Ирина. Путь к себе

Глава 4. К.В.

Получив извещение о предстоящих переговорах, в недоумении я был недолго: издалека возник образ славной девочки в светлом платьице с полураспущенной косой. Прошло почти три года, образ этот поблек, но глуховатый волнующий голос напомнил о том единственном вечере, и я, не раздумывая, согласился принять ее.

На перроне я не сразу признал в стройной, красивой, очень молодой женщине с короткой прической ту, что была в памяти. Она стояла возле вагона, вглядываясь в лица встречающих, и тот же распахнуто-изумленный взгляд снова, как когда-то, заворожил меня. Возникло ощущение: она – лучшее, что может быть в моей жизни… Доверчивая тревожность этих глаз вопрошала и обязывала, и я принял обязательства. Полностью…

– Где же твоя знаменитая коса? – заговорил я, словно мы только вчера расстались.

Она облегченно вздохнула.

– Коса была лишь для мамы, и в замужестве я от нее избавилась. А что, так очень плохо?

– В тебе ничего плохого быть не может. Идем.

Узнав, что она в Ленинграде впервые, я попросил водителя выбрать маршрут поинтереснее и не торопиться… Мне понравилось, как непринужденно она ведет себя, расспрашивая об увиденном. И уже в квартире, наблюдая за ней, понял – пора уходить, иначе вместо намечающегося вечера любви получится скоротечное удовлетворение страсти. С работы я позвонил в ресторан и попросил прислать к восемнадцати часам ужин.

С этим рестораном вышла интересная история: он был в некоторой зависимости от нашего ведомства, и директор, стараясь угодить, поначалу присылал на обслуживание официанток, готовых на разносторонние услуги. Надо было видеть лица наших женщин, когда эти девицы принимались за дело, завоевывая симпатии. Пришлось объяснять добросовестному директору ситуацию, он всё понял, и обслуга поменялась. Однако это не понравилось некоторым дамам. Оказывается, они были не против участия красоток в последующих мероприятиях, поэтому в дальнейшем заказы делались, учитывая персональные пристрастия…

Договорившись с рестораном, сообщил об этом Ире. Грудной, тревожащий тон ее голоса заставил меня не задерживаться ни минуты лишней. В прихожей витал незнакомый, еле уловимый аромат. Звучала тихая музыка из французского фильма. Через широкую двустворчатую дверь в ярко освещенной гостиной был виден стол, накрытый на две персоны, возле которого, вполоборота ко мне, оглядывая сервировку, стояла она…

У меня перехватило дыхание – такой пленящей женской привлекательности я, наверное, не видел никогда. Платье цвета морской волны словно струилось по ней, и под ним явно угадывались все округлости и впадинки… Когда она склонялась, поправляя приборы, оно, меняя цвет, казалось, то обнажало какую-то часть тела, то целомудренно прикрывало, невольно пробуждая эротическую фантазию.

Я включил свет. Ира обернулась, сделала несколько шагов навстречу и замерла в нерешительности…

За ужином слушая, но не слыша ее рассказа о неудачном замужестве, я просто смотрел на нее. Наши взгляды встретились… Всё, что так соблазнительно угадывалось под платьем, я ощутил, обнимая… и, легонько подтолкнув ее к открытой двери спальни, не спеша, наслаждаясь этой неспешностью, допил свое вино.

Четкий силуэт вырисовывался на фоне освещенного вечерними фонарями окна. Еле касаясь губами шелковых завитков ее волос, я нащупал маленький замочек скрытой молнии и обнажил узкую белую спину. Ира повела плечами, платье опало… Покачнувшись, она окончательно освободилась от него. Задыхаясь от наслаждения, я ласкал нежную грудь; подрагивающее, словно в ознобе, тело ее наполнялось желанием, глаза туманились… Опустив на кровать, и, любуясь ею, расцвеченной бликами уличного света, я медленно раздевался, изнемогая в эротических устремлениях. Улавливая мои желания, она с готовностью им подчинялась, и при ее молодости, красоте и стеснительной неопытности это было так сладостно… Её особенность: в какой-то момент близости терять осознание реальности, растворяясь в действии и наслаждении, – превращала эту волшебную ночь в вечность. Подобных «марафонов» у меня давно уже не случалось, и мы проспали до обеда, благо я предупредил на службе о более позднем своем прибытии.

Перед уходом я предупредил, что скоро придёт Римма Степановна – домработница, с которой можно обсудить любые бытовые вопросы.

– А кем мне представиться? – смутилась Ирина.

– Дальней родственницей, – засмеялся я, – не беспокойся, она очень понятливая.

С Риммой Степановной мне повезло: года два назад она остановила меня во дворе и предложила свои услуги, объяснив, что ей невыносимо слышать, как очередная домоправительница злословит обо мне. А муж Риммы Степановны, ходивший когда-то со мной боцманом, уверяет, что на своем веку лучшего командира и человека он не встречал. Выяснилось, что живут они в соседнем доме и работает она ночной няней в больнице. Мы договорились, и я ни разу не пожалел об этом.

После такой ночи работать не хотелось. Сократив через секретаря контакты, я расхаживал по кабинету, размышляя о будущем, связанном с Ириной. Строить долговременные, а тем более пожизненные планы, учитывая разницу в возрасте, было глупо. Я насмотрелся, да и «пообщался» с молодыми женщинами, имеющими солидных, респектабельных мужей. Надо сказать, иногда выяснялось, что некоторые рогоносцы знали о похождениях любимых жен и втайне даже способствовали этому. Должно быть, фантазии на тему, как пользуются ею, – возбуждали и заводили их. Это явно не мое…

Второй вариант: жить свободно, позволяя ей всё, как и себе, – тоже не подходил. Она мне очень нравилась, и делить ее с кем-то, ловя насмешливые взгляды, не хотелось. К тому же путь этот по неопытности может завести в такие дебри, из которых бывает трудно выбраться. Предложи я подобные отношения, думаю, она бы искренне возмутилась и обиделась. «И вообще, что за мысли в отношении доверчивой прелестницы?» – одернул я себя и решил: надо договориться, допустим, года на три. На дольше загадывать не стоит, на меньше – не стоит труда. Эти годы жить в любви, согласии и доверии, потому что таков договор, а он, как известно, дороже денег. «И, может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной». Это про меня… Она же освоится, присмотрится и, возможно, наметит для себя другую жизнь.

К дому я подъезжал в ощущении счастья, и оно усилилось, когда Ира встретила меня, заглядывая своими изумленными глазами прямо в душу…

Вечер незаметно пролетел в разговорах, я изложил свои мысли о дальнейших отношениях, она приняла их с поправкой: «на всю жизнь», но я шутливо-категорично возразил:

– Нет, на три года.

– Как скажешь… – были ее последние слова перед безумствами ночи.

***

Началась сказка… Сократив свою рабочую неделю, я вместе с Ирой заново знакомился с городом, его дворцами и музеями, и несколько дней мы даже провели на военном корабле, участвующем в маневрах. Надо было видеть, какие завистливые взгляды провожали нас, уединявшихся в своей каюте.

На приеме в честь зарубежных гостей мы встретились с Бармиными. Елена Владимировна отнеслась к моей спутнице доброжелательно, но меня задел ее снисходительный взгляд, когда невдалеке от них пришлось представлять Ирину, как свою племянницу, плотоядно смотревшему на нее высокому чину. Она в своем зеленом платье была неотразима, восторгаясь обществом и упиваясь впечатлением, которое производила… А я, в восторге от нее, через два часа дома в полной мере наслаждался тем, чем другие только любовались.

Поначалу я сомневался, знакомить ли Ирину с Эллой… Когда я перевелся в ведомство Сергея, мы с ней стали чаще видеться, но ни с чьей стороны не было даже намека на интим – были просто взаимная симпатия и доверие. Вскоре она ушла от Сергея и жила в мансарде-мастерской с каким-то блаженным художником, безумно в нее влюбленным. Брошенный любовник, сочтя себя оскорбленным, в жажде мести подключил гражданское начальство, и мансарду у художника отобрали. Вот тогда Элла проявила себя… О том, что по материнской линии ее предками были крымские ханы, Сергей вспомнил, когда «ханша» начала действовать. А действовала она настолько решительно и жестко, что под ним «зашаталось кресло». Не хватало малого, и за этим малым Элла обратилась ко мне. Глядя в бездонные черные глаза, ощущая ее внутреннюю силу и боль за беззащитного гения, я дал нужный компромат… В итоге – художник получил мастерскую, много лучше прежней, а Сергей остался при должности, вынужденный навсегда забыть о них.

Предварительно договорившись, в субботу мы направились в гости к богемным «небожителям». Элла радушно приветила нас и пригласила в небольшой зал, заполненный картинами и скульптурами, в которых явно узнавалась хозяйка. После «экскурсии», когда мы расположились в гостиной у камина, из мастерской, куда вход посторонним был заказан, к нам вышел Гоша. Лохматый, с небольшой бородкой, испачканной красками, он показался мне классическим образцом творца не от мира сего. Шел общий разговор, художник даже не пытался вникать в суть, и, только когда смотрел на Эллу, взгляд его становился осмысленным и тревожно-счастливым. Вскоре он удалился, и я спросил ее:

– Почему он так смотрит на тебя?

– Гоша считает, – пояснила она, – что я послана ему небом, и страшно боится потерять меня…

Заметив влажный блеск ее глаз, я сменил тему и немного погодя отпросился на пару часов по делам. Дамы не возражали, оставшись беседовать с явной взаимной симпатией. Когда я вернулся, это были уже две подружки, и, провожая нас, Элла одобрительно улыбалась мне, что-то заботливо поправляя на Ирине.

В понедельник, телефонным звонком, ее забота облеклась в конкретное пожелание: «Неплохо бы тебе раскошелиться – Иру следует одеть поприличнее…», – и пообещала принять в этом участие. Я попросил уточнить сумму – сумма оказалась довольно внушительной. Предполагая, что Ира может не взять деньги, я уговорил Эллу распоряжаться ими и на следующий день передал пакет, а Ире наказал слушаться старшую подругу: «Та знает, что делает…».

Процесс пополнения гардероба длился недели две. Поначалу Ирине было немного не по себе – пугали цены. Однако, видя мое восхищение, она быстро освоилась и радовалась каждой покупке, как дитя. Обладая хорошим вкусом, Ира, с помощью Эллы, из симпатичной, соблазнительной провинциалочки на глазах превращалась в молодую, завораживающе-привлекательную светскую даму.

Мы стали посещать официальные мероприятия, которые я раньше избегал, театры и выставки. Представляя ее как родственницу, иногда замечал «понимающие» улыбки, хотя большинством так и принималось. Разновозрастных кавалеров, охочих до моей «племянницы», было предостаточно. Держалась она мило, но с достоинством. Слегка флиртуя, ни разу даже не приблизилась к грани, за которой пострадало бы мое самолюбие. Я чувствовал себя на высоте… Не обделенный вниманием женщин, к сожалению, в последнее время средневозрастных, сейчас я стал замечать, что даже девушки, стреляя глазками, с удовольствием общаются со мной.

Как-то на набережной нас остановил фотограф, уверяя, что мы потрясающе красивы и не имеем права не запечатлеться на память. Через несколько дней на рояле красовалась большая цветная фотография – на фоне залива с золотой солнечной дорожкой и дальними силуэтами кораблей стояли двое: моложавый капитан первого ранга и доверчиво склонившая голову к его плечу восхитительная женщина.

С шутливой обидой, что прячу свое сокровище, напомнила о себе Альбина. А я даже представить не мог Иру в той обстановке, которой расцвечивалась моя прежняя жизнь.

О ее трудоустройстве я и слышать не хотел, но, чтобы стаж не прерывался, фиктивно оформил в смежной организации. Она не скрывала, что общается с мужем по телефону, собираясь постепенно всё уладить. Что уладить и как – меня не интересовало: она была со мной – счастливая и словно рожденная для этой жизни.

***

Позвонила жена, с которой мы уже лет десять жили раздельно, и сообщила, что едет в Крым, к нашему сыну, заканчивающему в Севастополе высшее военно-морское училище.

Она была директором большого магазина, имела хорошую квартиру и когда мы расстались, сын остался с ней, так как я часто уходил в плавание. Обязанности по отношению к нему у нас четко распределялись: на ней – забота о быте, на мне – воспитание и подготовка к служебной карьере. Мы не были с ним особо дружны, но я гордился его успехами и считал улучшенной своей копией.

Рассматривая курсантские фотографии Артема, Ира заметила, что он очень похож на молодого Алена Делона и лишь немного – на меня. Я рассмеялся, так как год назад, глядя на него, приехавшего в отпуск, шутливо упрекнул жену в тайной связи с этим актером.

Сказка продолжалась: десять незабываемых дней мы провели в Карелии, любуясь озерами и наслаждаясь близостью на природе. По возвращении пришлось с головой уйти в работу, и по моей просьбе Элла взяла Иру под свою опеку. Они много времени проводили вместе, и благотворное влияние коренной петербурженки на подопечную день ото дня становилось заметнее. Я знал – Элла старается ради меня. На каком-то интуитивном уровне она глубоко чувствовала мою сущность: иногда, глядя в ее глаза, я забывался, не сознавая, кто я и где нахожусь. Снисходительно улыбаясь, Элла тихонько меня окликала…

***

В воскресенье утром по пути с вокзала, загорелый, в светлой курортной одежде, появился Артем. Отказываясь пройти, он пояснил, что забежал на минутку – в машине ждет мама, а ко мне придет вечером. Из спальни, в коротком шелковом халатике, смущаясь, вышла Ирина. Я представил их друг другу: Артем в замешательстве посмотрел на нее, на меня, но уже через секунду весело рассказывал о курьезном дорожном происшествии. Мы договорились на девятнадцать часов, и я попросил его быть одетым по форме.

День, как и намечали, мы провели у друзей на даче. Когда вернулись, Ира собрала на стол и ушла приводить себя в порядок. Артем явился вовремя. Я залюбовался выправкой блестящего лейтенанта и тем, как он с черноморской лихостью, в полупоклоне, провел Ирину к столу. За ужином мы от души смеялись, слушая байки о курсантских буднях. Обсудив его предстоящую службу, я нарисовал перспективу средней дальности:

– Желательно после Тихоокеанского флота несколько лет прослужить на Севере, и если ты хорошо себя проявишь, то с моей помощью двери академии будут для тебя открыты.

Во время этих обсуждений Ира меняла сервировку, и я заметил, что Артем теряет нить разговора, поглядывая на нее, и неудивительно – она была в своем знаменитом платье…

За десертом он поделился ближайшими планами: две недели в Питере, потом Болгария – «Золотые пески» – и на службу… Провожая, я заручился его обещанием заглядывать к нам. Заглянув в среду вечером, он принес знакомый запах корабельных снастей яхт-клуба, где пропадал постоянно, и пригласил нас в субботу на регату – поболеть за его команду. В свое время я ходил под парусом, поэтому с удовольствием согласился, а Ира, не сдержав эмоций, даже в ладоши захлопала.

Погода выдалась как по заказу – солнечная, с ветерком. Были друзья юности Артема, которых я хорошо знал, и мои знакомые по яхт-клубу, с семьями. Небольшая неловкость иногда возникала из-за того, что они принимали Иру за подружку Артема. Она, казалось, не замечала этого, но мне в воскресенье идти на финал уже расхотелось.

Вечером позвонил Сергей с предложением завтра принять участие во внеплановой проверке. Я, не раздумывая, согласился. Не слушая возражений Ирины, дозвонился до Артема и, сославшись на срочные служебные дела, попросил его утром заехать за ней. Легкий осадок от дневных недоразумений ночью полностью развеялся. С такой страстью и лаской она отдавалась мне, и, чувствуя свою силу и желание, я так наслаждался ею, что обессиленной, её хватило лишь на шепот:

– Как так можно, совсем до донышка…

Проверка закончилась к обеду, и, зная, что соревнования тоже должны окончиться, я поджидал их. Прошло несколько часов, я всерьез забеспокоился… Наконец они появились. Захлебываясь от впечатлений, Ира принялась рассказывать, как после соревнований они «плавали» на катере и ей даже доверили управление. Артем, развалившись в кресле, смотрел на нее с заметной иронией.

Выяснилось, что время, оставшееся до отъезда, он собирается провести в яхт-клубе. Я спросил, не сможет ли он брать с собой Ирину – ей это в радость, а я разгребу запущенные дела.

– Хорошо, – с неохотой согласился Артем, – завтра в девять я заеду за ней.

На службу в последующие дни я уходил рано: сорок минут прогулки по утренней прохладе просыпающегося города позволяли мне весь день активно заниматься делами.

За ужином, забавно путаясь в терминах, Ира с воодушевлением рассказывала, как сама уже ходит под парусом, и мило обижалась на мое веселое недоверие. Отдохнув, я принимался за работу, предупреждая, что буду спать в кабинете.

Прошло три дня. Я привел в порядок всю документацию, и поздно ночью прошел в спальню – мне очень захотелось увидеть ее. Она спала разметавшись, обнаженная: при тусклом свете ночника на загорелом теле призывно выделялись белая грудь и бедра с манящим темным треугольником. Несколько минут я стоял в нерешительности, вглядываясь в милое лицо. Оно то светлело безмятежной улыбкой, то тревожно затенялось, и она вздрагивала, учащенно дыша. Жалея ее сон, я тихо вышел.

Утром, после доклада в управлении, я решил заскочить домой за документами. Зная, что в квартире никого нет, быстро прошел к кабинету и остановился… Оттуда доносились странные звуки. Я приоткрыл дверь, и, не сознавая реальности происходящего, стоял, будто окутанный мягкой ватой. Когда сквозь вату пробились блаженные стоны и шлепки соединяющихся тел, медленно повернувшись, ушел.

***

Водитель замешкался, обеспокоенно глядя на меня в зеркало.

– Что еще за гляделки такие? – недовольно осведомился я.

– Извините, мне показалось, что с вами не всё в порядке.

– Тебе показалось. Езжай.

Вошедший в кабинет с бумагами на подпись помощник, начал что-то объяснять, но встретив мой взгляд, осекся, и вышел.

Позвонил Артем и попросил разрешения зайти ко мне. Я разрешил.

Смотреть на него не хотелось – я отошел к окну…

– Ты забыл ключи, – он положил их на стол.

– Она знает, что я видел это?

– Да, дверь кабинета была открыта и входная тоже.

– И что она?

– Не знаю, я сразу ушел.

– Когда это началось?

– С понедельника…

Обернувшись, я посмотрел на него в упор. Он отвел взгляд, но нехорошая жесткость появилась на его лице, и он спокойно продолжил:

– Два раза в день: когда забирал ее и когда возвращались.

Повисло тягостное молчание… Я не знал, что сказать.

– Батя, всё получилось плохо, но я не жалею об этом: ты рядом с нею был смешон, а я не привык, чтобы над моим отцом посмеивались. Извини… Я пойду?

– Иди… Позвони после Болгарии.

Гнетущее напряжение постепенно ослабевало… «А что, собственно, произошло? Доверчивый котенок превратился в кошку, которая гуляет сама по себе. И тебе от этого так плохо? Сколько подобных ситуаций ты видел и сам в них участвовал… Но там не было сына, и ты не был смешным. Итак, в сухом остатке: она тебе ничего не должна, как и ты ей, а всё остальное разведем без шума и пыли». Этот внутренний диалог вернул мне способность спокойно воспринимать происходящее, позволяя заняться работой, но время от времени я обнаруживал, что без единой мысли тупо смотрю в одну точку.

Ресторанный ужин затянулся насколько было возможно, чтобы не счесть это слабостью, и долгое ожидание такси совсем не раздражало…

***

Она сидела в кресле, закутавшись в плед, и молча глядела на меня. Я попросил ее перестелить постель и после вечерних новостей плотно прикрыл за собой дверь спальни. Заснул моментально – сказалось напряжение дня и коньяк за ужином.

Утром, собираясь на службу, с раздражением смотрел на приготовленный для меня завтрак и на нее, свернувшуюся на диване под пледом. Не думаю, что она спала. Ужинал опять в ресторане и, возвращаясь домой, надеялся, что ее там уже нет.

Она листала альбом с фотографиями, и я чувствовал, как она ловит мой взгляд. Она ждала какого-то решения… Решение было одно – расстаться. Но каким образом? Не выкидывать же ее за дверь?

В эту ночь мне не спалось, мешали всякие философские размышления о жизни, о смысле ее, о счастье… Ворочаясь и злясь на себя за эти мысли, я знал: счастье – это в четырехбалльное волнение идти на эсминце в просторах Атлантики, ощущая великую мощь океана и упрямую надежность своего корабля. Об этом сейчас можно было только мечтать…

В субботу, несмотря на выходной, чтобы не видеть её, я ушел на службу. Перед обедом позвонил Сергей и пригласил нас на какое-то официальное мероприятие.

– К сожалению, не смогу, – отказался я, – а насчет Ирины – не знаю, мы с ней расстались, хотя она еще у меня. – И, вспомнив, с каким вожделением он смотрел на нее, добавил. – Думаю, она будет не против, перезвони…

А что? На родину возвращаться ей явно не хочется, и если всё равно с кем трахаться, то почему бы не с Сергеем. Возможностей облагодетельствовать у него более чем достаточно, да и к шалостям любовниц он относится довольно лояльно, так как живет в семье и побаивается скандалов, грозящих отразиться на службе.

Он перезвонил через полчаса.

– Намеченное мероприятие отменяется, но состоится другое, менее официальное. В двадцать часов я могу заехать за ней. Она знает, что вы расстались?

– Не совсем, догадывается…

– Значит, можно сказать ей?

– Конечно, – прервал я неприятный разговор. – В двадцать ноль-ноль она будет готова.

Ужинал я, не отпуская машину, и подъехал к дому с достаточным запасом времени. Закутавшись в пуховый платок, словно ей было зябко, Ира стояла у окна. Мне показалось – она на что-то решилась и собирается об этом сказать. Но я опередил ее:

– Сергей приглашает нас на вечеринку. Я не смогу, а тебе не помешает сменить обстановку и развеяться. Он заедет за тобой, – я посмотрел на часы,– ровно через сорок минут.

Было видно, что мой тон, мирный и обыденный, но в то же время не допускающий возражений, озадачил ее. В широко распахнутых глазах непонимание сменилось робкой надеждой.

– И надень, пожалуйста, свое любимое платье.

– Которое?

– То, что привезла с собой. Поторопись…

Она опять смотрела на меня, и эта надежда рвала мне душу – неприязнь, смешиваясь с жалостью, переходила в отторжение.

Взяв нужные вещи, она ушла в спальню, и, чтобы отвлечься, я присел к роялю, пытаясь что-нибудь наиграть. Ничего не получалось: раздражала счастливая пара, смотревшая с фотографии, и, нервно отбарабанив «чижика-пыжика», подошел к окну. Машина Сергея стояла у тротуара. В зеленом платье с шарфиком на шее и с сумочкой, купленной нами в валютном магазине, Ира нерешительно прошла в прихожую. Стараясь не смотреть на нее, я открыл дверь. Приостановившись, она взглянула на меня – и вышла.

В два часа ночи, понимая, что она уже не придет, я уверился в правильности своих действий, но весь следующий день, а потом и ночь то и дело мысленно что-то объяснял и доказывал самому себе. Ощущение тревожной неопределенности нарастало… «Надо отдохнуть с недельку, конечно, не в одиночестве», – решил я, желая окончательно освободиться от всего… и позвонил Сергею.

– Разумеется, отдохни…-рассмеялся он.– Сообщи, с какого числа. А я подумал, что беспокоишься о своей «племяннице».

– Кстати, как она освоилась? – с деланным безразличием спросил я, понимая, что на самом деле больше всего меня интересовало именно это.

– Великолепно, и даже рассказала о рожках, которые с Артемом построила тебе. Сочувствую… – он не скрывал насмешки.

Еле сдерживаясь, я попросил:

– Пришли кого-нибудь за ее вещами, домработница всё подготовит.

– Хорошо, завтра в полдень. Чао…

Сквозь гудки я услышал треск ломающейся в ладони трубки, попросил секретаря заменить аппарат и вышел на улицу.

На веранде летнего кафе в конце тенистой аллеи, смакуя армянский коньяк, я долго сидел, наблюдая за детьми, играющими у небольшого фонтана. Хороший коньяк и смешно ссорившиеся карапузы постепенно возвращали мне состояние внутреннего комфорта. «Всё прошло и закончилось очень неплохо, – думал я. – В мои-то годы испытать такую влюбленность – дорогого стоит. Похоже, и она нашла то благополучие, к которому стремилась, или на пути к нему. Даже Артем получил свое…». При этой мысли я было занервничал и, раскланявшись с молодыми мамочками, направился в офис.

***

В приемной секретарь сообщил: «Звонила женщина, назвалась Эллой. Просила срочно связаться с ней».

Набрав на новом аппарате ее номер, я услышал тревожное: «Алло…»

– Что случилось, Элла?

– Это у вас что случилось? Два дня назад я звонила Ирине, но она сослалась на плохое самочувствие и пообещала перезвонить. Второй день названиваю, никто не берет трубку… У вас все в порядке?

– Думаю, что да.

– А почему она не подходит к телефону?

– Вообще-то мы расстались, и она обосновалась у Сергея.

Несколько секунд тишины прервал сдавленный голос

– Ты чего несешь?! Подожди… Я сейчас приеду.

«К сожалению, – подумал я, – придется выложить ей всё…».

Вскоре без стука вошла Элла, обронив, что повезло с такси. На приветливое: «Чай, кофе?» – она не обратила внимания.

– Рассказывай…

Я рассказал обо всем, подытожив:

– И вместо того чтобы отправить дамочку домой, куда она точно не стремится, пристроил ее к Сергею. Судя по тому, что она там осталась – решение было правильным.

Слушая мои откровения, Элла понуро сидела за столом, бессмысленно катая карандаш. Было видно, что ей не по себе.

– Зря ты так. Всё нормально… – заверил я.

Она подняла голову.

– Что ты натворил… Ира оттуда не выйдет.

– О чем ты? – я был в недоумении. – У нас никогда не было насилий – всё только по доброй воле и согласию.

– Ты не знаешь всего, это одна из причин моего разрыва с Сергеем. У них от денег и власти совсем «снесло крышу», и всё, что было раньше, им кажется пресным. Они теперь находят девушек помоложе и посимпатичней. Занимаются этим ряженые офицеры – опытные и умелые проходимцы, одетые в форму. В пригороде есть бывшая военная база, где созданы шикарные условия для отдыха, там всё и происходит.

Я прервал ее.

– Что происходит, Элла? Что за «Тысяча и одна ночь»?

– Дослушай, пожалуйста… Девчонок приглашают туда и, окунувшись в роскошь, они начинают верить в любовь и сказку. Дальше происходит самое отвратительное: в пищу и напитки добавляются наркотики и препараты, стимулирующие сексуальные желания… Одурманенных, готовых на всё, их вовлекают в безобразные групповые оргии. Это снимается на камеру. Затем, шантажируя записями и обещая златые горы, девушек уговаривают обслуживать клиентов.

– Но ты же говоришь, их уговаривают…

– Да, некоторые не поддаются и уходят. Без последствий… Явный криминал организаторам и высокопоставленным клиентам не нужен. Но больше тех, кто остается, из боязни или веря обещаниям. Через несколько месяцев их вышвыривают, заменяя новыми. Как правило, они становятся наркоманками и профессиональными проститутками.

– Откуда ты это знаешь?

– Знаю… – Она отбросила карандаш. – Сергей попытался привлечь меня к сотрудничеству, и несколько дней я провела на базе. Увидев всё своими глазами, категорически отказалась.

– А что ты так испугалась за Иру?

– Я хорошо узнала ее и уверена – она сломается. Тем более, что Сергей «положил на нее глаз» – предлагал тайные встречи, а в случае отказа обещал неприятности для тебя.

– Почему она не рассказала мне об этом?

– Побоялась, рассказала мне, и я помогла ей избавиться от его домогательств. Теперь он отомстит…

Элла выжидающе смотрела на меня.

– Ну…

Я набрал личный номер Сергея и, не здороваясь, сказал, что мне срочно нужна Ирина.

– Зато ты ей не нужен, – хмыкнул он.

– Ты не понял? Мне срочно нужна Ирина.

Он заорал:

– Как ты со мной разговариваешь?! Пошел ты… – и грязно выругался.

Сдерживая бешенство, медленно и внятно я процедил:

– Если через час ее не будет, я беру взвод морпехов, и мы разнесем твою «богадельню». Ты меня знаешь…

Несколько секунд длилось молчание.

– Ты понимаешь, что больше у меня не работаешь?

– Очень даже понимаю…

– Хорошо, через час, на конечной остановке четвертого трамвая заберешь свою сучку.

Я положил трубку и глянул на часы.

– Не спеши, – с беспокойством заметила Элла, – от него можно ждать любой пакости. Помнишь Пашу Колесникова? Его сильно избили, и его же обвинили в пьяном дебоше с угрозой применения оружия. После формального разбирательства, понизив в звании, отправили в какую-то дыру на Севере. А он не пил и был достойным офицером. Просто накануне он заверил Сергея, что выведет его на «чистую воду». Тебе следует подстраховаться.

С минуту я обдумывал сложившиеся обстоятельства. Потом вышел в приемную и велел помощнику срочно найти Алексея Браткова – старшего инструктора по рукопашному бою.

– Вызвать? – уточнил помощник.

– Нет, выяснить местоположение и доложить. Срочно.

Элла опять катала по столу карандаш, и монотонно-тарахтящий звук отвлекал, действуя на нервы. Вошел помощник.

– Братков проводит тренировку на базе морских пехотинцев.

– Машину, быстро, – приказал я и повернулся к Элле. – Тебя подвезти?

– Нет, я сама… Когда заберешь ее, привози ко мне.

В машине я еще раз мысленно прокрутил в голове возможное развитие событий. На мой взгляд, в этой ситуации поддержки Алексея было вполне достаточно, и невольно вспомнилась далекая история нашего знакомства…

***

Около двадцати лет назад эсминец, на котором я служил вторым помощником, подошел к берегам Южной Америки, не входя в территориальные воды. Меня вызвал командир. В каюте, кроме него, находился уже знакомившийся со мной майор КГБ и трое загадочных пассажиров, весь рейс почти не выходивших на палубу. Они поочередно назвали свои имена, и мы обменялись рукопожатиями. Как потом выяснилось, это были: офицер Главного Разведывательного Управления и старшина с матросом из диверсионного подразделения морской пехоты. По цепким взглядам и мягким движениям, скрадывающим затаенную силу, в двоих угадывались матерые «волкодавы». Третий, Алексей, удивил меня: мальчишка с васильковыми глазами, в веснушках на пол-лица, крепкое рукопожатие которого было каким-то извиняющимся и неловким.

Передо мной была поставлена задача: как стемнеет, на легком катере доставить этих людей на берег, метрах в пятистах левее устья реки. Там, периодически подавая условный сигнал, в небольшой бухте будет ждать проводник. Когда они уйдут, тщательно замаскировать катер, но так, чтобы иметь возможность моментально отплыть. Сутки ожидать их возвращения и перед рассветом следующего дня, независимо от того, придут они или нет, вернуться на корабль.

После этого майор, командовавший совместной операцией, отпустил «диверсантов». Так я про себя назвал их, и, как оказалось, это соответствовало действительности. Мы обсудили детали высадки и связи. Он предупредил, чтобы я был готов ко всему: возможна засада или обнаружение, так как вдоль берега постоянно курсирует пограничный катер.