Повелитель птиц. Ненависть

© А. И. Шуст, 2020

ISBN 978-5-4498-3621-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Зимнее солнце роняло тусклые лучи, едва доходившие до земли. Снег блестел, будто в нем затаились сотни мельчайших осколков, а голые, укутанные в белые одеяния деревья, казалось, спали непробудным сном.

Зима в деревне Зенит, о чьём существовании знали, вероятно, лишь сами жители, была невероятно холодной. Каждый выходящий на улицу человек выпускал изо рта клубы пара и непременно кашлял – слабые легкие южан не привыкли к подобному сковывающему холоду.

– Возьми хотя б шапку! Амели!

Девушка в длинном коричневом пальто выбежала на улицу и махнула рукой стоящей в дверном проеме бабушке, прикрывающейся одним халатом.

Школа находилась в тридцати минутах ходьбы от дома, но можно было и сократить путь, пройдя через волчью чащу.

Это место, напоминающее небольшой лес, славилось дурными слухами о стаях волков, готовых разорвать все движущееся в километре от них.

Но, конечно, дети не были бы детьми, если бы не бегали в чащу, дабы просто сократить путь, на спор, или же так, самому себе доказать, что ничего страшнее белок в лесу не водится.

Амели была в волчьей чаще не раз и не два, и как никто другой знала, что все слухи о нем остаются слухами. Она свернула на нужную тропинку, не отвлекаясь на виды заснеженных деревьев.

Девушка знала каждый сучок в лесу, каждый корень и все до единого камни, поэтому искренне удивилась, когда вдруг споткнулась и кубарем покатилась вниз, по склону из грязи и торчащих корней деревьев.

Затормозив, Амели потёрла ногу и выдохнула. Теперь она точно опоздает в школу.

Внезапно рядом села птица, голубь, и, склонив голову набок, принялась разглядывать Амели, которая в какой раз протерла глаза.

Разве птицы так умеют?

Девушка заинтересованно протянула руку.

И вздрогнула, когда голубь послушно сел ей на предплечье.

– Ручной что ли… – пробормотала Амели, пытаясь погладить птицу, а затем взвизгнула и отправила окровавленный палец в рот.

Нахмурившись, девушка попыталась прогнать голубя. Но тот будто не замечал резких движений, продолжая вглядываться в лицо рыжеволосой.

Постепенно вокруг слетелось ещё с сотню птиц: это были голуби, вороны, снегири, воробьи…

В одно мгновенье они все накинулись на девушку.

Снег побагровел.

***

Птицы разлетелись по деревьям вокруг ещё живой девушки, лежавшей на кроваво-красном снегу, нарушая тишину взмахами крыльев и изредка издавая звуки, понятные только им.

Неожиданно, будто из неоткуда, возле Амели появилась фигура в чёрном плаще. Человек скрывал своё лицо под белой потертой маской.

– Ты… похожа, – тяжёлый, грубый голос будто звучал отовсюду одновременно; Амели вздрогнула и в очередной раз судорожно вздохнула, не в силах подняться. – Но не она.

Мужчина развернулся и быстро зашагал куда-то вдаль, бросив небрежное:

– Убить.

Птицы немедля накинулись на девушку, издавшую последний слабый крик.

Часть I

Глава 1. Отрицание

Смазливое Личико

Я никогда не любила птиц.

Эти пугливые, совершенно безмозглые мелкие существа не вызывали у меня ничего, кроме отвращения и понятной лишь черту злости.

Папа говорил, что, однажды, ко мне в комнату залетела целая стая, прямо посреди ночи; они отказывались улетать – тогда пришлось выгонять их шваброй.

Возможно, именно после того случая вороны и голуби стали главными героями кошмаров?

Как бы то ни было, боялась я или нет, птицы меня слушались. Любой мой приказ – мысленный или устный, – они будто бы беспрекословно выполняли. Или так кажется? Птицы – слушаются?..

Мои размышления прерывает писк брата, разносившего комнату. Я бы поверила, что у меня талант кинолога, если б не это животное, с которым справиться стоит огромных усилий.

– Васька, смотри, что я нашёл!

Я кидаю на него убивающий взгляд, когда понимаю, что он держит в руке. Мой – мой! – личный дневник. Мое сокровище!

Стараюсь быстро выхватить потертую тетрадь, но брат быстро уворачивается, пряча оную за спиной.

– Ваня, – я смотрю на него фирменным предупреждающим взглядом. Обычно этого более чем достаточно, но сегодня, похоже, ему не хватает активности.

Брат резво подскакивает и с присущей ему ловкостью убегает прямо у меня под носом. Буркнув пару не очень приличных слов о его поведении, порываюсь за ним.

Но дневник Ваня отдавать не хочет от слова никак, уворачиваясь и хихикая при каждой возможности. Когда, казалось, я его вот-вот схвачу, он каким-то образом ускользает. Однако, к несчастью для брата, я бегаю быстрее, и уже через пару минут преступник пойман с поличным.

– Не трожь чужое, понял? – вырвав потрепанную тетрадку у него из рук, я хватаю мальчишку за шиворот.

– Да просто так взял, все равно ж читать не умею… – жалостливо тянет Ванька, едва не хныкая. – Вась, я есть хочу.

Он строит гримасу голодного ребёнка из Африки со смесью кота из Шрека¹ – старый приём.

Я на его уловки не поддаюсь с тех пор, как этому хулигану исполнилось пять.

– Иди спать, – твёрдо приказываю, понимая, что тот просто хочет выпросить у меня печенье или чипсы.

Брат опускает голову и, показав язык, громко топает в спальню.

Я хмыкаю ему вслед. Нечего чужое брать!

Хотя, конечно, научить читать его надо, семь лет ребёнку – большой уже.

Ваньку я вообще всегда любила, как родного, несмотря на все его выходки и полное нежелание слушаться старших. Особенное если эти старшие – его сестра.

Я закидываю дневник за старый разваливающийся шкаф и, надев валенки, выхожу на улицу. Нужно снять белье, которое, естественно, примерзло к бельевой веревке. Ничего кардинального с климатом не произошло.

Но я жалею об этом после пары попыток отломать свитер или джинсы от верёвки; отчаянно вздыхаю и, от недостатка кислорода, видимо, пытаясь облокотиться о простынь, плюхаюсь прямо на задницу. Выдыхаю. Как всегда – отличный конец дня.

Да, хочется попросить кого-то о помощи, но кого? Соседей, съехавших с ума лет десять назад? Взять ту же тётю Фросю, говорящую только одной фразой… Или бабу Раю, воющую по ночам?..

Вздрагиваю, когда неожиданно лают собаки, прервав мои размышления, и напрягаюсь: просто так они не шумят. Только если идёт кто-то чужой. А таковых в наших местах целая уйма, в особенности алкоголиков, наркоманов и прочих приятных личностей.

Я быстро хватаю метлу, стоящую неподалёку именно для таких случаев, и направляюсь к воротам.

Они распахиваются первее.

В проёме – мужчина в чёрном длинном плаще, с короткими темными волосами. Замечаю, что он смотрит на какой-то нетипичный браслет у него на руке. Пристально.

Наркоман какой-то городской, что ли?

– Проваливай отсюда! – кричу я, угрожая метлой.

Он смотрит на меня, будто это я приперлась в его дом, и, нахмурившись, опускает руку.

– По слогам повторить? – все тем же твёрдым тоном уточняю я. Должного эффекта это не произвело, так как мужчина заходит во двор, резко захлопывая ворота.

– Василиса Румянцева? – прямо спрашивает он басом. Ну и голос.

– Ва-ли. На-хрен, – как и обещала, проговариваю по слогам, замахнувшись самодельным оружием.

Для всех алкашей, перепутавших двор, это весомый аргумент, чтобы бежать подальше от рыжего чудовища в моем лице. Но парень либо закалённый, либо просто придурок.

Второй вариант мне явно кажется вероятнее.

Он раздраженно бурчит что-то, вновь пялится на браслет и затем снова – на меня.

Хорошим терпением я никогда похвастаться не могла, и, нацелившись на смазливое личико парня, пускаю в расход метлу.

Не знаю, как, но он ловко уворачивается, так что деревяшка проносится по воздуху. В ту же секунду что-то тяжёлое подкашивает мне ноги; падаю в сугроб, чертыхаясь и проклиная все на свете. А парень все так же стоит на месте, будто ничего и не делал.

Я фыркаю от злости, пытаясь подняться, но он тут же, присев, хватает мои кисти и прижимает их к холодной земле.

– Что за… – начинаю я, попытавшись ударить парня где-то между ног, но промахиваюсь. В результате он просто переносит на мои руки весь вес, заставив меня фактически заскулить от боли и послушно прижать ноги к себе.

– Тварь, – отрезаю, более-менее привыкнув к его весу… насколько можно к нему привыкнуть.

И, не найдя варианта лучше, плюю ему в лицо.

Да, черт возьми. Останусь побеждённой, но никак не униженной.

По всей видимости, на этом его терпение кончается.

Вытерев лицо рукавом, он приподнимает меня и неожиданно резко опускает.

Лопатки обдаёт жаром, вдруг перехватывает дыхание и становится больно кашлять.

Последнее, что вижу, – смазливое личико парня – вещь, которую я ненавижу больше всего на свете.

И снова то лицо

В помещении жутко холодно и шумно. Я слышу голоса сотни людей, но не могу разобрать ни одного слова. Голова гудит и, кажется, вот-вот разорвётся.

Я приоткрываю глаза, пытаясь понять, где нахожусь, но вижу лишь кучу ног в одинаковых туфлях.

Стараюсь незаметно повернуть голову. Потолок, стены, пол… все вокруг железное.

Я хмурюсь. Это бункер? Куда этот ублюдок меня притащил?

Тихо чертыхнувшись про себя, пытаюсь найти примерный выход, но… но ничего! Совершенно.

Как будто мы – в консервной банке. И места приблизительно также: тесно, душно, сжато.

Опираясь о стенку и потирая затылок, я поднимаюсь, но находящиеся в помещении люди не обращают на меня никакого внимания. Они разговаривают, и сейчас я могу даже разобрать некоторые слова. Вот только из этих слов предложений не составишь.

– Хэй!

Итак, попытка привлечь чьё-то внимание оказывается неудачной, а в груди что-то сжимается, предупреждая, что кричать лучше не стоит.

Ну и ладно. Надо искать выход из этой консервной банки.

Я медленно иду вдоль стены, стуча и колотя ее где угораздило, почему-то решив, что дверь замаскирована.

Но ничего не выходит, не открывается, я не нахожу долгожданную ручку или выступающую арку.

Стены начинают давить, а я – понимать клаустрофобов.

Не изменяется ничего, кроме гула за спиной: разговоры стихают. Постепенно, один за другим, пока в банке не становится совсем тихо.

Я оборачиваюсь.

На меня пялятся сотни пар глаз, во взгляде которых читается все: от недоумения до отвращения.

Я хмыкаю и полуоборачиваюсь, вздернув подбородок.

– Чего уставились? – сухо интересуюсь.

Скрещиваю руки на груди.

В ответ – молчание.

Пожав плечами, я разворачиваюсь, продолжая стучать по стенам.

– Эй, рыжая! – окрикивает кто-то.

Я резко поворачиваю голову, вглядываясь в толпу. Ну и как должна понять, кто это был?

– Что? – отвечаю спустя пару секунд, решив не лезть в разборки с психами. Себе дороже.

– Ты с Земли что ли свалилась? – с усмешкой произносит стоящая ближе ко мне девушка.

У неё идеально прямые короткие белоснежные волосы, будто нарисованные, глаза какого-то неестественного желтого оттенка, а в дополнении – странная, кукольная фигура. Она настолько совершенна, что это режет глаза.

Ну точно жертва пластической хирургии.

– Нет блин, – с сарказмом отвечаю я, фыркнув.

Девушка мерит меня взглядом, слабо пожав плечами.

– Я Ариадна Бестрисс.

– Бе-что? – переспрашиваю я, все удивляясь фантазии городских. Как только детей не называют…

Желтоглазая изящно изгибает светлую бровь.

– Ты головой ударилась? – высокомерно спрашивает. Слишком высокомерно.

Сзади слышатся смешки, но никто так и не рискует вставить слово.

– Разве что о твою самооценку, – отрезаю в ответ, чувствуя, что все. Терпение на конце иголки.

А по толпе проносятся охи и ахи. Удивляться дерзости? Бред!

– Ты, похоже, хранитель слизней, – продолжает девушка, не пошевелив ни единым мускулом (как робот, вот точно), – раз не знаешь, кто я такая.

Короче, все понятно. Она тоже псих.

– Да, да, все правильно, – я улыбаюсь так, как обычно улыбаются не особо разумным детям. – А теперь отойди на минутку, поговорим о твоих слизнях позже.

Я ещё раз одаряю Бе- улыбкой и разворачиваюсь обратно.

Но не успеваю дотронуться рукой до стены, как меня в неё впечатывает.

Я пытаюсь отстраниться, но вместо этого поднимаюсь в воздух и отчаянно дергаю ногами.

– Твою мать! – ругаюсь неосознанно, понимая, что это белобрысая меня держит своими кукольными ручонками. – Что за…

– Какое тебе дело до моей матери? – звучит прямо над ухом голос желтоглазой.

Я хмурюсь. Точно психопатка!

– Больно, – стону, взывая к жалости, вместо ответа. И тут же жалею.

Груз на спину резко усиливается, и я целуюсь со стеной. Параллельно чувствуя, как сдавливаются все мои косточки. Так и лепёшкой стать недалёко.

– Ты обязана отвечать на мои вопросы, иначе будет гораздо хуже. Ты лишь…

Не дослушав этот скучный монолог, я поворачиваю голову щекой к металлической стене и бормочу:

– Не о таком первом поцелуе я мечта-А-ай!

Последнюю фразу повторяю несколько раз, так как боль перестаёт быть шуточной. Голова резко кружится, в висках стучит.

– Ариадна, что происходит? – слышится знакомый не выражающий ничего голос. – Прекрати. Немедленно.

Бе- не отвечает, но я чувствую, что давление спадает, а через секунду с присущим шлепком валюсь на пол. И лежу пластом там же.

Отлично, просто замечательно.

– Ещё раз подобное повторится – не посмотрю на твой статус, Ариадна.

Я наконец отдышалась и нахожу силы повернуть голову.

Замираю.

Дверь! За толпой небольшая лестница, что ведет прямо к квадратной арке!

Почему я раньше ее не заметила? Впрочем, ответ меня особо не интересует. Это выход, выход на свободу!

Резко подорвавшись, я со всех ног бегу в нужную мне сторону.

Оказалось сложнее, чем думала, прорваться сквозь сотни людей – они уступать дорогу явно не собираются.

А ещё из поля зрения пропал смазливое личико.

Но, конечно, он быстро обнаруживается, когда я врезаюсь прямо в его крупную накачанную тушку.

Черт!

Я резко отскакиваю, задумав обогнуть его, но парень ловко перехватывает мою руку и выворачивает ее обратно.

Я со всей силы наступаю Смазливому личику на ногу. Стараюсь вывернуться из его большущих лап (получается так себе), чертыхнувшись, быстро приближаюсь к его кисти и впиваюсь в неё зубами.

По моим подсчётам, кровь точно должна появиться, но…

Не остается даже следа укуса.

– Что за?.. – повторяю я уже ставшую привычной фразу и хочу сделать очередную попытку рвануть к двери, как вдруг перестаю чувствовать землю.

А в последнее время это плохой знак.

– Отпусти-и! – воплю, колотя спину парня.

Нести меня, как мешок с картошкой… Да какое право он, черт возьми, имеет?

Правда, парень не слушает, продолжая идти в стену. В стену!

Но когда он подходит к ней и прикладывает к выступу ладонь, части металлической перегородки раздвигаются, образуя проход.

Почему со мной такая штука не работала?

Глава 2. Гнев

Магия, черт возьми!

В этой, скажем, «комнате» светло и тесно – места, как в кладовке. Только в кладовых есть хлам, а здесь – пусто, лишь голые алюминиевые стены и пара малюсеньких шкафчиков, стоящих в углу.

Смазливое личико резко опускает меня и сразу же прислоняет к стене. Наглый. Придурок.

Я закатываю глаза, уже ничему не удивляясь.

– Объясни, – почему-то это напоминает приказ, – как ты испортила все за десять минут? Тебя оставлять одной нельзя?

– Испортила? – я пялюсь на парня. Очередной псих. Кто-то попал на их анонимное собрание. – Слушай, я не состою в вашей секте. Лучше отпусти меня по-хорошему, без проблем, не хочу тут оставаться.

Он внимательно смотрит мне в глаза, будто ища там… изъян. Неприятное чувство.

– Я не спрашивал пожелания. Поверь. Не мне одному наплевать на твоё мнение.

Парень наконец переводит взгляд и отстраняется, отходя к шкафчикам.

Скотина. Значит, по-хорошему он не хочет?..

– А мне плевать на твоё, – выплевываю я и рвусь к арке.

Не знаю, какая реакция у этого психа, но он в одно мгновенье ударяет по стене, и проем захлопывается.

Одна секунда.

Я же, не обладая такой реакцией, затормозить с разгона не успеваю и хорошо так врезаюсь в стену; врезаюсь, третий раз за час.

– Зашибись, – выдыхаю, когда смазливое личико хватает меня за плечо и переправляет на обратную сторону.

– Выслушай. Или…

– Идиоты, вас найдёт полиция, они всех в тюрьму посадят, а мой брат-

Договорить я не успеваю. Что-то больно колит в плечо – и моментально немеет язык, а за ним и все тело.

А парень выкидывает использованный шприц в урну и поворачивается ко мне.

Я со злобой смотрю на него, повторяя про себя: «Ненавижу».

– Молчать – значит молчать, – грозно произносит он. – Меня зовут Владимир. Место, в которое тебя привезли – Центр.

Видимо, заметив мой враждебный взгляд, он выдыхает.

– Я от тебя тоже не в восторге. Сюсюкаться никто не будет, слушай.

Ага, хрен с два ему!

Увидев, что ничего в моем враждебном выражении лица не меняется, он раздраженно дергает плечами и продолжает:

– Земляне называют это «магией». Она существует.

Короче, точно псих. Я попала в психушку. Офигеть.

– Но не в таком виде, как вы ее представляете.

Определенно это единственное нормальное объяснение. Слетела с катушек. Говорили же, не надо без шапки на морозе ходить…

– Миром правят Хранители, они владеют определенной отраслью. Главными считаются Хранители Времени – наше правительство, могущественней кого не было.

Владимир раздумывает, а я строю план побега. Так, какая ближайшая к нашему дому психиатрическая больница?..

– Есть стражи. Наше предназначение – служить Хранителям.

Смазливое личико облокачивается о стену, сдвинув брови. Похоже, вспоминает из каких сказок бред наворотить.

– Сила хранителей передаётся только по наследству, и, обычно, даже отрасль не меняется. Случалось, что ребёнок хранителей времени становился хранителем… чувств. Редко. Существуют предатели, как твоя мать, которая сбежала и… так хранители попадают на «землю» – мир обычных людей. И появляются бастарды – дети вроде тебя.

Все, что мне удается выяснить из монолога, так это то, что Владимир не просто псих. А псих подраздела Конченый.

– Но хочешь того или нет, ты – хранитель, принадлежишь этому миру, никто назад тебя не пустит. Просто забудь прошлое.

Забыть? Он серьёзен? Хмурюсь еще сильнее.

– У всех хранителей есть какие-то базовые способности, но основа определяется специализацией. И к каждому, после посвящения, приставляется свой страж.

Он когда-нибудь затыкается? Злость напоминает с каждой секундой.

– Да пошли вы! – выкрикиваю, как только осознаю, что могу это сделать. – Психи!

Смазливое личико прикладывает руку ко лбу, рыча:

– Невыносима.

– Я о тебе того же мнения. И хочу до-мой, ясно? Психушка не то…

Парень резко ударяет стену, от чего я вздрагиваю, и приближается ко мне, лицом к лицу.

– Хочешь домой? Пожалуйста. Они найдут тебя гораздо раньше, а затем убьют. Вместе с горячо любимым братом.

Руки начинает покалывать.

– Кто – они?

– Если будешь слушать, а не пытаться сбежать и ненавидеть все вокруг…

– Мне плевать! – прерываю. – Ваня – мой брат! Я не брошу семью! – громко кричу, прямо ему в лицо.

Владимир злобно сверкает глазами, наконец расслабляется и разжимает кулаки.

– Сводный.

Я давлюсь воздухом, кашляю. Да, Ванька не мой родной брат, но об этом знаю лишь я, сам Ваня и отец. Информация никогда не разглашалась, фамилию брата я сменила на свою и… как бы то ни было, по характеру мы с ним невероятно схожи; никто не знал о тайне. Никто.

Я округляю глаза, глядя на парня.

– Откуда ты…

– Я знаю о тебе все, вплоть до первого слова. Мы не тащим в Центр кого попало.

У психов есть информация обо мне. Это… это странно, блин.

– Тащим – хорошо сказано, – язвлю, насупившись. – Все равно не останусь. Будешь держать – сбегу.

Смазливое личико хмурится и скрещивает руки на груди, отстраняясь.

А я наконец начинаю чувствовать свои конечности. Быть парализованной рядом с больными психически – такое себе удовольствие…

Так что сейчас или никогда.

Вдруг застонав и схватившись за живот, медленно, по стенке, оседаю на пол.

– Что случилось? – не выражая хоть каких-то эмоции, спрашивает Влад.

– Живо-от… – жалостливо тяну, пытаясь скопировать приём Вани с глазами. И не таких ломали.

Парень спокойно подходит и садится рядом на корточки.

Вот он – момент!

– Дай посмотреть, – страж, не сомневаясь, тянется к моему животу.

Я резко ударяю смазливое личико в грудь, подскакиваю. Он негромко и даже насмешливо хмыкает, хотя меня уже ничего не интересует.

Я рвусь к противоположной стене, как что-то (точнее, кто-то) вцепляется в мою ногу и резко тянет назад. Камнем падаю на спину, тут же качусь вправо. От стража, который упирается ровно в то место, где было секунду назад моё тельце.

Русские не сдаются!

Поднимаюсь, сжав зубы, пытаясь не обращать внимания на режущую боль в копчике.

Но огромные лапы ухватывают меня за талию и, сделав какое-то крученое сальто на принудительной основе, я вновь оказываюсь на полу, корчась от боли спине.

С той лишь разницей, что теперь сверху оказывается Владимир, прижимающий мои запястья к полу.

Я тяжело дышу, никак не понимаю, где нахожусь, но все равно продолжаю какие-то слабые попытки вырваться.

А Владу на все это пофиг. Брыкаюсь я или нет, пытаюсь ли сбежать… да у него даже причёска не пошевелилась.

– Ненавижу тебя, – плюю, глядя прямо ему в глаза, невольно подмечая, что они у него, как и брата, небесно голубые. Не подходит этому идиоту такой цвет.

– Похоже, ваши чувства взаимны, – слышится чей-то мелодичный голос сбоку.