Сальвини в роли Отелло

Могущество тела и могущество страсти Отелло, – все это нарисовано перед вами.

Некоторые из исполнителей снимают с себя плащи и бережно закутывают ими Дездемону, как ребенка. Это очень трогательно. Но погодите, чтоб нарисовать нежность Отелло, будет еще надлежащий момент.

Это начало третьего акта. На один миг нам показывают лазурь ясного, безоблачного неба, – ясного неба, которое сияет над Дездемоной и Отелло.

Отелло должен относиться к Дездемоне, как к ребенку. Он приучил ее к этому: Дездемона привыкла смотреть на себя, как на ребенка. Она говорит впоследствии:

– Кто обращается с детьми, тот должен обращаться кротко, нежно. А я ведь еще ребенок.

Но посмотрите, какая разница в приемах. Романтик Мунэ-Сюлли и реалист Сальвини.

Романтик Мунэ-Сюлли, чтобы нарисовать нам безоблачное небо любви, царящее над Отелло и Дездемоной, рисует сентиментальную картинку: перебрасывается с ней цветами, целует свитую ею гирлянду цветов, устраивает целую «bataile des fleurs» ^[5], щекочет пером Дездемону по горлышку, словно котенка.

Сальвини нет надобности прибегать к таким сентиментальностям. Но в доброй, милой, снисходительной улыбке, с которой он слушает просьбы Дездемоны, перед вами весь Отелло.

Дездемона спрашивает, домогается: