Владимир Кулаков

…Однажды падший Ангел, чтобы добыть себе бессмертие, разбил песочные Часы Жизни. Когда песок рассыпался, Господь разровнял его и сделал цирковую арену… С тех пор для тех, кто попадает в цирк, время останавливается…

– Шпоры применяют, чтобы усилить действие шенкеля, и не более того. Пользоваться ими нужно, только чтобы дать почувствовать животному твою команду. Чуть-чуть, играючи. По правилам Международной ассоциации конного спорта вообще нельзя использовать чрезмерно острые шпоры, бить животное слишком сильно по крупу. Это считается откровенным варварством. Можно обойтись и без всего этого. Ну, или почти обойтись. У нас в цирке настоящие мастера на шпоры никогда не надеялись. Только на ум лошади. И на свой, у кого он был… – Захарыч скривился, видимо вспомнив тех, у кого ум, как таковой, отсутствовал.

Поменялся цирк, его стилистика. Но не поменялись люди цирка. Они те же, что и прежде. Я с лёгкостью узнаю их на вокзалах, в аэропортах. Мне кажется, я знаю их всех, как своих родственников. Они и есть родственники. Одна кровь. Один «хромосомный» ряд, причудливо созданный Великим Небесным Художником. В этих людях по-прежнему живёт самое ценное – Человеческая Любовь…

«Затяжной петербургский туман…» Затяжной петербургский туман. Мокнет листьев гнилых погост. Над каналом съёжился мост. В акварели размытой – обман… Силуэт на чёрном мосту Отражается в чёрной воде. Чёрный ворон кричит – быть беде. Чёрный грифель взывает к Христу. Мысли жадно вплетаются в суть. Ностальгией терзается плоть: Здесь тебя подарил мне Господь, Здесь свершился началом мой путь. Полутёмные арки дворов Берегут плечи словно зонты. Город мой, мы остались на «ты», Приговор твой мне не был суров. Моё тело в других городах, А душа где-то здесь, на «мостках». След судьбы на чернильных листках Отпечатался в летних садах. Прибалтийской янтарной слезой Соскользнула монета с моста. Поглотила её пустота, Лишь состарился ливень косой…