Сложно держаться, когда все валится из рук и в этой черной полосе нет просвета.
Сочувствие и дружба − это одно, но всем хочется остаться живыми и неискалеченными.
ладони к моей коже. – Рубашку мне будешь стирать. – Слушай, успокойся, – я попыталась вырвать свое запястье из его хватки, но не смогла. Он сам меня вскоре отпустил, но тут же толкнул. – Давай иди, Уродина. Я сейчас переоденусь и отдам тебе рубашку. "Уродина". Значит, он знаком с Релив. Ну или видел меня раньше и знал, как меня тут называли. Так уж получилось, что в Дюран ко мне прицепился статус изгоя
Как говорил учитель, порой нужно действовать на опережение. Это я и сделала.
Сейчас я лишилась этой силы. И кем я была без нее? Девушкой, которая с каждым часом все сильнее погружалась в проблемы и до сих пор ни одну из них не решила. Еще и самому страшному парню в академии Дюран кинула туфелькой в затылок. Причем в него попала случайно. Из этого следовало, что я не только сама по себе сплошная проблема, но и неудачница. Нет, мне следовало что-то менять. В себе менять.
перевернулось от наплыва буйствующей безнадежности. Хотелось кричать, до хрипотцы срывая горло, и крушить все, что попадалось под руку. Но вместо этого стиснула зубы и, сжав в руке жесткую мочалку, начала со всей силы тереть этот рисунок. Хотела, чтобы он исчез с моего тела. Раз и навсегда пропал.
– А мне кажется, что Эдергар знает
небо и в это мгновение почувствовала,
можно было разнести и без участия
мой учитель, но грубо. Кажется, даже зло. С какой-то ледяной агрессией водил рукой по тем местам, к которым прикасался Эдергар, этим причиняя легкую боль. – Зачем ты это делаешь? – я дернулась. Спрашивала, ведь мне было дико от действий Арона. Но он не ответил. Казалось, что сам не знал ответ на этот вопрос. Но продолжал водить по спине жесткой ладонью. Хотя уже вскоре скользнул ею вверх и пальцы