Кто открыл Антарктиду. Военморы на шестом континенте

Но спасение есть. Оно за первой же дверью в любую надстройку на верхней палубе. Там плюс восемнадцать, чистый прозрачный воздух, живительная прохлада минеральной воды из холодильника. И когда ты сделаешь этот шаг в надстройку, ты мгновенно начинаешь осознавать весь тот ужас полуторавековой давности: каково было здесь нашим предшественникам – без кондиционеров, холодильников и, главное, без мощных гребных двигателей вместо парусов, отданных на волю несуществующих здесь ветров.

В этих широтах моряки парусных кораблей вынуждены были терпеть трудноописуемые лишения. От безветрия паруса повисали, и деревянные коробки словно приклеивались к зеркальной поверхности парящего океана. Никто не знал, сколько придётся вариться в этой закипающей кастрюле – неделю, две, а может быть, два месяца. С течением дней из-за густой, непроглядной дымки мореплаватели теряли своё местоположение, которое, как известно, определяли только по небесным светилам. Люди жестоко страдали от жары и жажды, тропического удушья и их неминуемых последствий – болезней.

Заканчивались продукты, была на исходе протухшая, застойная вода, которую хранили в деревянных бочках. И тогда, чтобы выжить, чтобы суметь перевалить-таки через безветренные знойные широты, дотянуть до тех, где захлопают от первых порывов ветра, а потом запузырятся и напрягутся паруса, начинали резать лошадей, которых брали с собой для путешествия по вновь открытым землям. Потому многие поколения моряков-парусников и называли эти широты «лошадиными».

Вот как описывает пережитое в то время в этих широтах на шлюпе «Мирном» мичман П.М. Новосильский в своём анонимном издании 1853 года «Южный полюс. Из записок бывшего морского офицера».

«15 октября… (1820 г.) Мы очень терпели в это время от жары. Ни днем, ни ночью не было от нее спасения. Иногда шлюп стоял совершенно неподвижно среди безмолвного, как бы усыпленного, моря. Ни одна волна, ни одна струйка не колебала зеркальной, необозримой его поверхности. Полуденные лучи солнца, проходящего чрез зенит, падали прямо на голову. Распущенный на шканцах тент мало помогал нам: хотя его и поливали водою, он вскоре опять совершенно высыхал. Все предметы, окрашенные черною краской, до того разгорячились, что невозможно было до них дотрагиваться. В каютах воздух был спертый, удушливый и имел какую-то неприятную тяжесть. Но где болезнь, тут природа посылает и исцеление. Часто в штилевой полосе гремел гром, блистала сильная молния и зарница, и по временам лился самыми крупными каплями обильный дождь. Явления эти повторялись до 3° с. ш., тогда царство штилей и шквалов кончилось, и сегодня мы получили легкий южный ветер, который близ экватора обратился в юго-восточный пассат.

18 октября. В 10 часов утра мы перешли экватор в долготе 22°19′ западной ⁹ ».

Есть предположение, что традиционный праздник встречи с Нептуном при переходе экватора рождён как раз условиями плавания в тропиках. Почти обречённые мореплаватели связывали пересечение экватора с надеждой выжить и продолжить плавание. Хотя у всех этот самый переход из Северного в Южное полушарие или наоборот происходил по-разному, в зависимости от того, по какой долготе они проходили экватор. Вот, к примеру, какие строчки мы находим в книге Ф.Ф. Беллинсгаузена.

«Обыкновение особым образом торжествовать переходы экватора, хотя кажется маловажным и совершенно детской забавою, однако производит большое действие на мореплавателей. Скучный и единообразный путь между тропиками разделен экватором на две части; достигнув экватора, мореплаватель радуется, что совершил половину сего пути, празднует и начинает снова вести счёт дням, забывая прошедшие. Остальная часть плавания кажется ему не столь продолжительною, он не вспоминает о протекших томительных знойных днях, приятные чувствования удовольствия способствуют сохранению здоровья мореплавателей ¹⁰ ».

Однако Беллинсгаузен не пошёл вдоль африканского берега, где штили были особенно застойными и отчаявшиеся команды парусников, гонимые зноем, жаждой и голодом покидали свои деревянные гробы, на шлюпках пытались добраться до красноты выжженного палящим солнцем мёртвого побережья Африки, где и находили свой мучительный конец…

Беллинсгаузен направил свои корабли гораздо западнее, с тем, чтобы пересечь экватор в центральной части Атлантики. Он не оставлял себе возможности броситься на шлюпках искать призрачное спасение на африканском берегу. Но зато он, многоопытный искусный командир не стремился пересечь экватор в «золотой точке», знал, что там, за гринвичским меридианом, то есть уже в Западном полушарии, хотя бы верхние паруса его шлюпов обязательно поймают почти незаметные дуновения ветра. Так и произошло. Поэтому «лошадиные широты» он прошёл относительно благополучно.

«В 10 часов утра перешли экватор в долготе 22° 19' Западной, по 29-дневном плавании от острова Тенерифе. Большая часть мореплавателей согласны с капитаном Ванкувером, что лучше перейти экватор около 28° Западной долготы, ибо в сей долготе нет штилей, господствующих поблизости Африканского берега¹¹».

«На шлюпе «Востоке», – писал далее Беллинсгаузен, – был только я один проходивший экватор, и, следуя общему всех мореплавателей обыкновению, почерпнутою с Южного полушария, морской водой окропил всех офицеров и учёных, дабы, так сказать, познакомить их с водами Южного полушария». Затем сей обряд исполнен был «над командою, с тою только разностью, что вместо капель выливаема была полная кружка воды в лицо каждому… В ознаменование перехода в Южное полушарие я велел раздать по стакану пунша, который пили при пушечных выстрелах, за здоровье ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I-го ¹² ».

Вот и у нас настал этот необычный день. Особенно для тех, кто пересекал экватор впервые. По корабельной трансляции было объявлено, что на флагмане кругосветной антарктической экспедиции «получена радиодепеша от владыки морей и океанов его величества Нептуна: всему личному составу экспедиции назначалось рандеву в точке с координатами 00° 00' широты, 00° 00' долготы».

Это сообщение было радостным ещё и потому, что немногим морякам удаётся перейти из одного полушария в другое именно в «золотой точке». В лабораториях, каютах обязательно за запертыми дверями, чтобы не подсмотрели или не подслушали соперники, шли последние репетиции и приготовления к представлению. Каждая команда должна состязаться в остроумии, музыкальности, артистичности своих выступлений, стремиться завоевать особое расположение Нептуна и его приз (как правило, это запасённое с Большой земли качественное спиртное, что в длительном плавании являлось чрезвычайным дефицитом). Поэтому свой выход все команды держали в совершенном секрете.

И праздник удался. Театрализованное, яркое представление по тщательно разработанному политработниками сценарию можно было сравнить с настоящим морским карнавалом. На верхней палубе звучали остроумные шутки и декламации, задорные частушки, весёлые инсценировки. Вовсю старался наш вокально-инструментальный ансамбль.

Но не только в этом было отличие праздника перехода экватора на шлюпе «Восток» и океанографическом исследовательском судне «Адмирал Владимирский». К примеру, офицеров и учёных не окропляли водой Южного полушария, а наряженные черти (крепкие моряки из боцкоманды судна) неожиданно подхватывали их по одному на руки и бросали в наполненный забортной водой бассейн. Зазевавшихся и вовсе заталкивали в нептуново чистилище и прогоняли по этому сделанному из прочного брезента пятиметровому коробу, частично заполненному… машинным маслом.

А когда, наконец, наступил финальный аккорд этого экваториального шабаша, великий Нептун, роль которого замечательно исполнил исполинского роста и телосложения командир геофизического отряда капитан 2 ранга Геннадий Васильевич Михальчук, объявил победителей и вручил им свои заветные призы: кому бутылку коньяка, кому водку, а кому шампанское. Призёрами уникального карнавала оказались команды медиков, геофизиков и палубная команда обслуживания судна, в просторечии – боцкоманда.

Среди наших напряжённых будней, когда каждый человек работает в своём замкнутом пространстве и большей частью отделён от всего коллектива несколькими металлическими переборками (перегородками), этот праздник сыграл особую роль. Сразу заметно потеплели взаимоотношения, прочнее стал контакт между членами экспедиции и экипажем судна.

На следующий день на очередном утреннем докладе начальник экспедиции искренне поблагодарил всех организаторов встречи с Нептуном. Особо тёплые слова нашёл и для политработников, что, честно говоря, нечасто можно было услышать из его уст. И тут же преподал им, а заодно и всем командирам судовых подразделений весьма наглядный урок как бы обратного, не творческого, не внимательного, а формально-равнодушного отношения к людям.

Обходя по своему обыкновению все корабельные посты в ночное время, преимущественно в период «собачьей вахты» – с 00.00 до 04.00, когда всех вахтенных физиологически клонит в сон, адмирал обратил внимание на сплошной красный цвет оценок на графиках социалистического соревнования. Причём самый красный график оказался в ПЭЖе – посту энергетики и живучести судовой электромеханической части. По условиям социалистического соревнования, каждому специалисту ежедневно выставлялась оценка за качество несения ходовой вахты: красным цветом пятёрки, синим четвёрки, зелёным тройки. По среднеарифметическому от их суммы выводились оценки за неделю, а потом и за месяц. Вроде бы всё соответствовало. От самого Севастополя к механикам не было ни одной претензии. В любую погоду и время суток их механизмы работали без единого сбоя.

Но у адмирала Акимова, от природы наделённого аналитическим умом, возник вопрос: по какому же принципу оценивается труд людей, если в соревновании все победители, а побеждённых нет?

– Вот вчера было всё понятно, – как бы размышлял Владимир Ильич на утреннем совещании, обращаясь в основном к политработникам. – Победили те команды, кто был остроумнее, талантливее и смелее. Те, кто что-то там промурлыкал Нептуну и сбежал от чистилища, понятно, проиграли.

А теперь давайте посмотрим на наше социалистическое соревнование. Мы же его сами назвали «соревнованием». Значит, надо сравнивать какие-то результаты. В настоящем соревновании можно сравнивать только объективно оценённые результаты. И если мы приняли четырёхбалльную систему оценок, то тогда значение оценки должно соответствовать конкретному результату конкретного труда. А у нас все поголовно получают пятёрки только за то, что ходовую вахту несли без замечаний. Хотя такой результат заслуживает не выше… тройки.

После этих слов в установившейся в конференц-зале тишине как бы повис один вопрос: почему? И от него адмирал не ушёл:

– Почему?.. Да потому, что оценка «удовлетворительно» должна соответствовать такой работе, которая нас просто удовлетворяет. «Хорошо» – выставляться за хорошую работу, которая обращает на себя внимание особым качеством, старанием, усердием. А «отлично» – только тому, кто в чём-то отличился. Скажем, проявил какую-то инициативу, обнаружил не просто сбой в работе каких-то приборов, а системный сбой, с его анализом, сделал рационализаторское предложение или добровольно трудился в своё личное время. Если уж мы затеяли социалистическое соревнование, то оно должно звать людей от просто добросовестного труда к трудовому порыву, от пунктуального выполнения своих обязанностей к творчеству, какому-то реальному росту…

Совещание зашушукалось. Вроде бы Коммунистическая партия в лице своих флотских политорганов так никогда не ставила и не ставит этот вопрос. А со слов адмирала Акимова он оказывается таким примитивно понятным всем и каждому, что даже удивительно: почему его никто не ставил раньше? Да и сам недавний начальник штаба Черноморского флота об этом заговорил здесь, в океане, на отдельно взятом океанографическом судне, а не на каком-нибудь общефлотском партийном активе. Почему? Хотя спросить об этом у адмирала никто из присутствующих не решился.

Потом мы увидели, что к предложению Акимова на судне отнеслись по-разному. К сожалению, нашлись и такие, кто не понял или не захотел понять, какие новые возможности использования социалистического соревнования открываются за предложением начальника экспедиции. Но те, кто видел в умной, тонкой, психологически выверенной работе с людьми главное условие результата в любом деле, сумели применить новые рекомендации. И от этого заметно выиграла творческая атмосфера в коллективе.

Походные будни шли своим чередом. И даже сознание того, что впереди ещё месяцы плавания, не оставляло возможности расслабиться хоть на денёк. Все лаборатории и посты работали беспрерывно, ходовая вахта неслась, понятно, круглосуточно. Воскресенье от всех прочих дней отличалось только тем, что утром не было доклада начальнику экспедиции в конференц-зале полным составом походного штаба, а по необходимости в это утро Акимову докладывали отдельные должностные лица в его адмиральском салоне. А ещё в воскресенье можно было перед обедом позагорать и искупаться в бассейне, который заполнялся забортной водой всего на два часа.

Самый же ожидаемый день в длительном плавании – банный. Он был днём отсчёта времени, проведённого в море и оставшегося до возвращения домой. И в дневники записывали, и между собой делились, особенно во второй половине похода: «До Севастополя осталось …надцать бань». И действительно, несколько минут горячего душа приносили желанный отдых, хороший заряд бодрости и попросту возвращали к нормальной цивилизованной жизни. К сожалению, случалось это только один раз в десять дней.

Многие неудобства корабельной жизни в дальнем походе связаны с ограниченностью запасов пресной воды. Чистая питьевая, которая закупается в очередном иностранном порту за «золотые рубли», используется только для приготовления пищи. На различные технические нужды идёт вода, которую «варят» корабельные опреснители. Но пользоваться такой водой тоже дорогое удовольствие: опреснители пожирают большое количество топлива, запас которого тоже лимитирован.

А что такое опреснённая вода? Известно примерно тридцать способов опреснения морской воды. В частности, пресную воду из солёной можно получать путём испарения или дистилляции, вымораживания, использования ионных процессов, экстракции и много ещё как. Однако все способы требуют одинаково больших энергозатрат. К примеру, производство одной тонны пресной воды на мощных береговых опреснителях способом дистилляции стоит примерно один доллар. С уменьшением же габаритов опреснителей для возможности их размещения на судне (а значит, и их мощности) стоимость опреснённой воды очень быстро растёт в обратной пропорции.

Быт в плавании – вещь далеко не второстепенная. Если о нём сказать, что от него зависит многое, значит ничего не сказать. От него зависит главным образом моральная атмосфера в коллективе, которая почти полностью решает успех или неуспех дела, а иногда и судьбы замкнутых в ограниченном пространстве моряков.

Конечно, возможности современных судов несравнимы с теми, которыми располагали моряки на шлюпах, бригах, клиперах. И всё же… Ну вот, скажем, у тебя есть возможность встать под горячий душ один раз в десять дней. А как поддерживать гигиену своего тела в течение этих десяти дней? А как держать в чистоте своё нижнее бельё? А как офицерам держать чистыми форменные кремовые рубашки, которые стираются намного труднее, чем белые? Попробуй появись в кают-компании в несвежей кремовой рубашке. Будешь изгнан с позором – такова вековая офицерская традиция корабельной службы.

Рядовой состав, у которого нет кремовых рубашек, а в качестве рабочей формы на корабле он носит так называемую робу – штаны и рубаху навыпуск из плотной кондовой ткани, – давно изобрёл для себя уникальную «стиральную машину». Когда корабль на ходу, моряк привязывает свою грязную робу к шкерту (конец тонкого троса или просто прочная верёвка. – Авт.) и выбрасывает её с кормы за борт в бурлящую кильватерную струю. Работающие винты корабля добросовестно исполняют роль барабана стиральной машины, и через пять минут роба, даже если она была испачкана машинным маслом, абсолютно чистая. Остаётся только прополоскать в пресной воде. Но иногда бывает, что вытаскивать, кроме шкерта, нечего. Чуть зазевался, и роба… досталась акуле.

А для кремовых рубашек офицеров тоже «изобрели» походную «стиральную машину». Она ещё проще, чем для матросской робы. Берём всего три компонента: обычное цинковое ведро, наполняем его наполовину пресной водой и насыпаем туда много-много стирального порошка. В этот суперконцентрированный раствор помещаем кремовую рубашку. Лучше сразу три, потому что ведро, как правило, в дефиците, за ним выстраивается очередь. Иногда его даже приходится «выкупать», понятно, за какую «валюту».

Рубашки помещаются в ведро не для того, чтобы их стирать. Этот удивительно не отстирываемый кремовый материал кто-то когда-то придумал специально для изощрённой пытки офицерского состава в длительном плавании. Три его руками, не три, отжимай, не отжимай – всё равно до полной чистоты не отстираешь. Поэтому рубашки оставляем в этом суперконцентрированном растворе ровно на трое суток. А на четвёртые ты достаёшь их уже из какого-то киселя, в который за эти трое суток превратился твой стиральный раствор. Достаёшь очень скользкими, но… чистыми. Остаётся только прополоскать. И будет тебе счастье, когда высушишь и погладишь. И из кают-компании тебя никто не шуганёт, и на командирский мостик можно подниматься уверенно (к примеру, я имел разрешение находиться на командирском мостике в любое время суток), и самому приятно…

Командам Беллинсгаузена и Лазарева приходилось решать проблемы иные, чем нам. Поскольку баню на парусниках устраивали только при заходе в попутный порт или на какой-нибудь остров, где есть пресная вода, капитан 2 ранга Беллинсгаузен велел служителям бельё менять два раза в неделю и строго следил, чтобы ленящийся часто стирать белье не надел одну и ту же рубаху дважды, «потому как чистота и опрятность много способствуют к сохранению здоровья». А чтобы бельё также стирать два раза в неделю, в среду и в пятницу варили только в одном котле к обеду горох, а вечером кашу с маслом, в другом согревали воду для стирки белья.

Койки положено было мыть два раза в месяц, самые шлюпы и палубу два раза в неделю под парусами, а на якоре ежедневно. Для просушки матросских кубриков и других внутренних помещений в них аккуратно разводили огонь, а когда погода позволяла, обедали и ужинали на верхней палубе – «чтобы в палубах не осталось сырых от кушанья паров и нечистоты». Каждый вечер с 18 до 20 часов в палубах не разрешалось находиться никому – в это время внутренние помещения проветривались.

Для поддержания чистоты рядовые члены экипажа снабжались за казенные деньги по установленной «Описи». К примеру, на одного человека полагалось: постель 1, подушка 1, одеяло 1, простыни 4; комплектов белья льняных 11, фланелевых 7, чулков шерстяных 8 пар; матросских мундиров и фуфаек суконных 4, брюк суконных 2, брюк летних фламскаго полотна 6, рабочих фуфаек канифасных 4, рабочих брюк канифасных 4, шинель серого сукна 1, шапок кожаных теплых 1, шляпа круглая 1; сапогов теплых с сукном внутри 1, сапогов холодных 2, башмаков – 4 пары ¹³ .

Любопытно, как описывает в своём дневнике распорядок дня и быт на шлюпе «Мирном» мичман П.М. Новосильский.

«2 сентября… (1819 г.) Здесь кстати сказать о нашей морской жизни и препровождении времени. День у нас разделялся на пять вахт, или очередей, а именно: 1-я вахта с полудня до 6 часов, 2-я с 6 часов до полуночи, 3-я с первого до пятого, 4-я с пятого до девятого и 5-я с девятого до полудня.

В 8 часов поутру мы собирались в кают-компанию пить чай. Тут рассказывались новости, если были какие на ночных вахтах. Новости эти были бы не очень понятны для не служивших в морской службе. В 10 часов делали солнечные наблюдения, по которым вычисляли время на шлюпе; сравнивая это время с хронометром, получалась долгота места. Перед полуднем все офицеры являлись на палубу брать секстанами полуденную высоту солнца. Особенный звон колокола “рында” возвещал полдень, после чего каждый спешил вычислять широту места шлюпа в полдень.

В час сходились к обеденному столу, не роскошному, но всегда хорошо приготовленному; капитан Лазарев обедал и пил чай вместе с нами. В кают-компании всякий занимался своим делом; при том у нас была довольно значительная библиотека русских и отчасти иностранных книг; мы наперед условились, кому какие взять книги. Карты решительно изгнаны были на нашем шлюпе – капитан Лазарев не мог терпеть их. Хороший вечер обыкновенно проводили на палубе. Тут начинались забавы матросов; иные, собравшись в кучу, пели песни, другие занимались гимнастическими играми, и день оканчивался приятно ¹⁴ ».