимание как категория психологии человеческого бытия отражает осознание динамики изменяющихся, временных ценностно-смысловых образований Я, в формировании которых существенную роль играет плохо поддающаяся рефлексии структура личностного знания человека, включающая наряду с достоверным знанием и совсем неосознаваемые компоненты.

В концепции психологии правды, В. В. Знаков (1999) отмечает критическую важность искренности и правдивости в рефлексивном процессе самопонимания. Переступание границ правдивости приводит к отчуждению подлинной сущности человека. «Понять себя – значит выйти за пределы и узнать правду о себе. Не общезначимую истину, связанную с получением новых достоверных знаний, а смыслопорождающую личностную правду» (Знаков, 2005, с. 240). Понимание правды, по мысли автора, придает силы не только для личностного изменения и роста, но также изменяет бытийный план сознания субъекта.

Исследуя взаимосвязь рефлексии и самопознания субъекта, В. В. Знаков отмечает, что постановка вопросов самому себе, относящихся к альтернативным выборам и решениям, позволяют субъекту выявить потенциальные возможности саморазвития. «От рефлексивного анализа отношения к себе в значительной степени зависит понимание бытия» (Знаков, 2005, с. 193).

Рефлексия, согласно В. С. Шарову (2000), представляет собой одну из подсистем регуляции, наряду с активностью и ценностно-смысловой сферой. Она выполняет базовую функцию регуляции внешней и внутренней активности человека. Само-отражение, обращенность на себя, создают основу для реализации регулятивной функции рефлексии, которая «простраивает», структурирует внутренний мир человека, приводя его в соответствие запросам внешнего мира. Рефлексия здесь служит для целенаправленной перестройки себя и перехода на новый, более высокий уровень развития. Согласно В. С. Шарову, внутренний мир человека представлен содержательными элементами ценностно-смысловой подсистемы регуляции, а сами ценности, смыслы и мотивы являются его границами и одновременно основанием регуляции, источником активности человека. В ходе рефлексии происходит дифференциация, переосмысление и повторная интеграция внутренних границ человека, формирование его идентичности. Две возможности последствий рефлексии субъекта, описанные Рубинштейном как «путь к опустошенности» и «путь к нравственному построению жизни», можно представить как деструктивную и конструктивную. Столь различные следствия рефлексии субъекта в отношении себя и собственной жизни связаны с индивидуальными особенностями отражения внешних условий, обстоятельств и воздействий окружающего мира опосредованно и во взаимодействии с внутренними условиями субъекта. Согласно субъектно-деятельностному подходу, в отечественной психологии именно внутренние условия субъекта, формируясь и изменяясь в процессе развития, «обусловливают тот специфический круг внешних воздействий, которым данное явление, процесс и т. д. могут подвергнуться» (Брушлинский, 1994, с. 568). Внутренние условия субъекта определяют конструктивный или деструктивный характер его рефлексии и прямо связаны с той или иной реализацией основных функций рефлексии субъекта – самопознание и саморегуляция.

Б. В. Зейгарник (1981, 1989) исследовала саморегуляцию и опосредованное поведение (сознательное, подчиненное целям) в норме и патологии. «Опосредованное поведение – это всегда поведение зрелой личности. Это подчинение целям, которые всегда стоят перед человеком. Опосредованность формируется, если имеет место осознание не только своих поступков, но и своих мотивов, стоящих за ними. Вместе с тем процесс смыслообразования, выделения целей возможен только при наличии опосредованности, умения выходить за рамки ситуационного поведения» (Зейгарник, 1981, с. 109).

Смысловые образования, согласно Б. В. Зейгарник, выполняют функции контроля за жизнедеятельностью, и «именно благодаря наличию смысловых образований оказывается возможной саморегуляция при постановке целей, при осознании своих поступков» (там же, с. 108). Способность человека «стать над ситуацией» обеспечивается механизмом рефлексии и может нарушаться при психической патологии.

Важная роль личностной рефлексии отмечается в работах Е. Т. Соколовой (1986, 1995, 1997, 2001). Исследуя зависимость самооценки подростка от отношения к нему родителей, Соколова Е. Т. и Чеснова И. Г (1986) экспериментально показали, что повышение уровня самопринятия и самоуважения способствует развитию процесса саморефлексии. В разработанной Е. Т. Соколовой концепции пограничного самосознания главным фокусом психотерапевтического воздействия становится «восстановление разрушенного в онтогенезе паттерна безопасных межличностных отношений и через него – целостного образа Я в единстве непосредственно чувственного переживания и рефлексивного осознавания» (Соколова, 1995, с. 98).

С помощью авторского метода диалогического анализа клинического случая Е. Т. Соколова и Н. С. Бурлакова (1997) демонстрируют появление в психотерапии различных рефлексивных Я и его взаимоотношений как с внутренними образами самого себя, так и Другого. Авторы особо подчеркивают принципиальную диалогичность рефлексивных позиций субъекта. Так, в рассматриваемом ими клиническом случае рефлексивная позиция, будучи диалогической, встраивается между «Я-влекомым к Другому, желающим его поддержки, и Я-агрессивным, желающим встать на место счастливого Другого» (Соколова, Бурлакова, 1997, с. 66).

Согласно методологическому принципу отечественной психологии – принципу единства сознания и деятельности, сознание и психика в целом не только проявляются, но и формируются в практической и теоретической деятельности субъекта. Понятие переживания как внутренней деятельности, введенное Ф. Е. Василюком (1984, 1991, 2005), делает возможным применение положения о порождении и изменении смыслов в деятельности и относительно процессов, не связанных с внешне наблюдаемой предметно-преобразовательной активностью.

Поскольку любые процессы смыслообразования направлены «сверху вниз», т. е. от полюса субъекта деятельности к полюсу ее объекта (Зинченко, Мунипов, 1976), то изучение влияния внутренних условий деятельности, включающих особые глубинные структуры психики, является необходимым. Василюк (1984) предлагает для обозначения таких глубинных психических структур термин «схематизмы», включая в их число «интроекты» З. Фрейда, «комплексы» К. Юнга, «сценарии» Э. Берна и т. п. Смысловые образования порождаются и изменяются в деятельности субъекта, «в них в специфической форме отражено пристрастное, индивидуализированное отношение субъекта к миру» (Асмолов, Насиновская, Басина, 1979). В отличие от познавательных структур сознания, накапливающих опыт познания мира, смысловые образования, в особенности относящиеся к глубинным структурам психики и формирующиеся в раннем онтогенезе, отражают опыт отношений с миром, смысловой опыт, через который преломляется логика «познавательного слоя» (Вилюнас, 1976) сознания. «Схематизм как таковой, если он не связан с аффективно заряженной смысловой диспозицией, не порождает новых смыслов; но он как бы «искривляет пространство», в котором протекают смысловые процессы, преобразовывая в соответствии со своими «формообразующими закономерностями» (Василюк, 1984) логику психического отражения в «иную логику», которая и становится потенциальной схемой, определяющей развитие смысловых связей, т. е. направление процессов смыслообразования» (Д. А. Леонтьев, 1999). По сути, сама эта «иная логика», носящая метафорический характер, объективированная в мифах и проявляющаяся в сновидениях, и есть логика смыслов, т. е. отражения не мира как такового, а мира в его единстве с субъектом (Асмолов, 1996; Братусь, 1999, 2006; Леонтьев Д. А., 1999). Субъект в процессе рефлексии оперирует образами объектов и явлений действительности, которые представляют собой отражение предметов в личностно-значимой связи с субъектом (Рубинштейн, 1957), соответственно специфика этих связей выражается и в суждениях, являющихся результатами рефлексии.

Таким образом, мы видим, что рефлексия субъекта ограничена в своих возможностях объективации, анализа, свободы формирования целей и смыслообразования внутренними условиями несовпадения личностного смысла с «жизненным смыслом».

В мыслительной деятельности субъекта вообще и особенно рефлексии как его познавательной активности, намеренно направленной не на объекты внешнего мира, а на свое знание о них, на себя самого и на содержания своего сознания, принципиально важным представляется дифференциация личностных смыслов и значений (Леонтьев А. Н., 1972). Степень осознанности в результате рефлексии личностно-значимой связи с объектом (С. Л. Рубинштейн), личностного смысла, выражающего отношение субъекта к объекту или явлению (Леонтьев А. Н., 1972) может быть критерием определения уровня рефлексии. О задаче на осознание смысловых связей человеку сигнализируют «безотчетные, т. е. субъективно беспричинные эмоции, порождая вопрос: „Что произошло, что дало эмоциональный след, эмоциональный тон жизни (настроение)?“» (А. Н. Леонтьев). С. Л. Рубинштейн обнаруживает неосознанные или неадекватно осознанные чувства там, где причина переживания остается скрытой от субъекта (Рубинштейн, 1959). Д. А. Леонтьев (1999) уточняет, что неосознанным в такой ситуации является именно смысл и необходима рефлексивная работа сознания над собой и над миром для «определения места объекта или явления в жизнедеятельности субъекта».

Решение задачи на смысл приводит к его вербализации, т. е. к его воплощению в значениях, способствует его логической завершенности, но препятствует его дальнейшему развитию. Это изменение приводит к подчинению законов взаимодействия смыслов логике сознания вместо вневременной и нечувствительной к противоречиям (Асмолов, 1996) логики бессознательного. В результате рефлексии – осмысления – отдельное явление обнаруживает свое место в целостной многоуровневой смысловой сфере (Братусь, 1999), тогда такая рефлексия имеет конструктивную направленность и способствует интеграции и саморегуляции личности.

Но необходимо учитывать, что может произойти «сокрытие смысла» (Соколова, 1995), маскировка личностно значимой связи с объектом, тогда рефлексивная работа окажется в лучшем случае бесполезной. Если же в форме личностного смысла закреплен негативный или патогенный опыт субъекта, то результатом рефлексии будет соответствующее ему травмирующее переживание, и, как следствие такого рода рефлексии, будет осуществлен выбор субъекта в пользу соответствующего поведенческого стереотипа, настолько же отклоняющегося от оптимального поведения в реальной ситуации, вызвавшей необходимость рефлексии, насколько отклоняющимся от жизненного смысла является сокрытый личностный смысл.

Проблема разведения значения и личностного смысла в психологии рассматривалась А. Н. Леонтьевым (1972) прежде всего в связи с разведением совокупного социально-исторического опыта жизнедеятельности социальной общности и индивидуально-специфического преломления этого опыта в жизнедеятельности отдельного человека. Индивидуализированные значения, являясь образующими не общественного, а индивидуального сознания, отражают видоизменения понятий в процессе интериоризации. В. В. Столиным и М. Кальвиньо было выявлено, что «уже отдельно взятое значение, если оно выражает тот или иной личностный смысл, приобретает в сознании семантические компоненты, не предполагаемые словарным значением слова. Различными оказываются и эмоциональный тон (констативный, или аффективный компонент значения) и особенности противопоставления значения другим значениям» (Столин, 1983, с. 226). В результате рефлексии без осмысления происходит «называние», определение происходящего в сознании, согласно индивидуальной системе значений. Внутренняя речь, соответствующая такого рода рефлексии, выполняет функцию «замещающего „эрзац“-удовлетворения потребности в общении», служит для «эмоциональной разрядки» и «средством воздействия на самого себя» (Брушлинский, Поликарпов, 1988). С одной стороны, таким образом, индивидуальный опыт предстает осознанным в социально-нормированной форме, но, с другой стороны, выводы, сделанные в результате рефлексии – «называния» – могут отражать существенные отклонения в индивидуальной системе значений от общепринятой, вызванные особенностями индивидуального опыта, в том числе негативного или патогенного. Кроме осознания личностного смысла конструктивная рефлексия предполагает его отделение от значения и осознание значения как объективного.

С помощью рефлексии субъект имеет возможность получить ответы на вопросы: «Что происходит?», «Что это для мира?», «Что это для меня?» в соотнесении их между собой для выбора опосредованного своими целями способа поведения. Степень, в которой может быть реализована эта возможность, определяется такими внутренними условиями, как система личностных смыслов и индивидуальная система значений.

Процесс интрапсихической саморегуляции, каковым является рефлексия, можно изучать исходя из методологии Л. С. Выготского как генетически производные от интерпсихической регуляции, направленной на другого человека. По степени овладения субъектом психическим процессом рефлексии можно выделить следующие формы: обращение внимания на себя и на содержание собственного сознания, которое можно выражается в ощущении «Со мной, во мне что-то происходит»; «называние» происходящего с использованием индивидуальной системы значений, которая несет в себе индивидуально-специфические отличия от существующей в общественном сознании. Эти отличия в сочетании с явлениями «слитости» в индивидуальном сознании значения и личностного смысла (А. Н. Леонтьев) определяют степень объективации или возможной «ошибки» в осознании происходящего; «осмысление» отдельного явления с целью нахождения его места и роли в соотношении с целостной многоуровневой смысловой сферой личности (Б. С. Братусь). С помощью такого рода рефлексии субъект имеет возможность разрешить внутренние конфликты для самореализации в выбранном направлении.

Рефлексия-«осмысление» является сугубо индивидуальной деятельностью и предполагает на операциональном уровне владение особым способом организации мышления. Рефлексия как направленная мыслительная деятельность включает непрерывный внутренний процесс мышления, протекающий по большей части неосознанно, и систему мыслительных операций, на основе которых возможно сформировать новые умственные действия (Брушлинский). Таким образом, становится возможным обучение целенаправленному применению определенных умственных действий в отношении содержаний собственного сознания, т. е. рефлексии.