Из жизни королевы. Продолжение
Светлое будущее не случилось. Виоланте осознавала это вполне отчетливо. С чего все началось? Когда была пройдена точка невозврата? Виоланте не знала ответа на этот вопрос. Возможно, все началось с той катастрофы, которая обрушилась на страны-агрессоры, те самые, которые однажды разрушили Счастливую Страну. Мир изменился с той катастрофы. Чувство безопасности навсегда покинуло людей.
Для Виоланте после того, как прекратила существование организация, объединявшая все страны Земли, время будто остановилось. Пост главы той организации она покинула добровольно. Только сейчас Виоланте поняла, что время не просто остановилось. Оно разломалось на куски, и некоторые из них повернули вспять. Но разве Виоланте беспокоило то, что в мире больше не существовало единого времени? Разве ее так уж волновали катастрофы, происходившие вокруг? Нет, ведь ее собственный мир был прекрасен. Любимый муж, любимые дети… Остановившееся счастье… И еще творчество – симфоническая оратория, равной которой не было на свете.
Виоланте начала работать над этим произведением еще до той ужасной катастрофы, разделившей жизнь многих людей на «до» и «после». Ее замысел был грандиозен: Виоланте хотела, чтобы ее оратория вместила все звуки Земли, всю любовь и ненависть, всю радость и боль, которые только существовали в мире. Она работала с упоением, полностью погружаясь в музыку и не замечая ничего вокруг. Гейн слушал отрывки из ее оратории и находил их гениальными.
Бывали, однако, периоды, когда работа останавливалась. Простой растягивался на недели и месяцы. Виоланте выступала с концертами, исполняла песни на стихи мужа. Никто, кроме Гейна, не знал о ее будущей оратории. Собственно, у нее и не было близких людей, кроме мужа и близнецов.
С Князем Виоланте стала общаться все меньше и меньше, еще когда дети были совсем маленькими. Он приезжал все реже и реже; затем его визиты и вовсе прекратились. У него были серьезные неприятности: отвратительная грязная история, сфабрикованная от начала до конца. Виоланте и Гейн предложили помощь. Князь отказался. «Все успокоится», уверял он. Так и вышло. Скандал сошел на нет. Князь вновь блистал на балах и приемах в своей стране. Но из жизни Виоланте он, казалось, исчез навсегда.
Знала ли тогда Виоланте, какие силы были заинтересованы в очернении Князя? Она считала это делом рук завистников и недоброжелателей, в то время как он был козырем в большой политической игре. И если бы исход этой игры был другим, возможно, история повернулась бы иначе…
Виоланте вспомнила о Князе лишь после завершения работы над симфонической ораторией. Она захотела встретиться с ним и поговорить о своем произведении. Ее решение поехать в страну Князя вызвало у Гейна недоумение, но возражать он не стал. Простившись с мужем и близнецами, она отправилась в путь.
Новости о Князе обрушились на Виоланте как селевой поток. Некоторое время назад он неудачно упал на одном из приемов. Диагноз гласил – перелом позвоночника. С тех пор Князь передвигался только на коляске, никого не принимал и ограничил общение ближайшим окружением.
Виоланте стояла у ворот его роскошного дворца и смотрела на стражника.
– Мне не велено никого впускать, – сказал тот.
– Но это ведь я! – возмутилась Виоланте. Стражник ее прекрасно знал.
– Он бы не хотел, чтобы Вы видели его в таком состоянии, Королева.
Неожиданно на площади перед дворцом появилось несколько человек, один из них на инвалидной коляске. Виоланте схватилась за решетку обеими руками. Князь смотрел на нее тяжелым взглядом. Она будто оцепенела. Ее охватило ужасное чувство, нет, не сострадания и жалости, а глубокого разочарования. Она видела маленького, усталого, старого человека. Она не узнавала того Князя, в которого когда-то была влюблена. Внутри у нее будто что-то ушло.
Князь резко развернул коляску и исчез в дверях дворца. Виоланте отпустила решетку и, не проронив ни слова, удалилась.
Она вернулась домой мрачная и подавленная. Услышав новости о Князе, Гейн немедленно позвонил во дворец. Ему ответили, что Князю обеспечен превосходный уход и лечение у лучших врачей. Его поблагодарили за беспокойство, но от помощи вежливо отказались.
Виоланте стала заниматься поиском исполнителей для симфонической оратории, которую назвала «Судный день». От многих оркестров и хоров она получила отказ. Виоланте догадывалась, что ее просто не воспринимали всерьез как композитора. Они будто не слышали, насколько насыщенна, благородна и величественна ее музыка.
Известие о смерти Князя, хотя и было ожидаемым, застало Виоланте и Гейна врасплох. Они получили его в день похорон и не успели приехать. Они сразу же отправили телеграмму с соболезнованиями, а сами похороны смотрели на экране монитора.
На прощание с Князем собрались все вельможи, весь царский двор. Его хоронили против обычаев его с Гейном страны. Его тело не кремировали, а положили в хрустальный гроб. Князя хоронили с почестями, достойными выдающегося государственного деятеля. Гроб его покрыли флагом его страны. Виднейшие полководцы пришли отдать ему честь. Наконец, гроб опустили в землю, стих плач, и на мгновение воцарилась тишина. Не только скорбь была в этом молчании, но и тревога. Глубокая, непонятная тревога, которая передалась и Виоланте.
Гейн ушел на прогулку с детьми, а Виоланте сидела в кресле в гостиной и смотрела на портрет Князя, который давно стоял там на полке. Она не чувствовала ни печали, ни скорби. Внутри была одна пустота. Сбывшаяся неизбежность…
Мысль об оратории вывела Виоланте из оцепенения. Она взяла ноты, выбрала самый мрачный отрывок и сыграла его на рояле. Скорбные звуки принесли ей облегчение.
Именно после смерти Князя время окончательно потеряло целостность. На одном из обломков, устремившихся вспять, возникло абсолютное зло. Оно выросло среди хаоса в войне всех против всех. Оно более не считало нужным прикрываться высокими идеалами свободы и справедливости. Всеобщий террор, распространение страха и ужаса – вот была единственная его цель. Что привлекало людей под его знамена, оставалось для Виоланте загадкой.
Это наглое зло могло бы быть лишь маленькой раковой опухолью на теле человеческого общества, если бы не породило тектонические сдвиги глобального масштаба. Началось новое переселение народов, к которому многие страны оказались не готовы. Огромные массы людей двигались по морю и по суше, как в древние времена. Для них не существовало границ. Одновременно в другом месте возник новый братоубийственный конфликт, сопровождавшийся кровопролитием, а также потоками лжи, ненависти и агрессии с обеих сторон.
Виоланте вслушивалась в свою ораторию и вдруг осознала, что ее музыка созвучна катастрофам, происходившим в мире. Она уже договорилась и с оркестром, и с хором, которые были готовы исполнить «Судный день». Но найти место, где можно было бы поставить столь грандиозное произведение, пока не удавалось.
– Тебе не кажется, что моя музыка пророческая? – спросила однажды Виоланте мужа. – В ней слышны все те ужасы, которые происходят сейчас в мире.
– Да, – мрачно ответил Гейн. – И меня это беспокоит.
– Почему? Это ведь лишь искусство.
– Кому известно, какова связь между искусством и жизнью?
– В моей оратории светлый финал.
– Звуки современного мира – не звуки твоего финала, – серьезно заметил Гейн. – Это звуки вступления к твоей третьей части. Зловещие звуки.
– Не ты ли говорил, что третья часть – самая яркая в моей оратории?
– Я предпочитаю вторую, ты это прекрасно знаешь. Финал второй части ничуть не слабее в музыкальном отношении.
– Но лишь третья часть оправдывает название оратории, – возразила Виоланте.
– Согласен. Однако музыка там ужасная. В ней одна боль и никакого света. И так вплоть до самого конца.
Виоланте надоело спорить с мужем насчет третьей части оратории. Он признавал за ней художественные достоинства, но не принимал ее с человеческой точки зрения.
Мир становился все более зыбким. События сменяли друг друга как в калейдоскопе, легко переходя от драмы и трагедии к абсурду и затем исчезая в небытии. Порой все возвращалось на круги своя; иногда даже пробивался луч надежды. Виоланте вела переговоры с руководителями концертных залов и стадионов насчет исполнения своей симфонической оратории. Одни не проявляли интереса, другие не говорили ничего определенного. Находились и такие, кому не нравилось название оратории. Виоланте возмущалась – в ораториях издавна использовали библейские аллюзии и библейские темы, как можно этого не понимать! И все же она стала задумываться: не из-за названия ли ее произведение не хотят ставить на сцене? Виоланте уже была готова переименовать ораторию, как вдруг зал для ее исполнения нашелся. Она собрала хор и оркестр и начала репетиции.