Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России

Павел ускоренно строил для себя Михайловский замок. Защищенный прочными стенами, отделенный от города рвом, подъемным мостом. Царь с домочадцами переехали туда 1 февраля 1801 года. В спешке, когда строительные работы еще не были даже завершены. На самом-то деле эти страхи царя и способы укрыться от них поддерживали… заговорщики. А скорее, подсказывали их. В многолюдном Зимнем дворце расправиться с государем было не слишком удобно. Вокруг много слуг, все комнаты сообщаются между собой. Уединяясь в Михайловском замке, Павел сам шел в ловушку. Его врагам стены, рвы и мосты не мешали. Они же находились в ближайшем окружении Павла.

Втягивали и наследника. Александр уже грезил идеями конституции, дворянских «свобод». Даже позволял себе фрондировать против отца. А Пален очередным ложным доносом о заговоре добился от императора письменного приказа арестовать наследника. Показал его Александру. Хотя приказ мог быть и фальшивкой – проверить это уже невозможно. Злоумышленники ради приличия заверили царевича, что Павла заставят отречься от престола, но никакого вреда не причинят. Александр знал дату переворота, в ночь на 12 марта он и его жена не спали, были одеты [10]. Однако убийцы прекрасно представляли, как они будут действовать. Вломились в спальню царя и зверски прикончили его.

После этого Пален явился к Александру и известил – отец мертв. Тот разрыдался, напоминал об обещаниях. Пален цинично отрезал: «Хватит ребячиться, ступайте царствовать!» Действительно ли Александр верил, что отца оставят живым? Или хотел верить? А теперь выхода не было? Он явился к матери, Марии Федоровне. Бился в истерике, его кое-как успокоили. Потом Александр вышел на балкон, чтобы показаться собранным солдатам Лейб-гвардии. Сказал: «Батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при мне будет, как при бабушке» [10]. А тем самым покрыл убийц. И на себя тоже взял ответственность за страшное преступление. Его брат Константин отреагировал иначе. Говорил, что никогда не займет трон, запачканный отцовской кровью…

ГЛАВА 3.
АЛЕКСАНДР I И ЕГО БРАТЬЯ

Вступление русской армии в Париж в 1814 году.

Художник А. Д. Кившенко

Угадать главных заказчиков и организаторов цареубийства было совсем не трудно. Ведь непосредственные исполнители ничего не выиграли! Наоборот, сломали себе карьеру, по сути доживали в ссылках по поместьям. Зато Александр, едва взойдя на престол, сразу же подписал дружественную конвенцию с Англией. Отказался от любых претензий, в том числе и от Мальты. Снял арест с судов и активов англичан, открыл им свободную торговлю, и они завалили Россию своим импортом.

Новый царь оправдал и надежды масонов, обиженных дворян. Сразу же помиловал 156 заключенных, осужденных при Павле за политические и уголовные преступления. Возвратил на службу 12 тыс. уволенных за злоупотребления или иные неблаговидные дела. Снял запрет на ввоз в Россию иностранной литературы. Восстановил дворянские «свободы», выборы в дворянские собрания, перечеркнул указы отца об обязательной службе, о телесных наказаниях дворянам за серьезные преступления. А ложи «вольных каменщиков» снова действовали почти в открытую.

Главными советниками государя стали «молодые друзья», которые и раньше его опекали. Они предложили Александру создать «негласный комитет» в своем собственном составе, чтобы вырабатывать планы преобразования государства. Император согласился, и в комитет (его полушутливо назвали «Комитетом общественного спасения») вошли те же: Строганов, Кочубей, Чарторыйский, Новосильцев, Голицын. Выдвинулся и талантливый администратор Михаил Сперанский. Он был из семьи священника, но с церковной линии свернул на государственную службу, отличился деловыми качествами – и попал под влияние радикального масонского эмиссара Брюкнера.

Через некоторое время на основе «негласного комитета» был создан уже официальный орган – Государственный совет. Ему дали еще не законодательные, а законосовещательные права, и он был назначаемым, а не выборным. Но все равно это была первая, еще предварительная ступенечка к ограничению Самодержавия. Развернулись и другие реформы. Петровские коллегии преобразовали в министерства. Очень широко пропагандировался масонский лозунг «просвещения». Создавались новые учебные заведения по западным образцам. Царь утвердил университетский устав, высшие учебные заведения получили значительную автономию, становились «школами демократии».

Один из «друзей юности» царя, Александр Голицын, занял должность обер-прокурора Синода. Хотя он был не только масоном, а еще и гомосексуалистом. Целиком находился под воздействием оккультиста Родиона Кошелева. Тот тоже занимал высокие посты – был гофмейстером двора, членом Государственного совета. Под покровительством Кошелева возникло мистическое общество «Новый Израиль». В него вовлекли царского брата (и наследника!) Константина. Общество собиралось в его покоях. А под эгидой Голицына масон Лабзин начал издавать религиозный журнал «Сионский вестник».

По протекции бывшего воспитателя Александра, масона Муравьева, его собрат по ложе Карамзин получил официальный пост «историографа». Вместе с другим «вольным каменщиком» Бантыш-Каменским взялся перелопачивать архивы, конструируя фальсификации отечественной истории. Среди преступников, реабилитированных Александром I, были и осужденные скопцы. Их лжехристос Селиванов стал открыто проповедовать в столице. В высшем свете пошла молва о его «пророчествах». К нему потянулись за предсказаниями.

К крепостному праву царь и его советники относились однозначно как к «варварству». Но государственная система Александра снова опиралась на дворянство, рушить благосостояние помещиков никак не могла. Да и сами реформаторы жили трудом крепостных. Император смог позволить себе только издать в 1803 г. указ о вольных хлебопашцах. Хозяева получили право добровольно на тех или иных условиях освобождать крепостных. Но широкого распространения это не получило. За время царствования Александра по указу о вольных хлебопашцах освободилось 47 тыс. крестьян. А Сперанскому, оттеснившему прежних любимцев государя, он поручил заняться кардинальными проектами переустройства России. Однако углубиться в такие проекты не позволила международная обстановка.

Принятие в состав России Восточной Грузии вызвало долгую войну с Персией. Александр возобновил союзы с Англией, Австрией и Пруссией против Наполеона. Потом добавилась еще одна тяжелая и затяжная война, с Турцией. Разгром под Аустерлицем, вынужденный Тильзитский мир с Бонапартом, всколыхнули Россию. Воспринимались как небывалый позор. Но для Александра они стали и личными катастрофами. Он никогда не забывал, каким путем унаследовал трон. Считал поражения наказаниями от Господа. И для себя, и для России за тяжкий грех царя.

Такие выводы подкрепляла и его семейная жизнь. Екатерина II, желая укрепления династии, сама женила Александра и Константина, подобрала им невест. Супругой старшего брата стала принцесса Баденская Луиза Мария Августа, в православном крещении Елизавета Алексеевна. Супругой Константина – принцесса Кобургская Юлианна Генриетта, ставшая в России Анной Федоровной. Но у обоих браки по бабушкиным указаниям стали неудачными. Константин по натуре был человеком сугубо военным, вращался в офицерской среде – маневры, походы, пирушки. Его грубые шутки и выходки коробили жену, выросшую в совершенно других условиях. А ее красота привлекала других мужчин, и со стороны мужа добавились буйные сцены ревности, хотя сам он верности жене не проявлял. Анна рвалась вернуться в Германию, ее кое-как тормозили. Но в 1801 г. она под предлогом болезни матери уехала насовсем.

Муж не возражал. Он был увлечен службой. Возглавил комиссию по реорганизации армии: менялась форма, совершенствовалось вооружение. Константин руководил и созданием новых военных училищ, кадетских корпусов. Проявил себя настоящим героем под Аустерлицем, с гвардейскими частями прикрывал отход наших разбитых войск. Отличился и в других сражениях. Его разрыв с женой Александр I пытался как-то сгладить. Скандала не желала и мать, Мария Федоровна. Она была женщиной властной, сохраняла сильное влияние на сыновей, даже на царя. Но Анна наотрез отказывалась возвращаться, настаивала на разводе.

Александр по характеру не походил на брата, умел скрывать чувства. Поэтому в его семье драмы не проявлялись столь бурно. Но супруги быстро охладели друг к другу. Муж искал удовольствий на стороне, жена тоже. Дважды у нее рождались дочери, и было известно, от кого. Александр признавал их своими. Но императрица была очень слаба здоровьем, обе девочки умерли во младенчестве. Оба старших брата в царской семье остались бездетными. И в этом Александр тоже видел наказание от Бога.

А младших братьев государя еще никто не воспринимал всерьез. Хотя в Николае уже тогда можно было бы разглядеть некую обостренную ответственность, чувство долга. Трагедия отца каким-то образом преломилась в детском сознании, и однажды он вообразил, что должен оберегать императора. Находясь в Царском Селе, узнал, что на следующий день в караулы заступает «его» Измайловский полк, где он числился шефом. Рано утром надел мундирчик, взял ружье и пошел к покоям Александра. Часового там не было, царь говорил, что его должна охранять любовь подданных (на самом деле он понимал – в случае заговора часовой бесполезен). Но маленький Николай встал у дверей.

Александр удивился, обнаружив возле спальни младшего брата. Спросил, что он тут делает? Тот лихо отдал честь ружьем и доложил – охраняет государя, выбрал себе самый почетный пост. Император сдержал смех и остудил его усердие мягким способом. Дескать, он же не знает пароль. Что он стал бы делать, если вдруг придет обход с разводящим? Мальчик смутился, что упустил требования устава, но все равно заверил, что не пропустил бы к брату никого [11]. В Николае с ранних лет укоренилась и глубокая православная вера. Хотя непонятно, как она пришла к ребенку? В то время при дворе к церковным обрядам относились в значительной мере формально. А няня была англиканкой, учила детей только тому, в какие моменты Литургии нужно перекреститься, и давала заучить наизусть некоторые молитвы [12].

Воспитанием младших детей целиком заведовала мать, вдовствующая императрица, Мария Федоровна. Для их обучения назначили 7 преподавателей, а старшим наставником был определен генерал Ламздорф. Телесные наказания в ту пору считались нормальным средством педагогики, это было принято во всех странах, и Ламздорф прибегал к такому средству – частенько, был запальчивым, кричал. Дети ненавидели его и боялись. Царственный брат сочувствовал, когда-то Ламздорф и у него был наставником. Но не вмешивался.

А между тем, Николай проявлял живой и самостоятельный ум. Уже делал глубокие оценки. Преподавателю французского языка Пюже шестилетний царевич объяснил бедствия революции на его родине: «Король Людовик XVI не выполнил своего долга и был наказан за это. Быть слабым не значит быть милостивым. Государь не имеет права прощать врагам государства. Людовик XVI имел дело с настоящим заговором, прикрывшимся ложным именем свободы, не щадя заговорщиков, он бы пощадил свой народ, предохранив его от многих несчастий» [11].

Но о таких способностях ребенка вспомнили много лет спустя. Мать же поставила целью отвратить младших сыновей, в отличие от старших, от военных пристрастий. Им вдалбливали гуманитарные науки, заставляли учить латынь – намечали послать их в Лейпцигский университет. Хотя латынь вызывала у них отвращение, что влекло за собой новые наказания. Зато Николая увлекли точные науки, математика…

Замыслы насчет Лейпцигского университета перечеркнуло покорение Германии Наполеоном. А вот военные в это время в России были на первом плане, как же можно было мальчишкам не тянуться к ним? Эффектной победой завершилась война со Швецией, и наша страна присоединила Финляндию. В столицу доходили рассказы о подвигах наших героев на Дунае, на Кавказе. И отношения с Францией снова портились, становилось ясно – надвигается решающая схватка с самим Бонапартом. Подобная обстановка выдвигала в правящей верхушке уже не либеральных реформаторов. Все больший вес набирал любимец Павла I – Аракчеев. Он реорганизовал русскую артиллерию, блестяще проявил себя в шведской войне, возглавил военное министерство, а потом военный департамент в Государственном совете. Аракчеев стал одним из ближайших советников царя, пользовался правом входить к нему без доклада в любое время дня и ночи.

От либеральных идей Александр I отказываться не собирался. В завоеванной Финляндии он созвал сейм и сохранил прежнюю шведскую конституцию. Сперанский не только оставался приближенным государя, но и стал государственным секретарем – канцлером. Это была вторая по рангу должность в империи. Он деятельно занялся переустройством государства. Ввел налог на дворянские имения. А главное, разработал «Введение к уложению государственных законов» – по сути, это был проект преобразования России в конституционную монархию. Государственный совет получал законодательную власть. Образовывались выборная Государственная дума, выборные органы самоуправления в волостях, округах и губерниях.

Но реформы Сперанского (в первую очередь налог на имения) вызвали массовое недовольство чиновников, офицеров, да и крестьян (отдуваться-то все равно приходилось им). А планы кардинальных перемен встревожили партию Аракчеева. Еще один кружок консерваторов образовался вокруг сестры царя, Елены Павловны. Она вообще объявляла Сперанского тайным революционером. Когда Александр I и Наполеон встретились в Эрфурте, и французский император расхвалил российского госсекретаря, наградил за усилия в переговорах, это подлило масла в огонь. Сперанского стали называть французским шпионом.

В лагере его противников сплотились не только патриоты. Многие вельможи ненавидели его, как «выскочку» из низов, завидовали. Других возмутил новый налог. К кружку Елены Павловны присоединился и видный масон Карамзин, еще недавно боготворивший Робеспьера. Может быть, извлек для себя уроки из печальных примеров французского дворянства. Или просто пристроился под высокое покровительство, формируя для себя имидж патриота и монархиста. Как раз ему Екатерина Павловна поручила обосновать недопустимость реформ. Неизвестно, насколько Карамзин в данном случае был искренним, но литератором он был талантливым, получилось у него убедительно.

Когда царь навестил сестру, ему вручили «Записку о древней и новой России». В ней доказывалось, что Самодержавие ослаблять нельзя, и любые перемены государственных порядков – это зло. Прибегать к ним можно лишь в крайней необходимости. Утверждалось и об опасности освобождения крестьян. Потому что без «бдительного попечителя», они попадут под власть собственных пороков, а это будет гораздо хуже и для государства, и для самих крестьян. На пороге большой войны Александру приходилось считаться с позицией дворянства и патриотических сил. В марте 1812 г. он отправил Сперанского в отставку, перевел в Нижний Новгород. С началом войны сослал еще дальше, в Пермь.

Наступило время, для реформаторства совсем уж не подходящее. На Россию хлынула 600–тысячная армия Наполеона. Сам Александр сперва очутился в войсках и главнокомандующего не назначил, – тем самым оставляя руководство за собой. Но Аракчеев, министр полиции Балашов и родные все же уговорили царя уехать в столицу, развязав руки своим генералам. Его брат Константин командовал 5–м (гвардейским) корпусом. Когда 1-я армия Барклая-де-Толли и 2-я армия Багратиона героическими усилиями избежали разгрома и сумели соединиться в Смоленске, Константин поддержал Багратиона, требуя прекратить отступление и решительно атаковать. Дошло до открытого конфликта с главнокомандующим, и великому князю тоже пришлось уехать в Петербург. Впрочем, и Барклай не задержался во главе объединенных сил, был заменен Кутузовым.

Александр I торжественно пообещал не мириться, пока хоть один французский солдат остается на русской земле – и тем самым получил опору всей страны, стал знаменем борьбы. Он разрушил планы Наполеона победоносно завершить войну взятием Москвы, отверг попытки завязать переговоры. Но в душе Александра сохранялся тот же надлом. Он остро воспринимал свою личную ответственность за неудачи, отступление, жертвы. Осознавал их как очередные Божьи кары за собственный грех. Соучастие в свержении и убийстве отца.

И если до сих пор Александр относился к религии довольно поверхностно, то теперь в нем пробудилось горячее стремление очиститься покаянием, обратиться к Господу всей душой. Но… даже на этом пути его поджидали ловушки. Рядом с императором не нашлось честных и искренних наставников в вере! Его порывом воспользовались все тот же «друг юности» и обер-прокурор Синода Голицын с гофмейстером-оккультистом Кошелевым. Они увлекли царя в туманный мистицизм, в совместные чтения и толкования Библии, запутывали пророчествами Апокалипсиса. В пике потрясений, когда полыхала Москва, они предложили Александру совместные моления, образовали втроем «мистический союз», и государь настолько доверился им, что даже выделил Кошелеву собственные покои в Зимнем дворце, чтобы постоянно находился рядом.

Однако в это время горячо молилась вся Россия. И силы собирала, и захватчиков била. А молодые дворяне всей душой и мыслями были там, на фронте, рвались на поля сражений. Рвались туда и юные братья царя. Николаю исполнилось 16, Михаилу 15–в те времена возраст был достаточным для начала службы, многие их сверстники уже воевали. Но мать подобные стремления совершенно не поощряла. Мальчикам надлежало продолжать обычные занятия. Хотя какая уж тут учеба? Младшие царевичи завидовали брату Константину. Вот он-то снова был героем! Под Бауценом его отряд блистательно отразил натиск самого Наполеона! Он отличился в битвах под Дрезденом и Лейпцигом. Под Фер-Шампенуазом лично возглавил атаку двух конных полков, врезался во фланг противнику…

Лишь в феврале 1814 г., когда французов почти сломили, мать отпустила Николая с Михаилом в армию. Они были на седьмом небе, грезили подвигами. Действительность оказалась куда более прозаичной. Их отправили со свитой наставников под началом того же Ламздорфа. Ехали медленно, с долгими остановками. Первые выстрелы услышали только в Базеле – австрийцы и баварцы осаждали крепость Гюнинген, где еще держались французы. Наконец, достигли Франции, догнали тылы русских войск. Но в это время Наполеон нанес свой последний отчаянный контрудар, и царь прислал младшим братьям приказ – срочно возвратиться в Базель. Там проторчали две недели в полном разочаровании, пока не узнали, что война кончилась. Только тогда Николаю и Михаилу велели ехать в Париж к императору. Всего лишь помаячить на победных торжествах…

После возвращения возобновилась учеба. Но уже на другом уровне. Братьям-царевичам преподавали государственное устройство, финансы, историю. Николаю особенно нравились занятия военного инженера генерала Оппермана, полковников Джанотти и Маркевича. Их уроки великий князь схватывал на лету, усваивал на отлично. А в 1815 г. Николая с Михаилом снова повезли за границу: в Вену, Париж. Но опять только для «фона», чтобы они покрасовались в свите старшего брата на мирной конференции.

ГЛАВА 4.
КОМУ БЫТЬ НАСЛЕДНИКОМ ПРЕСТОЛА?

Военное поселение

Как только развеялись надежды, что французы сокрушат Россию, то и Персия наконец-то согласилась прекратить затянувшуюся войну. Отдала Карабах и земли нынешнего Азербайджана. А по всей Европе славили русских освободителей. Престиж нашей страны поднялся на небывалую высоту. И Александра I победы выдвинули в лидеры международной политики. Послевоенное устройство обсуждалось на Венском конгрессе, и Россия присоединила часть Польши, где Наполеон устроил марионеточное Варшавское герцогство. Александр решил объединить его с польскими областями, отошедшими к нашей стране раньше, и создать Царство Польское – под скипетром Российского императора.

Но государь хотел использовать свой авторитет и для того, чтобы на будущее обезопасить мир от глобальных потрясений вроде Французской революции и порожденной ею агрессии. Он впервые в истории предложил создать систему общеевропейской безопасности, Священный союз, который и будет поддерживать незыблемый мир и порядок. Хотя союзникам Александра было очень далеко до его альтруизма и благородства. Австрия и Пруссия восприняли договор в качестве пустой декларации, благих пожеланий. А Англию крайне встревожило усиление влияния России.

Теперь уже ее, а не Францию в Лондоне считали главной соперницей на мировой арене. Там же, на Венском конгрессе, британцы начали тайно сговариваться против нашей страны с побежденными французами.

Но и в самой России положение было сложным. В ходе войны и нашествия Наполеона она понесла колоссальные убытки. Финансы были совершенно расстроены. Дефицит денег в казне компенсировали выпуском бумажных ассигнаций, они обесценивались. Разорились и многие дворяне. А оклады офицеров и чиновников были совсем не высокими – большинство жило доходами с имений. Это приводило к росту казнокрадства, взяточничества. Отечественные рынки заполонил британский импорт, душивший российскую промышленность. За границей закупали даже дамские ленты на огромную сумму: 20 млн рублей! [13] Такое положение, в свою очередь, разваливало финансы, золото утекало за рубеж.

И на фоне этого общего разлада пошла атака на… Православие! Духовную жажду царя по-прежнему эксплуатировали оккультист Кошелев и Голицын. В конце 1812 г. они создали Библейское общество, занявшееся вроде бы благим делом, переводами Священного Писания с церковнославянского на русский язык, распространением Библии. Но под покровительством этого общества в Россию хлынули активисты всевозможных сект: моравские братья, квакеры, баптисты, учителя «религиозного экстаза». Кое-где местные власти препятствовали еретикам. Но советники упросили Александра защитить их. Он одернул подчиненных: «Какое вам дело до того, кто и как молится Богу! Лучше чтобы молились каким бы то ни было образом, нежели вовсе не молились». В Германии царю подсунули «пророчицу» баронессу Криденер – она очутилась в Петербурге, запутывала Александра мистикой, туманными прогнозами и деловито тянула деньги.

Такой атмосферой пользовались и местные сектанты, скопцы. Их секта специализировалась на ростовщичестве и чрезвычайно разбогатела. Например, уже позже, при аресте скопца Плотицына, было изъято наличными более 18 млн рублей! В пересчете по нынешнему курсу, он был бы мультимиллиардером. За согласие «посвятиться» скопцы выкупали на волю крепостных, окручивали должников. Калечили мужчин, посвящая их в свои ряды «за одной», «за двумя», «за тремя печатями». Калечили женщин «за одной» и «за двумя печатями». Или «за печатьми огненными» – выжиганием. А любые обвинения изуверы замазывали взятками.

Для лжехриста Селиванова скопец-миллионер Солодовников отгрохал в столице настоящий дворец, «дом божий, горний Иерусалим». Там были и салоны для «духовных бесед», и разукрашенный зал для радений, и оборудованные помещения для ритуальных операций с новообращенными. Возле «дома божия горнего Иерусалима» вереницами останавливались богато убранные кареты. Знатные дамы, ничуть не таясь, собирались слушать проповеди и беседы Селиванова.

Светское «общество» охватило повальное увлечение мистикой. Дворяне и высокопоставленные чиновники собирались в спиритические кружки, утопали в астрологии, магии, зачитывались оккультной литературой. Голицын получил повышение, стал Министром духовных дел и народного просвещения. Журнал «Сионский вестник» масона Лабзина он вообще освободил от цензуры. И Лабзин принялся вдобавок издавать книжки религиозно-нравственного содержания. Они имели огромный успех, становились учениками по церковному воспитанию.

Появилась еще одна «пророчица», Екатерина Татаринова. Аристократка, из семьи придворного (в девичестве Буксгевден). Овдовев, она сперва самозабвенно окунулась в секту «хлыстов» с радениями, свальным грехом и прочей экзотикой. Потом перешла к скопцам, где ее и признали «пророчицей». Ее покровителем тоже стал Голицын. Выхлопотал, чтобы царь отдал Татариновой Михайловский замок, пустовавший долгое время – молчаливое напоминание об убийстве Павла I. «Пророчица» создала там общину «духовных христиан». К ней потянулась аристократия: генерал Головин, князь Енгалычев, художник Боровиковский, дамы из высшего света. Иногда на сборища приходил и Голицын. Хотя Михайловский замок превратился в гнездо тех же самых «хлыстов» и скопцов.

Голицын, получив министерский пост, принялся насаждать сугубую религиозность в учебных заведениях. Но… кто и как внедрял ее? Получалось, что духовным воспитанием руководит уже не Церковь, а Библейское общество со своими дочерними организациями. Ереси стали заражать и духовенство. Те священники, кто хотел выслужиться, подстраивались к Голицыну и его окружению. А поборники ортодоксального Православия не осмеливались выступить против новшеств или попадали в опалу.

Но масоны действовали не только методами «просвещения». В Германии в период французской оккупации возникли законспирированные боевые организации «Тугенбунда» («Союза добродетели»). Они тоже были масонскими, объединяли самых энергичных представителей офицерства, дворянства, молодежи. Аналогичные веяния проникли и в Россию. Царская армия в походах вроде бы закалилась, набралась боевого опыта. Но… дисциплина совсем разболталась. А офицеры нахватались и французских, и германских радикальных учений. Как обычно, хватало и недовольных, чем-то обиженных. Были и возгордившиеся, сочли себя вправе перекроить государственные порядки по собственному разумению.

В 1814 г. граф Дмитриев-Мамонов и генерал Орлов создали «Орден русских рыцарей». Следом возникли: «Священная артель», «Семеновская артель», кружок Раевского. О «Семеновской артели», куда входили будущие декабристы Трубецкой, Муравьев-Апостол, Якушкин, Александр I, узнал и запретил ее. Но в 1816 г. члены всех этих кружков объединились в тайный «Союз спасения», нацелившийся на замену Самодержавия конституционной монархией. Правда, возникли споры, как же это сделать.

Большинство стояло за мирный путь. Лунин и Якушкин доказывали, что царя надо убить, и «Союз спасения» переругался. Сам постановил – распустить организацию. Но тут же возникло «Военное общество», где отсекли нерешительных, а на его базе в 1818 г. был создан «Союз благоденствия». Для маскировки он провозглашал «помощь правительству» в делах «просвещения». Но целью видел даже не конституционную монархию, а установление республики.

Идейному разброду немало способствовала либеральная линия самого царя. После войны он хотел вернуться к прежним замыслам. Возвратил из ссылки и снова возвысил Сперанского. Ввел его в Государственный совет, поставил во главе Комиссии по составлению законов. А своему новому детищу, Царству Польскому, император даровал конституцию со свободами печати, личности, двухпалатным парламентом – сеймом. Польским царем считался сам император, а своим наместником он назначил поляка, генерала Зайончека, воевавшего против русских и под заменами Костюшко, и под знаменами Наполеона.

На открытие первого сейма в 1818 г. государь приехал лично. Произнес речь, что Польша является как бы опытным полем конституционных свобод – откуда Александр со временем распространит их на всю Россию. С поляками он вообще заигрывал. Предоставил им полную автономию. Они могли сами принимать свои законы, у них были свои суды, полиция, ходили свои деньги. Польские производители и купцы получили в России огромные льготы – в ущерб русским.

За счет России была создана польская армия, и жалованье офицеров и солдат было гораздо выше, чем в русских войсках. Главнокомандующим царь назначил брата Константина (и наместник Зайончек считал нужным советоваться с ним по всем вопросам). Но большинство офицеров недавно сражалось против России. Даже форма им была оставлена «привычная», установленная для них Наполеоном. А благородного отношения к их стране паны отнюдь не оценили. В Польше сформировалось разветвленное Национальное масонское общество, принялось готовить восстание.

Александр совершал и другие грубые ошибки. Ему пришла идея удешевить армию, и одновременно подготовить контингенты воинского резерва. При рекрутской системе его не существовало, это остро проявилось в 1812 г. Царь решил создать военные поселения. Войска будут сами обрабатывать землю, обеспечивать себя продуктами, фуражом. Но и нестроевые крестьяне будут учиться воинскому мастерству. Это дело государь поручил Аракчееву, хотя тот был противником реформы – на коленях умолял Александра отказаться от нее. Но император остался непреклонным.

В общем-то, военные поселения в России существовали издавна, казачьи станицы. Сами себя обеспечивали и воевали мастерски. Но царь решил изучать и перенимать опыт англичан, создававших военные поселения в колониях для туземных войск. Заинтересовался и австрийскими военными поселениями сербов и хорват, охранявших границы. В 1817 г. для его проектов выделили районы в Новгородской, Могилевской, Витебской, Харьковской, Херсонской, Екатеринославской губерниях. Включали в них войска, расквартированные в здешних местах, но и крестьян приписывали к полкам. Часть времени поселенцы должны были заниматься военным обучением, остальное время предназначалось на работы по сельскому хозяйству, строительству дорог, осушению болот. Вся жизнь строго регламентировалась вплоть до мелочей, должна была идти по распорядку и приказам командиров.

Но заграничный опыт оказался для России совершенно чуждым. Крестьяне воспринимали «солдатчину», как худшее наказание. Были бунты. Самый крупный, в Чугуеве, подавляли войсками. 275 человек были приговорены к смерти, но Аракчеев сократил список до 40 зачинщиков и заменил казнь прогоном сквозь строй в 12 тысяч шпицрутенов, умерли 25. Однако и там, где все обошлось спокойно, начинание царя обернулось провалом. Были отличные солдаты и отличные крестьяне – а в военных поселениях превращались в плохих крестьян и никудышных солдат. Хозяйства разваливались, поддерживались только крупными дотациями. Численность поселенцев не росла, а уменьшалось. Смертность от болезней, тяжелых работ, а в большей степени убыль от дезертирства, превышали рождаемость.

После блеска побед в стране нарастал раздрай. А у Александра накапливались усталость и разочарование. Он снова задавался мучительным вопросом – благословляет ли Господь его царствование, начавшееся преступным образом? Супруга болела, и становилось уже ясно – детей у них не будет. Наследником престола числился брат Константин. Однако он прижился в Варшаве, полюбил Польшу, ее нравы и порядки. Загорелся жениться на графине Жанетте Грудзинской и подтверждал, что от короны он отказывается.