Новое издание сборника ранних рассказов Владимира Сорокина!
Владимир Сорокин – писатель, ярчайший представитель русского постмодернизма, а также один из самых неоднозначных авторов, чьи произведения вызывают широкий общественный резонанс: бурные обсуждения в прессе, споры, а порой и судебные разбирательства!
В рассказах сборника “Заплыв”, написанных в конце 1970‑х – начале 1980‑х годов, видно становление сорокинской оптики. Застывший советский быт, усталые, привыкшие к двоемыслию люди, затертые понятия оживают от малейшей авторской провокации. “Народное хозяйство”, “летучка”, “заплыв” оказываются хрупкой оболочкой страдания, бурлеска и абсурда.
Тексты сборника очень разные – в одних непривычна рефлексия от первого лица (“Ватник”), в других – лаконичность жанра (“Стихи и песни”, вошедшие в роман “Норма”); третьи же – опыты исследования человеческой природы на просторах тоталитарного государства в духе зрелого Сорокина (“Розовый клубень”, “Дача”, “Падёж”).
Книга была впервые издана в 2008 году, когда отсылки к советскому метаязыку могли читаться даже с ностальгическим чувством. Сегодня тема разрыва между словом и смыслом снова поразительно актуальна.
Копирайт© Владимир Сорокин, 2008, 2024
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2024
© ООО “Издательство АСТ”, 2024
Издательство CORPUS ®
В сборнике три рассказа из «Нормы» в том же исполнении. Чтение И.Литвинова настолько погружает в контекст, что страшно жить: чувствую себя в нём постоянно. Как не согласиться с Улицкой в том, что десталинизация в России закончилась – мы наблюдаем новый этап сталинизации
Прослушал. Голос диктора очень подходит под содержимое. Рассказ про ватник ? Некоторые рассказы надо слушать по 2 раза, чтобы уловить суть
Так в неведении и напряжении миновало полтора месяца. Соседей продолжали арестовывать и предупреждать. Вскоре вышел указ о запрещении самоубийств. Самоубийства прекратились…
В ночь, когда появился на свет Комсомольск-на-Амуре, роды принимала Двадцать Шестая Краснознамённая мотострелковая дивизия Забайкальского военного округа.
Роды были сложными. Комсомольск-на-Амуре шёл ногами вперёд, пришлось при помощи полевой артиллерии сделать кесарево сечение. Пупок обмотался было вокруг шеи новорожденного, но сапёрный батальон вовремя ликвидировал это отклонение. Младенца обмыли из 416 брандспойтов и умело спеленали снегами. Отслоившуюся плаценту сохранить не удалось — ввиду своей питательности она была растащена жителями местного района.
грязная, тёмно-бурая плоть ватника вяло шевелилась, в ней шло какое-то сумрачно-сосредоточенное движение — прорехи затягивались, скрывая прель, разорванные швы срастались, выравнивались, гнилая вата съёживалась, засаленные места теряли свой грязный блеск, ватник светлел и сжимался. Когда стальной докладчик выкрикнул последнее слово и битком набитый приёмник восторженно затрещал — ватник висел на гвозде — аккуратный, тёмно-серый, размером с детскую курточку — кургузые рукавчики свободно вытянулись вдоль стёганых бортиков...
Год проходит, два проходит, три. И стоят среди полярной мглы коммунизма мощные стволы.
Дверь кабинета ответственного секретаря отворилась, он — маленький, худощавый — торопливо подошёл к доске объявлений, откинув полы короткого пиджака, упёрся руками в поясницу, качнулся на мысках:
— Тааак.
Постоял немного, покусывая бескровные губы, потом порывисто повернулся и, ненадолго скрывшись в кабинете, возвратился — с чёрной ракетницей в руке. Заложив в неё розовый патрон с чёрным номером 1430 на лоснящемся боку, ответственный секретарь взвёл курок, сунул дуло в зев стоящей возле доски чугунной урны и выстрелил.
Сухой, раскатистый, словно щёлк бича звук зазвенел по коридору, ракета ударила в дно урны и забилась, закувыркалась в ней, рассыпаясь красными искрами и шипя.
Двери отделов стали отворяться, выпускать торопливых людей.
Секретарь спрятал ракетницу в карман и, подойдя к распахнутой приёмной главного редактора, семафором вытянул левую руку: подходящие улыбались, повинуясь её направлению, входили в приёмную и молча кивали согнувшейся в низком поклоне секретарше.
Отзывы 2