Незаконнорожденный. Книга 2. В мире птицы мохо

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

Массе лодок с паникующими экипажами наконец-то удалось оторваться от горящих факелами соседних лодок и выйти в акваторию бухты. И тут с трех сторон на них надвинулись лодки, заполненные пиратами. Сильные струи огня с десятка из них ударили вглубь лодочного табора. Снова огненными факелами вспыхнули и люди, и лодки. А град коротких копий с пиратских лодок не прекращался ни на миг. Струи огня ударили еще раз, затем еще. На море, освещенном множеством факелов из пылающих лодок, творилось нечто невообразимое. Воздух заполняли вопли живьем горящих солдат, яростные выкрики нападавших пиратов и треск ломаемых лодочных бортов. Уцелевшие лодки с солдатами кинулись кто куда. Но на них налетали другие лодки, пиратские. У каждой из них внизу спереди было ремнями закреплено заостренное бревно–таран. Пираты, разогнавшись на веслах, ударяли тараном в борт противника и проламывали его. Далее, чтобы не потерять мореходность, ремни обрезались, и лодка, нанесшая удар, отходила назад, оставляя тонущего противника с большим проломом в борту, осыпая его при этом градом метательных топоров и копий.

Некоторые из солдатских командиров, оказавшиеся на лодках, ближайших к берегу, начали понимать, что происходит. Приказав своим гребцам править назад, к берегу, они кричали всем, чтобы они гребли к берегу и высаживались на него. Но на берегу их уже поджидал десант, состоявший из пиратов, во главе которых находились люди с их металлическим оружием. Несколько сотен пиратов и все люди после истребления первых лодок противника и начала всеобъемлющей паники среди солдат отплыли в сторону и, разделившись на две группы, высадились на берег в противоположных концах бухты, соединившись с уже находившимися на берегу смельчаками, первыми на горящих лодках атаковавших неприятеля. В одной из групп были сам скандинав, Орагур и Пирт, в другой – Гардис, Над и трое гвардейцев. Неравность их составов вполне уравновешивалась чудовищной силой скандинава, и можно было сказать, что главные, «таранные» силы двух групп были примерно равны. Все новые лодки появлялись у берега, из них высыпали солдаты, сразу же попадавшие под удары пиратов. Почти все командиры у солдат были перебиты, и солдаты, предоставленные сами себе, поначалу не оказывали организованное сопротивление. Тем временем на море сражение уже практически завершилось. Флот жрецов перестал существовать.

Оставшиеся в лодках пираты, понесшие в морском сражении незначительные потери, сразу же высадились на берег. Здесь дела у пиратов шли гораздо труднее. Хотя единого управления у солдат и не было, но по общему своему количеству их остатки на берегу, пожалуй, даже превосходили пиратов, и стихийно возникавшие их группы яростным сопротивлением наносили немалый урон. Поэтому и скандинав, командуя одним крылом пиратов, и Гардис, командуя другим, особое внимание уделяли всякой группе противника, пытающейся оказать организованное сопротивление.

На берегу было довольно светло от многочисленных еще не догоревших костров и продолжавших пылать лодок, и Гардиса, носящегося по своей части берега, вскоре узнали. Из конца в конец среди противостоящих пиратам солдат пронеслось слово «Хранитель», а немногочисленные еще остающиеся в живых командиры, близкие к жрецам, которые также были на лодках, но к настоящему моменту уже были истреблены, знали его роль и знали, что убить его надо непременно и любой ценой. Из мечущихся солдат командирами формировались мелкие группы, которые внезапно кидались в атаку, пытаясь прорубиться к Гардису, но его окружала группа самых отчаянных пиратов и гвардейцев.

– Вам поручается особая миссия, – обратился перед плаванием Орагур к гвардейцам, отозвав их в сторону, – конечно, мы бы оставили здесь Гардиса, но это невозможно. Пираты знают, кто он такой, и ради него полезут в огонь и воду. Поэтому он должен быть там с нами. Но среди нас всех только его жизнь имеет исключительную ценность. Только он сможет и должен сделать то, что позволит справиться с храмовниками. Поэтому я прошу вас сделать для него то, что вы и раньше, и сейчас делаете для меня – стать на время боя его телохранителями. Что бы ни случилось, как бы ни повернулись события, он должен остаться в живых. Вы понимаете меня?

Гвардейцы склонили головы.

– Не беспокойтесь, господин советник, – сказал один из них, – мы не дадим и волосу быть сбитым с его головы.

Яростные крики сражающихся доносились со всех сторон. Отчаянно сопротивлялись отдельные солдаты или мелкие группы, быстро таявшие под напором пиратских отрядов. Гардис рассеял уже несколько пытавшихся оказать сопротивление крупных групп и осматривал поле боя в поисках новых объектов для атаки. Его внимание привлекло появление большой группы солдат, вынырнувшей со стороны, противоположной акватории. Свет догоравших костров уже не доставал туда, и эта сторона берега бухты скрывалась в темноте. Именно там могло проходить формирование сопротивляющихся отрядов солдат, и Гардис во главе своей группы бросился туда. Ожидая встретить новые отряды солдат, пираты и гвардейцы выскочили вперед, чтобы принять на себя первый удар. Когда они проскочили мимо небольших кустов, Гардис оказался позади всех.

Рядом с ним был всего один из гвардейцев – Оур, очень ответственный и исполнительный человек. Никогда не встревающий ни в какие авантюры, неконфликтный, терпеливый. Про него говорили, что дома жена и теща, жившая с ними под одной крышей, вдвоем пилили его, как могли, а он только добродушно посмеивался в ответ. Чертами его характера беззастенчиво пользовались на службе – он никому ни в чем не отказывал. Если надо было кому-нибудь из «бессмертных» замениться на дежурстве, в первую очередь шли к нему. Надо выполнить какое-нибудь задание, требующее терпения и выдержки – шли к нему. Он позже всех ложился и раньше всех вставал. Разожженный костер, вовремя приготовленная еда – в основном это была заслуга Оура. И при этом он никогда не лез на глаза, мол, это я сделал, такой безотказный и отзывчивый. Одно из главных черт, присущих ему – полное отсутствие тщеславных амбиций. Скажут спасибо – хорошо, не скажут – он даже не думает об этом. И Оур отлично владел оружием. По совокупности своих черт он и попал в свое время в «бессмертные», специальное подразделение, занимающееся охраной первых лиц государства, и за уже более чем два десятка лет службы в нем не имел ни одного взыскания.

Вот и теперь, получив от Орагура недвусмысленный приказ охранять Гардиса, Оур держался рядом с ним и не удалился далеко, когда все остальные бросились вперед в темноту. А когда в густых кустах вдруг мелькнули тени и оттуда вылетел рой коротких копий, между Гардисом и копьями, сделав огромный прыжок, ворвался Оур, приняв всех их на себя. Пущенные с помощью усиливающих приспособлений, почти все они пробили незащищенное тело насквозь, и душа Оура, до конца выполнившего воинский долг и свое предназначение на земле, сразу же, без мучений, покинула тело и унеслась в чертоги Нин-Нгирсу, которые одинаково равнодушно принимают души и праведников, и грешников.

Полтора десятка солдат с их командиром, прячущиеся за кустами, были изрублены буквально на куски разъяренными людьми. Пленных не брали. Даже если кто-нибудь из врагов бросал оружие и становился на колени, молитвенно сложив руки, ему тут же перерезали горло. Берег был усеян трупами солдат, среди которых изредка попадались и тела служителей храма Черной Змеи в их черных и коричневых одеяниях.

Когда красное солнце бросило в утренний воздух первые лучи и море заиграло пурпурными красками, ни один дымок уже не поднимался вверх – все, что могло сгореть на воде и на суше, уже догорело. Шторм ушел, как будто его и не было, и ни одной, даже самой крохотной тучки, не было на окрашенном в розовый цвет небе. Вода тихо плескалась о борта стоявших у берега пиратских лодок.

На берегу копошились пираты, очищая его от разбросанных мертвых тел. В красных лучах солнца ни многочисленные лужицы уже запекшейся крови на окрашенном в красный цвет песке, ни запекшаяся кровь на телах не бросались в глаза. Пираты сносили в лодки мертвых солдат, горами складывали их там, затем вывозили за пределы бухты в море и выбрасывали за борт. Стаи прожорливых больших и маленьких рыб уже ожидали их, как свою законную добычу. Море буквально вскипало на месте, где очередное тело погружалось в глубину. Убитых солдат было много, но плотоядных рыб еще больше. Ни одному телу так и не удалось достигнуть дна. Все они исчезли в ненасытных рыбьих желудках.

Почти все солдаты были перебиты. Единицам удалось бежать в глубь острова. Искать их не стали – остров был достаточно большим, и шансов найти на нем спрятавшегося человека было немного. В общей сложности погибло около пяти тысяч солдат – оказалось, что и Гардис, и Над в существенно меньшую сторону ошибались при оценке их количества. Их было значительно больше. Из них только немногим более полутора тысяч были убиты на берегу. Все остальные были или сожжены на лодках, или утонули вместе с ними в морском сражении. Из своего числа, немногим более тысячи, пираты недосчитались чуть более двухсот человек. Почти все они теперь лежали рядом здесь же, на песке у кромки моря. И еще столько же было тяжело раненых. Каменные топоры и ножи наносили страшные рваные раны. Они не разрезали, а скорее рвали плоть при соприкосновении с ней. Копья с каменными же наконечниками хуже пробивали и одежду и тело. Надо было быть физически очень сильным человеком, чтобы успешно орудовать этим оружием. Таких было мало, и поэтому копья были брошены в противника в начале сражения, а затем за них никто больше не хватался. Поэтому мало кто мог «похвастать» ранением, полученным в результате удара копья. Легкие же ранения никто за рану и не считал. Они были почти у каждого. Раненых пиратов, которые не могли самостоятельно передвигаться, перевязали и осторожно уложили в лодках.

Когда все солдаты были выброшены в море и берег очистился, все, в том числе и люди, собрались у своих погибших товарищей, среди которых находилось и тело Оура. Они молча постояли у их изголовья, отдавая последнюю дань их памяти, затем вереница лодок отплыла в море, и тела погибших скрылись в его глубине.

 

– Все они были моряками, море – их стихия, – ответил главный капитан на вопрос Пирта, почему пираты хоронят своих погибших товарищей таким образом, – они знали, что рано или поздно оно примет их в свои воды. Погибнуть же в бою с врагом, желающим смерти не только им, но и их близким, не боялся никто. Это была славная, достойная смерть. И ваш товарищ, погибший вместе с ними, также заслужил право быть похороненным в море. Они все выполнили свой долг и ушли с честью.

Вскоре после похорон вереница лодок с поредевшими экипажами, сопровождаемая испуганными взглядами нескольких притаившихся оставшихся в живых солдат, которым еще предстояло попытаться выжить во враждебном мире острова, на веслах вышла из бухты, обогнула остров и, поймав парусами ветер, который утром дул в попутном направлении, направилась домой, увозя с собой раненых пиратов и память о необычном морском сражении, в котором немногие победили многих. Память, которая в будущем трансформируется в героический эпос, передаваемый из поколение в поколение.

Но никто из плывущих людей и пиратов не задумывался об этом, да и не знал этого. Они не знали, что уже через одну луну несколько десятков из уцелевших в сражении пиратов погибнут, выйдя в море, столкнувшись там и сражаясь с огромными морскими чудовищами, внезапно напавшими на караван лодок. Что через две зимы и главный капитан, и десятка два лодок под его началом, в которых большинство матросов будут составлять участники сегодняшней битвы, отправившись по торговым делам, попадут в неведомо каким образом возникшее холодное течение, справиться с которым им не будет суждено. Много дней будет нести оно их к незнакомым землям, у них закончится вода и еда, и те из них, которые уцелеют, никогда уже не увидят родные места. Они высадятся на безлюдные берега, пройдут огромное расстояние до населенных земель, где смешаются с местным населением, прильют ему свою кровь, и там среди голубоглазых блондинов местного населения будет прослойка черноглазых брюнетов. И спустя многие столетия любознательные собиратели истины, по крупицам выискивающие сведения о своих народах для написания правдивой истории их жизни и развития, будут тщетно ломать голову в поисках ответа, откуда у сугубо сухопутных народов, никогда не видевших моря, легенды, повествующие о морских чудовищах и героических сражениях с ними. И что еще через полторы сотни зим страшное землетрясение и последовавшие за этим огромные волны, названные впоследствии цунами, вообще поставят народ всех островов на грань выживания, и немногим суждено будет перебраться в другие, более спокойные, места, а сами эти острова будут проглочены морской пучиной. Так и закончится существование пиратской вольницы, головной боли и прошлых, и будущих поколений правителей…

Все это будет потом. А будущее скрыто от глаз настоящего. И сейчас счастливые победители спокойно подремывали в лодках, идущих под парусами, и оба солнца, красное и синее, щедро обливали их и без того загорелые лица своими ласковыми лучами.

25.

Рано утром огромные столбы пыли вплотную приблизились к стенам Ларсы, и из них на всем скаку вырвались всадники на низкорослых мохнатых лошадях. Подскакав к воротам, они что-то на ломаном языке прокричали немногочисленным стражникам, которые уже собирались бить в набат, поднимая город на ноги для отражения атаки на стены, и тут же умчались обратно.

– О чем они кричали? – недоумевающе спросил начальник караула, прибежавший на сторожевую башню уже после того, как отчаянные всадники умчались прочь, – кто-нибудь что-нибудь понял?

– Я разобрал почти все, – откликнулся самый молодой из стражников, – они крикнули, что войско кутиев прибыло к городу по просьбе какого-то не-то Гарнидуса, не то Пардиуса для его защиты.

– Может, Сарниуса? – уточнил начальник караула.

– Точно, Сарниуса, – встрепенулся стражник, – он так коряво говорил, что разобрать было трудно. А кто он такой, этот Сарниус?

– Один очень мерзкий тип, – ответил начальник караула, – старается быть приятным для всех, но, если встретишься с ним на одной улице, лучше перейди на другую сторону. Целее будешь. И метит в наши энси.

– А у него получится? – задал осторожный вопрос стражник, – ведь, если точно, всадники кричали, что прибыли по просьбе энси Сарниуса. А разве у нас уже есть новый энси?

– Как знать? Вполне возможно, что через несколько дней и я, и ты, и все остальные стражники будем дружно орать ему здравицы, а он в короне, не взглянув в нашу сторону, проедет мимо. Это большая политика, сынок, а в ней может случиться все, что хочешь, особенно если умеешь интриговать и чего-то уже стоишь в этом мире. А уж в интригах он мастер, будь уверен. После смерти старого энси кто-то должен же стать на его место.

– Поговаривают, что он не сам умер, а его убили.

– Парень, у тебя очень длинный язык. Наживешь когда-нибудь с ним неприятности. Но здесь все свои, и болтунов нет. Не правда ли, ребята?

– Конечно, нет! – загудели стоявшие вокруг стражники, – мы друг друга знаем!

– Ну, так в ответ на твой вопрос об убийстве старого энси можно сказать, что вполне может быть. Рассуди сам. «Бессмертных», охранявших дворец, срочно услали на восток страны якобы на поиски какого-то пропавшего там посла, даже по домам не дали зайти. А когда они уходили, среди них не было никого, кто тогда стоял на внутреннем посту. Эти-то куда делись? Неспроста их услали подальше с глаз.

– У моего свояка есть брат, он работает на кладбище, – вмешался в разговор один из стражников, – так он говорил, что вчера по темноте им привезли больше десятка мертвецов. Половина погибла от укуса змей, другие настолько изуродованы, что и человека в них трудно признать. И укусы змеиные какие-то странные, как будто змеи не только жалили, но и рвали длинными зубами. А в одном из мертвецов его напарник признал своего постояльца, который приехал со старым энси. Гвардейца, который на стражу у его покоев в свою очередь заступал. Привезли мертвецов завернутых в материю и запретили снимать ее, даже человека следить за этим специально оставили. А когда их опустили в яму и уже начали засыпать, этот надсмотрщик ушел. Тут ребята и не удержались, прямо в яме убитых развернули и осмотрели.

– Тогда, получается, что внутреннюю стражу энси не услали дальше кладбища и скрыли это. Ну и дела! Вот что, ребята, обо всем этом ни с кем ни слова, ни полслова, если не хотите стать клиентами брата его свояка. Понятно?

Начальник караула, покрутив головой, отправил одного из стражников сообщить о появлении у стен города войска кутиев, а сам, приказав наблюдать за непрошеными пришельцами и немедленно докладывать обо всем, что у них будет замечено, ушел в караульное помещение.

– Ну, наконец-то! – обрадовался Сарниус, когда ему доложили о прибытии кутиев к стенам города, и тут же приказал разыскать нового начальника «бессмертных» Шар-Карена.

Его долго нигде не могли найти, а позже он явился сам, и не один, а с делегацией из нескольких вождей кутиев. Сарниус пригласил вождей на завтрак, дав некоторые дополнительные инструкции Шар-Карену. И когда сановники согласно вчерашней договоренности стали появляться, чтобы за завтраком завершить вопрос о регентстве, им всем было отказано в приеме.

– Номарх несколько ближайших дней будет занят с гостями, представителями войска кутиев, беспокоить его нельзя, – внушительно сказано было визитерам.

А ближе к полудню кое-где в пригородах запылали дома – кутии, то ли что-то не поделив с местными жителями, то ли решив ограбить их, показали свое истинное лицо насильников и грабителей. Встревоженные горожане начали было вооружаться, не ожидая, пока гвардия начнет действовать, но из городских ворот выехал одинокий всадник – номарх Сарниус, и на виду собравшегося на стенах народа храбро направился в стан кутиев.

Вскоре оттуда во все стороны помчались всадники, сопровождаемые несколькими десятками воинов, и грабежи были немедленно прекращены. А всадники на арканах притащили в стан нескольких виновников грабежей, и на виду города все они вскоре закачались на виселицах. А по городу было объявлено, что любой из кутиев, который будет замечен в грабеже и насилиях, будет подвергнут казни, как были повешены пойманные за этими неблаговидными делами некоторые из них. И при этом отмечалась особая роль в прекращении грабежей номарха Сарниуса.

Однако среди простого народа снова начали распространяться слухи не в пользу номарха. Народ недоумевал: грабежи начались и тут же прекратились – это понятно, грабителей похватали – тоже понятно. Вот только почему среди повешенных не было ни одного действительно участвующего в грабежах солдата, а было лишь несколько несчастных, про которых говорят, что они «не в себе», безобидных умалишенных, которых много было в большом обозе кутиев, и такое же недоумение вызвало моментальное появление готовых виселиц ровно по числу схваченных «грабителей». Чтобы изготовить виселицу, надо время, для самой примитивной виселицы – немного времени, посложнее – уже больше. Но все равно надо время. А здесь от момента назначения виноватых до их повешения прошли считанные мгновения. Уж не знал ли номарх заранее про грабежи, и не в связи ли с этим первым же приказом его после появления в городе было изготовить несколько разборных виселиц? Их затем куда-то увезли, уж ни к кутиям ли, когда они еще только подходили к городу?

Удаленные от управления сановники, которых не пустили во дворец, понимали, что Сарниус, хитроумно отдалив их от власти и фактически став регентом, всеми мерами пытается предстать перед народом в лучшем своем обличье, и для этого не гнушается ничем, но также и понимали, что в данный момент сила на его стороне. Им оставалось только надеяться взять реванш на Большом Земельном Соборе.

Ближе к вечеру в город стали съезжаться номархи. Каждый вновь прибывший сначала отправлялся к гробу энси, немного стоял у изголовья, затем направлялся в апартаменты, заранее снятые для него слугами. После размещения ко многим из них прибыли гонцы с посланиями, в которых Сарниус в витиеватых фразах приветствовал очередного дорогого гостя, прибывшего на церемонию прощания с усопшим энси, и приглашал на званый ужин в свою резиденцию. Приглашения такие посланы были ко многим, но далеко не все явились к его столу. Подоплека приглашения была ясна с самого начала – он собирал своих сторонников для разработки плана по выбору его правителем.

Многие из прибывших не желали видеть Сарниуса на троне правителя, хватало и колеблющихся в свете того, что самый вероятный кандидат на престол – советник Орагур – погиб где-то далеко в горах и они не успели еще определиться с новой кандидатурой вместо него.

Вечер был заполнен переговорами, переездами, консультациями. За этими хлопотами как-то в сторону ушли проблемы, связанные с присутствием у стен войска кутиев. Впрочем, и немудрено – более двух сотен номархов явились в город, чтобы и участвовать и в церемонии похорон, и затем и в выборах нового энси. А с каждым из них жены, старшие дети, многочисленная челядь, охрана. Хотя и были известны заранее дома, в которых они остановятся, но хлопот все равно было выше крыши. Многие из них привезли с собой слуг значительно больше, чем намечалось заранее. Их надо было разместить, накормить, напоить. Постепенно заполнились постоялые дворы. Кроме этого, воспользовавшись моментом, к городу съехалась масса купцов со своими товарами. Город начал задыхаться от количества приезжих. И тогда Сарниус, к которому теперь стекались сведения о них, приказал очистить город от купцов и разместить их в пригороде, организовав там гигантское по своим масштабам торжище. Исключение было сделано лишь одной категории купцов – в городе оставили тех из них, кто по-крупному торговал украшениями из драгоценных металлов и камней. Сарниус опасался, что вид драгоценностей сведет с ума жадных кутиев, и тогда ничем не удастся усмирить их. А в город кутии, кроме их вождей, да и то без сопровождения гвардейцев, не допускались.

Уже ночь вовсю пыталась окутать своим темным покрывалом городские улицы, но до сих пор не могла преодолеть свет, лившийся из десятков окон. Переполненный город никак не хотел укладываться спать. Взад-вперед бегали посыльные, сновала челядь, продажные женщины переходили из трактира в трактир, предлагая свои услуги. Трактиры, несмотря на поздний час, под завязку были забиты теми же слугами и охраной номархов. Трактирщики сбивались с ног, поднося все новые и новые яства и втихаря благословляя смерть энси, сулящую им за несколько ближайших дней прибыль, соразмерную с обычным доходом за период от зимы до зимы.

Вовсю был освещен и дворец исчезнувшего из города правителя нома Кириониса, ставший резиденцией не утвержденного, но фактического регента номарха Сарниуса. В большом кабинете на мягких табуретах с подлокотниками расположились сам Сарниус, назначенный им начальником «бессмертных» Шар-Карен и с ними десятка полтора номархов. Они представляли интересы групп номархов, лидерами которых являлись, и сейчас отчаянно торговались с Сарниусом, продавая ему голоса номархов своих групп на предстоящих выборах и пытаясь при этом получить за них максимальную цену. В принципе, хотя пока еще окончательно и не договорились, их голоса Сарниус уже учитывал в своем активе, зная, что сейчас можно пообещать все, а потом урезать обещанное в связи с какими-нибудь непредвиденными обстоятельствами. Но и номархи знали про патологическую жадность Сарниуса, и выторговывали у него то, что потом трудно будет забрать назад. Среди его обещаний были такие, как отдать в аренду на длительный срок некоторые высокодоходные таможни с правом присвоения всех таможенных пошлин, и много времени среди номархов заняла дележка мест их расположения, кому какая достанется; обещаны были проценты с доходов серебряных и медных рудников; они получали право беспошлинно вести внешнюю торговлю и еще многое другое. Хитрые номархи уже сейчас хотели составить официальные документы обо всем этом, но на них они требовали поставить государственную печать, тогда бы Сарниусу никак не удалось в будущем откреститься от своих обещаний. У некоторых из номархов такие грамоты были даже заготовлены. Но прознав, что печать исчезла вместе Имхотепом, секретарем правителя, некоторые номархи стали крутить носами и призадумываться. Сарниусу пришлось не только пустить в ход все свое обаяние, но и обещать им в три раза больше, чем было первоначально, а чтобы это возымело действие, на столы подали лучшее гирсанское вино, в конце концов сделавшее номархов более покладистыми и сговорчивыми.

 

Теперь в общем-то можно было подводить итоги.

За два дня до Большого Земельного Собора было зарегистрировано ровно двести сорок прибывших на него номархов, имеющих право голоса при выборах нового энси. Из них за Сарниуса на сегодняшний момент готовы были отдать голоса сто десять, чуть меньше половины. Не хватало еще ровно одиннадцать голосов, чтобы иметь простое большинство, достаточное, чтобы стать энси. И Сарниус не расстраивался, наоборот, был уверен, что наберет недостающие голоса. Во-первых, мелкие группы номархов или даже некоторые одиночки попытаются выдвинуть свою кандидатуру и будут отсеяны при первых же переголосованиях. И среди них наверняка найдутся и те, кто в дальнейшем будут голосовать за него. И, во-вторых, оставалось еще целых два дня из трех для продолжения работы с такими индивидуалами. Так что когда поздней ночью номархи в сопровождении слуг, освещавших им дорогу факелами, разошлись по домам, Сарниус довольно потянулся.

– А все не так уж плохо, – сказал он неразлучному Шар-Карену, – мои шансы растут с каждым мгновением. Надо только плотно, без срывов, поработать эти оставшиеся дни. Кстати, как идут дела по подготовке этих двух важных мероприятий?

– Для похорон энси уже все готово, а помещение для собрания номархов уже готовится. Украшается, расставляются табуреты, столы для секретариата и тех, кто будет вести Собор. К сроку, я думаю, успеем.

– Хорошо, – довольно кивнул Сарниус, – а теперь надо немного поспать. Завтра нас ожидает хлопотный день.

И каждый из них направился в свои апартаменты.

26.

Сегодняшним утром люди встали поздно. Вчерашний день, когда во второй его половине пиратские лодки с поредевшими экипажами, несущие на себе раненых, вернулись из похода, дался им все же нелегко. Сотни семей недосчитались кормильцев, еще в сотни они вернулись едва живыми, лежа на носилках, и требовалось длительное время для их лечения. Но армия и флот храмовников, желающих уничтожить пиратов и их семьи, были уничтожены значительно им уступающим численно пиратским отрядом при огромной помощи пришельцев, которым необходимо было дальше добираться до земли олиев. Пираты постановили, что семьи погибших моряков получат огромную по их меркам помощь, а лечение раненых и содержание их семей на это время также будут осуществляться на общинные средства.

Олиона с грустью узнала о героической гибели еще одного гвардейца из их небольшого отряда, к членам которого уже успела привязаться.

Все в городе понимали, что в уничтожении пятитысячной армии пиратами, которых было в пять раз меньше, при незначительных своих потерях – чуть более двухсот человек – основная заслуга пришельцев, и весь вчерашний вечер их только что на руках не носили. Бесплатное угощение за счет заведений, красивые девушки – все было к их услугам. Но они, невыспавшиеся и сильно уставшие, после нескольких скоротечных визитов ушли в выделенные им комнаты в одном из домов и легли спать. Ликование же в городе пиратов продолжалось всю ночь.

Во время завтрака, на котором присутствовали главный капитан Орсума и капитан Киацетума, скандинав объявил, что его группа должна как можно быстрее добраться до земли олиев. Орсума попытался было просить людей задержаться еще на денек, но узнав, что от быстроты их передвижения зависит жизнь многих тысяч жителей целой провинции, которых надо вывести из-под удара храмовников, тут же приказал приготовить несколько лодок для сопровождения, в том числе пополнить экипаж корабля, на котором люди приплыли к пиратам. Отчаянные матросы Киацетума, капитана их корабля, принимали самое деятельное участие в прошедшей битве, и почти половина из них нашла последнее пристанище в морских глубинах.

Сам корабль был уже без бочек – кровь гор полностью использовали при сражении, пустые кожаные бочки аккуратной стопкой сложены были на его носу и закрыты просмоленной тканью. Осталось лишь несколько бочек с пресной водой и также сложенными в них для защиты от морской воды запасами продовольствия. Также в связи с отсутствием крови гор отпала необходимость иметь на борту громоздкое сооружение для метания огня, придающее ему большую парусность и этим усложняющее маневры корабля и снижающее его остойчивость.

Все припасы быстро погрузили на корабль, и, не успели оба солнца пройти по небосклону и десятую часть дневного пути, как он с людьми, укомплектованный двумя десятками гребцов и еще столько же имея в резерве, приняв на борт главного капитана Орсума, в сопровождении полудесятка лодок, в каждой из которых было по десять основных и столько же гребцов для их смены, под прощальные возгласы собравшегося на берегу народа на веслах вышел в море. Дул встречный ветер, парус поставить не было возможности.

Маленького Ацатеталя, несмотря на все его просьбы и мольбы, оставили на берегу.

– Мы не можем рисковать его жизнью, – однозначно сказал скандинав, когда к нему пришла целая делегация, возглавляемая Олионой, просить за него, – и вы это понимаете. Еще неизвестно, что из всего этого получится.

И попросил привести мальчишку к нему. Скандинав, Орагур, Гардис, Пирт, Над, два гвардейца, Лептах и Дарнаг, и оба капитана, Орсума и Киацетума, сидели вокруг стола, когда Олиона привела к ним нахмуренного Ацатеталя.

– Ты храбрый моряк, мы не раз убеждались в этом, – сказал ему скандинав под одобрительными взглядами всех присутствующих, – твердо смотри вперед, ты заслужил это. Но мы хотим, чтобы ты стал капитаном, настоящим капитаном. Ты ведь тоже хочешь этого, не так ли?

– Конечно, хочу, сильнее всего на свете! – поднял глаза мальчишка.

– Наше плавание будет опасным, как никогда. Мы не скрываем, что не все вернутся домой из него. А какая польза будет от того, что ты погибнешь с нами в море? Кто заменит тех, кто навсегда останется в его глубинах?