– Матушка, – Дана укоризненно на мать посмотрела. Да как посмотрела-то… Глаза ее не видели. Затянула их пелена Пустоши да туманов Междумирья, отобрала радость, что в них сияла ранее, теплоту унесла. Потухли очи васильковые, стали стальными бельмами, горела в них колдовская сила, а жизни не было.

Словен обнял сестру, прошептал:

– Сестричка моя.

По волосам его прошлись ласковые руки, по спине похлопали утешающе. Не стыдно ему было сейчас чувствовать себя маленьким. Рядом с Даной душе было благостно.

Сестра обняла его бережно, и матери попеняла:

– Ну зачем вы так, матушка? Словен, хоть и шебутной, но добрый и разумный. Зря вы его все попрекаете. Зря в него не верите. Он еще суть свою не раскрыл, а как раскроет, так ахнете.

В глазах защипало, дыхание на миг перехватило, но Словен с собой справился, и ехидно посмотрел в сторону тетушки.

– Вот так вот! А вы с метлой на меня.

Тетка только головой покачала, вздохнула тяжело и кивнула.

– В избу пошли.

Солнечные лучи привычно заливали стол с лавками, что у стен примостились. Только в дальнем углу у печи тьма притаилась. Сложно, небось, форпосту между миром живых и мертвых домашней избой прикидываться. Словен, когда со стороны речки Смородины к Калинову мосту подходил да с него Избушку на курьих ножках разглядывал, так его самого дрожь пробирала. Так уж не по себе становилось от острых пик забора с черепами на каждой из них, от огромных лапищ, на которых избушка переминалась, да и от нее самой жутью веяло так, что горло перехватывало. Это с людской стороны она обычным домишком прикидывалась. И сейчас уютно в ней было. Кошак на полу растянулся, мурчал. Как же Словену тут нравилось. Даже больше, чем дома.

Сестра на лавку его усадила, к печи подошла, сняла с него сверток, прижала к себе, ласково заворковала:

– Ты смотри, маленький, кто к нам в гости пришел. Дядька твой младшенький. Вот подрастешь, и будет он с тобой тетешкаться, в игры играть. Покажет, как из лука стрелять. Знатный он у нас охотничек.

Словен с трудом сглотнул, на тетушку посмотрел испуганно. Это что делается-то?! Что происходит? Вслух хотел спросить, только голос пропал, слабым возгласом вырвался.

Тетушка хмуро на него глянула, головой покачала, мол, помалкивай. А сестра меж тем к нему подошла, протянула сверток, улыбнулась светло так, ласково.

– Подержи его, Словен. Наш Оладушек так уж тебе радуется. Смотри, как улыбается.

Она вложила в его руки сверток, который ему тяжким грузом показался, откинула уголок одеяла, из-за которого выглянуло лицо потешки² соломенной. Сестра Словена снова по голове погладила, спросила мягко:

– Ну и как тебе племянничек, Словенушка?

Только вместо ответа из него первым всхлип вырвался, да на кончике носа слеза повисла. Тут Дана воскликнула:

– Матушка, по что вы с ним так?! Где это видано, чтоб мой братик, веселый да смелый, плакал?! Ты, дядька с теткой, да дед с дядькой старшим! Что вы все взъелись на него-то?!

Словен выдохнул, в руки себя взял, улыбнулся с трудом, правда, но постарался, чтобы голос звучал как обычно.

– Сестричка! Одна ты у меня заступница. Только не кричи на тетушку, пожалуйста. Не их это вина, это мои неприятности. Как тебя увидел, так и размяк. Уж прости.

Он передал осторожно сестре сверток на руки, цапнул тетку за руку, из избы потащил. Полог тишины выставил туманной стеной и заорал:

– Да вы издеваетесь?! Двенадцать весен из меня жилы тянете! Ей же хуже становится! Чем дальше, тем все больше разум застится! Вы по что ничего не делаете и меня не пускаете? Вы чего ждете все? Я и к деду подходил, и к отцу, к тебе тоже. И что?! – Он изменил голос, отца повторяя: – Не твоего ума дело. Не лезь. Не лезть, говорите?!

– Угомонись! – Тетка ногой топнула. Гром грянул, сверкнула молния.

Только Словен и не думал успокаиваться. Он распахнул крылья Тьмы за спиной, вошел в облик истинный. Потемнела кожа, из второго облика, птички-соловушки, перья появились, стальными стали, жидким металлом по телу растеклись, укрывая лучше всякой брони. В руки меч привычно лег.

Тетушка зашипела змеей:

– Ты кому, мелочь такая, зубы показываешь?!

Меч тетушки превышал клинок Словена раза в полтора. Только Яга не стала облик изменять, и смотрелся кладенец в руках старушки так, что Словен едва всю злость свою не растерял. Но тут Яга погрустнела, меч с хлопком исчез, лавка из земли выросла, и опустилась на нее тяжело тетушка, голову понурила.

Слетели сразу со Словена и облик, и злость. Кинулся он к тетке, обнял ее, прошептал виновато:

– Прости. Сорвался я.

Тетка по голове его погладила, тихо ответила:

– Да не сержусь я на тебя. Только не лезь в это дело, Словен. Не твоя то беда.

Словен снова разозлился, но уже не взяли над них верх чувства. Голова холодной осталась.

– Тетушка, со всей любовью, и со всем уважением, но не буду вас слушать. Ой!

В ухо вцепились стальные пальцы, скрутили так, что еще чуть-чуть повернут, и придется приживлять.

– Я те что, паршивец, сказала? Не лезь в это дело! Опасное оно для тебя! Когда ж ты, охламон такой, старших начнёшь слушаться?

– Ой, отпустите, тетушка! Больно же! Ухо оторвете!

– Обещай, что не сунешься!

Словен скрестил знаком обманным пальцы руки, что за спиной тетушки была, выдохнул, зная, что сейчас ему мало не покажется.

– Ой, обещаю, тетушка!

Яга тотчас его выпустила, а Словен путь-окно распахнул и удрал с ее двора, пока у него еще сила была. Упал на пол в своей комнате, и скрутило его так, что он застонал. От боли голова разрывалась, сила колдовская вытекала, словно кровь из жил, отчего хотелось волком выть.

Словен с трудом до камня волшебного дотянулся, что под лавкой прятал, сжал его, ставя вокруг комнаты Полог. Пусть родня думает, что он на всех обиделся. Пусть считает, что он с ними говорить не желает. Пусть делают, что хотят, лишь бы верили, что Словен правду тетке сказал и пообещал не вмешиваться. Три дня ему без сил валяться, чтоб этому Велесу пусто стало за его подарочек.

Как первый раз скрутило Словена за ложь с умыслом, так и хватило ему этого, да заодно и родне всей с лихвою. Словен врать зарекся осознанно, а родня принимала его слова без сомнений, зная за ним такую особенность. Еще бы! Кто ж в своем уме на такую муку пойдет? Но сейчас, чтоб ему не пеняли, чтоб не требовали, как бы не злились, как не крутило бы его все без толку.

Хватит! Не хотят говорить родичи причины, отчего нельзя ему сестрице помочь, и не надобно! Не хотят открывать секреты, Словен и без них проживет. Принимают его за мальчишку неопытного. Да и пожалуйста.

Только вот прожить без совести у него не получится. Не выйдет смотреть спокойно на то, как сестра любимая угасает, как уходит разум ее, как очи в ледяные бельма обращаются. Больше не будет он ни слушать, ни слушаться, какими бы ни были последствия. Все равно никто говорить о них не желает. Только пугают да волей своей сковывают.

Главное, как выйдет он из добровольного заточения, сделать вид, что смирился он. Пусть считают потом, на него со стороны глядя, что перебесился, успокоился. Привык Словен личины носить, от еще одной не убудет от него. Только теперь он сам начнет действовать, и никто ему не указ.

Глава 1. Переполох в Ирие

Мстислав поправил наголовень и откинул черные пряди за спину. Он сидел за широким дубовым столом в кресле и наблюдал, как по клеткам доски двигаются фигуры. Четыре стороны света, четыре игрока, но трое из них свято уверены, что играют втроем. Партия складывалась непростая. Мстислав двинул ладью и замер, ожидая что предпримут его соперники. Хотя какие они ему соперники? Тягались они между собой, даже не подозревая, что Мстислав участвует: бесплотным духом путает ходы, подталкивает к неверным решениям.

– Хозя-я-ин! А Хозяин! Чего вы к ним прикипели? Что там деется-то? – детский голос раздался из-под стола, поехала скатерка, а вместе с ней и доска с фигурами.

– Ах ты ж! Ты куда лезешь?!

Мстислав едва успел подхватить скатерку с чатурангой, как из-за края стола показалась лохматая голова, пухлая ручка вцепилась в столешницу, а потом появился и сам негодник: малыш трех годков белкой забрался на стол и тотчас отхватил по лбу ложкой.

– Сколько раз говорил! Не смей лезть на стол!

Мстислав за шкирку спустил его на пол, и карапуз надулся, как мышь на крупу. Мстислав покачал головой и кивнул на лавку.

– Чем она тебе не угодила?

Малыш радостно взвизгнул, из-за чего Мстислав поморщился.

– От тож! Чегой-то я?! – карапуз двинул ручкой, лавка подъехала к столу, и мальчишка ловко залез на нее, встал, с интересом глядя на доску.

– И кто меня надоумил тебя в дом взять? – Мстислав тяжко вздохнул. – Жил спокойно, и на тебе! Поглупел, наверное.

Малыш задумчиво протянул, разглядывая расположение фигур на доске:

– Вы, Хозяин, на себя это… того, не наговаривайте! Вы – хороший, умный, – он закатил глаза, размахивая руками. – Кошмар какой умный! Вас все боги почитают, здоровкаются, кланяются… в пояс.

Малыш с хитрым прищуром покосился на него, и Мстислав фыркнул.

– Ты ври, да не завирайся! – Он разгладил кафтан, одернул полы и буркнул: – Кланяются, но не в пояс.

– Как не в пояс-то?! Сам бог Морок! Хранитель Правды, – он споткнулся, заметив, что Мстислав нахмурился, и тут же исправился: – Ну, мож, не Хранитель, но точно Страж.

Малыш облокотился о стол, подпер ладошками пухлые щеки и уставился на доску, пробормотав:

– Токмо благодаря вам ни один прохиндей к ней даже не притронется, а другим ее узнать – еще заслужить надобно.

Мстислав усмехнулся. Льстить Игоша умел. Подобрал Мстислав проклятое дитя на зимнем тракте, так уж малыш горько сетовал, что дрогнуло сердце, пожалело, да и в доме-то все развлечение. Вроде и знаешь, что преувеличивает, а душу-то греет.

Да лишний раз послушать про свое предназначение, пускай и из уст Игоши, тоже приятно. Пятнадцать весен по человеческому летоисчислению прошло с момента, как озвучили пророчество, что Словен в Велер отнес, как Мстислав стал богом Мороком. Не соврала Мокошь, исполнила обещание-то, только горьким оно оказалось, отравленным.

Морок вздохнул, потер лоб, и тут Игоша завопил:

– Ты гляди! Гляди, че деется! Решились-таки супротив вас выступить!

По доске заскользила красная пешка. О! Ясуни очухались, пошли в наступление, только кто б им дал: пешку охватило пламя, и сгорела она, словно сухое полено. Мстислав усмехнулся. Так им и надобно. Вотчину-то они ему выделили, только ценой запредельной, поэтому отношений добрососедских не сложилось.

Морок прикрыл чатурангу вышитым рушником и спрятал в деревянный шкаф. Все шаги на сегодня сделаны, все отразились в волшебных фигурах. Ни одна живая и неживая душа не знала, что все ее игры, все желания, все планы коварные отражались на волшебных досках в узоре игры, и хранились доски в пещере под замком Морока. За большинством смотрели помощники, и лишь за избранными Морок лично наблюдал.

Всю подоплеку и суть игр Судьба от него прятала, но когда требовалось от игроков правду скрыть, Морок делал шаг, зная, что и за ним присматривают. Только он не он бы был, если б не придумывал, как запрет обойти и голову под топор не подвести. Несколько досок Морок у себя держал: все они его как-то да затрагивали, но вот одна прямиком касалась.

Резные дверцы скрипнули, притворяясь, шкаф со стеной слился, а на его месте появилось серебряное зеркало. Морок снова поправил полы кафтана, выпрямился – высок, статен, пригож собой. Не Словен, конечно же, – тот красив, поганец, – но тож ничего. Вспомнив брата, Морок нахмурился. Что ни день, то от него неприятности. Вымахал орясина, славу заработал хитрого и удачливого воина, а все такой же мальчишка.

Говорил Морок в свое время отцу с матушкой, предупреждал, так нет же, не послушались, а теперь что ни день, то приключения. Как беда с сестрой двоюродной случилась, так и пошел Словен во все тяжкие. Старшие Боги только ругаются, а сами-то первыми Словена способности используют. Где правду выяснить, где свидетелем выступить, где заверителем договора стать, или еще хуже – вещицу заморскую достать. Словен и так то и дело у друзей своих отсиживается, от поручений батюшки отлынивает, а тут на тебе – готовое оправдание. Ох, не доведет это до добра! Ох, не доведет! Старшие Боги мальчишку нахваливать нахваливают, только вотчину ему давать не спешат, а время-то идет. Еще немного и Словену только о Слуге богов думать-то и останется, тем более с таким-то поведением. А умения у братца и впрямь полезные. Такие бы на пользу Мороку.

Тут серебряный диск пошел волнами, распахнулся оконцем, и в нем показалась матушка.

– Ой, беда-то! Ой, горе-то! А ты, как всегда, и в ус не дуешь, старший брат называется. Я-то думала, старший за младшеньким приглядывать будет, а стало-то?!

Она возмущенно обмахивалась вышитым платочком из тончайшего шелка, что Словен ей от восточных соседей привез – умел он радовать матушку.

Морок с унынием посмотрел на Мару и устало спросил:

– Что еще? Что стало-то?

Мать руками всплеснула.

– Вот! Пожалуйста! Родная кровь тебе побоку. Как богом стал, так мы тебя и видели, – матушка приложила платочек к глазам, вытирая несуществующие слезы. – Совсем нас забыл. А Словен-то переживает, весь измаялся, места себе не находит. Как к Яге слетает, так и печалится.

– Хозяин, – Игоша дернул его за штаны и шепнул: – Вы ж токмо вчерась у родителей были, а позавчерась скандал с Даждьбогом улаживали, да ключи от зимы, что Словен променял, выкупали. Неужто ваша матушка запамятовала? Мож, у нее со здоровьечком что не так? С памятью?

Из зеркала раздалось шипение, от которого даже Мороку стало не по себе:

– Я тебя сейчас самого исцелю от жизни, от призрачной. Ты кого тут хворой назвал?

Морок шикнул на Игошу, задвинул его за спину и улыбнулся матери:

– Ну что ты на него внимание обращаешь? Душа проклятая, не разумная, что видит, то и говорит, – Мара помрачнела, и Мстислав поспешил исправиться, – прости, матушка, не так выразился. Глуп он, служит лишь для развлечения. Так о чем ты хотела сказать? С братом опя… в смысле, что-то случилось?

Мать сверлила его голубыми глазами, которые стремительно становились льдисто-прозрачными бельмами. Ему сейчас только скандала не хватало! Похоже, еще мгновение и запихнет она куда поглубже Мстиславу все слова, что вырвались. Вот не умел Морок кружева словесные плести, как Словен, зато иллюзии хорошие получались, туманы-обманы коварные. Но они явно не ко времени, если только не придется быстро от матушки уходить. Ведь не посмотрит на то, что он бог, устроит выволочку.

– Так что там со Словеном, матушка?

Имя Словена на Мару всегда действовало завораживающе. Она сменила гнев на милость и ласково протянула:

– Сыночек, ты ж не хочешь, чтобы батюшка волновался?

Ох, кажись, надвигаются неприятности. Морок кивнул, не спеша расспрашивать, зная матушку, она сама ему все и выложит:

– Солнышко, вот и я о том. Позаботься о Словене, побереги спокойствие батюшки. Лети в Ирий, разберись там по-тихому, полюбовно. Сварог тебя уважает, это он с твоим батюшкой часто цапается, а ты ж у меня мальчик умненький и братика младшенького любишь. Ведь любишь?

Мара посмотрела на него выжидающе, улыбаясь настолько душевно, что аж приторно, отчего Морок невольно скривился. Последний раз, когда он вместо батюшки разбирался с последствиями развлечений Словена, услышал от Перуна столько нелицеприятных слов, что некоторое время хотелось прибить братика. Это ж надо было додуматься и устроить состязание среди Ясуней, подложив им стрелы Перуновы. Раскрывают суть они только в полете, а так – стрела-стрелой, обычная. А Словен еще Ясуней в полосу выстроил, по приказу стреляли, все вместе. Кто дальше всех стрелу пустит, тот и выиграет.

Поиграли. Устроили светопреставление с громом и молнией, и камнепадом в придачу. Сначала было весело, пока Перун не пришел. А потом досталось всем, кроме Словена – он малой пташкой улизнул, Морок же имел глупость в то время к Сварогу за советом прийти. Посоветовался. Мало не показалось.

А вчерась с Даждьбогом проблемы улаживал. Неизвестно как, но Словен убедил его сыграть на ключи от зимы и выиграл, а потом обменял их на коня волшебного у сына Ярило, сам в Ниппон улетел, а Сварог с Перуном к Мороку обратились. Коня, естественно, забирать не стали, и придраться к Словену вроде не за что – все по-честному, но Даждьбог понять не может, как согласился на такую ставку, а сын Ярило винится, что не помнит, как коня обменивал.

В результате Словен с прибытком, остальные в неприятностях, включая Морока, но не откажешься же. Словен – младший брат, все приключения его прямиком на Мороке отражаются и приходится проявлять верх дипломатии, иначе Ясуни первые же ему попеняют, а ссорится с ними Мороку не выгодно, и приходится выкручиваться и злость на меньшого копить. И теперь любимая матушка снова его в омут с головой забрасывает, но на этот раз явно Сварога придется выслушивать.

Ну ничего, Морок придумает, как братца-то в Слуги взять, и вот тогда он отыграется. К батюшке Словен ни в жизнь не пойдет, как и к дядьке старшому вместе с дедом, а больше ему и не к кому. Желающих море, но у Морока шансов поболе будет, еще немного и у братца никакого выбора не останется – только Слугой стать, чтобы избежать безумия.

Силе колдовской нужно направление, в котором она развиваться будет, поэтому так важны для детей богов вотчины, они-то его и задают, а без них только в Слуги идти, верным ленником богов на веки вечные. Без этого – безумие и смерть. Такой путь братец точно не выберет, остается только убедить, что его путь – это в объятия старшего братика, а уж потом Морок научит Словена и как вести себя, и как старших уважать, и как проявлять почтение. А сейчас терпеть приходится, что ради выгоды собственной не сделаешь.

Из мрачных раздумий вырвало злое шипение матушки:

– Сладкий мой. Я не слышу. Ты любишь младшего братика или нет?

– Души не чаю, матушка.

Морок насилу улыбнулся. Так не чаял, что сам бы эту душу сначала из брата вытряхнул, укоротил, а потом вернул обратно. Так нет же! На это надеяться не приходится: Словен хоть и полубог, но с ним не так уж легко справиться.

Ответ маму порадовал.

– Вот видишь! Полети, мой хороший. Я подробностей не знаю, – она отвела взгляд, покашляла, прикрываясь платочком, – совсем не ведаю, но ты же у меня золотце, ты с любым делом разберешься. Верно, солнышко?

Оставалось только улыбнуться, кивнуть и сжать зубы. Окошко захлопнулось, и Морок витиевато выругался. Игоша восхищенно протянул:

– Здо́ровски! Прям заслушаешься, – и лукаво спросил: – А меня в Ирий возьмете? Дюже хочется одним глазком взглянуть. Говорят, там от красоты прям скончаешься.

Морок мрачно посмотрел на него и прошипел:

– Я тебе это и здесь устроить легко смогу, надо лишь вернуть матушку. – В глазах Игоши показались крупные слезы, рот дугой выгнулся, задрожали губы, и Морок сдался. – Ладно уж. Полетели. Главное, на глаза Сварогу не попадайся. Мне еще не хватало за тебя выслушивать.

Куда только что подевалось: на мордахе Игоши снова засияла улыбка, он шустро прицепился к посоху, что у стены стоял, и растворился в нем. Морок снова вздохнул. И за что это ему?! Он – бог! Бог обмана и иллюзий, бог сокрытых путей к правде, а его словно мальчишку гоняют разбираться с тем, что младший брат учудил. Но что не сделаешь из любви к родителям и своей-то выгоды?

Морок набросил на плечи плащ, взял посох и вышел на балкон. Перед ним клубилось Междумирье с его мрачными туманами, искаженными обликами миров, с серыми провалами и чернильной мутью пустоты. Даже он, хозяин этого жуткого места, не знал его полностью. Да и узнает вряд ли. Слишком изменчивым и опасным оно было, мало кто мог пройти его путем и остаться в здравом рассудке.

Вот и сестрица двоюродная – добрая и ласковая, любимая, – не смогла. Унесла в глубину Камень Силы – чудодейственный камень, что способен создавать богов и в одно мгновение разрушать миры, – спасла всех от гибели, а сама теперь существует в полумраке, то словно бы и прежняя, то опять сына ищет, мечется, слезами горькими умывается, не узнает никого, медленно идет к безумию.

Видать, Словен после посещения восточных соседей к тетке заглянул, да попал на очередное помутнение у сестры, вот и бесится теперь. Никак себя простить не может. Морок себя виноватым не считал, но только, в отличие от братца меньшего, игру вел, а не истерики закатывал.

Путь призрачный расстелился перед ним свитком развернутым, потек волной извилистой. Полы плаща распахнулись за спиной крыльями, ветер миров ударил в спину, и Морок полетел дорогами туманными. Вышел он на золотой мост, миновал его, не касаясь ногами перекладин, и оказался у распахнутых ворот большого сада. В глубине его виднелись раскидистые ветви огромного дуба – Мирового дерева. Обычно тут все сияло от благости и великолепия, а сейчас на воротах рыдала полупрозрачная душа, другая висела рядом с ней на железных вензелях тряпочкой, а под сводом арки металась ласточка, то и дело роняя из клюва один за другим ключи от Ирия, и все сетовала:

– Ой! Что деется?! Как же быть?!

От такой картины Морок застыл истуканом. Что происходит? Заповедный сад Ирия – священное место душ праведных, что на вершине Мирового Дерева хороводы водят и вниз не спускаются, а тут такое безобразие. И куда только Вольга, смотритель сада, глядит?!

Морок туманными лентами снял души с ворот, подтолкнул их под прозрачные спины и принюхался: отчетливо пахло саке, что Словену дарили восточные подружки в таких количествах, что он мог свободно торговать им в Яви весен так четырнадцать без пополнения. Но это у отца им два подвала заставлены, откуда здесь напитку заморскому взяться?

– Это ты у меня спрашиваешь?!

Похоже последнюю мысль Морок вслух произнес. Он повернулся на голос, уже зная, кого увидит. Статный мужчина выше его на голову, широкоплечий, светловолосый, с руками под стать его молоту. Недаром Сварога Небесным кузнецом кликали. Рядом с ним стоял Вольга Святославич и посмеивался, зажимая в кулаке бороду, но едва Сварог к нему повернулся, как брови богатыря сдвинулись, взгляд потемнел, губы поджались: гневался Страж Ирия.

Морок тяжело вздохнул. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: братец и тут руку приложил. Чуяло сердце недоброе, ох, чуяло. Если Сварог с Вольгой его у порога встретили, то что ждет его дальше, Морок даже предположить не мог. Он огляделся, кашлянул и уточнил:

– Честно сказать, даже неловко спрашивать. Что случилось-то?

– Что случилось, спрашиваешь?! – Сварог бросил на него сердитый взгляд. – Ну идем, полюбуешься, если Мара тебе ничего не рассказывала.

Сварог шагнул в глубину сада, остановился, оглядываясь, и сурово обронил:

– Надоело мне все, Мстислав. Терпение у меня не железное. Пусть Словен радуется, что в любимчиках у жены моей ходит, но и это его скоро не спасет.

Сварог зашагал вперед.

Ох матушка, и во что она его только втянула?! Морок склонил голову в знак запоздалого приветствия и пошел вслед за Сварогом. Вольга чуть приотстал и поравнялся с Мороком.

– Что опять мой братик учудил?! – Морок спросил шепотом.

Вольга тихо хохотнул, бросил в сторону старшего родича косой взгляд и помотал головой.

– Нет. Не хочу портить тебе впечатление. И насчет Игоши, – он кивнул на посох Морока, – я не против, пусть смотрит, но скажу сразу, нос высунет – развоплощу.

Посох тихо пискнул и на миг пошел рябью, и Морок ответил вместо нечисти:

– Спасибо.

Они шли между волшебными деревьями с руками-лианами, диковинные цветы поворачивали вслед за ними причудливые бутоны, пестрели яркими красками. Вдалеке на раскидистых ветвях яблонь созревали молодильные яблочки, и спокойно несла воды река Молочная. Миновав хрустальный мост, они вышли на поляну, посреди которой бил кристально чистый родник. Вокруг него сидели берегини – чародейки красоты неописыемой и такой же мудрости, чудо-птицы Сирин да Алкност обхватили их руками-крыльями, и все дружно пели грустную песню о тяжелой доле замужней женщины, а Лель им на дудке подыгрывал.

В глубине поляны за накрытым столом сидели Лада и Девана. Их волосы, обычно распущенные, были собраны странным образом и походили на хорошо сбитое облако, из которого торчали палочки с длинными бусами. В руках богини держали по раскрытому вееру, с каждым взмахом которого изображенные на них журавли хлопали крыльями. На столе между закусками стояли глиняные бутылочки и маленькие чашечки, из которых жена Сварога и жена Вольги потягивали саке. Раскрасневшиеся, в небрежно накинутых на плечи кимоно, они даже издали не походили на гейш, за которыми пробовали повторять движения, наблюдая по волшебному зеркалу.

Мстислав замер, не зная как реагировать, и наперво покосился на Сварога: Старший Бог в жене души не чаял, во всем поддерживал, и ревновал жутко, хоть этого открыто и не показывал. Он уже не раз намекал Мороку, что Словена рядом с Ладой видеть ему не хочется, но разве братцу втолкуешь?! Словен в Ладу еще маленьким влюбился, и с того времени из любой поездки подарочек ей да привезет. Не забудет, уважит, сам в ручки гостинец отдаст, а Лада, словно специально, отвечает ему благосклонностью.

Сколько раз уже Мстислав объяснял Словену опасность его увлечения, но кто б его слушал?! Ох допрыгается младшенький! И сегодня вместо того, чтобы к батюшке с матушкой поспешить после возвращения из страны Восходящего Солнца, братец снова к Ладе отправился. Радовало одно: присутствие жены Вольги, Деваны, иначе бы Сварог точно сорвался. Вон как глазищами сверкает, но молчит.

Неподалеку, рядом с чашей ручья, в обнимку с Гамаюн сидел виновник переполоха и пил саке прямо из бутылки, а из другой подливал птице-женщине. От макушки до пояса было ее тело человеческим, лишь вместо рук красовались огромные крылья, а от пояса и ниже была она птицею с черно-синими перьями в цвет ее длинных волос, что вились крупными кольцами.

– Вот скажи мне. Ты – вещая птица? – Словен подхватил вторую бутылочку, что у его ног стояла, и щедро плеснул саке в чашечку Гамаюн.

– Вещая, – она ответила с грустью в голосе, наблюдая за его действиями.

– Ага, – Словен кивнул так, что хвост волос стегнул его по лопаткам, – и Судьбу ты предсказываешь. Верно?

Гамаюн недовольно поджала губы, укоризненно поглядывая на Словена, и процедила сквозь зубы:

– Я тебе не пророчица.

Младший брат даже и не подумал учитывать настроение одной из самых могущественных чудо-птиц – любимиц Сварога. Он сделал глоток из бутылочки и уточнил:

– А в чем отличие?

– В их случае бабка надвое сказала, гадают-сомневаются, а я знаю все и со всеми перепутьями выбора. – Она отхлебнула саке из чашечки и с интересом в нее заглянула. – А ничего так. Думала, дрянь иноземная. Ошибалась. Как, говоришь, называется? Нихон… как?

– Не важно, – Словен отмахнулся рукой, в которой держал бутылочку. – Ты мне лучше скажи, если ты все знаешь, то почему до сих пор твои слова не сбываются?

Гамаюн покачнулась, опираясь на Словена, и хмуро потребовала:

– Докажи.

– Да пожалуйста. Ты обещала, что сын Даны вернется, и где? – он развел руками, заметил Морока и завопил на всю поляну: – О! Братик! Присоединяйся! Сварога и Вольгу не зову, потому что им саке жены обещали оставить, да и не компанейские они. Иди сюда! Я тут с Гамаюн выясняю, почему ее слова оказались ветром в поле, а не пророчеством.

– И ничего подобного! – Гамаюн толкнула его в бок крылом. – Просто еще время не настало.

– Да сколько можно-то?! Уже одиннадцатая весна пошла! – Словен протянул птице бутылочку, и они дружно соединили ее с чашечкой, отхлебнули, и Словен продолжил: – Ну а моя вотчина где? Ты ж сама обещала!

– И ничего подобного. Я сказала, – она на миг наморщила красивый лоб, губки поджала, вверх глядючи, а потом воскликнула: – О! Вспомнила. Я сказала, что тебе переродиться надобно, а потом уж ты богом станешь.

– Да что ж это такое делается?! – на скулах Сварога играли желваки, кулаки сжимались. – Богом станет?! Нам только такого бога и не хватало! Локи да Словен – два сапога пара, оба левые. Не бывать этому!

Словен с тоской посмотрел на Сварога, но обратился к Гамаюн:

– И чего он злой такой? – и сразу выдвинул предположение: – А! Понял. Из-за того, что ему саке не досталось, так ему Лада заныкала бутылочку. Я ж и на его долю принес. Чего злиться-то?

Гамаюн отмахнулась и потянулась к Словену за новой порцией.

– Не обращай внимание, у него просто размолвка с же… – под мрачным взглядом Сварога птица закашлялась и исправилась: – Настроение плохое, видимо.

Вольга склонился к Мороку и прошептал:

– Не надо было твоему братцу Ладе зеркальце волшебное дарить. Она на Сварога обиделась. Мальчик дескать ее уважил, подарочек подарил, а от мужа родного даже платочка не дождешься. Они третий день препираются. И сегодня он Ладу уже четыре раза домой звал, но все без толку. А я Девану даже не трогаю, – он с улыбкой покосился на жену, что примеряла очелье перед зеркальцем, – пусть отдохнет, не так часто Словен заморские подарки приносит. Мне самому интересно, но злить Сварога не хочется. После саке попробую.

Меж тем Сварог жену уговаривал домой пойти: мол, отдохнула, пора и честь знать. Только Лада от мужа отворачивалась или кидала такие взгляды в его сторону, что Сварог отступал и лишь хмурился, но с Мороком церемониться точно не собирался. Он бы и до Словена добрался, только окружала младшенького искристая сеть благодати Лады. Вот она-то его и спасала от гнева Старшего Бога.

Сварог развернулся к Мороку и грозно прорычал:

– Сейчас же прекрати это безобразие!

Морок оторопел от такого требования. Интересно знать, каким образом он это прекратит?! Брата уволочь за шкирку домой, чтобы проспался, он еще сможет, но как быть с богинями? Тут из воды высунулась русалка и томно вздохнула:

– Хорошо-то как!

– А эта что здесь делает?! – от рева Сварога на миг заложило уши.

– Да! Непорядок, – нахмурился Вольга, а Морок вовсе дар речи потерял, разглядывая чудо-чудное: нечисти нет места в Ирие, откуда она тут?!

Через мгновение все прояснилось, ибо Словен недовольно спросил:

– Вам что, жалко? Пусть немножко порадуется, она ж не жить тут собирается.

2. потешка – игрушка (др.слав)

Prev.123 4 5 Next

Ладомир. Дороги Судьбы. Книга 1

People who read this book also read

Other books by this author