Путь к свободе

Глава пятая. Тайный враг

Когда началась новая война, Карл Вайс загорелся мечтою вырваться на фронт. Он отправил послание Гиммлеру, в котором были такие слова: «Моя миссия на Украине завершена. Бунт подавлен, порядок водворён, отныне никто здесь не посмеет выступить против великой Германии. Мой фюрер, я хочу быть со своим народом. Я мечтаю сражаться с врагами, посягнувшими на нашу землю…» – и т. д.

Вскоре последовал ответ от Гиммлера: «Я знаю, что желание умереть за Германию исходит из глубины сердца твоего, исполненного отваги. Но враги у рейха будут всегда, и ты мне нужен здесь, а не на фронте. Приказываю тебе оставаться в лагере до моих будущих распоряжений».

Месяц спустя Карл Вайс был назначен на пост рейхскомиссара Украины: прямо из концлагеря на мерседесе он въехал в Гитлербург. И тогда в честь наместника фюрера во дворце рейхскомиссариата был устроен торжественный приём, на котором Карла Вайса ждал сюрприз – та самая пленительная блондинка, о которой он часто вспоминал по ночам. (По городу уже поползли слухи о тайной избраннице любимца фюрера, и Марту Клаус устроители приёма пригласили спеть несколько песен после застолья. Но Карл воспринял новую встречу с ней как верный знак судьбы).

В тот вечер во дворце рейхскомиссариата собрался весь цвет государственно-партийной элиты Украины; первым засвидетельствовать своё почтение новому наместнику фюрера подошёл начальник местного отделения гестапо Хофманн.

– А что старый рейхскомиссар? – вопросительным взглядом окинул его Карл Вайс.

– Попался на взятках. На прошлой неделе расстреляли, – слабо улыбнулся Хофманн.

– Собаке – собачья смерть! – равнодушно произнёс Карл Вайс, обернулся и встретился взглядом с прекрасной Мартой Клаус. Внезапно сердце бешено заколотилось в груди у него, но он усилием воли унял своё волнение и подошёл к ней. Марта с улыбкой на губах приветствовала его.

– Вы здесь… – говорил он, несколько покраснев. – Это словно чудо! Я не думал, что снова увижу вас, и теперь хочу ещё раз попросить прощения за своё недостойное поведение там, в лагере…

– Не стоит вспоминать о прошлом, г-н Вайс, – пропела сладким голосом Марта, – лучше думать о будущем.

Когда гости уселись за столы, градоначальник Гитлербурга взял слово и восторженно проговорил:

– В эти радостные дни, когда наши доблестные войска развивают успешное наступление на всех фронтах, я рад приветствовать в столице рейхскомиссариата глубокоуважаемого Карла Густава Вайса, под чутким руководством которого мы встретим нашу победу. За вас, господин Вайс!

– За фюрера! Слава победе! – неистово провозгласил Карл Вайс.

– Зиг хайль! – в едином порыве подхватило всё собрание.

После обеда гости перешли в зал, где из оркестровой ямы лилась музыка, и Марта Клаус со сцены исполняла свои песни. Карл Вайс не отрывал от неё восхищённого взгляда и отослал помощников за цветами. Всякий раз, когда музыка стихала, публика взрывалась бурными аплодисментами. Концерт завершала песня из американского кинофильма «Серенада солнечной долины», которую Марта спела на бис. Такого успеха она ещё не знала! Карл Вайс всю сцену завалил цветами…

Однако на другой день начальник гестапо положил на его стол донос. Прочтя его, Карл Вайс побледнел.

– Кто написал этот бред? – прокричал он в гневе. – Почему нет имени? Разве по инструкции не запрещено принимать анонимные письма?

– Бумага попала ко мне случайно, – проговорил Хофманн. – Если бы кто-нибудь из моих сотрудников по своему незнанию дал ход этому делу… Вы сами понимаете!

– Вы правильно поступили, – успокаиваясь, проговорил Карл Вайс, – что пришли ко мне. Надеюсь, это останется между нами?

– О чём вы? Ничего не знаю, – слабо улыбнулся Хофманн.

Карл Вайс оценил сообразительность этого человека.

– Можете идти, – сказал он и, немного помедлив, добавил. – Спасибо.

Хофманн с удивлением взглянул на него, потом выбросил руку вверх и прокричал:

– Хайль Гиммлер!

Карл Вайс бросил злосчастную бумагу в камин, и огонь быстро пожрал её. Долгое время мысли его путались, мешая сосредоточиться на работе. Теперь в его жизни появился ещё один смысл, помимо службы фюреру, и он не знал, что с этим делать…

«Я спас ей жизнь, но она даже не узнает об этом, – с досадой думал он. – Как я боюсь за неё! Столько зависти и злости в людях. Донос на доносе! Как мне защитить её, тем более, теперь во время войны? Если только… Нет, она слишком гордая! И я вёл себя прежде так недостойно». Он покраснел от стыда при воспоминании о своей прошлой жизни.

Карл Вайс узнал, где живёт Марта, и вечером поехал к ней. Охрану он оставил у подъезда, а сам поднялся на лестничную площадку. Позвонил в дверь. Прошло немного времени, и по ту сторону послышались торопливые шаги. Сердце в груди у него учащённо забилось. Дверь открылась… Марта в лёгком халатике стояла перед ним, – с удивлённым и несколько испуганным видом.

– Это… вы? – прошептала она дрогнувшим голосом.

Он молчал, тяжело дыша, и, наконец, собрался с мыслями:

– Марта, нам надо поговорить… Это очень важно!

– Проходите.

Карл Вайс вошёл в квартиру. Марта проводила его в гостиную, едва заметно прикрыв дверь в ванную.

– Я только переоденусь, – улыбнулась она, оставляя гостя одного.

Карл Вайс присел на диван; для него потянулись томительные минуты ожидания. Наконец, она вышла к нему в красивом вечернем платье. Он встал, потом снова сел.

– Итак, я вас слушаю, г-н Вайс, – сказала Марта, присаживаясь подле него. Карл Вайс устремил на неё долгий взор, едва не позабыв о цели своего визита.

– Ах, да, – вымолвил он, – Марта, вам угрожает опасность…

– Я вас не понимаю! – испуганно проговорила она.

Тогда Карл Вайс рассказал ей о доносе.

– Вы отвели от меня угрозу. Но почему? – спросила она, заглянув ему в глаза.

– Вы знаете ответ на этот вопрос, – уклончиво отвечал он.

– Я бы никак не подумала, что могут осудить за… песню, – презрительно скривила губы Марта.

– Это была песня из американского фильма, – невзначай обронил Карл Вайс.

– И что? Это значит, я изменила Родине? – повысила голос Марта, отвернувшись в сторону.

– Конечно, нет, – поспешно отвечал Карл Вайс, осознав свою ошибку. – Но…

– Что? – она исподлобья взглянула на него.

– Марта, всегда найдутся люди, готовые написать ложный донос в корыстных целях… И я бы хотел обезопасить вас.

– И каким же образом? – усмехнулась Марта.

– Я предлагаю вам переехать во дворец рейхскомиссариата Украины, – отвечал он, потупив взор и даже слегка покраснев.

– Что? – удивилась она, переспросив.

– Вы только не подумайте ничего такого, – поспешно проговорил он. – Это временно, – пока не кончится война. У вас будет своя прислуга. Во дворце много комнат! Мы будем жить отдельно…

Карл Вайс ждал, что она скажет, не смея взглянуть на неё. Марта молчала.

– Весьма неожиданное предложение! – наконец, заговорила она. – Мне надо подумать…

– Да, конечно, – согласился он, – я и не требую ответа от вас прямо сейчас. Но знайте – в моём доме вы всегда желанная гостья!

***

Когда незваный гость ушёл, Марта закрыла за ним дверь, потом она вернулась и опустилась на диван. Вскоре на пороге гостиной появился мужчина с острыми, как бритва, глазами и чёрной куцей бородкой.

– Я всё слышал, – сказал он по-немецки. – Это невероятная удача для нас! Он не только рейхскомиссар Украины, но и любимец Гиммлера, которому открыты многие тайны рейха!

– Его не завербовать, – тихо проговорила Марта по-русски.

– Да, он офицер СС, – кивнул в знак согласия мужчина. – Но мы сделаем иначе. Он будет работать на нас, даже не догадываясь об этом… И ты нам в этом поможешь!

Марта скривила губы в презрительной гримасе.

– Что? Я должна буду спать с этим мерзким палачом?

– Да. В интересах нашего дела, – спокойно отвечал мужчина. – Во имя возрождения России!

***

На другой день Марта Клаус явилась во дворец. Тем временем, в кабинете рейхскомиссара шло совещание, на котором сановники, краснея, оправдывались в срыве плана военного снабжения.

Карл Вайс впервые занял столь высокий пост и оттого с трудом вникал в суть государственных дел. До сих пор у него был только один способ решения всех проблем – наказание виновных и устрашение колеблющихся. Теперь же мало-помалу приходило понимание, что одними репрессиями ничего не достигнешь: требовалось умение проявлять при необходимости гибкость и осторожность.

Он шёл в кабинет с твёрдым намерением покарать за халатность чиновников, виновных в срыве поставок в армию продовольствия, но в ходе совещания разобрался в деталях дела и принял единственно верное решение. Сановники на первый раз отделались строгими выговорами и, повеселев, выходили из его кабинета…

Вскоре Карлу Вайсу сообщили о приходе Марты Клаус. Кровь тотчас прилила к его лицу. Почувствовав это, он покраснел ещё сильнее и подумал: «Как мальчишка!» Дверь отворилась. Тогда он поднялся навстречу желанной гостье, поцеловал ей руку и вернулся на прежнее место. Она села напротив него и с трудом выдавила из себя улыбку.

– Я пришла сказать вам о своём решении… – начала Марта и остановилась. Карл почувствовал, что сердце в груди его забилось чаще.

– Я подумала, – продолжала она. – И решила принять ваше предложение.

– Марта, вы не пожалеете! – с восторгом воскликнул Карл, но остановился и сдержанно добавил. – Клянусь всем, что мне дорого – я не стану посягать на вашу личную свободу.

Он смотрел на нее влюбленным взором.

– Я очень благодарна вам, – не сразу отозвалась она. Я всегда мечтала жить в столь прекрасном доме!

Однако ее выражение лица совсем не соответствовало этим словам.

– Быть может, вас тревожит людская молва? – спросил Карл, подумав.

Тогда она усмехнулась.

– Людям не запретишь – пусть говорят!

– В конце концов, при желании вы могли бы стать моим секретарем, – предложил он. – Мне как раз требуется еще одна машинистка…

Карл тотчас без промедления набросал от руки проект приказа о новом назначении, а потом вызвал прислугу, и вскоре Марта оказалась в просторной спальне с хрустальной люстрой и стенами, выложенными белым мрамором. «Неужели этому чудовищу можно верить?» – думала она, глядя на роскошную двуспальную кровать.

Прошла неделя. Карл держал своё слово; каждое утро служанка приносила Марте цветы от него: сам он порога её спальни не переступал. Они виделись по утрам в столовой: он приветствовал её, она улыбкой отвечала ему. За завтраком Марта рассказывала о своих ролях в театре, Карл обычно молчал, наслаждаясь звучанием её голоса. После завтрака личный шофёр рейхскомиссара отвозил Марту в её театр на репетиции, а по вечерам – на спектакли. Времени на исполнение обязанностей в качестве секретаря у нее почти не оставалось. Но Карл на это внимания не обращал, не забывая о своем слове. Так проходили дни…

Однако отсутствие сведений не устраивало Центр, – от Марты требовали активных действий. И тогда, не видя иного выхода, однажды вечером, через служанку, она сама пригласила его в свою спальню…

В ту ночь Карл Вайс был на седьмом небе от счастья.

– Милый, – тогда сказала она, прильнув к его груди, – как я хочу, чтобы эта война поскорее закончилась! Я знаю, мы победим, но чем меньше истинных арийцев погибнет, тем лучше для рейха.

– Не волнуйся, война закончится очень скоро, – не пройдёт и двух недель, – пророчески отозвался он.

– Отчего ты так уверен? – удивилась она.

– Вскоре, – отвечал Карл, – мы продемонстрируем всему миру силу нашего нового оружия, которое приведёт нас к быстрой и окончательной победе!

Марта не стала продолжать этот разговор, побоявшись, как бы у него не появились подозрения на её счёт, но передала эту информацию в Центр. Так, за неделю до взрыва в Нью-Йорке первой атомной бомбы там узнали о немецком секретном сверхоружии…

Глава шестая. Лагерь

Карл Вайс покидал концлагерь под Гитлербургом в подавленном настроении духа. Он остался недоволен собой. Мысли о бесследно исчезнувшем Гансе Хигерте и ускользнувшем главаре повстанцев не давали ему покоя. Но всё же он передал полномочия коменданта лагеря Альберту Райху, сменил серый мундир офицера СС на гражданский костюм и уехал в Гитлербург.

За недолгое время пребывания Карла Вайса в лагере численность его узников сократилась втрое. Теперь коменданту Райху предстояло решить проблему нехватки людей…

Эшелон с заключёнными прибыл поздно ночью. Солдаты СС открывали двери вагонов, вглядываясь в темноту. «Быстрее! Быстрее!» – грубо кричали эсэсовцы, потрясая автоматами. Чернокожие люди выпрыгивали из грязных провонявших вагонов. (Это были рабы из Африки, подаренные Муссолини Гиммлеру в благодарность за помощь итальянским фашистам в подавлении эфиопского мятежа.)

На платформе при свете фонарей проходила селекция. Врач-эсэсовец беглым взором оглядывал прибывших узников и взмахом своей перчатки выносил вердикт: жизнь или смерть… Все больные и немощные оставались на месте, остальные – выходили вперёд. Выстраивались две длинные шеренги.

– Вы проделали долгий путь, – кричал врач, обходя ряды. – На вас и вашей одежде скопились миллионы микробов и мелких паразитов, возбудителей опасных заболеваний. Мы заботимся о вашем здоровье, поэтому каждый новый «гость» лагеря проходит дезинфекцию. Снимайте одежду и выполняйте дальнейшие указания.

– Раздевайтесь! – прозвучал грубый приказ офицера СС. Под дулами автоматов несчастные люди обнажались, стыдливо прикрываясь руками. Непокорных расстреливали на месте…

Немецкие овчарки лаяли, нагайки свистели, узники бежали к зданию с большой трубой.

– Поторапливайтесь! – кричали солдаты СС, подгоняя измождённых людей ударами плетей.

За дверью с надписью «Дезинфекция» находилась газовая камера: крохотное помещение заполнялось до отказа. Там в чудовищной тесноте стояли обнажённые люди. А эсэсовцы, тем временем, продолжали бить и заталкивать несчастных в камеру смерти…

Дверь с тяжёлым скрипом закрывалась. Вскоре смертельный газ через систему вентиляции подавался в камеру. Люди, корчась от боли, задыхались от тесноты и нехватки кислорода…

Спустя четверть часа всё уже было кончено. Бездыханные тела перетаскивали и бросали в печи крематория. Вскоре из большой трубы повалил густой чёрный смрадный дым, гонимый ветром по округе вплоть до самого Гитлербурга.

Узники, обречённые на жизнь в лагере, после дезинфекции в душевых получали полосатую лагерную одежду с номерами, что отныне заменяли им имена. В бараках на грязных кишащих клопами нарах они находили долгожданный, но совсем не долгий отдых.

Вот, забрезжил рассвет, и сквозь сон доносился злобный насмешливый голос:

– Подъём! Выродки, поднимайте свои чёрные толстые задницы!

Теперь новоприбывшие узники выходят на аппель-плац, где собирается весь лагерь на перекличку. Не дай Бог, кто из них забудет свой номер, – тогда просвистит плеть дежурного офицера и больно полоснёт по лицу, а кровь брызнет на пыльную щебёнку лагерной площади. Ненависть блеснёт в глазах негра. «Легко отделался, – думают бывалые узники, – а могли б и в расход пустить!»

После переклички – завтрак из жидкой безвкусной баланды и куска хлеба.

– Свиней лучше кормят! – недовольно бормочет на своём языке тот же самый узник. Белый капо берет его себе на заметку…

Новичкам один путь – на каменоломни. Окружённые взводом солдат СС, – с автоматами и злобными овчарками, чей лай в ушах звенит, – узники бегут на работы. На каменоломне без передышки им предстоит махать кирками с раннего утра и до позднего вечера, получая в благодарность за свой самоотверженный труд лишь удары плетей надсмотрщиков…

Слава Богу – день закончился! Солнце скрылось за лесом. Теперь, не чуя ног под собой, уныло бредут узники по пыльной дороге в лагерь, мечтая лишь об одном – как можно скорее вскарабкаться на трёхэтажные нары и забыться сном. Но их еще собирают на плацу на вечернюю проверку.

Двадцать тысяч человек! Двадцать тысяч номеров!

Один осунувшийся юноша, на котором висит лагерная одежда, в бессилии падает наземь…

– Поднимайся, – гневно кричит на него офицер СС. Но юноша, неподвижно лежа на земле, глядит на звёздное небо. При этом блаженная улыбка озаряет лицо его.

Вскоре прогремит выстрел и оборвёт его страдание…

Упорно цеплялся за жизнь негр с отметиной на лице, но и он не выдержал каторжного труда и чудовищного голода. Злопамятный капо велел выдавать ему хлеба и баланды вдвое меньше, нежели его товарищам по несчастью. Спустя месяц от отчаяния тот негр бросился на ограду под током…

В экстремальных ситуациях людьми руководят три чувства: страх перед смертью, озлобленность и равнодушие.

Одно из них всегда сильнее других.

Страх толкает людей на предательство. Так, появились в лагере капо – заключённые, которые принимают плеть, чтобы выслужиться перед нацистами и получить для себя послабление. Страх руководит теми, кто ранее не ведал трудностей и тихо плыл по течению; кому жизнь до лагеря казалась безоблачной.

Озлобленность овладевает сердцем того, кто никогда не гнул ни перед кем спины и с высоко поднятой головой шёл по жизни. От переизбытка гордыни и затаённого страха такой человек подвержен вспышкам гнева.

Все эти люди быстро ломаются. Но бывают иные.

Равнодушие – удел тех, кто хлебнул горя в прошлом и не питает иллюзий о будущем…

Узники со стажем трудятся на машиностроительном заводе. По лагерным меркам им сказочно повезло. У них – трёхразовое питание и время, отводимое на обеденный отдых. Это предел мечтаний! Да только часто исчезают они. Одни уходят, другие приходят им на смену…

Смертность в нацистских лагерях зашкаливала! Страшный голод и тяжкий труд вкупе с жестокостью надзирателей косили людей нещадно. Изо дня в день из бараков поутру выносили все новые тела…

Страдания живых были безмерны. В иные времена люди и за целую жизнь не переносили того, что эти узники – за месяц пребывания в лагере! Это крест, это величайшее испытание, которое посылается свыше в искупление грехов всего рода человеческого!

Нацисты желали увидеть падение людей низших рас, а воздвигали их на невиданную высоту мученичества. Страдальцы, очистившись от прежних грехов своих, с сияющим видом и в белых одеждах вступали в Царство Божие… А их мучители, не осознавая того, опустились до животного состояния, превратились в варваров, коих ещё не знал мир сей!

***

Двумя месяцами ранее. Там же.

Александр Васильев изведал тяготы рабочей жизни, прошёл войну и в погоне за местью оказался в лагере… За три года он успел пережить всё: голод, каменоломни, издевательства, унижения; бывали дни, когда муки казались невыносимыми, и отчаяние подкрадывалось к его сердцу, но ненависть к немцам придавала ему сил. «Они только того и хотят, чтобы я сдался, упал, – думал он, глядя в глаза насмешливого блокфюрера. – Нет. Вы не сможете насладиться моей смертью, ублюдки!» Но равнодушие к собственной судьбе, что пряталось в душе его, вскоре выползло наружу и определило его дальнейшую жизнь. Он сумел выстоять, и через год был переведён рабочим на завод.

Теперь он не испытывал ни страха, ни гнева, ни злобы; на лице его нельзя было прочесть ни тени эмоций. Скажи ему теперь эсэсовец: «Номер 101 567, тебя приказано расстрелять!» – он сохранил бы прежнюю невозмутимость, просто потому, что уже умер в тот день, когда узнал о гибели своей семьи…

Васильев привык к кандалам, которыми был прикован к рабочему месту, не думал о прошлом и не строил планов на будущее. По двенадцать часов в сутки он стоял у станка, монотонно изготавливал одну деталь за другой и мимолетом примечал, как исчезают люди, а на их месте появляются другие, которых ждала та же участь… Любой брак, а, тем более, невыполнение дневной нормы могли стоить рабочему жизни!

Васильев знал своё дело и до сих пор работал бесперебойно как машина, но сегодня он допустил оплошность, которая могла стать роковой в его судьбе… Вечером проверяющий нашёл бракованную деталь. Начальник цеха, узнав об этом, подумал и решил не подавать рапорта дежурному офицеру СС, дабы не лишиться ценного работника.

– Я предупреждаю вас, – сказал он тогда. – Будьте внимательны! В другой раз я буду вынужден исполнить свой долг гражданина рейха.

– А отчего ж не теперь? – с вызовом бросил ему в лицо Васильев. В ответ на это начальник цеха только исподлобья глянул на него.

Да, Александр Васильев давно потерял интерес к жизни! Война забрала всё, что было дорого ему. И теперь он уже не вспоминал о тех счастливых мирных днях.

Рабочий день закончился. Эсэсовцы освобождали узников от кандалов. Пока одни снимали цепи, их товарищи стояли в сторонке с автоматами наготове. Потом заключенные на внутреннем дворе завода выстраивались в колонну. Путь к лагерю был неблизким. Усталость валила с ног, но упасть значило погибнуть… И держались они, несмотря ни на что!

В бараке Васильев взобрался на свои нары и уставился невидящим взором в грязный деревянный потолок. Вдруг до слуха его донёсся как будто детский смех…

Он обернулся. Не стало мрачной обстановки барака и спящих на нарах заключённых: перед ним расстилалась залитая солнцем зелёная лужайка, по которой бежала маленькая девочка. Ребёнок звонко смеялся.

– Это Лиза… Не может быть! – не веря своим глазам, прошептал Васильев.

Девочка пробежала мимо него.

– Доченька, куда же ты? Я тебя так давно не видел! – закричал он ей вдогонку, но поднялся ветер и отнёс его слова в другую сторону. Он пытался сдвинуться с места, но ноги как будто приросли к земле.

Вдруг из-за холма показался силуэт огромной чёрной машины… Это был немецкий «Тигр». Лиза быстро приближалась к нему.

– Дочка! – воскликнул Васильев. Тогда девочка обернулась, и в этот миг прогремел выстрел. Он увидел, как Лиза падает на траву.

– Нет! – завопил Васильев и… проснулся.

Ненависть к врагам вспыхнула в сердце его с прежней силою, а вместе с нею вернулось желание вырваться из рабства.

Люди на заводе исчезали часто, и, когда за соседним станком появился новичок, Васильева это ничуть не удивило. «Этот старик долго не протянет тут!» – равнодушно подумал он, но встретил взгляд умных и решительных глаз. На лице незнакомца играла добрая чуть насмешливая улыбка.

«Интересно!» – мельком подумал Васильев, но времени на размышления у него не было. Тогда он надел рабочий фартук, включил станок и приступил к работе…

В обед в цехе ненадолго настала тишина. Заключённые, сидя у станков, ели чёрный хлеб с ветчиной. Дежурный офицер СС вышел во двор покурить. И тогда новичок выпрямился во весь рост и, глядя на Васильева, представился:

– Я – Иосиф Сталин и пришёл освободить вас!

В цехе мгновенно воцарилось гробовое молчание. Это имя в недавнем прошлом было у всех на слуху. Но как столь известный человек мог оказаться в немецком концлагере?!

– Вы шутите? – проговорил Васильев, приходя в ярость. – Я видел в газете портрет товарища Сталина…

– Мне изменили внешность, – спокойно отозвался незнакомец. – Я смог проникнуть в рейх и до сих пор жив только благодаря профессионализму пластического хирурга из Швейцарии. Если бы нацисты узнали, кто я, меня бы тотчас расстреляли! В конце концов, зачем мне обманывать вас, товарищи?

Эти слова вкупе с характерным кавказским акцентом незнакомца навели узников на размышления: «А что если?..»

– А в лагере вы как оказались? – спросил Васильев, недоверчиво глядя на него.

– Нас… меня и Бориса, помощника моего, схватили с поддельными паспортами в Киеве на конспиративной квартире, – начал тот, кто назвался Сталиным. – И, как нелегалов, отправили в лагерь. Мы месяц проработали на каменоломне, а сегодня нас разлучили… – оратор остановился и обратился ко всем, кто был в цехе. – Товарищи, знаю, через что вам довелось пройти. Знаю, многие из вас упали духом и смирились. Но пора положить конец беззаконию, чинимому нацистами. Для них мы недочеловеки, они видят в нас безропотных скотов, – он сделал паузу и добавил с воодушевлением. – Великое дело начинается с малого! Моя мечта – дожить до дней возрождения России… Судьба страны в наших руках! Грядут перемены. Во имя будущего русского народа призываю вас бороться за свободу!

– Бунт? – мрачно усмехнулся Васильев. – Нашли вояк… Уставшие, обессиленные люди! И где мы возьмём оружие?

– В бою добудем! – вдохновенно воскликнул Сталин. – Уверен, многие из вас прошли войну… Я изведал на своих плечах, что такое лагерь. Я такой же, как вы, я тоже устал, но я готов напрячь последние силы, чтобы вырваться отсюда и повести русский народ к свободе… В конце концов, что вам терять, товарищи?! Неужели вам дорога жизнь в вечном рабстве, полная унижения и изнурительного труда?

– Да, нам терять нечего, – согласился Васильев, вспомнив об убитых немцами близких. – Ведите нас, товарищ Сталин. Я готов принять смерть за вас!

Сталин улыбнулся.

– Товарищи, скажите, что лучше – жизнь в рабстве или смерть за свободу?

– Смерть… смерть лучше! – единодушно подхватили узники. Тем временем, эсэсовец вернулся и, потрясая автоматом, закричал:

– Работать! Работать!

Закончился очередной трудовой день…

Офицер СС громко смеялся над шутками своего товарища. Солдаты освобождали узников от кандалов. Очередь дошла до Васильева, но как только его цепь упала на пол, он развернулся и всадил заранее припрятанную в рукаве заготовку в шею эсэсовца, после чего ловко снял автомат с плеча обмякшего солдата, закрылся его телом и выпустил короткую очередь…

Эсэсовцы, не успев опомниться, пали мёртвыми на бетонный пол. Привлечённые звуками выстрелов, в цех вбежали их товарищи, спустили с поводка своих псов и открыли огонь, но все пули достались трупу солдата. Потом Васильев отпустил мертвое тело, что с грохотом рухнуло наземь, откатился к станку и теперь стрелял по врагам из укрытия. Освобождённые от кандалов рабочие отбивались от собак и бросались на эсэсовцев с остро заточенными железками в руках…

Сталин душил цепью одного солдата (тот эсэсовец вскоре затих), потом он поднялся, но тотчас злобная немецкая овчарка вцепилась ему в ногу. Прозвучали выстрелы, послышался жалобный собачий вой.

Свистели пули, люди гибли с обеих сторон. Васильев перебегал с места на место, забирал оружие у павших нацистов и освобождал от цепей своих товарищей.

– Как вы? – спросил он у Сталина, который лежал у станка, перевязывая тряпкой рану на ноге.

– Спасибо, всё хорошо, – улыбнулся тот. – Нам надо в административное здание.

Когда с взводом солдат СС было покончено, рабочие, вооружённые трофейными автоматами, высыпали во двор, хлынув в здание…

Васильев встретил в коридоре начальника своего цеха: тот в испуге рухнул на колени, моля о пощаде:

– Я спас вас. Я помог вам!

Тогда Васильев окинул его равнодушным взглядом и спустил курок…

Повстанцы расстреливали всякого, кто попадался им на пути. Потом они ворвались в кабинет директора завода, но увидели в кресле мертвое тело с пулей в голове.

Вошёл Сталин, приметил снятую телефонную трубку и сказал:

– Пора уходить! Скоро тут будет батальон СС: на всех патронов не хватит…

– Куда нам идти? – обречённо промолвил Васильев. – Они повсюду!

– Мы, – в ответ сказал Сталин, – не можем бросить товарищей в беде!

– Идти на лагерь? – удивился Васильев. – Но это чистой воды самоубийство!

– Как зовут тебя? – спросил Сталин.

– Александр, – отвечал Васильев.

– Саша, – строго взглянул на него Сталин, – мы должны исполнить свой долг! Ты меня понимаешь?

– Да, товарищ Сталин.

Повстанцы собрались на внутреннем дворе завода, и Сталин в свете горящих фонарей обратился к ним с речью:

– Товарищи, братья! Мы одержали первую победу над врагом. И это только начало! Вместе мы изменим ход истории, но нам должно держаться друг за друга. Если теперь мы бросим своих товарищей, оставшихся в лагере, сможем ли жить дальше со спокойной совестью? Долг чести велит нам идти на лагерь и освободить всех! Кто со мной?

– Я. И я… Все мы! – с воодушевлением кричали люди. Они, как очарованные, готовы были последовать за своим вождём хоть на край света.

***

В потёмках, при тусклом сиянии луны, сквозь лес повстанцы пробирались к лагерю. Издали до их слуха донёсся шум проезжающих мотоциклеток. «Это по наши души!» – подумал Васильев и спросил у Сталина:

– Как мы попадём внутрь хорошо охраняемого лагеря, окружённого стеной?

– Саша, у меня есть план, доверься мне, – отвечал тот. – Кроме того, Борис нам поможет!

– Он знает о восстании? Когда вы могли подать ему весть?!

– На случай, если нас разлучат, мы с ним заранее оговорили план совместных действий… На месте я тебе всё объясню.

***

– Так, что же нам делать? – спросил Васильев, когда за деревьями показались высокие лагерные стены. Ворота были заперты, на вышках с прожекторами стояли пулемётчики.

– Я отвлеку их, – с улыбкой на губах отвечал Сталин, – а вы, когда ворота откроются, стреляйте в пулемётчиков и поразите прожектора. С той стороны вскоре послышатся выстрелы, что будет вам сигналом к началу штурма лагеря…

– Но… – удивился Васильев. – Вы можете пострадать!

– Ничего, скоро у вас будет новый лидер… молодой и сильный, – усмехнулся Сталин, – а моё время прошло…

– Но я не могу допустить, чтобы вас убили в сражении! – возмутился Васильев.

– Так надо, Саша, – настоял на своем Сталин. – Послушай человека, который в своей жизни наделал немало ошибок, а теперь хочет поступить правильно… Ты понял, что я тебе сказал? И пусть все знают, как умеет умирать русский грузин!

– Я ухожу, – крикнул он людям, – слушайте товарища Александра… Васильева!

Приказ Сталина по цепочке пробежал среди повстанцев. Тогда он, прихрамывая, вышел из леса с поднятыми руками и вскоре попал под луч прожектора. Повстанцы, прячась за деревьями, напряжённо следили за тем, как товарищ Сталин идёт к своей погибели…

Тем временем, в лагере раздался тревожный вой сирены. Пулемётчик с вышки прокричал:

– Стой. Кто идёт?

Сталин остановился и, рукою прикрывая глаза от яркого слепящего света, громко отвечал по-немецки:

– Моё имя Иосиф Сталин. Я лидер российского сопротивления. И хочу сдаться. Доложите обо мне вашему руководству.

– Стойте на месте, иначе будет открыт огонь! – предупредили дозорные.

– Да я стою, – по-русски равнодушно пробормотал Сталин. Он видел, как солдат на вышке прикладывает к уху трубку телефонного аппарата. Вскоре сверху последовал приказ:

– Сложите оружие и подходите к воротам!

– У меня нет оружия, – громко сообщил Сталин. Тогда окованные железом двери тяжело заскрипели и отворились, из них показались люди в черной униформе…

Васильев увидел, что Сталин находится вне досягаемости пулемётов, и громко крикнул:

– Огонь!

Выстрелы сотрясли ночную тишину, и тотчас погасли прожектора. Солдат, сражённый наповал, упал с вышки. Загрохотал пулемёт. Однако пуля, выпущенная из трофейного немецкого автомата, заставила его замолчать. Тем временем, Сталин отбежал в сторону, а эсэсовцы, встреченные огнём из леса, скрылись за стенами лагеря…