Шоссе сменилось узкой дорогой в жилом районе, и Лиза сбросила скорость. Маргарита Степановна была права. Отец не пустил бы Лизу за руль, если бы не был в ней уверен. Когда болезнь начала несправедливо лишать его сил, старшая дочь стала его ногами.
В 18 лет Лиза устроилась на работу в фонд и стала помогать маломобильным гражданам. Она привозила продукты, выбрасывала мусор, выбивала у администрации города пандусы и новые инвалидные коляски, а пока таскала на руках по лестнице людей вдвое старше и вдвое легче себя. Делала всё, чтобы они жили достойной жизнью, чтобы они ели фрукты и овощи и хотя бы раз в день выходили на прогулку.
Волонтёры в фонд приходили и уходили, а Лиза так и продолжила работу и после того, как 5 лет назад умер её отец. То ли это стало привычкой, то ли зависимостью, то ли выражением любви. Вместо слов, которые они с отцом так и не успели другу другу сказать.
Так фонд стал её жизнью.
Знакомые действия, знакомые маршруты. Просто продолжать жить.
Машина остановилась возле входа в поликлинику. Лиза включила аварийку, глубоко выдохнула и с улыбкой посмотрела на Маргариту Степановну.
– Вот и приехали!
Женщина подняла глаза и недовольно взглянула на серое здание в окружении голых деревьев.
– Только и осталось, что радоваться этому, – буркнула она, но в её голосе не было желания съязвить и показаться злее, чем она есть на самом деле. Она просто констатировала факт своей жизни. Неизбежный, честный, так и не принятый, непрощённый.
Женщина кивнула и закрыла солнцезащитный козырёк с иконами, и в ответ Лиза тихо прикоснулась к её руке. С непривычки Маргарита Степановна вздрогнула, бросила на девушку растерянный взгляд.
– Я подожду вас, а потом поедем на вечеринку, – неожиданно для самой себя произнесла Лиза.
Пожилая женщина прыснула от смеха.
– Эх, Елизавета, ну насмешила бабку! Вечеринка! А то молчала всю дорогу, шутница, ёлки-палки!
Она принялась часто хватать воздух ртом, продолжая смеяться.
– Старуха еле из дома вышла, а ты! Вечеринка! Ох я представляю!
– Смотрите, что у меня есть!
Лиза достала с заднего сиденья сумку и протянула Маргарите Степановне косметичку, на всякий случай собранную сестрой.
– По мне, конечно, видно, что я не специалист по макияжу, но что-то да придумаем.
Женщина вдруг перестала смеяться и в недоумении посмотрела на девушку, будто бы та предложила ей что-то непристойное.
– Ты что ж это…
– У меня встреча выпускников, – весело хихикнула Лиза, и ей стало чуть-чуть легче. – Как вы относитесь к столовской еде?
Маргарита Степановна продолжала смотреть на Лизу, ожидая когда эта шутка закончится.
– Серьёзно что ли? – хмыкнула она, не подавая виду, что яркая надежда уже поселилась в её скупом сердце.
– Ну так, – пожала плечами Лиза и кивнула в сторону поликлиники. – Так что одна нога там, другая здесь.
Маргарита Степановна взглянула на девушку и молча кивнула. Она была наслышана про эту сумасбродную девчонку из фонда, но чтобы вечеринка! Встреча выпускников! Уголки её губ приподнялись и задержались в таком положении на несколько десятков секунд. С непривычки скулы ныли, а сердце в груди ходило ходуном.
Лиза открыла дверь и помогла Маргарите Степановне выйти из машины. В воздухе пахло весной, а она ведь уже и забыла, как любит этот запах.
– Я вас жду, – бросила Лиза, закрывая за Маргаритой Степановой дверь поликлиники.
И этой девчонке хотелось верить.
Лиза посмотрела в зеркало заднего вида и поправила причёску. Кажется, всё, наконец-то, стало приобретать смысл. И эти голубые стрелки, которые не становились тускнее, как бы она ни тёрла их влажными салфетками, и помада, которая уже успела испачкать рукав пальто.
Лиза гонялась за смыслом всю свою сознательную жизнь, выхватывая лишь намёки на счастье. Это она больше остальных сестёр была похожа на отца, и она же на удивление стойко держалась, когда узнала о его болезни. В тот день даже у мамы пропало чувство юмора, и ей понадобилось время, чтобы подсобраться и вернуться к прежней жизни. А Лиза несколько раз медленно моргнула, накинула куртку и попросила отца научить её водить машину. Так и повелось.
Лиза – самая стойкая и деятельная девочка с болью, говорить о которой с каждым днём становилось всё более неуместно. «Жить, просто жить», – умоляла её мама, гладя по голове, как в детстве.
Лиза вытащила шпильку из волос и почувствовала облегчение. В сумке завибрировал телефон.
– Ну посмотрите на неё! – воскликнула Маруся с наигранным удивлением.
На заднем фоне видео были слышны детские голоса, и девушка, прищурившись, смотрела на Лизу.
– И по-твоему для этого твоя младшая сестра так старалась? Чтобы ты теперь оттирала тени влажными салфетками?
Лиза виновато потупилась и скомкала салфетку в руке в надежде скрыть следы преступления.
– Возьми в косметичке средство для снятия макияжа и вытри всё по-человечески, – тоном строгого наставника произнесла девушка.
– И вот, – Лиза показала экрану телефона вытянутую из волос шпильку и прищурилась в ожидании звонкой тирады негодования.
– Злиться не буду, – буркнула Маруся и внимательно взглянула на сестру. – Как ты? Ещё на работе?
Лиза кивнула.
– Не передумала ехать в школу? Большой шаг большого человека.
– Вечеринка.
– Ага, – улыбнулась Маруся. – А то всё бабушки да дедушки.
За спиной Маруси раздавались детские крики вперемежку со смехом, и она спокойно смотрела на сестру. Все в семье давно привыкли к тому, что по лицу Лизы никогда не поймёшь, что она чувствует. И Маруся давно оставила попытки разобраться в том, что именно и когда сломалось в старшей сестре, но всё продолжала отчаянно собирать её по кусочкам, возвращать к жизни.
– Относись к этому проще, – произнесла Маруся, сама не до конца понимая, про что именно говорит. – Это пройдёт, это всего лишь миг твоей жизни. На котором, ты правда, могла появиться с умело нарисованными стрелками, – добавила она и улыбнулась.
Лиза так любила эту честную улыбку повзрослевшей девочки. Что бы кто ни говорил, но Маруся знала о жизни столько всего, а всё равно продолжала улыбаться. Это вдохновляло.
– Я пойду с нашей подопечной, – собравшись с духом выпалила Лиза. – Жду её возле поликлиники, и едем в школу.
Телефон замолк, и только слышно было, как дети продолжают хохотать над какой-то невидимой шуткой. Лиза повернула телефон к себе и встретила растерянный взгляд сестры.
– Всё хорошо, Марусь, это будет весело.
Вопрос, верит ли Лиза себе никогда не стоял, но лицо сестры выражало сомнение. Они синхронно закусили губы и отвели глаза. Это было от мамы. Взять паузу, чтобы найти верные слова.
Лиза посмотрела на резиновый коврик, на котором снег превратился в грязную воду, и глубоко вздохнула. Где-то на другом конце города такие же глаза уставились на махровый коврик в ванной. Им нужно было время. Маруся всегда начинала первой. Это особенность младших детей – быстрее других брать всё в свои руки.
– Могла бы позвать меня, я всегда любила ваши классные тусовки, – бросила Маруся, не поднимая глаз.
Лиза хмыкнула. Чувство юмора как средство защиты досталось Марусе от мамы. Только они умели отвечать шуткой на все вызовы жизни.
– Слушай, а вообще, – вдруг запричитала сестра, – ты в праве делать, что хочешь! Ты, в конце концов, никому ничего не обязана, ведь так?
Лиза кивнула.
– Хочешь прийти со своей бабулькой, иди! – пожала плечами девушка. – А что в этом такого?! Какая разница, что подумают другие?
Лиза неуверенно взглянула на сестру.
– Думаешь, это будет выглядеть странно?..
– Уж точно не страннее кириных фотографий из отпуска, где она делает губы «уточкой». Кря, – хихикнула Маруся. – Увидишь её, так ей и передай!
Лиза закрыла глаза и рассмеялась. Голос сестры наполнился тревогой.
– Но ты должна признаться себе, что просто боишься идти туда одна. Ты должна это знать заранее, о’кей?
– Договорились, хорошо.
– Ну всё, – Маруся заглянула в комнату и позвала детей, – пора нам спать, а то как бы после игр этих ребят, нам не понадобился ремонт. И да, – девушка положила телефон и собрала волосы в высокий хвост, – ты самая лучшая.
«Самая лучшая».
Лиза убрала телефон в сумку и достала из причёски последнюю шпильку. Пышные каштановые волосы упали на плечи.
– Так-то лучше, – сказала она своему отражению.
Быть самой лучшей ей приходилось всю свою жизнь. Но, как говорится, все люди хотят жить счастливо, просто каждый понимает под счастьем что-то своё. Лизины понятия часто не совпадали с ценностями других людей, а она до сих пор к этому не привыкла. Быть самой лучшей для всех – дело посложнее, часто непосильный труд.
15 лет Лиза, как могла, избегала встречи с одноклассниками, потому что боялась окончательно убедиться в том, что живёт неправильно. С этими ребятами они однажды начали путь из одной «точки невозврата», и теперь Лиза очень не хотела узнать, что у этого пути, скорее всего, был совершенно иной смысл.
Сравнивать себя с другими ей и так приходилось слишком часто. Слишком часто ей приходилось искать ответы на обескураживающие вопросы типа «А почему ты не замужем?», «Когда дети?», «Как ты собираешься жить без высшего образования?» или «Зачем тебе сдались эти инвалиды?». За 15 лет работы сил на поиски ответов стало ничтожно мало, и Лиза просто решила принять это вечное сомнение. Конечно, и у неё случались дни, когда она вдруг начинала наслаждаться собственной жизнью, но это её пугало, и она останавливала себя коронной фразой тёти – «Сегодня смех, завтра слёзы». Никаких поблажек, самоконтроль, работа, счастье обманчиво.
В день развода отец улыбался, но только Лиза заметила, как ему больно. Она стояла рядом и училась быть счастливой, и тот мартовский урок стал определяющим.
Не виделись 15 лет, не надо было и начинать.
Лиза взглянула на себя в зеркало и стыдливо поморщилась. Сомнение снова взяло над ней верх.