– Пацан, ты прыгаешь? – закричал ему музыкант снизу, Валентин недоуменно нахмурился, а потом рассмеялся и прокричал в ответ:
– Могу и прыгнуть, – аккуратный небольшой шаг на широкой перекладине и сальто вперёд с продвижением, поворот, как у канатоходца и боковое, – он помахал рукой вниз. Высота где-то 20 этажей.
– А меня что, за самоубийцу приняли?! – Внизу громко рассмеялись, донеслось улюлюканье и громкие хлопки ладоней ловкому циркачу, видимо, – Валька шутовски поклонился и быстро спустился с обратной стороны, не желая, чтобы его узнали, когда он будет проходить мимо по направлению к новой цели.
Коммуна, прямо, нет, тупик, в другую сторону, в нос ему снова ударил тот же запах, что и на стройке – горчица, с удивлением определил он. Горчица и орехи… А тут торгуют грушами с горчицей, – его передёрнуло. Груша как символ человеческой души, – вдруг ему вспомнился фрагмент лекции по ранней культуре теят.
– Креона производит горчицу в промышленных масштабах уже три тысячи лет, – приветливо улыбнулась ему торговка, заметив, что он застыл у её прилавка.
– Нет, – рассеянно и невпопад бросил он, шарахнувшись в противоположную сторону.
– Обкурился, бедный, – вслух пожалела его торговка, пожав плечами. Туристы часто выкидывали что-нибудь странное.
«Если бы, сейчас, к сожалению, нет», – он настороженно прислушивался, стоя на перекрёстке и забыв даже о навигаторе. Что-то рвалось и надрывалось на стоне внутри, от какого-то звука, отголосок которого он услышал среди горчицы. Горечь, способствующая сохранению даже трупов, он вскинул голову и наугад метнулся влево, едва не сбив пару каких-то пожилых туристов. Дуревшее восприятие медленно убивало связные мысли.