Взрослые дети из алкогольных и дисфункциональных семей

Двенадцатая черта:

Мы – зависимые личности; мы панически боимся быть брошенными и делаем всё, чтобы удержать отношения, лишь бы не испытывать болезненное чувство покинутости, доставшееся нам от жизни с нездоровыми людьми, которые никогда не были эмоционально с нами.

Четырнадцатая черта:

Параалкоголики (созависимые) скорее реагируют, чем действуют.

Взрослые дети – зависимые люди, которые считают насилие и неподобающее поведение нормой. Даже если они жалуются на насилие, то верят, что никак не могут оградить себя от него. Не получая помощи, взрослые дети не способны отличить любовь от жалости и выбирают партнёров, которых могут жалеть и спасать. Выгода здесь состоит в том, чтобы чувствовать себя нужными и не страдать от одиночества. В таких отношениях мы теряем собственную волю и начинаем считать их безвыходными. Одни используют навыки из Списка, чтобы вырвать хоть кроху внимания. Другие прибегают к описанным чертам, чтобы создать в партнёре удушающее чувство зависимости. Только в выздоровлении мы получаем ту поддержку и информацию, без которых невозможно осознать свою проблему. Проверенное решение мы найдём в ВДА.

Я – взрослый ребёнок?

Ниже мы приводим вопросы, которые помогут определить, была ли в семье дисфункция. Если ваши родители не пили сами, возможно пили их родители, и это они передали болезнь семейной дисфункциональности вашему отцу или матери. Дом без алкоголя и наркотиков может быть таким же небезопасным, хаотичным и холодным, как дом алкоголика.

Эти вопросы помогут увидеть, как жизнь рядом с алкоголиком сказывается на детях, даже годы спустя после ухода из родительского дома. Они применимы и к тем людям, которые выросли в среде злоупотребления едой, сексом, работой и религией. Приёмные дети также обнаружат, что многие вопросы им близки и понятны.

1. Помните ли Вы, чтобы кто-то в семье пил, употреблял наркотики или имел другие привычки, которые Вы сейчас сочли бы дисфункциональными?

2. Пытались ли Вы не приводить в дом друзей, потому что дома пили или там присутствовала иная дисфункция?

3. Один из родителей оправдывал алкоголизм или другое нездоровое поведение второго?

4. Были ли Ваши родители настолько сосредоточены друг на друге, что не замечали Вас?

5. Родители или родственники часто ругались?

6. Верно ли, что Вас втягивали в скандалы и размолвки, просили принять сторону одного и выступить против другого?

7. Пытались ли Вы ограждать своих братьев и сестёр от пьянства или другой семейной дисфункции?

8. Став взрослым человеком, ощущаете ли Вы себя зрелым? Вам не кажется, что внутри Вы остались ребёнком?

9. Родители по-прежнему обращаются с Вами, как с ребёнком? Продолжаете ли Вы в их присутствии играть свою детскую роль?

10. Вы считаете себя ответственным за чувства и переживания родителей? Верно ли, что другие родственники обращаются к Вам со своими проблемами?

11. Вы боитесь властных фигур или разгневанных людей?

12. Верно ли, что Вы часто ищете одобрения и похвалы, но когда слышите комплимент, не можете его принять?

13. Вы воспринимаете критику как нападение?

14. Случалось ли Вам полностью посвятить себя какому-то делу, а потом сердиться за то, что другие не ценят Вас?

15. Как Вы думаете, Вы должны нести ответственность за чувства или поступки другого человека?

16. Вам сложно определить свои чувства?

17. Вы склонны искать любовь и защищённость вне себя?

18. Вы влезаете в проблемы других людей? Вы «оживаете» в кризисных ситуациях?

19. Вы приравниваете секс и близость?

20. Вы путаете любовь с жалостью?

21. Случалось ли Вам обнаружить себя в отношениях с одержимым или опасным человеком, не понимая, как Вы могли в них оказаться?

22. Верно ли, что Вы осуждаете себя без капли сострадания и пытаетесь угадать, что считается нормой?

23. Ваше поведение на людях сильно отличается от поведения дома?

24. По Вашему мнению, у родителей были проблемы с алкоголем или наркотиками?

25. Повлиял ли на Вас алкоголизм или другое дисфункциональное поведение родителей или родственников?

Если вы положительно ответили на три вопроса или более, существует вероятность, что вы страдаете от последствий воспитания в алкогольной или другой дисфункциональной семье. Как сказано в нашем Списке, вы могли пострадать, даже если сами не выпили и глотка спиртного. Пожалуйста, прочитайте Вторую главу, чтобы подробнее узнать об этих последствиях.

Глава 2
«Со мной такого не случится»

Большинство взрослых детей вырастают, дав себе клятву. Для одних это секрет, о котором они никому не расскажут. Другие выкрикивают её слова в пылу семейных скандалов. Эта клятва гласит: «Никогда я не стану таким, как мои родители. Со мной такого не случится. Я не буду ни с детьми, ни с супругой обращаться так, как в семье обращались со мной. Я ни на кого не подниму руку, ни с кем не буду ругаться. Я не стану алкоголиком».

Другой вариант клятвы – никогда не заключать брак с человеком, страдающим алкоголизмом или иной дисфункцией. Но мы не держим обещание. Некоторые из нас сменили несколько дисфункциональных отношений, прежде чем смогли остановиться и задуматься о том, что происходит. Мы забыли свою клятву или просто не замечаем, как наше поведение повторяет поведение родителей.

В этой главе мы хотим рассказать об обещании быть непохожими на своих родителей, бабушек, дедушек или опекунов. Мы стали взрослыми и, возможно, научились поступать не так, как они, однако это не помешало нам передать собственным детям неуверенность в себе, стыд и созависимость. Кому-то удалось не применять по отношению к окружающим ни физического, ни словесного насилия. Но наши дети и наши отношения всё равно погрязли в дисфункции. Мы воссоздали атмосферу утрат и покинутости собственного детства. Для отношений мы выбирали тех, кого могли спасать, либо тех, с кем могли бороться. Мы находили людей, с которыми получалось отыгрывать знакомую роль жертвы. Некоторые из нас открыто применяли насилие и поступали с окружающими так, как когда-то в детстве поступали с ними – издевались и унижали. Но на этом не обрывается наш путь. Мы можем измениться. ВДА даёт надежду.

«Мы стали ими»

Семейная дисфункция – болезнь, поражающая всю семью. Не обязательно пить, чтобы заразиться. Это прописная истина ВДА и фундамент Первого Шага. Последствия воспитания в дисфункциональной семье вынудили нас развить навыки выживания, которые мы называем Списком характерных особенностей (Проблемой). Мы знаем, что болезнь семейной дисфункции передаётся из поколения в поколение, а значит, названные черты описывают поведение, унаследованное от родителей. Как бы ни хотелось это отрицать – мы стали ими. Если нам и удаётся вести себя иначе, всё равно мы продолжаем передавать их дисфункцию. Сами того не желая, мы подарили её своим детям. Мы не собирались этого делать. Мы пытались быть другими. Мы же дали себе клятву.

Отрицание помогает забыть эту клятву и не замечать сходства с родителями^[9]. Отрицание, подобно клейкой массе, связывает воедино дисфункциональную семью. Семейные секреты, замороженные чувства, неизменный хаос – всё это части дисфункциональной системы. Системы, в которой насилие и любое другое нездоровое поведение принято терпеть даже в самых ужасающих формах. Многократное повторение заставляет членов семьи воспринимать плохое обращение как норму. Дисфункция долгое время казалась приемлемой и терпимой, поэтому взрослый ребёнок может отрицать, что в детстве происходило нечто неприятное. В то же время другие взрослые дети в мельчайших подробностях помнят ужасы своего детства. Многие вспоминают их, не испытывая никаких чувств или не осознавая глубокое ощущение утраты, связанное с каждым событием. Об этом отрицании чувств говорится в десятой черте Списка (Проблемы).

Благодаря отрицанию взрослый ребёнок, рассказывая о ранних годах жизни, легко сглаживает острые углы в семейном прошлом. Иногда отрицание приводит к мысли, что нам посчастливилось избежать семейной дисфункции, тогда как на самом деле мы принесли её с собой во взрослую жизнь. В Первом Шаге мы признаём «бессилие перед последствиями воспитания в дисфункциональной семье». Этот Шаг призывает нас признать, что сегодняшнее наше поведение произрастает из событий, пережитых в детстве. Многое в нём отражает поступки и мысли дисфункциональных родителей, бабушек, дедушек или опекунов. Когда развеется пелена отрицания, мы поймём, что впитали в себя поведение родителей. Мы переняли их перфекционизм, контроль, нечестность, уверенность в собственной правоте, ярость, пессимизм и оценочность. По какому бы сценарию это ни происходило, мы понимаем, что интернализировали своих родителей. Если мы честно взглянем на свою жизнь, то увидим, что их поведение и образ мыслей стали нашими.

Важно отметить, что мы впитали в себя или, иными словами, интернализировали обоих родителей. Это касается и того из них, который в сравнении с зависимым партнёром лучше справлялся с семейными функциями. Опыт показывает, что от «функционального» или непьющего родителя мы наследуем столько же черт, сколько и от алкоголика. «Параалкоголик» передаёт свой шаблон внутреннего употребления. Им движут внутренние страхи, возбуждение и боль. Биохимический всплеск и каскад внутренних «наркотиков», которые сопровождают эти патологические состояния, ударяют по ребёнку столь же сильно, как и вещества извне. Мы считаем, что состояние непьющего родителя, вызванное внутренними наркотиками, влияет на детей точно так же, как влияет на них пьянство алкоголика. Может показаться, что это слишком специализированный подход, но если мы хотим постичь глубину влияния дисфункционального воспитания, нам придётся разобраться в этом. В детстве на нас воздействовал внешний алкоголизм и внутренний параалкоголизм. Мы убеждены, что долгосрочные последствия того страха, который передался нам от непьющего родителя, сравнимы с ущербом, нанесённым алкоголизмом. Вот почему многие из нас во взрослом возрасте могут воздерживаться от зависимого поведения, но в то же время оставаться под действием внутренних наркотиков, что неизбежно осложняет выздоровление. Вероятно, паразависимость от страха и искажённого мышления стимулирует переключение с одного зависимого поведения на другое, которое мы наблюдаем в себе, когда пытаемся внести в жизнь хоть какие-то перемены.

Можно и по-другому объяснить наследование параалкоголизма. Случается, алкоголик перестаёт быть частью семьи в результате развода или расставания, но в доме от этого ничего не меняется. Дисфункция и злоупотребление спиртным исчезают, а дома всё равно царят путаница, страх и контроль. Границы размыты. Дети не говорят о чувствах. Они либо сливаются с непьющим родителем, либо отстраняются от него. Правило «не говори, не доверяй, не чувствуй» продолжает действовать даже в отсутствии алкоголя или другой дисфункции. Внутренние наркотики по-прежнему одурманивают параалкоголика и таким образом воздействуют на детей. Им передаются его страх, возбуждение и боль. Это и есть интернализация родительских чувств и поведения в чистом виде.

Многие взрослые дети злятся на непьющего родителя за то, что тот не защитил их или не вывел из дисфункциональной ситуации. Мы страдали от покинутости, видя, что его занимает только поведение алкоголика. По иронии судьбы многие из нас больше обижены именно на своего непьющего родителя.

Это от него мы научились беспомощности, тревожности, чёрно-белому мышлению, ненависти к себе и поведению жертвы. Мы переняли его ярость, немощность, пассивно-агрессивное мышление. Именно непьющий родитель научил нас сомневаться в собственном восприятии реальности. Сколько раз мы приходили к нему и говорили, что нам страшно или стыдно. И столько же раз он отвергал наши чувства. В ответ на жалобы по поводу поведения алкоголика мы слышали, что выросли эгоистами или неженками. Непьющий родитель защищал и выгораживал пьющего.

Ущерб, который своим бездействием или неспособностью вывести ребёнка из травматичной ситуации наносят непьющие родители, трудно постичь умом. Кто-то из них игнорирует сексуальное насилие, происходящее в доме. Кто-то обвиняет собственного ребёнка во лжи, когда тот отваживается сообщить, что над ним надругались. Об этом тяжело даже думать и невозможно принять, но для многих из нас это правда жизни^[10].

Непьющий родитель научил нас считать насилие и пренебрежение нормой. Так, например, многим случалось во время семейного скандала убегать из дома вместе с непьющим родителем, но только для того, чтобы через несколько дней вернуться, как ни в чём не бывало. Через такое поведение нам показали, что абсолютно нормально подавлять страх и возвращаться к агрессивному или стыдящему человеку. В результате во взрослом возрасте нам может быть невероятно сложно выйти из неудовлетворяющих отношений. Умом мы понимаем, что нужно уйти, но по ощущениям кажется, что вполне нормально остаться. Вот лишь несколько примеров того, как поражает болезнь семейной дисфункции.

Справедливости ради мы должны помнить, что родители дали нам то, что когда-то получили сами. Они тоже взрослые дети. Мы не виним их за бессилие перед последствиями семейной дисфункции. Чаще всего они обращались с нами так, как когда-то в детстве обращались с ними. Они интернализировали своих родителей. В этом не приходится сомневаться, если мы верим, что семейная дисфункция передаётся из поколения в поколение.

Столь же справедливо нам нужно отнестись к родителю-алкоголику. Если родители, бабушки или дедушки активно употребляют алкоголь или наркотики, мы и их не виним за это. Необходимо понять, что родители бессильны перед алкоголизмом, а их жизни стали неуправляемы. Такова болезнь алкоголизма, которая затрагивает тело, разум и дух человека. Родители будут страдать от одержимости алкоголем до тех пор, пока не получат помощь. Некоторым из нас выпало наблюдать медленную агонию своих родственников. Кто-то из них впал в алкогольный бред или слабоумие. Одни кажутся брошенными и жалкими, другие – агрессивными и пугающими. Алкоголик бессилен перед алкоголем, навязчивая тяга заставляет его употреблять. Параалкоголик находится в похожем состоянии, однако снаружи это не так хорошо видно. В сущности, алкоголик и параалкоголик – это одна и та же личность, движимая страхом; просто один пьёт, а другой нет.

Вот тут-то и сбились наши ориентиры. В детстве нам казалось, что проблема алкоголика заключалась в нас. Из его поведения мы сделали вывод, что сами виноваты в том, что нас не ценят, не замечают, ненавидят, игнорируют, используют или обижают. Из поведения параалкоголика мы поняли, что важны куда меньше, чем алкоголик. Мы решили, что сами являемся проблемой, тогда как в действительности проблемой был алкоголизм. Мы перенесли это убеждение во взрослую жизнь. Возможно, мы продолжаем отыгрывать свою детскую роль с родителем-алкоголиком или каким-то другим человеком. Некоторые из нас зашли в тупик и не находят сил сбросить с себя ответственность за родителей. Мы можем воспроизводить свою роль и с непьющим родителем. Если даже дома не было алкоголизма, а присутствовала другая дисфункция, нам вряд ли удалось избежать такого же искажения в восприятии. Мы отыгрываем свою дисфункциональную роль с родителями или другими людьми.

Многие из нас выросли, но так и не признали, что наши родители – алкоголики или что в доме была другая дисфункция. Пока мы не сделаем этого, нам не освободиться от своей семьи. Мы не сможем понять, насколько точно переняли поведение родителей. Нас по-прежнему будут втягивать в семейные беды и скандалы, которые никогда ни к чему не ведут. Мы будем всё так же сносить семейное насилие и пренебрежение, думая, что выбора нет.

Постепенно мы узнаём много нового про алкоголизм и семейную дисфункцию. Мы не были причиной алкоголизма родителей, и не нам его контролировать. Признать, что родители являются алкоголиками или зависимыми, не означает оправдать их поведение или преуменьшить нанесённый ими ущерб. Мы лишь стараемся избежать обвинений. Программа ВДА предлагает такой способ обсуждать события прошлого и исцелять полученные раны, который не требует преуменьшать случившееся, но и не оставляет нас в ловушке этих воспоминаний. ВДА ведёт нас к переменам, она учит нас находить связь с Высшей Силой. Кроме того, нужно понять, что некоторые родственники обладали и хорошими чертами, их мы тоже впитали в себя. Многие родители добросовестно трудились, проявляли доброту и чувство юмора. Следует признать их самоотверженность. Они научили нас отличать хорошее от плохого, ладить с окружающими людьми. Они многим пожертвовали, и мы пользуемся этим по сей день. Программа ВДА даёт нам возможность оценить поддержку и положительный вклад родителей. Она помогает нам с ошеломляющей честностью взглянуть на семейную систему и благодаря этому справедливо отнестись к своим родителям. Мы стремимся к истине, чтобы жить собственной жизнью, в которой всегда будет выбор и уверенность в себе. Нам нужно разорвать цикл семейной дисфункции.

Виды насилия и пренебрежения

Насилие, пренебрежение или другое нездоровое поведение лишь способствуют дальнейшей интернализации родительского поведения. Мы считаем, что побои, угрозы, проекции, унижения и безразличие, словно многочисленные зонды, проникают вглубь нашей личности и заражают её дисфункцией. Она поражает тело, разум и дух. Насилие и пренебрежение наших родителей сеют семена дисфункции, они прорастают и буйно развиваются, пока мы не получим помощь.

Существует множество определений насилия, пренебрежения и другого нездорового поведения. Мы выработали своё понимание, оно основано на опыте взрослых детей, работающих с насилием, пережитым в детстве. Мы различаем вербальное, невербальное, эмоциональное, физическое, религиозное и сексуальное насилие.

Насилие может заключаться в одном травмирующем эпизоде, а может проявляться чередой мелких событий в течение долгого времени. К симптомам насилия и пренебрежения относятся зависимое и созависимое поведение, трудоголизм и фобии. Если родители страдали хроническим беспокойством или сомнениями, то велика вероятность, что и мы бесконечно переживаем о событиях, которые так никогда и не происходят. Постоянные беспокойство и тревожность – явный признак интернализации родителей.

Как физическое, так и вербально-эмоциональное насилие рождает одинаковые чувства неполноценности и постоянного страха. Человек, переживший физическое насилие, приходит к тем же страхам, отрицанию и отчаянию, которые ожидают человека, пострадавшего от эмоционального насилия. Оба вида насилия ведут к посттравматическому стрессовому расстройству или накопленному страху. Оба оставляют тяжёлые раны, независимо от того, были побои или нет.

Физическое насилие

Многие взрослые дети подвергались самым разнообразным формам физического насилия: пощёчины, щипки, затрещины, ожоги, проколы, порезы, побои. Физическое насилие обычно сопровождается вербальным и эмоциональным. Невероятное количество взрослых детей пережили побои и избиения от своих родителей, но не видят в этом насилия, пока не приходят в сообщество ВДА или не находят информированного психолога. До Программы многие из нас верили, что всё это заслужили и сами были причиной насилия.

В гневе и ярости родители могли нанести нам тяжёлые травмы; кое-кто теперь отбывает тюремный срок за свои преступления. Поскольку насилие передаётся из поколения в поколение, некоторые из нас воспроизводят его со своими детьми. Мы, возможно, мучаемся стыдом и отчаянием, глядя на своё поведение. Мы пытались измениться и не смогли, поэтому после очередной вспышки ярости нам кажется, что наша душа никогда не исцелится. Нас могут считать безнадёжными и неизлечимыми. Мы живём, веря в старую ложь: «Тот, кто распускает руки, никогда не изменится. Он не сможет контролировать злость и ярость». ВДА противостоит этому утверждению, предлагая надежду и принятие. Опыт показывает, что взрослые дети выздоравливают от любой дисфункции. Если работать по Программе с готовностью и терпением, нас будет ждать удивительное преображение.

Разорвать порочный круг насилия

Отец избивал мать, когда она была беременна мной, иными словами, я пережил насилие ещё до рождения. Я убеждён, что любое насилие – это физическое насилие. Тело поглощает его. Сегодня, когда что-то случается, мне так же больно, как было больно в детстве. Тот опыт остался в теле, и я каждый раз заново переживаю его. Когда отец ударил меня в лицо и швырнул через всю комнату, я потерял ощущение боли от удара. И стало всё равно, бьют меня или нет. Ожидание удара заполнило моё существо ужасом. Когда кто-нибудь поднимает руку, находясь рядом со мной, я съёживаюсь. Когда чужая мать бьёт своего ребёнка, я начинаю плакать, словно это происходит со мной.

В ВДА я понял, что буду испытывать боль, пока не откажусь от неё. Она проходит, когда я говорю отцу в своей голове: «Больше ты никогда меня не ударишь».

Память о насилии хранится в моём теле: я помню, как били меня, но я мог бы и сам ударить. Я учусь конструктивно пользоваться гневом, чтобы самому не стать насильником.

Мы с моим Внутренним Ребёнком ещё не прошли эту стадию выздоровления. Мы знаем, что пережили насилие. К нам вернулись чувства относительно пережитого. Мы ищем новые здоровые способы выражения гнева. Нам не нужно вновь и вновь проживать его или причинять кому-то боль. Вместо этого мы стараемся использовать энергию этого чувства и ждём, когда сможем отдать свои страдания Высшей Силе и простить тех, кто обидел нас.