Татьяна Перцева

Будущее — всего-навсего глина, из которой можно день за днём лепить жизнь, но прошлое — незыблемая скала, нерушимая твердыня.

... в этой жизни чудеса приходится делать самой, потому что Бог занят где-то в другом месте.

...Я прожил на этом свете достаточно долго, чтобы твердо усвоить: на свете бывает все. Все, что угодно.

Если кто-то забывает о гордости и молит всем сердцем, но его мольбы напрасны, он уже никогда не станет прежним. Что-то в нем умирает, а что-то рождается. Словно после пережитого в душе Мейкпис, подобно зимней росе, осело новое восприятие мира. Она сознавала, что больше не сможет чувствовать себя в безопасности или любимой, как раньше. А еще знала, что ни за что на свете не станет никого умолять.

Если хочешь быть победителем, побеждай ради себя. Не ради других.

Во Франции все пили вино за ленчем, отчего дневные встречи были немного более приятны. К несчастью, Алексия была полной трезвенницей, идея настолько чуждая парижанам, что сразу же пошли толки:

- Но вы, конечно, пьете вино по вечерам, мадам?

- Нет, я не пью.

- А, да, вы не пьете за работой, понимаю. Это британский обычай, не так ли?

- Собственно говоря, я вообще не употребляю алкоголя.

- Нет, простите, теперь не понимаю.

- Мне он не нравится.

- Не нравится?

- Нет. Он мне не по вкусу.

- Понятно, но, может, выпьете немного шато латур? Это не алкоголь, мадам. Это прекрасное вино.

разговор с Ривзом, когда он наконец состоится, не будет касаться Чарли. Постель теперь казалась нестерпимо горячей, и Кейхилл ощущал, как пот собирается в ложбинке у него на груди. Он откинул одеяло – раздался громкий треск статического электричества

– Штекса… – проговорил Руис-Санчес. – Ваши дети – это земноводные рыбы?! – Да, – сказал Штекса, – это дети наши.

Эмелин улыбнулась и снова принялась за печенье. Лавиния настороженно прислушивалась к звуку шагов в передней. – По-моему, ты права в том, что он становится просто невыносим. Вот уже второй раз на неделе он приезжает во время завтрака! Глаза Эмелин зажглись. – Может, с ним и Энтони приехал? – Не беспокойтесь, миссис Чилтон. Голос Тобиаса эхом отдался от обшитых панелями стен утренней столовой. – Вполне достаточно яиц и вашего превосходного картофеля. Несмотря на раздражение, Лавиния поймала себя на том, что ловит каждое слово и каждый звук. Шаги какие-то неровные… Неужели его нога опять разболелась? Нет, кажется, все в порядке. Она облегченно вздохнула. Впрочем, можно было и не волноваться: утро выдалось ясным, а рана больше всего беспокоит Тобиаса в дождь или когда на город опускается сырой туман. Гость ступил в комнату и замер на пороге.