Зарисовки в рассказах

Дядя Валя

Всю свою жизнь дядя Валя посвятил морю. Очень давно в молодости он работал штурманом на больших судах торгового флота. Бороздил просторы Черного и Средиземного морей, выходил за их пределы в Атлантический и Тихий океаны. Нередко он бывал в иностранных портах. Дядя Валя мог часами рассказывать о своих, порой веселых, а порой трагических, случаях, которые происходили с ним в том или ином походе или иностранном порту.

Великие стройки манили молодые отчаянные головы. Вот и дядя Валя устремил свой взгляд на неизвестную Камчатку. Для работы в море и на стройках постоянно требовались крепкие руки. Он завербовался в рыболовецкую артель возле поселка. Артель с годами стала рыболовецким колхозом. Дядя Валя работал, управляя рыболовными ботами, а затем перешел на рыболовные сейнеры.

Не знаю, что изменилось в его жизни, но в последние годы его местом работы был капитанский мостик на малом буксирном катере, который нежно прозвали «ЖУК». Работа ему нравилась, и относился он к ней с почтительной ответственностью. Его «ЖУК» выходил в открытое море. Всегда он с одного или с двух бортов тащил непосильную ношу. Это были прорези, наполненные рыбой, и плашкоуты, наполненные различными грузами и товарами. Все это доставлялось как в наш поселок, так и в поселки, расположенные севернее по западному побережью Камчатки. Нередко дядя Валя участвовал в операциях по спасению терпящих бедствие моряков.

Здесь, на Камчатке, дядя Валя встретил красивую и очень веселую девушку по имени Нелли. Она также, как и он, в свое время приехала на полуостров по зову сердца и комсомольской путевке из Таджикистана. На протяжении многих лет никто не видел, чтобы они ругались или ссорились. Их дом всегда был наполнен уважительным отношением друг к другу, шутками, смехом и весельем. Такой же веселушкой, как мама,  росла их дочь. Конечно, по характеру дядя Валя и тетя Нелли были прямой противоположностью. Он всегда отличался некой серьезностью, вдумчивостью и молчаливостью. Она была непоседой, болтушкой и заводилой в любой компании.

Возможно, и сама профессия отложила на характере дяди Вали свой отпечаток. Он не считал себя «морским волком», но как истинный моряк отличался спокойной, слегка вальяжной, раскачивающей его могучее тело походкой. Делал он все медленно и аккуратно. Возможно, его морская душа была недостаточно приспособлена к размеренной семейной жизни. Он тяжело переносил жизнь на берегу и грезил морем. И поэтому отличительной чертой его характера была, как ни странно, Великая лень.

С первыми октябрьскими морозами судоходство по речке постепенно прекращалось. Промысловые суденышки и буксиры выводились на берег для зимнего ремонта. До ледохода и открытия новой навигации у дяди Вали начинались нормированные рабочие дни. Как правило, он работал с утра и до обеда.

После закрытия навигации все его тело, разум и сама сущность были поглощены Великой ленью. Приходя с работы, он мог часами играть и ласкать своих домашних любимцев, коих у него было несметное множество. По доброте душевной и чуткому сердцу дядя Валя подбирал и приносил в дом всех брошенных и обездоленных кошечек и собачек. Кто-то из них затем перекочевывал на катер, а зимой обратно в дом. Кто-то был подарен. У кого-то со временем находился хозяин. Как бы там ни было, а никто из принесенных в дом животных никогда не оказывался снова на улице.

Домашние любимцы всегда ждали прихода хозяина. Они с беспокойством всматривались вдаль. В какой-то миг животные замирали. Уши всех, даже тех, у кого они по своей природе и не должны торчать вертикально вверх, поднимались и вертелись в разные стороны. Затем дружная компания, весело взвизгивая, крутя хвостами, кто подпрыгивая, а кто, наоборот, перекатываясь, устремлялась в сторону, откуда должен идти хозяин.

Прием пищи в семье дяди Вали имел свои неписаные традиции. Они явно кому-то не нравились. Причиной служило пиршество хозяина и его домашних питомцев. Они ели тут же с хозяином. Кто-то из рядом стоящих на столе и под столом тарелочек и крышечек, а самые любимые из одной тарелки с хозяином. Безграничная любовь к животным отнюдь не была односторонней.

Животные отвечали тем же и даже больше. Дверь дома никто и никогда не запирал на замки и засовы. Она закрывалась всего лишь на крючочек и лишь затем, чтобы ее не открыл ветер. Однако в дом, без наличия в нем хозяев, не то чтобы войти, но и подойти никто не решался. Свора ощетинившихся животных давала ясно понять о своих намерениях и, главное, возможностях.

Антенна.

За нелегкий труд во время навигации дядя Валя получил ценный подарок от правления колхоза. Это был большой цветной телевизор.

Жил он со своей семьей в маленьком частном домике. Тишина. Соседей нет. Да и сами никому не помеха. Вот только случилась небольшая неприятность накануне Новогоднего праздника: во время пурги с крыши унесло ветром телевизионную антенну.

Что только ни делала тетя Нелли и как она только ни уговаривала, и чем ни мотивировала, но дядя Валя был неприступен. Им овладела Великая лень. Он все откладывал и откладывал изготовление и установку новой антенны «на завтра».

Через некоторое время дядя Валя вошел в калитку небольшого дворика. С плеча он снял телевизионную антенну и воткнул ее в сугроб. Конструкция в этом положении простояла до ближайшего выходного.

Воскресенье. Понежившись до обеда, дядя Валя встал с кровати. Позавтракав, он оделся потеплее и, вооружившись необходимым инструментом, вышел на улицу. День был чудесный. Мороз. Солнце. Небо слегка затянуто облаками. Восточный ветерок и редкие порхающие снежинки говорили, что, возможно, к вечеру разыграется метелица или пурга. Тяжело дыша и постоянно что-то ворча себе под нос, он принялся разгребать сугроб, где лежал заготовленный шест.

Отрыл и очистил от снега длинную палку. Поставил ее вертикально. Повернулся к дому лицом и посмотрел на крышу. Сместил взгляд на окно. Вставил шест в сугроб рядом с антенной и зашел в квартиру. Он вышел, держа в левой руке телевизионный кабель. Взял антенну в правую руку и, взвалив ее на плечо, вышел со двора.

Возвращение было слегка омрачено наличием легкого спиртного аромата и отсутствием антенны. Вопросы жены были оставлены без ответов.

Время шло. Приближался Новый год. А телевизионный экран молчал и постепенно зарастал пылью. Наступило тридцать первое декабря.

Первая половина дня была посвящена приготовлению первых, вторых, третьих и десертных блюд. Женская половина нашей и дяди Валиной семей преуспевала в искусстве приготовления пищи и приводила себя в праздничный вид. Мужская половина, мой папа, я и дядя Валя, занималась своими мужскими делами. Договорились об установке телевизионной антенны. Её в собранном виде дядя Валя доставил в дом только накануне. Это обстоятельство очень сильно всех обрадовало, и уже ничто не могло омрачить встречу Нового года.

Наступил назначенный час. Я прибежал к дяде Вале. Он и папа, уже слегка подогретые спиртным, приспосабливали металлический штырек антенны к деревянному шесту. Мне было дано задание откопать из снега лестницу и установить ее к крыше дома. Работа спорилась, по обыкновению, хозяин дома делал все неспешно и с небольшими перерывами. К восхождению на крышу и закреплению антенны все было готово. Специальными скобами деревянный шест был закреплен в установленном месте так, чтобы его при желании можно было крутить вокруг своей оси. Работу мы закончили и собирали инструменты в полной темноте.

Как и миллионы людей, часов в десять вечера наши семьи сели за стол проводить старый год. Папа и дядя Валя изрядно выпили и решили завершить с антенной.

Взрослые мужчины не совсем уверенно стояли на ногах. Они решили, что настройка  займет незначительное время. Не одеваясь в тулупы, они вышли на улицу. Я стоял возле окна комнаты, чтобы передавать отцу как «ведут себя» изображение и звук. В свою очередь, папа должен был быстро и четко передавать мои слова дяде Вале, который в это самое время стоял на круто покатой крыше и крутил антенну в направлениях, где, по его предположению, находился телепередающий центр.

Дядя Валя не без труда взобрался на крышу. Простая процедура заняла некоторое время. Он, стоящий на крыше, облаченный лишь в рубаху, брюки и домашние тапочки, изрядно промерз, несмотря на бурлящий алкоголь в его крови. Новогодняя ночь была морозная. С просторов темного неба на землю падали пушистые снежинки. Он начал что есть сил кричать «Ну, как? Что там? Есть изображение? А звук есть?». Его вопросы еще некоторое время оставались без ответа.

В комнате все было готово к торжественному моменту. Мама и тетя Нелли присели на диван напротив экрана телевизора. Я нажал кнопку «Вкл». Телеприемник, нагревшись, издал шипение, и на экране появилось совсем нечеткое изображение. Оно очень быстро менялось: то становилось четким, то опять исчезало. Тому причиной была работа дяди Вали, который стоя на крыше и пытаясь удержать равновесие, крутился вместе с антенной. Я выглянул в приоткрытую половинку окна. Также легко одетый, как и дядя Валя, папа стоял, сложив руки на груди, и отдавал команды. Настройка затянулась. Уставшие ждать женщины оделись и вышли на улицу. Они начали отпускать в адрес отца колкие шуточки. Чем очень ему мешали. Это продолжалось до тех пор, пока…

Пока с улицы в маленький дворик, весь в снегу, не на шутку злой и ругающийся, не вошел дядя Валя. Все оцепенели. Мама, тетя Нелли и папа замолчали и смотрели, переводя свой взгляд то на него, то на крышу, пытаясь понять происшедшее.

Войдя в калитку, хозяин крикнул: «Что рты раззявили? Тулуп и стакан водки!». На его плечи был накинут тулуп. В правую руку передан большой граненый стакан, доверху наполненный водкой. Опрокинув содержимое стакана внутрь и даже не поморщившись, он сказал: «Если кто еще раз скажет что под руку, тот будет сам крутить антенну под моим наблюдением до конца праздника».

В полной тишине могучие руки дяди Вали подняли его не менее могучее тело на крышу. Он крикнул: «Вовка, я готов, командуй». Перекрикивая друг друга в ночной тишине, мы наладили изображение и звук. Окончательно закрепили антенну. Настроив телевизор имеющимися на нем рычажками, кнопочками и барашками, мы обратили свои взгляды на часы Курантов, которые с голубого экрана показывали без одной минуты двенадцать. Папа и дядя Валя схватили бутылки с шампанским. Их руки держали пробки, не давая им выскочить раньше времени. Весело улыбаясь, мы отсчитывали удары Курантов. С шестым ударом бутылки с шампанским выстрелили дуплетом, разбрызгивая свое содержимое в разные стороны. Одна из пробок, ударившись в потолок,  срикошетила в телевизор. Что-то щёлкнуло и экран погас. Но этого уже никто не заметил…

Мы, веселые и счастливые, подставляли бокалы под текущие струи Новогоднего напитка и кричали «Ура!».

Ворона

1

Давно это было. Вспоминаю и не верю, что так жили и были те светлые времена нашего детства, в которые, нет-нет, погружает ностальгия.

Я закончил четвертый класс. Даже не спрашивайте: «Как?». Скажу просто: «Никак! И всё!». Какой нормальный одиннадцатилетний парень будет хвастать своими успехами? А про неудачи и подавно промолчит.

Первый месяц летних каникул я провел в трудовом лагере при школе. Наводили порядок в классах: мыли, красили… и на пришкольном участке: ремонтировали забор, высаживали деревья.

Но это все в первые пять дней, а потом нас перевели в автоклавный цех рыбокомбината. Вооружившись сухой ветошью, мы после автоклавов протирали баночки и раскладывали их в картонную тару для отправки на склад. Четыре часа в день это немного. Время пролетало быстро, и мы просили строгого бригадира статься помогать взрослым до вечера. «Закон, есть закон!», – отвечал суровый женский голос и мы убегали восвояси.

– Вова! Сынок! – это мама, не успел я переступить порог квартиры.

– Да, это я!

– Ой! Опять мокрый и грязный. Вам же фартуки выдают, – она всплеснула руками.

– Мамочка, мы работали быстро, чтобы сделать и переделать план больше, как вчера сделали…

Я разулся, сбросил с себя курточку. Мама приобняла меня за плечи и строго посмотрела в глаза:

– Возьми прищепки и куртку повесь на улице сушиться. Придешь домой, у нас с папой для тебя хорошая новость.

И как вы думаете, мог ли я после такой интриги поболтать с друзьями во дворе или забежать в сарай, проверить свои полочки с инструментами? Две минуты и я стоял перед родителями в зале.

– В отпуск в этом году мы не летим, – начал папа, – значит, поедешь в пионерский лагерь.

У меня аж ноги подкосились. Все планы на лето рухнули в раз. Да как же это?

– Папа, а можно я останусь в…

Отец посмотрел так, что у меня отпало всякое желание закончить свой вопрос.

– Выезд автобусов завтра от школы в восемь утра!

– Уже завтра? А…

– «А» первая буква в алфавите, – как-то спокойно парировал глава семьи, – мама тебе уже и рюкзак собрала.

Не подумайте плохо, я люблю пионерский лагерь «Чайка» нашего района. Просто планы все рухнули.

Вечером я примерял, принесенные мамой из магазина обновки: спортивный костюм, кеды, шапочку…

– Вова, я на каждой вещи пришила небольшой белый лоскутик. Надо на них написать фамилию и имя, чтобы с ребятами не перепутать.

Наверное, помните, все вещи в магазинах на подростков мало чем отличались, разве, что размерами. Ходили во всем одинаковом. Вот и приходилось подписывать.

Вооружившись ручкой, я быстро выполнил мамино указание и принялся наворачивать циферблат на телефоне, обзванивая своих друзей.

– Алло! Серега! Это я! Кто, кто… Вован! Хватит прикалываться. Я завтра в лагерь уезжаю…

В трубке скрежетала и прыгала мембрана от разрывающихся криков товарища.

– Мы же… собирались. Мы же… хотели.

Сделав несколько звонков, я решил взять с собою самое необходимое и важное: жгут, резинку, пластилин, проволоку, кожу с ремней, трубочки. А как вы хотели? Без рогатки в лесу нельзя. Пластилин в хозяйстве сгодится. О! Забыл. Надо еще гвоздики взять с молоточком и не забыть компас… на всякий случай…

– Вова, что ты там накладываешь в рюкзак, – мама в самый неподходящий момент, – Зачем тебе весь этот хлам?

– А… надо!

– А это, что? – она посмотрела на мои вещи и взяла в руки кеды, – я спрашиваю, что это? – и поднесла обувь к моему носу.

На резиновом носу пары ручкой было написано «ВВВ».

– Ты же сказала написать фамилию и имя… я написал…

– Логично! – через плечо мамы на кеды смотрел папа.

– И так ты подписал все вещи?

– Ага!

Утром, без всяких сентиментальностей и проводом, я ушел к школе, где мена записали в третий отряд и пригласили в автобус.

Да, как не бывает? У нас все были самостоятельные. Всё сами. Мама на работу в семь утра ушла, а папа с младшей сестренкой в детский садик и тоже на работу… а мы сами с усами.

Счастливые часов не наблюдают, а я свои вместе с компасом дома забыл. Поэтому, в какое время мы тронулись в путь, не знаю.

Остановились на погранзаставе, где пограничники проверили у взрослых паспорта, прошлись по автобусам и пожелали нам хорошего отдыха.

2

Пионерский лагерь «Чайка» располагался в лесном массиве за шестьдесят километров от нашего поселка. Первозданная глухомань. Живые зверушки, птички, разнообразные растения… а зашел в лес и… хоть ори не ори, никто не услышит и дорогу назад найти сложно.

Поэтому строго-настрого было запрещено покидать территорию. Выход за ограждение приравнивался к побегу и виновника отправляли домой. Правда хитрецов вроде меня распекали на утренней линейке и отдавали на поруки. Били несильно, но достаточно для понимания – побег не состоится.

Я смирился со своей участью и окончательно понял, что все планы, коту под хвост. Не знаю, почему именно туда, но так говорит наш знакомый дядя Валя.

За пределы лагеря я не выходил, но и на территории меня искали долго. Любил я свободу. Мастерил рогатки, делал лук со стрелами. Одним словом, отдыхал на полную катушку.

– Вова, а почему у тебя на кедах написано «ВВВ», – как-то задала вопрос воспитатель отряда, – у все детей имя и фамилия, а у тебя… Это, что?

– Ваш веселый выходной, – как-то быстро в голову пришла расшифровка моего ФИО.

С этого момента меня все называли «Ваш веселый выходной» или «В» в кубе и просили рассказать свежий анекдот или смешную историю. Знал я их много и они мне принесли свою нишу в нашем дружном коллективе.

На открытие смены обещали приехать родители. Лагерь погрузился в подготовку к приему дорогих гостей. Ну, все чем-то занимались: пели, плясали, играли, барабанили, дудели… один я сидел не при делах. На совете дружины  так и сказали: «Бегунам веры нет!». Так я стал спортсменом. Бегал и прыгал, готовился к спортивным состязаниям.

За день до открытия смены у нас заболел мальчик, который должен был участвовать в театральной постановке. Так старался, что голос сорвал… сильно «Каркал» бедняга.

Вечером срочно собрали дружину отряда.

– Петя заболел! Кто будет играть Ворону? – это наша вожатая.

Лес стоял на месте, руки на коленках – желающие отсутствовали.

– Петя у нас такой же комплектации, как…, – вожатая обвела взглядом присутствующих. Мы с ребятами осматривали друг друга, – …как Вова…

Все посмотрели на меня. Кто-то с жалостью, а кто-то с явным злорадством. Но играть за Петю никто не хотел.

– Вова, ты будешь – Ворона!

– Какая Ворона?

– Басню Крылова знаешь?

– Какого Крылова?

– Басня Крылова «Ворона и Лисица» про сыр!

– А-а-а-а-а… не знаю!

После совета дружины отряда состоялась первая моя и генеральная для всех участников репетиция.

Слов по моей роли, кроме одного «Кар!» в конце, не было. Меня посадили на стол, как бы на ветку дерева, на голову надели шлем с клювом, а зубами я сжимал муляж из бумаги большого куска сыра.

Отыграв свои роли, мы с ребятами вышли на общую линейку для вечерней проверки, на которой под барабанную дробь торжественно опускали по флагштоку красный стяг СССР.

Открытие смены. День солнечный, но облачный. Родители приехали, и праздник начался торжественной линейкой с непонятными речами, поздравлениями администрации лагеря и поднятием флага.

Мои папа, мама и сестренка были на служебном УАЗе. Они страстно болели за меня во время спортивных состязаний. Я правда старался… очень-очень, однако призовые места достались ребятам постарше. Конечно, не расстроился. Было бы из-за чего. Главное участие и весело проведенное время.

Правда, по прыжкам в длину с разбега у меня был лучший результат, несмотря на средний рост. И здесь не повезло, так как за мной были отличники районной школы и сынок председателя поселкового совета. Засчитали заступ. Вы думаете, меня это расстроило? Нисколечко… Я сказал пару слов и был снят с дальнейшего участия. Тут расстроились мои родители. Папа предложил покататься на машине.

Вначале он посадил меня себе на коленки, и я крутил баранку. Потом я самостоятельно нажимал на газ и тормоз. Правда на первой передаче и не более полукилометром, но столько было радости и впечатлений, что я находился в сильном перевозбуждении.

Приехали мы как раз к началу театрализованных постановок, наш отряд был следующим и готовил декорации на импровизированной сцене столовой.

Голос за сценой читала наша вожатая:

«Уж сколько раз твердили миру,

Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,

И в сердце льстец всегда отыщет уголок.

Вороне где-то бог послал кусочек сыру…»,

Она обвела взглядом зал, посмотрела по сторонам, повернулась…

3

И в этот момент я ворвался в столовую и со всего разбегу запрыгнул на стол, повалив его набок и покатившись по полу. Быстро встав и поставив стол на место, я сел на него, забравшись ногами и схватившись за край руками, словно когтями…

– На ель Ворона взгромоздясь, – продолжил голос за сценой.

– Шлем! Клюв! – с разных сторон, показывая на свои головы пальцами, шептали девчонки и мальчишки отряда.

Я спрыгнул со стола и, махая руками, изображая полет, скрылся за занавеской.

– Вороне где-то бог послал кусочек сыру…, – повторила вожатая.

Тем же «полетом», но уже со шлемом на голове и сыром в зубах, я вернулся к столу и лихо с места запрыгнул на него, застыв на краю.

«На ель Ворона взгромоздясь,

Позавтракать было совсем уж собралась,

Да призадумалась, а сыр во рту держала.

На ту беду Лиса близехонько бежала…»

Я крутил головой. Упер кисти рук в бока и стал изображать движение крыльев и на корточках крутиться на месте. Зрители в зале начали смеяться.

– Голубушка, как хороша! – начала свой текст Ленка-лисица.

Я показал на себя пальцем, изобразив удивление на лице.

– Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие перушки! Какой носок!

Окончательно вжившись в роль, я начал поднимать руки и пересчитывать перья, гладить клюв и качать головой в знак удовлетворения, то закатывая, то выпучивая глаза, то перемещая зрачки со стороны в сторону…

Зал уже не просто смеялся, а катался по полу. Кто-то держался за животы, кто-то встал, чтобы не упасть со стула.

– И, ве-рн-но, ан-гель-ский бы-ть дол-ж-жен го-ло-сок! – Лена от смеха продолжала нараспев.

Я вынул изо рта сыр и, показывая на себя, спросил:

– Я? У меня?

В кухне зазвенела по полу кастрюля, и раздалось громогласное, похожее на смех и крик одновременно:

– А-а-а-а-а-а-ага-га-а-а-а-а…

Зажав сыр зубами, я спокойно взирал на Лисичку.

– Спо-о-о-ой, све-е-ети-и-ик, не стыди-и-и-иись! Что, ежели, сес-сес-сестрица…

Не знаю, как у меня так вышло, но после этих слов Леночка увидела перед собою две дули. Зал грохнул. Действующие лица на сцене замерли. Мы не могли продолжать свой спектакль в таком шуме. Артисты попросили тишины.

– Товарищи, родители, ребята! Давайте успокоимся и досмотрим эту удивительную постановку наших замечательных актеров, – директор лагеря вышел чуть вперед.

Зрители с отдельными всхлипываниями и хахами успокоился и мы продолжили.

– Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица… При красоте такой и петь ты мастерица, ведь ты б у нас была царь-птица!

«Вещуньина с похвал вскружилась голова,

От радости в зобу дыханье сперло,-

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во все воронье горло…»

Я сидел, не шелохнувшись с потухшим взглядом, и смотрел в зал. Ну, посетила меня резко грустинка. Зубами я качал вверх-вниз большой бумажный кусок сыра… А из глаз почему-то потекли слезы.

– И на приветливы Лисицыны слова Ворона каркнула во все воронье горло…, – повторил голос.

Зал затих, словно минута молчания. Ухо отчетливо слышало жужжание мух на окнах и под потолком.

– Спой! – кто-то выкрикнул из зала.

– Спой, светик, не стыдись! – начало гулом раздаваться со всех сторон… и переросло в скандирование с бурными аплодисментами.

Я вобрал в легкие носом столько воздуха, только, сколько было можно. Расправил крылья. Приподнялся на ветке и, что было силы, заорал в полное горло:

– Ка-а-а-а-а-а-ар-р-р-р-р-р-р!

«Сыр выпал – с ним была плутовка такова».

Зал аплодировал стоя. Со всех сторон раздавалась громогласно:

– Молодцы! Браво! Бис! Бис! Бис!

Участники сценки стояли с улыбками на лицах и отпускали поклоны. Я лежал за столом и растирал затылок, которым ударился при падении, после своего «Кар!».

Папа на руках вынес меня на улицу, где мы всей семьей присели на лавку. Все, кто проходил мимо нас говорили: «Смотрите! Это тот мальчик, который играл Ворону!». И каждый считал своим долгом подойти и сказать приятные слова родителям, пожать руку папе и потрепать меня по больному затылку.

Слава приходит неожиданно, а известность не отпускает долго. Сценку перед лагерем мы еще играли раз десять до окончания смены точно так, как это было в первый раз. А потом несколько лет нет-нет, наш триумф вспоминали и смеялись до слез.