А. П. Чехов

Закурили. Женщина храбро шагала по луже, вскрикивая:

– Начальники! Я сама себе начальница... Захочу – купаться буду...

– Я те покупаюсь, – предупредил ее сторож, бородатый крепкий старик.Эдак-то вот она каждую ночь, почитай, скандалит. А дома у ней – сын безногой...

– Далеко живет?..

– Убить ее надо, – сказал сторож, не ответив мне.

– Отвести бы ее домой, – предложил я.

— Все музыканты — глупые люди, а чем талантливее музыканты, тем ограниченнее. Странно, что почти все они религиозны.

Лескова напрасно не читают, настоящий писатель, — вы читали его?

— Да. Очень люблю, особенно — язык.

— Язык он знал чудесно, до фокусов. Странно, что вы его любите, вы какой-то не русский, у вас не русские мысли, — ничего, не обидно, что я так говорю? Я — старик и, может, теперешнюю литературу уже не могу понять, но мне все кажется, что она — не русская. Стали писать какие-то особенные стихи, — я не знаю, почему это и стихи и для кого.

О Буддизме и Христе он говорит всегда сентиментально; о Христе особенно плохо — ни энтузиазма, ни пафоса нет в словах его и ни единой искры сердечного огня. Думаю, что он считает Христа наивным, достойным сожаления и хотя — иногда — любуется им, но — едва ли любит. И как будто опасается: приди Христос в русскую деревню — его девки засмеют.

Если же ты действительно чувствовал бы себя свободным, так укокошил бы меня — только и всего.

В этой словесной драке, которую мы для приличия именуем "полемикой", - драчунам нет дела до правды, они взаимно ищут друг у друга словесных ошибок, обмолвок, слабых мест и бьют друг друга не столько для доказательства истинности верований своих, сколько для публичной демонстрации своей ловкости.

Мы все немножко побаиваемся критики, а самокритика - внушает нам почти отвращение.

"Если - борьба, так уж герои с обеих сторон" (с) Горький «Карамора»

Я думаю, что уличные подвиги рождаются так: сидят где-нибудь в уголке двое обыкновенных людей и, не торопясь, рассуждают:

- Однако - дожили до полной свободы.

- Н-да, полиции - нет, судов нет...

- Чудно.

И, поговорив об этом новом, непривычном быте, люди, у которых нет никаких представлений о праве, культуре, о ценности жизни, люди, которые воспитались в государстве, где министры вели себя, как профессиональные воры, эти люди соображают:

- А что, если пойти на улицу да облегчить какого-нибудь буржуя?

- Выходи из своей шубы?

- Да?

- Что ж, я в газете читал - их раздевать можно!

- Айда?

- Идем. Авось - заработаем.

Выходят и - работают. Иногда им приходится убить непокорного буржуя, иногда их ловят и "самосудом" избивают насмерть.

И оба факта - убийство, самосуд - поражают своей ужасающей "простотой".

Так и мчится жизнь: одни грабят, убивают, другие - топят и расстреливают грабителей, третьи говорят и пишут об этом. И все - "просто". Даже - весело порою.

Как наука является разумом мира, так искусство - сердце его. Политика и религия разъединяют людей на отдельные группы, искусство, открывая в человеке общечеловеческое, соединяет нас. Ничто не выпрямляет душу человека так мягко и быстро, как влияние искусства, науки.