Волк в ее голове. Часть I

Что ещё сказать? Радость лжива, печаль бессмертна, а эволюция вместо сильнейших отбирает психологические уродства.

– Блин, я не понимаю этого. Ходить в церковь – можем. Петь на старославянском – можем. Носить кресты, вешать иконы, давать милостыню, жертвовать на приюты бездомных, подбирать замёрзших котят – да, можем! Но едва нас просит о помощи человек, мы чешем мимо. Логика, ау!

пока юная оторва это вытворяла. Делала, блин, историю. Вы встречали людей, которые вас поворачивают, как рычаг? Вбок, в сторону – куда раньше и не смотрели?

Если встречаете проблемы – испепеляйте их.

Вы заметили? Который раз это слово – вернуться. Забавно, что в нём самом заключён временной парадокс

Если откладываешь один будильник, а потом другой и третий, то они копятся, как снежный вал, и ВЕРЕЩАТ. В критический момент нейрончики догадываются, что проще встать, чем заткнуть этот пиликающий оркестр, и вываливают ноги на пол

Поразительно: мой разум не запоминает, как употребляется «не» с  наречиями, но статья о зеркальных нейронах врезалась в память намертво.

Поразительно: ещё четыре года назад люди писали друг другу СМС – теперь пришли чаты. Пулями летают фотки, видюшки, аудиосообщения. Телефоны худеют, экранчики растут. У каждого второго гимназиста появился личный карманный интернет, а с ним и удалённый доступ ко всей галактике Млечного Пути.

Валентоса возродил в девяностые Свято‑Алексиевскую пустынь, и как мама Дианы ушла туда

Ещё десяток метров остаются за спиной, и я утыкаюсь в сетку ограждения. Посреди неё оскалилась дырища с меня ростом, рядом поскрипывает на ветру люминесцентная табличка «ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!». Я невольно приостанавливаюсь. Пока тело приходит в себя от подъёма, под кожу забирается страх, карабкается мурашами по спине и шепчет в уши: «Тебе это не нужно…» Да уж. Ни капли. Глубокий вдох – и я лезу через отверстие в ограде. Острые края