Перстень генерала

Сельма Лагерлеф появилась в моей жизни по рекомендации друзей. И как оказалось, хороших друзей. Мне нравится ее стиль ее мысли, всегда интересный сюжет.

Прекрасная классика от чудесной писательницы. Здесь есть все, что присуще ХОРОШЕЙ ЛИТЕРАТУРЕ: интересный сюжет с живыми героями, образный язык, глубина мысли. Однозначно рекомендую всем.

Первая часть трилогии... Мистическая... Сразу же окунает нас во все события... В огромном родовом поместье Лёвеншёльдов висит огромный портрет во всю стену. На портрете изображён генерал... А на пальце у него красуется перстень, драгоценность и гордость старого генерала, заслуженная им в бою... А теперь представьте себе, что такую важную для генерала драгоценность кладут вместе с ним в могилу (по его же велению), но кольцо пропадает... И вот тут-то начинаются все беды... Преследования, несчастья... Когда перстень тайно снова попадает в своё поместье, по дому начинает блуждать призрак старого генерала... Никто не сомневается, что это он, ведь дух - точная копия мужчины в мундире с картины... Призрак пытается что-то сказать, он хочет вернуть своё, но никто не понимает... И лишь благодаря девице Мальвине Спаак, экономке в доме, удаётся удовлетворить желание призрака и спасти молодого барона. Лишь благодаря ей и любви, хоть надежды и не оправдываются, с чем мы почему-то легко миримся, ведь с таким горьким юмором это написано.

Сельму Лагерлеф все знают по отличной детской книге про Нильса и гусей (которая, как я выяснила уже во взрослом возрасте) была призвана стать путеводителем по стране, а не просто сказочной историей. Однако у нее есть еще целый ряд книг, написанных для взрослых.

«Перстень Левеншильдов» формально считается началом трилогии, однако написан он был (и также и читается), как вполне самостоятельное законченное произведение.

Пожалуй, больше всего (по настроению уж точно) эта книга похожа на малороссийские повести Гоголя. Эдакие шведские «Вечера на хуторе», разве что вместо хохлов – шведы, вместо юмора – мораль, но живость и атмосфера страшных историй, рассказанных у печи, совершенно та же самая.

Речь, кстати, действительно идет о хуторе, хотя по сути это скорее поместье с деревушкой вокруг. В центре внимания некий дорогой золотой перстень, коим король Карл одарил своего генерала, а тот столь его ценил, что пожелал быть с перстнем и похоронен. Что и было сделано. Однако нашлись в деревне люди, позарившиеся на драгоценность, и с этого момента над всем местом веет некое проклятье, а тот самый генерал в виде призрака бродит по поместью, являясь сначала смешливым юным служанкам (нет, ничего неприличного, зря вы плохо думаете о генерале), а затем молодому господину, который в отличие от девушек, внезапно испугался его до смерти (хотя половину книги бравировал своей храбростью).

Особой жути, увлекательности или любопытных бытовых деталей тут нет. Роман и роман, ничего особенного. Но финал в хорош. Он буквально грубой холстиной утирает нос сопливым романтическим историям.

Что еще любопытного.

Есть два перевода на русский. Старый советский (Н. К. Белякова, Л. Ю. Брауде) и новый российский (Сергея Штерна, тот, что предложен на литресе). И если первый как-то поприятнее в плане русского языка, то второй, видимо, немного точнее в деталях и второстепенных акцентах, а также имеет легкий налет ироничности. Трудно сказать, была ли эта ирония изначально присуща автору. Каждый раз, когда я смотрю на фото Сельмы Лагерлеф, то почему-то думаю о другой шведке, а именно, о Фрекен Бок, уж простите.

Но давайте сравним переводы

Вот, самое-самое начало:

«Знаю я, бывали в старину на свете люди, не ведавшие, что такое страх. Слыхивала я и о таких, которые за удовольствие почитали пройтись по первому тонкому льду. И не было для них большей отрады, чем скакать на необъезженных конях. Да, были среди них и такие, что не погнушались бы сразиться в карты с самим юнкером Алегордом, хотя заведомо знали, что играет он краплеными картами и оттого всегда выигрывает. Знавала я и несколько бесстрашных душ, что не побоялись бы пуститься в путь в пятницу или же сесть за обеденный стол, накрытый на тринадцать персон. И все же сомневаюсь, хватило бы у кого-нибудь из них духу надеть на палец ужасный перстень, принадлежащий старому генералу из поместья Хедебю» (Брауде).

«Знаю, знаю, слышала много раз – были когда-то, да и сейчас есть бесстрашные люди. Хлебом не корми, дай пробежаться по неокрепшему осеннему льду. Или оседлать необъезженного скакуна. Находились даже – в это трудно поверить, но представьте только – находились фаталисты и решались сесть за ломберный столик с прапорщиком Алегордом, хотя и дети знали: Алегорд шулер, выиграть у него невозможно. Слышала про храбрецов, которые отправлялись в дорогу в пятницу. Или же садились за стол на тринадцать кувертов – и в ус не дули. Но не думаю, чтобы отыскался смельчак, который решился бы надеть на палец этот леденящий душу перстень. Перстень, принадлежавший когда-то старому генералу Лёвеншёльду из поместья Хедебю» (Штерн).

Здесь вроде бы текст Брауде выглядит на голову лучше. Он, как минимум, более русский. Но дальше разница несколько стирается.

Примерно в середине книги есть момент, где автор негативно (как обычно это у европейцев) отзывается о русских. В советском переводе «русские» аккуратно заменены на «иноземцев», а в новом – все прямым текстом. Деталь вроде мелкая, но симпатию к книге (и объективность в оценках) снижает сразу на порядок.

«Что касается Пауля Элиассона, то о нем было известно, что он в большой милости у Иварссонов и должен жениться на Марит Эриксдоттер, единственной отцовской наследнице. Впрочем, он-то был из тех, кого можно было заподозрить скорее всего: ведь он по рождению иноземец, а об иноземцах известно, что кражу они не считают за грех. Ивар Иварссон привел Пауля с собой, когда вернулся домой из плена. Мальчик был сиротой трех лет от роду и, если бы не Ивар, умер бы с голоду в родной стране. Правда, воспитали его Иварссоны в правилах честности и справедливости, да и вел он себя всегда как подобало» (Брауде).

«Теперь их приемный сын, Пауль Элиассон. Любимец братьев, жених единственной дочери Эрика, Марит Эриксдоттер, наследницы всего состояния. Если кого и подозревать, то его: он ведь по рождению русский, а у русских кража за грех не почитается. Это всем известно. Даже наоборот: украсть – это у них вроде духовной скрепы. Ивар Иварссон привез его с собой трехгодовалым мальчонкой, когда вернулся из русского плена. Родители погибли, родственников нет, и, скорее всего, мальчик помер бы от голода в своей собственной стране. Русский-то русский, ну и что? Пауля воспитали честным, порядочным парнем, никогда и ни в чем дурном замечен не был» (Штерн).

А вот в финале мне больше понравился Штерн, удачно он обыграл фразу и финал сразу засверкал. Смотрите:

«И в благодарность за доверие девица Спаак сделала молодому барону реверанс.» (Брауде).

"И что же сделала фрекен Мальвина Спаак? Фрекен Мальвина Спаак сделала книксен и поблагодарила юного барона за доверие. " (Штерн).

Озвучка очень приятная, спасибо!

Прекрасная озвучка, любопытная легенда, отличный язык. Эта книга первая в трилогии, с удовольствием послушаю продолжение.