Горчаков. Лицеист

– Кольт, эм один девять шесть один. Шестьдесят первого года модель, стало быть. Американец, у нас таких мало… Сам себе брал, за пятьдесят три рубля – как сейчас помню, – принялся рассказывать Андрей Георгиевич. – Самозарядный, патроны в магазине. Сорок пятый калибр. Страшная вещь – смотри, чтобы руку не…

Я почти не слушал. Кольт лег в ладонь как влитой, и я будто уже и так знал, что делать: до упора отвел назад тяжелый затвор, досылая патрон в ствол, и развернулся к цели. Не боком, как раньше, а прямо, чуть согнув ноги, опустив и подавшись телом вперед. Крепко обхватил пистолет обеими руками, чтобы не выронить, вскинул и, почти не целясь, выстрелил.

На этот раз громыхнуло куда громче, и от несчастного дерева во все стороны брызнули щепки. Кольт дернулся, выплевывая гильзу, рванулся вверх – но я удержал. Выстрелил снова. И снова, и снова – пока могучий американец не замер в руках с отведенным назад затвором.

– Сашка, да твою ж… – Андрей Георгиевич поднялся с бревна и с неожиданной для его возраста и габаритов прытью оказался у дерева. – Все. Все!

– Что все? – Я тряхнул головой, прогоняя звон в ушах. – Попал?..

– Все попал! – Здоровенная ладонь безопасника прошлась по измочаленному дереву, считая дырки от пуль. – Все семь положил разом! Ну, Сашка… Сейчас еще с кремневого попробуем!

К вечеру я почти оглох. Беспощадный Андрей Георгиевич заставил меня опробовать чуть ли не каждый пистолет, который нашелся в усадьбе. И из всех я показал неплохой результат. И пусть громоздкие однозарядные бандуры, сделанные еще сотню или даже полторы сотни лет назад, дались мне не так легко, я довольно быстро научился навскидку укладывать круглую пулю в дерево и с двадцати, и с двадцати пяти, и даже с тридцати шагов.

Обратно мы потащились, только когда на улице уже начало темнеть. Невесть откуда взявшийся талант в обращении с оружием не то чтобы вселил в меня какую-то особенную уверенность, но хотя бы поднял настроение. А вот Андрей Георгиевич почему-то вернулся в усадьбу мрачный, как туча. Я думал, что дело в самой обычной усталости, поэтому сам вызвался помочь безопаснику начистить и убрать пистолеты.

Однако дело, похоже, оказалось не в этом.

Сначала мы возились вместе, хотя в последние четверть часа он отложил работу и сидел за столом в кабинете, уставившись на меня единственными глазом и почти не мигая. Я старался не обращать внимания, но в конце концов это попросту начало меня нервировать.

– Андрей Георгиевич! – Я вытащил ершик из ствола полюбившегося мне кольта. – Почему вы…

– Да вот, – мрачно отозвался безопасник, – пытаюсь понять, кто ж ты теперь такой.

– Я?..

– Бери перо. – Андрей Георгиевич пододвинул мне чистый лист. – И пиши.

– Андрей Ге…

– Пиши, говорю: я, Горчаков Александр Петрович, князь, будучи в уме и добром здравии…

Недовольство шевельнулось внутри – и тут же улеглось. Я понятия не имел, зачем безопаснику понадобилось устраивать этот нелепый диктант, но если уж надо… Вздохнув, я послушно кивнул, взял со стола перо, макнул его в чернильницу и принялся выводить буквы: «Я, Горчаков Александр…»

– Все, отставить. – Андрей Георгиевич буквально вырвал лист у меня из-под рук. – Достаточно.

– Да что это вообще такое? – обиженно проворчал я.

– Просто проверял. Ты перо левой рукой держишь… И пистолет, и инструмент – все левой.

– Ну… да. – Я скосился на заляпанное чернилами стальное острие. – Мне так привычнее. Всегда ведь…

– Нет, не всегда. В том-то и дело, что не всегда, Саш. – Андрей Георгиевич снова уставился на меня тяжелым взглядом. – Сколько я тебя знаю – правой держал.

Глава 8

«Чайка» затормозила, пропустила грузовик, свернула налево и неторопливо поползла к пляжу. Я откинулся назад и прикрыл глаза от пробивавшихся сквозь листву лучей. Утро выдалось солнечное. И теплое – даже для середины июля.

Но Славка все равно дрожал как осиновый лист.

– Ты их в-видишь? – Рыжая макушка просунулась между передними сидениями. – Видишь, Сашка? Может, не п-п-приедут?..

– Да куда они денутся, – усмехнулся я, вытягивая руку. – Вон, уже тут.

«Понтиак» Воронцова и вторая машина забрались в самый конец дороги и остановились у кромки песка. На пляж не сунулись: сядешь на брюхо – никакой движок не вытащит. Уж не знаю, зачем Славка с другим секундантом выбрали именно это место. Глушь на берегу залива в паре километров за Териоками вполне годилась для дуэли – но и Гатчина была ничем не хуже. Разве что туда не пришлось бы ехать почти три часа.

Может, Славка надеялся, что кто-то из нас передумает?

Костя сразу же вызвался быть моим секундантом, но я выбрал однокашника из лицея. Чтобы никто не подумал, что я пытаюсь спрятаться за брата… или что мне больше некого попросить. Хватит и того, что я даже не смог приехать на дуэль самостоятельно: у Славки нет ни прав, ни машины, а меня дед отказался пускать за руль. Ни при каких обстоятельствах – так он и сказал. Видимо, для того, чтобы все-таки отправить со мной Костю.

Будто мне одного Андрея Георгиевича мало.

Я обернулся и отыскал глазами серую «Волгу» – еще двадцать первой модели, с оленем на капоте. Вопреки моим желаниям, старушка ничуть не отстала на дороге и теперь становилась вплотную, прижимаясь к «Чайке» радиатором, похожим на оскаленную пасть, полную блестящих металлических зубов.

Целая свита, блин. Скажут – пришли пацану слюни вытирать… Или не слюни.

Вздохнув, я открыл дверцу и выбрался наружу. И тут же зашагал к пляжу, чтобы Костя никаким чудом не успел меня опередить. Славка пулей вылетел с заднего сиденья и засеменил следом, пытаясь держаться за моей спиной.

Что уж там – мне и самому оказалось непросто идти под пристальным и недобрым взглядом трех пар глаз: Воронцова, его секунданта и худого бледного мужчины лет сорока с увесистой сумкой в руках.

– Это ц-целитель, – пояснил Славка. – А то мало ли…

Мало ли. Магия Одаренных умеет многое. Даже буквально собрать тело по кусочкам после страшной аварии. Впрочем, если Воронцов влепит мне пулю в голову или сердце – не спасет и она. При всех наших возможностях мы все-таки смертны.

Странно, эта мысль почему-то оставила меня равнодушным. То ли пережитая недавно авария притупила страх, то ли успехи в обращении с пистолетами вселили в меня какую-то особенную уверенность. По дороге сердце несколько раз предательски екнуло, тем не менее, стоило мне ступить на песок пляжа, как мандраж сменился ледяным спокойствием.

Которого Воронцову явно не хватало. Он попытался изобразить что-то вроде презрительного взгляда – вышло не слишком убедительно. Князь наверняка успел поупражняться в стрельбе, и все же эта дуэль оказалась совсем не тем, чего он ожидал: против его магии я не продержался бы и пары секунд, но пистолет уравнял наши шансы.

– Ну ты кремень, С-с-сашка… – с восхищением прошептал Славка. – Смотри, он весь извелся. А тебе хоть б-бы что!

– Это так кажется. – Я улыбнулся и хлопнул товарища между лопаток. – Иди… работай.

И без того мелкий Славка съежился еще чуть ли не вдвое, пожимая руку секунданту Воронцова, однако дело свое, похоже, изучил как следует. Они вполголоса перекинулись буквально парой слов – и тут же развернулись к нам, почти синхронно.

– Милостивые судари. – Первым – как старший – заговорил секундант Воронцова. – Данным нам правом, в последний раз нижайше просим вас забыть обиды и вместе отыскать путь к примирению… Александр Петрович?

Спросил меня – видимо, для того, чтобы Воронцов не выглядел трусом. И чтобы последнее слово в любом случае осталось за ним… Что ж, почему нет? Я не имел особых возражений против мира.

Разумеется, на моих условиях.

– Я не имею желания вредить князю. – Я пожал плечами. – И уж тем более не желаю, чтобы он навредил мне. Я и моя семья готовы забыть все обиды, если Дмитрий Николаевич признает, что бесчестным приемом столкнул меня с дороги, а также принесет извинения за то, что называл…

– Много чести, – бросил Воронцов сквозь зубы. – Примирение невозможно.

– Как пожелаете, князь. – Я склонил голову. – Примирение невозможно.

– В таком с-с-случае, – голос Славки дрогнул, но он тут же взял себя в руки, – позвольте напомнить, что в случае гибели любого из вас второму придется ответить по всей строгости перед ее величеством государыней императрицей и всем дворянским сословием.

– Поединок будет проходить с барьерами, – снова заговорил секундант Воронцова, – установленными на двадцати пяти…

Дальше я почти не слушал – условия были прекрасно известны и мне, и Воронцову уже неделю: начальное расстояние – сорок пять шагов, сходимся до барьеров. Стреляем – по готовности. По одному выстрелу с каждой стороны. Сносный расклад… для тех, кто не имеет особого желания убивать или калечить друг друга.

– Не жди, – негромко произнес Костя, подойдя поближе. – Стреляй в воздух. Он не будет…

За его спиной Славка деловито ходил по песку взад-вперед, размечая место для дуэли. А чуть в стороне Андрей Георгиевич заряжал пистолеты. Жребий выпал на комплект из поместья Воронцовых, но я особо не волновался. Не так уж и сильно эти смертельные игрушки отличаются друг от друга…

Украшенная золотом рукоять легла в ладонь. Непривычный баланс, ствол чуть подлиннее, чем у тех, что я видел и пробовал в деле, – из-за этого чуть «клюет» вниз. Но ничего особенного. Достаточно просто покрепче держать.

– П-по местам! – скомандовал Славка, указывая на отметку, начерченную на песке.

Я послушно стал на свое место, взвел курок и поднял пистолет на уровень головы – как это предписывалось. Воронцов расположился напротив, и даже с сорока пяти шагов я заметил, что его ощутимо потряхивает. И от этого почему-то становилось еще спокойнее. Андрей Георгиевич предложил не самый плохой план… однако я придумал лучше.

– Вперед м-м-марш! – Славка отошел в сторону. – Сходитесь.

Я пошел вперед. Неторопливо и расслабленно, чуть поигрывая стволом пистолета. Наверняка это еще больше вывело моего противника из себя. Костя говорил, что в роду Горчаковых никогда не было сильных менталистов, – но злобу и страх, струившиеся от Воронцова, почуял бы даже бездарь.

Через несколько шагов я остановился, чуть скользнул ногой, поднимая песок, вскинул пистолет… и нервы у Воронцова сдали окончательно. Он коротко выругался, подпрыгнул, разворачиваясь боком, – и выстрелил. Вообще не целясь: пуля прожужжала слева где-то в метре надо мной и унеслась вдаль.

Ну все. Попался, голубчик.

– К барьеру, – скучающим тоном произнес я.

И снова пошел вперед – еще медленнее, чем раньше. Правила дуэли позволяли сохранившему свой выстрел вызвать противника на минимально возможное расстояние. И я не собирался отказывать себе в удовольствии наблюдать, как Воронцов семенит по песку, затравленно оглядываясь по сторонам и явно прикидывая, куда удрать.

Когда я поставил ногу вплотную к отметке барьера, на него уже было жалко смотреть.

– Только попробуй! – прохныкал он. – Тебя закопают… Закопают, слышишь!

Воронцов крутился на месте, пытаясь то встать ко мне боком, то прикрыть рукой с пистолетом грудь. Я почувствовал какое-то… нет, не движение – скорее энергию, и воздух над дальним барьером чуть подернулся маревом.

Даже сейчас засранец жульничал, пытаясь выставить Щит.

Причем убогий и слабенький, способный в лучшем случае прикрыть верхнюю половину туловища. Магия была запрещена правилами дуэли, и Андрей Георгиевич уже шагнул вперед, чтобы сказать, – но я едва заметно мотнул головой.

Не надо. Сам справлюсь.

Если бы Воронцов не пытался хитрить, я бы, пожалуй, действительно пальнул бы в воздух. Однако он чуть не угробил меня в гонке, прилюдно унизил, угрожал и даже сейчас втихаря использовал Дар. Явно думая, что все это, как и всегда, сойдет ему с рук. И такое я прощать не собирался – что бы мне ни говорили.

– Не глупи… – одними губами прошептал Костя. – Саня, не надо.

Надо, братец, надо.

– Как некрасиво, князь. Вы даже представить не можете, как разочаровываете… всех, – вздохнул я.

И, подняв пистолет, выстрелил.

* * *

– Ну, С-с-сашка! – Славка взмахнул рукой и едва не уронил с бутерброда колбасу. – Бах – и все!

Я молча отхлебнул холодного лимонада и отсалютовал товарищу бутылкой. Андрей Георгиевич укатил вперед – поскорее доложить деду, – а мы втроем отстали в Келломяках, заскочили в магазин и сели праздновать победу на берегу залива.

Наверняка сегодня же вечером дед запрет меня в Елизаветино до конца лета – зато этот день мы честно заслужили. Все трое. И я, и Славка, которого до сих пор потряхивало от пережитого волнения.

И хмурый сосредоточенный Костя.

– Зря ты все-таки, Саня, – негромко проговорил он. – Так бы пожали руки и разошлись. А теперь вони будет…

Для Славки все случившееся было какой-то фантасмагорией. Небывалой удачей, проявлением высшей справедливости. Божественной волей, направившей мою руку. А вот Костя… Костя сам видел, как я тренировался с пистолетами в лесу за усадьбой. И в его глазах все выглядело… несколько иначе.

– Пусть воняет. – Я пожал плечами. – В следующий раз будет умнее.

Когда Воронцов верещал и катался по песку с простреленным коленом, я не испытывал никаких угрызений совести – только удовлетворение от хорошо проделанной работы.

– Не знаю, – вздохнул Костя. – Мне бы, наверное, духу не хватило… живого человека так. А ты как в дерево стрелял: даже не дернулся.

– Да ладно тебе. – Я передал брату лимонад. – Через неделю опять будет скакать козлом и портить нормальным людям жизнь.

– Ага… – Костя вдруг вытянул шею, заглядывая куда-то мне за спину. – А это у нас кто?

Небольшая красная машина остановилась неподалеку от Костиной «Чайки», и из нее выбрались две девушки. Одна – невысокая и чуть полноватая, в темном платье в горошек и соломенной шляпке. И вторая…

– С-судари… – Голос Славки звучал так, будто у него вдруг пересохло в горле. – Кто это?

– Наталья Гижицкая. – Костя едва слышно откашлялся. – Дочь графа Гижицкого. Вставайте, поздороваемся… наверное.

Странно. На этот раз идти по песку почему-то оказалось сложнее, чем к барьеру перед выстрелом. Солнце чуть слепило глаза; впрочем, и того, что я видел, оказалось достаточно.

Вьющиеся светлые волосы. Синее платье по фигуре, почти не оставляющее простора воображению. Короткое – в рамках приличия, но все равно заставляющее стройные загорелые ноги казаться бесконечными даже без босоножек на каблуке, которые графиня уже успела скинуть. Почти половину ее лица скрывали огромные затемненные очки, но один только взгляд на сочные полуоткрытые губы…

Черт, да тут даже внешность уже как-то побоку! Хотя и она более чем… От Гижицкой буквально веяло какой-то запредельной притягательностью. Ее подружка, завидев нас, ойкнула и нырнула обратно в автомобиль, а графиня лишь встала вполоборота, опершись на открытую дверцу и чуть отведя вбок умопомрачительной формы бедро.

Будто специально показывала себя во всей красе, чертовка.

– Наталья Станиславовна, – проговорил Костя. – Графиня, мое почтение…

– Князь? – Гижицкая улыбнулась и сняла очки. – Рада видеть вас здесь. Приехали искупаться?

– Не совсем… Дела.

– Вот как? – Гижицкая перевела взгляд на меня. – А кто эти… милые юноши?

Эй, мне вообще-то почти семнадцать!

Стрелять глазами графиня умела уж точно получше, чем Воронцов из пистолета. За моей спиной Славка звучно сглотнул и выдохнул так, будто ему в живот воткнули что-то острое. Вроде кавалерийской сабли, висевшей над столом у Андрея Георгиевича.

– Александр Горчаков. – Я заставил себя шагнуть вперед. – Брат Константина… младший.

Гижицкая молча протянула руку для поцелуя, и стоило мне коснуться губами мягкой загорелой кожи, как по всему телу прошла горячая волна. Я стиснул тонкие пальцы и на мгновение ощутил желание накинуться на эту женщину – такое сильное, что сводило челюсти. И меня, пожалуй, не остановило бы присутствие ни Кости со Славкой, ни той, второй девицы…

Но остановил взгляд самой Гижицкой. Не испуганный, даже не возмущенный – скорее манящий, хищный… и довольный. Будто она без малейшего напряжения прочитала все мысли, которые пронеслись у меня в голове.

Или даже не прочитала, а сама… устроила мне это наваждение.

Почему-то это меня отрезвило: словно выплеснуло за шиворот ведро ледяной воды. Я отпустил руку Гижицкой, выпрямился – а потом с усилием выпихнул графиню из своего сознания и закрыл двери. На все ключи, которые нашлись.

– У вас сильная хватка, князь. – Гижицкая улыбнулась и подула на кончики пальцев. – Признаюсь, не ожидала…

– Прошу меня простить, – процедил я.

– Ничего страшного. В каком-то смысле даже приятно думать, что я способна вызвать у такого человека, как вы… Скажите, князь, вы любите музыку?

– Музыку?

– Современную. В конце месяца у меня в клубе выступает британский ансамбль… довольно известный. Вы позволите пригласить? – Гижицкая скользнула взглядом мне за спину. – И ваших друзей, разумеется, тоже.

– Почту за честь, графиня.

Я склонил голову, но от прочих проявлений учтивости воздержался. Гижицкая снова стрельнула глазами – на этот раз с явным интересом. Уж не знаю, насколько часто она пользовалась своим женским арсеналом, но явно не привыкла, чтобы кто-то мог перед ним устоять. Особенно если этот кто-то – мальчишка с едва пробивающейся на щеках порослью.

– Не желаете искупаться, судари? Погода на удивление хороша, а самой мне будет тяжело избавиться от этого платья. Кажется, что-то с молнией… – Гижицкая повернулась ко мне спиной и откинула волосы в сторону, обнажая шею. – Саша, не посмотрите?

– У Александра нет времени. – Костя схватил меня за плечо и решительно потянул назад. – Графиня… позвольте откланяться!

Глава 9

– Князь… Вы заняты?

Гижицкая едва слышно скользнула в кабинет и прикрыла за собой дверь. Внутри было темно – я оставил включенной только лампу на дедовом столе, – но в полумраке идеальные бедра смотрелись еще соблазнительнее. Загорелое тело прикрывала только рубашка – огромная, явно мужская, да еще и надетая кое-как. Гижицкая потрудилась застегнуть лишь несколько пуговиц где-то на уровне пупка, и безразмерный ворот уже сполз чуть ли не до середины плеча и грозился свалиться вообще. Снизу белоснежная ткань прикрывала все, но я почему-то знал, что под рубашкой нет ничего.

Совсем.

– Графиня. – Я отложил еще дымящуюся трубку. – Чем обязан?..

– Без особых причин. – Гижицкая, покачивая бедрами, двинулась вперед. – Просто захотела увидеть вас, князь.

– Посреди ночи? – пробормотал я, скосившись на часы на стене. – Брат говорил, что от вас можно ожидать чего угодно, но такое…

– И что же еще вы слышали? Что я вертихвостка? – Гижицкая без всякого стеснения уселась боком ко мне прямо на дедовский стол. – Что у меня не лучшая репутация в высшем свете? Что из-за меня случаются дуэли? Или что приличному дворянину в моем клубе лучше не появляться?

– В том числе.

Я изо всех сил старался не смотреть туда, где рубашка бесстыдно задиралась. Но получалось так себе.

– Да? – Гижицкая развернулась и провела ладонью по столу, смахивая на пол какие-то смертельно важные бумаги. – И это важно?

Твою ж… Да пошло оно все к черту!

– Нет. – Я подался вперед. – Для меня – нет.

Гижицкая улеглась грудью на стол и опрокинула чернильницу. Рубашка тут же намокла, прилипла к дереву и не скрывала уже вообще ничего. Чуть ниже ключиц кожа была еще загорелой – но там, где ее не касалось солнце, становилась молочно-белой.

Ох, ничего себе отрастила… В девятнадцать-то с небольшим лет!

– Я такая неловкая… – Гижицкая схватила меня за галстук и потянула к себе. – Простите, князь.

Я вдохнул запах ее волос – но вместо мягких губ мне в лицо ударил ветер и холодные брызги.

Приятное наваждение исчезло вместе с дедовским кабинетом. Осталось только открытое настежь окно, гроза снаружи и ощущение облома вселенских масштабов. Я с рычанием откинул пропотевшее чуть ли не насквозь одеяло, уселся в кровати… и услышал за дверью тяжелые шаги.

– Да вашу ж матушку… – простонал я, натягивая штаны. – За что?..

Дверь в комнату распахнулось и с грохотом ударилась в стену. В коридоре мелькнула вспышка, похожая на алый цветок. Я плюхнулся на пол, откатился в сторону – и тут же вскочил на ноги. Струя пламени метнулась за мной, но слишком поздно: я уже махнул через подоконник – прямо навстречу грозе. Огонь с треском впился в болтающиеся створки, расколол стекла, вырвался следом, лизнул в голую спину – и все-таки не успел. Я отделался клочком сгоревших волос на затылке.

Полет со второго этажа дался куда сложнее. Я сгруппировался, но собрать дух на мягкую посадку смог только у самой земли. Воздух загустел, подхватывая тело и будто надуваясь огромным шариком, сжался – и, не выдержав, лопнул. Скошенная трава впилась в ладони, но времени жалеть себя не осталось. Я кувырнулся вперед, вскочил на ноги – и в место, где я только что был, ударила Булава. Земля вздрогнула, и мне в спину полетели влажные ошметки.

Я изо всех сил помчался к лесу. Ночной гость наугад подпалил пару деревьев, швырнул мне вослед еще одного Горыныча – и сам спрыгнул из окна: сверкнула молния, и я увидел, как по стене к земле скользнула громадная черная тень.

Значит, побегом из усадьбы дело не ограничится.

Вздохнув, я чуть замедлился, готовясь к долгой гонке по лесу. Дождь хлестал как из ведра, поросль и сухие ветки то и дело кололи босые ноги, но куда больше меня волновал Горыныч, злобно гудящий где-то сзади в паре десятков шагов. Огненный змей гнался за мной, на ходу грызя молодые деревья и срывая кору со старых. Не самое опасное заклятье – но могучее, хоть и медлительное.

А еще – умеющее преследовать цель даже без указки хозяина.

Однако с этим я хотя бы уже умел бороться. Достаточно чуть сбить установку или сместиться в сторону – и Горыныч потеряет след: разворачиваться змеюка все-таки не умеет. Я немного вырвался вперед, выбрался на открытое место, чудом удрал от двух выпущенных по очереди Булав – а потом резко свернул в сторону, закручивая траекторию обратно к усадьбе. Огонь за спиной взревел, дернулся – но не поспел за мной и с недовольным ворчанием укатился куда-то вдаль.

Правда, легче от этого не стало – скорее наоборот. Удрав от Горыныча, я снова подставился: в свете колдовского пламени преследователь видел меня как на ладони. Еще одна Булава с треском выбила щепки из старой березы в паре шагов, а потом сквозь гром и шум дождя я услышал что-то среднее между жужжанием и свистом.

– Твою мать! – Я плюхнулся животом в лесную грязь. – Совсем с ума сошел?!

Пару деревцев в мою руку толщиной как бритвой срезало. Даже слабенькая Булава запросто сломала бы несколько ребер, но брошенный с полусотни шагов Серп вполне способен разрубить человека надвое. В ход пошла тяжелая артиллерия – и от нее могла спасти или скорость, или надежная защита… А лучше – то и другое одновременно.

Ход и Кольчуга. Базовые заклятья, которые без труда давались мне на тренировках… но не сейчас. Энергии было достаточно – и внутри, и даже снаружи. Она лилась с неба дождем, бурлила вокруг – и все равно упрямо не желала сплетаться в нужный рисунок. А обычные, человеческие силы уже заканчивались: соперничать с магически ускоренным противником я не мог.

На чистом упрямстве пробежав еще где-то с полкилометра, я уперся в речку. В воду лезть не стал – там меня просто приморозили бы в два счета. Пришлось сворачивать и шлепать по грязи вдоль берега, но беспощадный преследователь догнал меня и там. Булава, Булава, Горыныч – и еще Серп на десерт. Я успел укрыться за деревом, и заклятье с хищным звоном шарахнуло в толстый ствол. Вгрызлось до половины, не меньше, и уже на излете клюнуло в локоть. Неглубоко – но по руке тут же заструилось что-то горячее.

И это почему-то прогнало страх окончательно. Убегать было некуда – кусты трещали в десятке шагов, – но подраться я еще мог. Сложив пальцы в кулак, я крутанулся из-за дерева и швырнул Булаву. Громадная тень подняла руку, и мое заклятье с лязгом ударило в Щит. Второе ушло в сторону. Я выдал еще две Булавы и из последних сил добавил Серпы – с обеих рук одновременно. Они с искрами чиркнули по цели и унеслись вдаль, выкашивая молодую поросль. Но никакого ощутимого вреда не нанесли.

Ну все. Приехали.

Щит у меня все-таки получился – слабенький, хрупкий и кривой, впрочем, на один удар его кое-как хватило. Потом что-то подцепило меня за ноги, опрокинуло – и припечатало сверху, вбивая в размокшую грязь.

– Все, – простонал я, – хватит! Да чтоб тебя…

– Плохо, Саша. Огорчаешь старика.

Андрей Георгиевич навис надо мной грозной тучей. На его лице красовалась царапина – явно не от моего косого Серпа, скорее уж от ветки, – а одежда и бритая голова были мокрыми, тем не менее он даже не запыхался. Ход позволял уже немолодому и грузному безопаснику двигаться втрое быстрее меня, почти не уставая.

– Нормально! – огрызнулся я, ощупывая ребра. – Больно, блин…

– До свадьбы заживет. Вставай.

Будто у меня был выбор. Я кое-как выковырял избитую тушку из грязи и поднялся на ноги. В последние дни такие ночные «учения» повторялись нередко – но раньше я хотя бы не подозревал, что меня хотят угробить всерьез.

– Сатрап, – проворчал я. – Мучитель.

– Поговори мне тут. – Андрей Георгиевич погрозил огромным – чуть ли не с мою голову – кулачищем. – Почему не удрал? Опять Ход не получается?

– Опять. – Я вздохнул и осторожно потянулся. – Кажется, ребро сломал.

– Ничего, потерпишь. Пойдем к дому.

Я поплелся следом за Андреем Георгиевичем, мысленно костеря деда на все лады. Это он придумал отдать меня на растерзание безопаснику, убив сразу двух зайцев: я не только понемногу осваивал родовой Дар, но и расплачивался за свои многочисленные прегрешения. И вот уже почти две недели моя жизнь напоминала учебку кадетского корпуса: тренировки, тренировки, книги, недолгий крепкий сон – и снова тренировки. Кое-что получалось неплохо, тело привыкало к нагрузкам, я становился сильнее, и в каком-то смысле муштра мне даже нравилась…

Но уж точно не в те дни, когда заканчивалась членовредительством.

– Серп! – Я с трудом удержался от соблазна залепить Андрею Георгиевичу в затылок чем-то вроде Булавы. – Так ведь убить можно.

– Это если попасть. И Кольчугу не пробьет, я слабенький кидал.

– Да не было у меня Кольчуги, – признался я. – Не сплетается, зараза.

– А-а-а… Ну, так и не попал же. – Андрей Георгиевич пожал плечами. – В следующий раз сплетется.

Ага. Вот так возьмет и сплетется. Само, в подходящий момент. От злости я чуть сильнее ударил босой ногой в землю – и боль тут же напомнила о себе, прокатившись от бедра вверх и застряв где-то в грудине справа. Сломал? Или на этот раз повезло и обойдусь синяком размером с голову?

– А если нет? Что деду скажете?

– Что будет у него теперь два целых внука и две половинки. – Андрей Георгиевич чуть замедлил шаг. – А если серьезно, хотел бы попасть Серпом – попал бы.

– Да знаю… – Я вспомнил, как он на днях срезал одинокий сухостой чуть ли не с половины километра. – Кадетов с юнкерами так же гоняют?

– Так же, да не так же. Когда я в Александровском учился – вот тогда гоняли… А теперь смехота одна.

– И Мишу в Павловском, значит, тоже берегут, – усмехнулся я. – А вы меня Серпом…

– Нету у меня времени тебя жалеть, Сашка. – Андрей Георгиевич вдруг развернулся и схватил меня за плечи. – Понимаешь, дурья твоя башка? Не-ту!

– Да почему?!

– Потому, что у нормальных… у обычных людей Дар растет по чайной ложке, с детства. Если дворянин выбирает военную службу – после кадетского корпуса идет в училище. И там он из унтера становится подпоручиком. За три или четыре года. – Андрей Георгиевич тяжело вздохнул. – Вполне достаточно, чтобы вылепить из пацана офицера… А ты три недели назад был бездарем, а теперь выдаешь Булаву на уровне пехотного штабс-капитана!

– Прямо так? – смутился я.

– Прямо так. Только ты не вздумай возгордиться. Это не радость, а полный… – Андрей Георгиевич на мгновение смолк, подбирая подходящее слово. – Плохо это, в общем. Опасно! Поэтому и дисциплина нужна железная, и контроль. Думаешь, мне нравится с тобой ночью по дождю скакать?

– Думаю, не очень.

– То-то и оно, что не очень. Загонял старого по лесу, так еще и пришибешь ненароком. – Андрей Георгиевич мрачно улыбнулся и снова зашагал в сторону усадьбы. – Ты мне лучше скажи, чего у тебя с Кольчугой не вышло.

– Да ничего не вышло, – буркнул я. – Сил хватает, плетение помню, начинаю – а узор разваливается. С Ходом то же самое: на тренировке запросто, а чуть что – сразу дергаюсь… А вроде просто все! Так, потом сюда и…

Я провел пальцем в воздухе, вспоминая простенький энергетический рисунок… и вдруг почувствовал что-то похожее на легкое прикосновение. К плечам, к животу, к груди – везде: Кольчуга мгновенно оплела все тело. Без малейшего усилия.

Контур замкнулся и сработал.

– Тьфу ты, Сашка! – рассмеялся Андрей Георгиевич. – Сразу бы так. Практика нужна… В боевых условиях, так сказать.

– Куда уж боевее.

– Не пойму я, что с тобой. Обычно более-менее ровно все идет. А у тебя плетения на тройку с минусом – зато Булавой так въе… ударишь! – Андрей Георгиевич тряхнул головой. – Что потом два дня локоть болит. И это через Щит!

– Да сложные эти плетения. – Я почесал затылок. – С атакующими проще. Хотя мне вообще не очень понятно, зачем нужны эти Серпы и Молоты, если я из кольта не хуже шарахну.

– Ну… начнем с того, что боевые заклятья придумали где-то за тыщу лет до первых пушек. А может, и за две тыщи – тут тебе точно никто не скажет. Не все, есть и посвежее, но из основных – большинство. – Андрей Георгиевич распахнул передо мной заднюю дверь усадьбы. – Во-вторых, оружие носят немногие, зато Булавой тебя огреет даже восьмилетняя девчонка… Слабенько – но огреет.

– Ага. – Я вспомнил, как отделал Воронцова в больнице, чудом не попав под заклятье. – Дар всегда со мной.

– Да. И в-третьих, – Андрей Георгиевич грузно затопал по лестнице, – для Одаренного выше пятого класса и Булава, и Серп, и все эти железные пукалки – фигня. Даже не комариные укусы. А первый класс может такое сотворить, что даже не придумаешь!

– Вот блин… – Я остановился перед раскрытой дверью своей комнаты. – А вы видели?

– Видел. – Андрей Георгиевич потер изуродованную когда-то правую щеку. – Больше видеть не хочу. И ты, дай Бог, не увидишь… Заходи, ложись, Сашка. Будем твои боевые раны смотреть.

Чувствовал я себя действительно так себе, и на ребрах справа уже наверняка налился синяк, но напрягать Андрея Георгиевича почему-то не хотелось. Из матерого дедова безопасника, могучего великана с косой саженью в плечах он вдруг на мгновение превратился в себя настоящего. Усталого и немолодого дядьку, которому не так уж легко было носиться по ночному лесу за шестнадцатилетним пацаном. Даже под Ходом.