Записки анестезиста. #моимыслинатему

Как все начиналось

Младшая медсестра, нет, скорее даже санитарочка. Второй курс медицинского колледжа. Первая и самая настоящая работа. Больше для наработки опыта, чем для финансовой поддержки, так как от финансов там только запах. Почти каждый студент медик пытается подрабатывать во время обучения, это даёт ему полное понимание того, куда и зачем он пришёл. Важный опыт. Кому-то он помогает вовремя уйти, кому-то – полюбить ещё сильнее. Я, естественно, полюбила сильнее. Тогда я ощутила своеобразную и неповторимую атмосферу большого, многопрофильного стационара. Это как отдельное государство со своим сводом внутренних правил, укладов и принципов. Там, при всём обилии сотрудников, каждый знает каждого.

Приемный покой объединяет заблудшие души и знакомит всех в любое время суток. Самые тёплые знакомства происходят ночью, под заунывное понимание друг друга, приправленное горечью усталости, каплями обреченности и сумасшедшим желанием телепортироваться на горизонтальную поверхность. Там всегда пахнет кофе и сигаретами. Но не только этим, естественно. О других ароматах не будем. Это же приёмник городской больницы, что уж там, контингент подходящий.

Кофе и сигареты как нескончаемый атрибут ночи. Хорошо сочетается с задушевными разговорами под пение птиц, готовых встречать рассвет. И совсем не очень с кричащими сиренами бригады скорой медицинской помощи, а тем более бригадами интенсивной терапии. Там своя жизнь, отдельный мир, государство в государстве. И я вам скажу – люди там сильны! Прямо по-настоящему. Поэтому в приёмник, в тёплое и темное время, хотелось спускаться максимально часто.

Тёплый летний воздух, свежесть ночи или раннего утра. Шелест листьев с крон размашистых деревьев, на ветках которых, удобно устроившись, мило проживают вороны. Запах ночи и утра не сравним ни с чем. Он похож на кислородно-воздушную смесь, дарящую немного сил на конец дежурства. А если мельком прошёл тихий, летний дождь, то в пространстве начинает ощущаться петрикор, землистый запах, который ощущается после дождя, который так нравится многим людям. Его ещё называют запах озона, но это лишь один из компонентов петрикора.

Сидя на крыльце приемного покоя, держа в одной руке горячий, ароматный кофе, запах которого так прекрасно синергирует с дыханием ночи, – хочется жить. Хочется пропитываться каждой секундой данного момента, проживать полностью и всецело. Дышать. Вдыхать и выдавать настолько размеренно, тихо, не спеша, осторожно – дабы не спугнуть волшебство момента. Это особенный момент, момент единения тебя и пространства вокруг, когда ты сливаешься с миром, чтобы дышать с ним в один такт, когда ночь это ты, а ты – это ночь. Неброское освещение прилежащей территории способно вернуть тебя к жизни. Или жизнь была там? А это просто банальная реальность. Жизнь в ароматах ночи и возвращение в реальность с помощью искусственного света. Где эта грань между жизнью и обычным «переживанием»? Ведь истинная жизнь, в полном смысле этого слова, происходит с нами не так часто, как самое обычное «переживание». Жизнь нужно создавать, жизнь можно и нужно чувствовать, жизнь может быть для одного тебя, в одном самом прекрасном моменте, но в эту жизнь можно пустить тех, с кем ты хотел бы ее разделить в этом сумасшедшем, в самом хорошем смысле слова, отрезке времени. Своеобразная осознанность.

Некий флёр романтизма присущ любой профессии, но для меня он окутывает всю медицину.

За всеми обычными манипуляциями, ежедневными трудами, некоторыми рутинными работами, бумагами, мониторами, аппаратами, за всем этим и многим другим можно найти такую отдушину, которая не даст выгорать, которая подарит небольшой заряд бодрости и сил, которая напомнит о том, почему ты именно здесь и самое главное – зачем.

Не так давно мне удалось пережить дежавю. Я оказалась в качестве пациента на своем первом и фундаментальном месте становления и обозначения медицины в своем сознании.

Я попала в прошлое, благодаря настоящим трудностям. Место моей студенческой практики и первое место работы. В стенах этой больницы я практически жила. Я знала там каждый уголок, каждое лицо, каждый скол и трещину в паркете. Я знала где вкусно перекусить и выпить кофе. Я знала время, когда в приемнике тише всего, и когда можно насладится романтикой этого места и своего там пребывания, а когда можно проклинать каждую секунду и чертыхаться, что именно ты сейчас на смене и жалеть о том, что у тебя всего две руки.

Попав туда как пациент, спустя почти 9 лет, уже второй раз в жизни (первый был тогда, когда я там работала), я поняла, что там не изменилось ничего. Практически ничего! В приемном покое точно. Все та же сумасшедшая суета, люди с бешенными глазами, – и медики и пациенты. Ни единой свободной секунды, каждая единица времени стоит кому-то очень многого. Кому-то нервов, кому-то здоровья.

Медики работают с бешенной скоростью, прибывающие пациенты считают свою ситуацию самой экстренной и пытаются торопить мед регистраторов, клавиатуры которых дымятся от скорости печатанья различного набора букв, принтер выплевывает бумаги, давясь ими в скоростном потоке запросов. Врачи не успевают складывать новые истории болезни в порядке поступления, сестры не успевают раскладывать направления на всевозможные анализы, а пациенты не успевают терпеть и ждать, срываясь в нервных порывах на любого проходящего мимо человека, одетого в медицинскую форму. Аппарат с кофе не успевает загружать новую порцию зерен, машины скорой помощи становятся в очередь, принимая очередной вызов, не успевая закончить предыдущий. Во всем этом сумасшедшем муравейнике я заметила, что ни одного раза, ни один из медиков, не смотря на огромную загруженность, не перепутал фамилию, не нарушил очередность, не вышел из себя, а просто делали свою работу.

Несмотря ни на что, попав в кабинет врача, я ожидала беглого опроса и формального осмотра. Оказавшись наедине с врачом, время замедлилось. Детальный сбор анамнеза, без истерик и торопливости, детальный осмотр и аккуратные манипуляции. Разговор по состоянию, описание ситуации, прогнозы и перспективы. Все четко, индивидуально, понятно и по делу.

Оказавшись в кабинете по забору крови, я ожидала молчаливого, быстрого, и рутинного забора. Меня бы это не обидело, ведь я видела как девочка работает, как вечно звонит ее мобильный телефон и она не отвечает, потому что просто нет времени, как мгновенно заполняется ее тумбочка направлениями от разных пациентов, и как она, во всем этом хаосе, не нарушает всей очередности и приоритетности. Но она улыбнулась мне, задавала вопросы, успела поговорить и подбодрить.

Это безумная работа, работа в приемном отделении большой городской больницы. Но ни один человек, за время моего там пребывания (три часа) ни разу не нахамил, не накричал, не отказал в помощи или не ответил на вопрос страждущих в коридорах. А вот приходящие пациенты, не все, единицы, но они были не простые. Их можно в чем-то оправдать, ведь они не просто так в отделении приемного покоя больницы, но они не отдавали себе отчет о том, что они тут не одни, что кому-то помощь, нужного им врача, сейчас более необходима. И я заметила одну тенденцию, не только вчера, а в целом – больше всех возмущения мы получаем именно от тех, кому помощь нужна менее всего. Парадоксально, но факт. Чем здоровее выглядит и общается пациент, тем менее ему необходима экстренная помощь. Это даже логично.

А о чем это я? Я ведь хотела совсем о другом. Я хотела о воспоминаниях о данном месте. Уходила я оттуда не с самым легким сердцем, но вернувшись туда я поняла, как сильно его любила. Как сильно мне не хватает этой жизни, этого вечного движения, этих беспокойных минут в ожидании затишья. Когда минуты спокойствия кажутся блаженством и ценятся на вес золота! Когда впитываешь кофе всем свои нутром, когда его ароматом пропитывается даже кожа. Когда поговорить с коллегой о жизни – бесценная возможность. Когда ставишь свои приоритеты ниже приоритетов только что поступившего пациента.

Это место научило меня очень многому, все свои азы я взяла именно там. Все свои начала я положила там, все свои учебные годы я прожила там. И каким бы это место не было, я всегда буду помнить его, любить, ценить и уважать каждого, кто там остается. И я благодарна настоящим трудностям за то, что не на долго окунулась в прошлое.

Ошибка?

Уже работала около года в отделении нейрохирургии, не простое отделение, особенно ПИТ (палата интенсивной терапии). Много лиц прошло у меня за время работы, а этого человека, дедушку, назовем его С, я думала также благополучно долечим и отпустим.

Был обычный день, приняли смену в ПИТе, осмотрели всех больных, их было 5, из положенных 4, все тихо и спокойно, все стабильны, в состоянии комы или оглушения, никакой отрицательной динамики. Зарядила капельницы, развела антибиотики, померила температуру, давление, пульс, сатурацию – все в норме. Потом листы назначений, обход врачей, обход реаниматолога-анестезиолога.

Время завтрака. Пошла кормить пациента С. Состояние оглушения, но динамика явно положительная. 79 лет, открытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга, гематома лобной части головного мозга. Поднимаю изголовье кровати, он так искренне и с доверием смотрит в глаза.

Спрашиваю:

– Удобно?

На мое удивление я получила ответ, я даже переспросила. Он кивнул еще раз.

Это был сильный прорыв для него. В течении всего дня я пыталась общаться с ним, насколько это было возможно. Наступило время посещения, пришла его дочь.

Приятная женщина в деловом костюме и аккуратно уложенными волосами. Маникюр, макияж, все в полной гармонии. Приятный аромат, бархатный голос, но с нервными нотками дрожания. Дрожь от страха и непонимания. Видно, что это сильная женщина, которая привыкла во всем и всегда держать ситуацию под собственным контролем, что ее невозможно обмануть или провести вокруг пальца. Все ее существо говорило о присущей ей силе, она и здесь могла бы быть сильной, могла бы заткнуть любого за пояс, разрешить любой спорный вопрос и решить любую проблему, но тут ее отец, в этом вся ее слабость. Это не самое приятное место. Мы с ней поговорили о его состоянии, ей показалось, что он стал хуже, но я ее разубедила.

Было приятно смотреть на ее заботу. Как она обтирала его, гладила по руке, целовала, говорила с ним, много нежности и любви. Он ее отец, она его дочь, она его счастье. Он помнит ее день рождения, первую улыбку, первые шаги, детский сад, школа, трудный возраст. Первая любовь. Институт. Она совсем взрослая, выпускной, красный диплом, работа. Мужчина, который готов забрать ее и взять под свою опеку, как? Ведь он всю жизнь оберегал ее, он был ответственным за ее счастье и спокойствие, а теперь ее забирают. У него забрали его маленькую принцессу. Вся жизнь перед глазами. Он ухаживал за ней, мыл, кормил, одевал, растил – у него получилась прекрасная женщина. Теперь все наоборот – она моет его, кормит, одевает, но он не вырастет, он уйдет. Колесо Сансары в действии.

Ночь. Ночь, как известно в мире медицине – время рождения и смерти. Пик смертности и родов приходится на 3—4 часа.

С 12 ночи до 2 часов он был активен, чем радовал, сам крутился в кровати с бока на бок, что-то бормотал, в общем все было стабильно хорошо. Хорошо до тех пор, пока он не стал жадно глотать воздух.

Я подошла к его кровати, зажгла свет ярче, ему явно было сложно дышать, но все стабилизировалось через минуту, давление тоже в норме. Я отошла. Через 5 минут все повторилось, я снова подошла, но дыхание стало пропадать, глаза закатываться, язык западать, при западении языка прерывистое дыхание похоже на громкий и внезапный храп. Страшно. Я только перешла на 3 курс, я понятия не имею, что происходит с человеком, который то храпит, то замолкает. Ищу пульс на лучевой, не нахожу. Перехожу к сонной – не нахожу. Прикладываю руку к грудной клетке – ничего не ощущаю, ни сердцебиения, ни дыхания. В судорожных попытках сделать хоть что-то, ищу тонометр, пульсоксиметр, в желании измерить давление и пульс. Измеряю, на мониторах 0/0.

Опустила кровать, приступила к искусственному массажу сердца. Впервые в своей жизни, небрежно сложив руки, поместив их куда в голову пришло, пыталась качать. Без результата. Я же одна! Я одна не смогу. Побежала за второй сестрой. Пришли, приступили к активной реанимации вдвоем. Вызвали реаниматолога. Пришел, реанимировали с ним, пришел дежурный врач, реанимировали и с ним. Нет. Все, пусто. Без шансов. Остановка сердца, клиническая смерть, биологическая смерть.

В начале я чувствовала себя спокойно, делала все как надо, по инструкции, по простбам врачей – адреналин, атропин, мешок Амбу, 30 компрессий на 2 вдоха.

После, когда надо было одевать бирки, пришло осознание чего-то страшного, чего-то пустого, -потери. Я смотрела смерти в глаза, я смотрела в его глаза, они были спокойны в них не было страха, боли, ничего – пусто, он знал, что уходит, он принял это, он был готов. Смерть, она хитрее и если она приходит, она забирает. Она холодная и беспощадная, безжалостная и расчетливая, ей не важны чувства и эмоции, она не знает чувства любви, она не слышит и не слушает – она просто забирает, забирает и не спрашивает. Моя первая встреча со смертью в моей профессии и она, увы, не последняя.

Констатировали смерть – 3:30.

Я долго, и до сих пор – виню себя. Я теряла так много времени на ненужные действия, я теряла его жизнь в поисках тонометра, когда и так было понятно, что пульса нет. И лишь одно то, что я была маленькой студенткой, наделенной большой ответственностью – лишь немного способно сгладить мою вину перед этим человеком и его семьей. Возможно, и не было никаких шансов его спасти, будь там профессионал и человек с опытом работы, но шанс, что можно было спасти тоже есть. И этого человека я не забуду никогда, он навсегда останется в моей памяти, его фамилия и возраст, запечатлённые на отвратительных оранжевых бирках, точно таких же как раньше были в роддомах, врезались в мою память и проживут со мной всю мою жизни.

Пустая кровать

Пустая кровать аккуратно застелена чистым бельем. Сложенное одеяло лежит на одной стороне кровати, а подушка, заправленная в наволочку небесного цвета, на другой, в изголовье многофункциональной койки. Монитор смиренно молчит, пряча за собой скрученные в ровный клубок провода.

Пустая и чистая тумбочка хранит в себе исключительно память, память о личных вещах того, кто был временным хозяином этой пары квадратных метров. Кажется, в этих метрах сосредоточены остатки той жизни, которую поддерживала новейшая техника, издававшая различные мелодии – от привычного и монотонного пиканья до разрезающего воздух, время и душевное равновесие писка.

Из дежурства в дежурство мы наблюдаем за нашими пациентами, ухаживаем за ними, следим за своевременным приемом лекарственных препаратов, назначенных врачом, меняем положение тела каждые два-три часа, занимаемся профилактикой осложнений, которых невероятное множество у лежачих пациентов.

И вот в один из дней, привычно переступая порог реанимационного отделения и заходя на пост, ты видишь ее – пустую кровать, которая была занята долгое время одним человеком. Ты знала все о нем – имя, фамилию, отчество, возраст, его состояние, его болезни. Ты знала все его слабые стороны, риски развития тех или иных проблем, питание, препараты, гемодинамические показатели. Ты знала его семью, часто и много с ней говорила – о нем, о них, о жизни.

Работая с пациентами нейрохирургической реанимации, стоит понимать, что большинство из них в нашем отделении надолго. К ним привыкаешь, привязываешься, изучаешь их.

Смерть может стать привычным явлением в нашей работе, но она не будет восприниматься спокойно и не станет нормой, лично для меня – никогда. Ты можешь знать о ее неизбежности, что ее приход – лишь дело времени, но все равно бояться ее. Бояться смотреть ей в глаза. Знать, что это ты видишь всю картину полностью, а родственники не желают допустить даже мысли о печальном исходе. Большинство из них не готовы принимать неизбежность. И это абсолютно нормально.

Кто-то готов и хочет говорить на эту тему, кто-то всячески ее избегает, рисуя в своем сознании светлое будущее, благоприятный исход вопреки всем прогнозам. Во втором случае после ухода близкого родственникам бывает гораздо больнее. Они настраивали себя на чудо, но оно не произошло. Это неимоверная боль. Их эмоции неподвластны разуму. Чаще всего эта боль рвется наружу слезами, всхлипываниями и криками. Это может быть и тихая, сжирающая и сжигающая изнутри тоска, боль принятия неизбежного.

Люди уходят из жизни, и это нормально, это закон природы: мы стареем, молодое поколение занимает наше место. Но когда люди уходят неожиданно, уходят из-за отвратительной болезни, погубившей их молодое тело, из-за травмы, полученной только потому, что ты оказался не в то время, не в том месте, из-за осложнений после рядовых манипуляций или непредсказуемых реакций собственного организма… Масса причин для раннего ухода из жизни. И это похоже на несправедливость.

Во многих ситуациях, почти во всех, можно сказать, что все что ни делается – все к лучшему. Но в случае смерти эти слова лишние, неуместные, они воспринимаются как грубость и откровенное издевательство.

Как можно привыкнуть к человеку без сознания? Ведь он ничего не говорит, не делает, просто лежит в проводах и требует ухода. Но не все так просто. Для меня это не просто пациент в проводах, для меня это человек, у которого есть своя уникальная история в этом мире.

Каждое дежурство ты произносишь его имя, касаешься его, помогаешь ему, говоришь с его родными, ты видишь в нем жизнь! Пусть иногда она поддерживается высокими технологиями этого мира, но первостепенно – это человек. Такой же, как ты.

Просыпаясь рано утром, проводя привычные ритуалы, ты не можешь даже подумать, что с тобой может что-то случится, что-то, что все изменит – разделит твою жизнь на «до» и «после».

Поэтому цените настоящее, цените то, что имеете здесь и сейчас. Не откладывайте на завтра то, что можно и нужно сделать именно сегодня. Избегайте конфликтов, прощайте, любите, творите, живите. Живите и проживайте каждый свой день полностью, взяв от него только самое лучшее, самое доброе. Ложась спать, простите каждого, кто, как вам показалось (или не показалось), вас обидел. Обнимайте родных и близких, говорите о том, как вы их любите. Звоните им. Не забывайте тех, кто вам дорог. Не ограничивайте себя, не держите эмоции в себе, не тоните в рутине – живите, изо дня в день просто живите.

Темнота

Как-то повелось, что многие боятся темноты с самого детства, кто-то боялся только в детстве, а кто-то, как я, боится до сих пор. Но как говорится – мы не боимся темноты-мы боимся того, что в ней. Того, что может быть в ней, а остальное в возможностях нашей прекрасной фантазии, и мозг обязательно будет подыгрывать в унисон мыслям, создавая иллюзорные образы и звуки. Или галлюцинации? Знаете, в чем разница?

Иллюзия – ошибочное восприятие человеком предметов реальной действительности.

Галлюцинация – восприятие человеком несуществующего в данное время и в данном месте реального предмета.

Небольшой, отступательный ликбез в психиатрию.

Как бы я не боялась темноты, или того, что в ней, я люблю ночь и ту тишину, которую она создаёт. Это, поистине, волшебное и загадочное время. Особенно находясь на дежурстве, ты четко понимаешь, что есть для тебя ночь, сна в которой может не быть.

Ночь – это темные, или с приглушённым светом коридоры, кабинеты, операционные и процедурные. Это тишина, в которую, периодически, врезаются звуки современного оборудования, поддерживающего жизни людей. Пшш вдох, пшш выдох, вдох, выдох, писк – проблема, исправляем и по новой – вдох, выдох, вдох, выдох. Размеренно, хладнокровно, четко и безошибочно – машина дышит за человека, поддерживая в нем остатки существования. Шум компрессора действует усыпляюще, но писк монитора, кричащий о проблеме, пробуждает. Вся обстановка, создаваемая ночной аурой, весьма успокоительно влияет практически на каждого. Это некое умиротворение, спокойное сосредоточение на остаточной работе, это маленькая жизнь.

Ночью ты не слышишь бесконечного топота коллег, спешащих из одного конца больницы в другой, грохота каталок, громкого смеха или разговоров, приходящие различные специалисты, масса рутинной работы облагораживается внеплановыми назначениями и поручениями, – ночь время тишины, своеобразной, шипящей, пищащей, но тишины.

Даже операционный блок спит, сохраняя в себе всю таинственность данного места, где, порою, творятся великие чудеса посредством золотых рук, и совершаются ошибки, никогда не оставляющие без боли и воспоминаний. Где творится искусство, которое никак и никогда не умоляет массы знаний. Хирургия, одна из величественных специальностей, вызывающая во мне восхищение, а нейрохирургия – нечто высшее. Просто берегите ваши руки.

Но она не смогла бы совершать величайшие вмешательства без помощи техники, высококлассных машин, которые тихо стоят в темноте этих стен. Начисто вымытые и вычищенные, обработанные и собранные. Каждому своё место, каждый аккуратен и красив, на сколько машина может быть красива. Но я уже говорила, что разглядеть красотку можно во всем. И я вижу красоту в аккуратно скрученных проводах, выключенных бестеневых лампах, падающих тенью на белоснежную стену, безжизненной тишине этих машин, которые всегда помогают каждому из нас, стоит лишь включить их в сеть.

Операционная, освещённая светом уличных ламп, погружённая в царство бездействия и теней, намытая и готовая в любой момент заиграть мелодиями спасения жизни – вызывает лишь восторженный наплыв чувств и эмоций. Днём они совсем другие, эти эмоции.