Free

Первая книга Царств. Поэтическое прочтение

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Глава 18. Козни Саула против Давида

К овцам, мулам, слугам, домочадцам,

Ко всему с названьем отчий дом

Впредь Давид уже не возвращался,

В высших сферах он теперь вращался,

Где одни начальники кругом.

Полюбился он Ионафану,

Царь Саул его не отпустил,

Победителя соревнованья…

Так удачно выпущенный камень

Жизнь Давида круто изменил.

Получил он власти атрибуты

У Ионафана – меч и лук.

Приодетый в форму, приобутый,

Как иной штабной индюк надутый

При Сауле был он политрук.

Действовал Давид благоразумно,

Высшее начальство не хулил,

Низший чин не оскорблял огульно,

Не гневил капризную фортуну,

И народ к нему благоволил.

Только личная царя охрана,

Состоящая из злющих слуг,

Нашептала на уху тирану,

Что Давид твой, нацепив сутану,

Был замечен в обществе старух.

Когда все с победой возвращались,

Женщины окрестных городов

С тимпанами воинов встречали,

Что они Давидом восхищались,

Ясно было и для дураков.

Про врагов пел хор многоязычный:

Тысячу убил Саул всего,

А Давид убил десятки тысяч…

Когда вам в лицо такое тычут,

Пережить обиду какого?

От таких романсов не сдержался

Царь, сказал Давиду: «Что, койот,

Повышаешь у народа шансы?

Столько получил уже авансов,

Царства лишь тебе недостаёт».

С того дня как холодом подуло,

В подозрение Давид попал,

И злой дух от Бога на Саула

(Злой от Бога – то не я придумал)

На царя несчастного напал.

Словно Грозный Иоанн безумный

Бесновался деспот почём зря.

А Давил играл рукой на струнах,

Полагаясь только на фортуну

При ужасных выходках царя.

Бес внушал царю – нужны рекорды

По уничтоженью образин.

Перебил ты всех врагов-уродов.

Нет, ещё одно осталась морда,

Как же ты её не поразил?

Царь швырял снаряд с ухмылкой лисьей,

Думая, Давида пригвозжу

К стенке, на копье моём повиснет…

А Давид, увёртливый как ниндзя,

Дважды изменял копья маршрут.

Третий раз царь бросить не решился

Дротик свой, решив, с Давидом Бог

Тот, что от Саула отступился.

Так спортсмен не сделался убийцей,

С нормативом справиться не смог.

Царь Давида стал с тех пор бояться –

Ловок, уклонился от копья,

В вере фанатичен, словно нацик,

С кем угодно может разобраться…

Нет, таких – подальше от себя.

Тысяченачальником задумал

Сделать царь Давида, но вдали

От столиц увеселений шумных.

Тот же поступал благоразумно,

И народ к нему благоволил.

Израиль весь с волостью Иуда

По Давиду сохли день и ночь,

Сделал царь тогда свой выбор трудный,

Хитрый дальновидный, но паскудный -

В жёны предложил родную дочь

Он Давиду с ненавистью тайной:

«Старшую, Мерову, ты мою

Забирай… На нас со всех окраин

Буром прут враги филистимляне,

Победи в смертельном их бою».

Ибо сам Саул тогда подумал:

Будет пусть рука, но не моя

На Давиде, а то слишком умный,

Подсидеть меня решил без шума,

Увернуться вздумал от копья.

Но Давид сказал: «Мечтать не смею,

Ведь по правде говоря, кто я?

Род ведёт отец не с Иудеи,

С Израиля, так сказать вернее,

И не быть мне зятем у царя.

Дочь Саула мужу из Мехолы

Отдана была, коль не мила

Та Давиду, но с начальной школы

В пастушонка втрескалась по полной

Дочь царя другая, Мелхола.

И когда Саулу возвестили

Подростковый девичий секрет,

Царь решил женить их без насилья,

Чтобы с «без меня меня женили»

Дочь не рифмовала всякий бред,

И не вырывался крик истошный

Душераздирающим стихом…

Впредь святоша нас не облапошит,

И Давид из-под семейной ноши

Не сбежит повстанческим вождём.

Мелхола Давиду будет сетью,

В мире нет ещё прочней сетей.

А случись у этой пары дети,

Государство выдаст из бюджета

Вспомоществованье на детей.

И тогда рука врагов всех общих

На враге окажется моём.

Не останется в накладе дочка,

И Давиду воздадим мы почесть –

У стены Кремлёвской погребём.

Царь Давиду сообщил умильно:

«Породнишься ты со мной», сам слуг

Всех подговорил, чтоб говорили

Те Давиду, как его любили

И плевать, что бывший он пастух.

И что царь с него не просит выкуп,

А захочет зять без лишних слов

Просто вызвать у царя улыбку –

Принесёт пусть небольшую кипу

Краеобрезаний от врагов.

Сто кусочков выдаст в аккурате

Плоти крайней, пусть берёт товар

Не в анатомическом театре,

Пусть свершит Давид тот подвиг ратный,

Проявив провидения дар,

Чтоб средь гоев не убить еврея.

Все они по виду басмачи.

Как узнать, что скрыто под ливреей?

И не каждый, кто мечом владеет,

От своих чужого отличит.

В мыслях царь держал сгубить Давида,

Своего убьёт – ему ж не жить.

И филистимляне не фригидны,

За попытку обкромсать либидо

Хоть кого поставят на ножи.

А Давид, представьте, согласился,

Чтобы зятем сделаться царю,

Обладать желанною девицей,

Он в очередной раз отличился

И врагов обрезал на корню,

Сразу двести сделал с тех отростков

Краеобрезаний, как раввин,

От простуды вылечил гундосых –

Голову отсёк и нет вопросов,

Даже руки не были в крови,

Для отчёта он царю представил

Вожделенных шкурок узелок…

Царь Давида славил, а сам в тайне

Находился в страхе чрезвычайном

От того, каков его зятёк.

Так Давид, из чувств к невесте лучших

Откусил от славы пирога,

По своей наивности дремучей,

Думая, что царь ему попутчик,

Приобрёл заклятого врага.

Но когда вожди филистимляне

Вышли на войну, исторгнув крик,

Встретил их Давид достойно, рьяно,

Действовал разумно, без изъянов,

И в глазах народа был велик.

Глава 19. Но любил Давида сын Саула

Раз монарх всех кроет как безбожник,

Не стесняясь низкородных слуг,

По лицу бьёт знатного вельможу –

Объясненье здесь одно возможно,

То напал от Господа Злой дух

На царя и он бузит конкретно.

Наш демократический закон

Так гласит – когда мужик в аффекте,

То вины на нём особой нету,

И сажать такого не резон.

Скажем, мавр ревнивый, даже слишком,

Видя, что помятая кровать,

Придушил жену, зажав подмышкой,

Но при этом тронулся умишком…

Значит, дело можно закрывать.

Раз Злой дух орудие убийства

Сам вложил несчастному в персты,

Кистенём метелил всех по лицам,

То кого сажать потом в темницу,

Если Злого духа след простыл? –

Думает порою суд присяжных.

А преступник, крылья за спиной,

На скамье раскинулся вальяжно –

Был в аффекте, кто ж его накажет?

Духи в юрисдикции иной.

Но когда вам хочется до боли

Завернуть кого-нибудь в кумач,

Разрядив в обидчика обойму –

То уже не блажь, а паранойя,

Не священник нужен вам, а врач.

Говорил Саул Ионафану,

Сыну своему: «Ты ж не левит,

Чтобы мирро лить и петь осанну.

Умертви Давида… трезвым, пьяным

Ты его найди и умертви.

Дай все полномочья своим слугам

Захватить Давида и убить…»

Но любил Давида сын Саула,

И что ждёт Давида пятый угол,

Смог приятель друга известить:

«Ищет, как убить тебя, отец мой.

Берегись и в месте потайном

Завтра будь, не разрывай мне сердце,

Здесь тебя удушат полотенцем

Иль отравят кофе с коньяком.

Сам я завтра с батей в поле выйду.

В голове отец мой без царя,

Пусть узнает правду про Давида,

Что Давид наш вовсе не ехидна.

Пристыжу и, проще говоря,

Прочитаю я отцу морали…»

Шелухи словесной целлофан

С правды жизни фантиком сдирая,

С пафосом и в возбужденье крайнем

Говорил в полях Ионафан:

«Не греши, отец, Давида против

Своего раба, ведь этот раб

Не шептался с кем-то в подворотне,

Не орал в толпе при всём народе,

Что Саул, как управленец, слаб.

Пред тобой ничем не согрешил он,

Лишь полезные его дела,

Был от смерти он на треть аршина,

Сокрушил военную машину

Он врага мешком из-за угла

И принёс спасенье Израилю.

Видел это ты, плясал как все.

Так за что невинного, всесильный,

Ты решил с улыбкою умильной

Умертвить при всей его красе?»

То ли лжец Саул первостепенный,

То ли дух к нему благоволит,

Направляет копья только в стену,

Но сказал Саул проникновенно:

«Жив Господь, да будет жив Давид!»

Но опять война, филистимляне

Вновь напали и опять Давид

Разобрался лихо с этой дрянью,

Вновь народ в тимпаны барабанит,

А Саул оплёванный сидит –

Вновь Злой Дух от Господа в Сауле

Разжигает зависти костёр.

Царь Саул срывается со стула

И летит копьё со страшным гулом

В стену, где вонзается в ковёр.

Там пастух с пастушкой резво скачут....

А теперь в картине той торчит

Остриё с попытки неудачной,

Потому что там, где прыгал мальчик,

Должен был пришпилен быть Давид.

Отскочил он от Саула скерцо,

Злому духу не хотел помочь.

От задуманного духом зверства

Дёру дал он, не успев одеться,

Убежал и спасся в эту ночь.

Царь Саул послал слуг к дому зятя,

Чтоб убить Давида в неглиже.

 

Библию пришлось переписать бы,

Если б женщины и после свадьбы

Не умели б думать за мужей.

Мелхола всё оценила точно,

Мужу говорит она: «Давид,

Мой отец со зла тебя прикончит,

Если душу не спасёшь ты ночью,

Рано утром будешь ты убит».

Из окна Давида вниз спустила,

Женщины сильны в любых краях,

Спрятала в постели под холстиной

Статую святого Августина,

Козьи кожи бросив, там где пах

Должен быть у спящего Давида.

За подзором как мужик храпит

Мопсик славный с носом перебитым…

Слуг послал Саул, убить бандита,

А жена – он болен, говорит.

Снова царь шлёт слуг, чтоб на постели

Кончили больного… Красный крест

Был тогда бесправен, не при деле.

Люди, убивая, не смотрели,

Кто с больничным будет, а кто без.

(Не дожили ведь до гуманизма

Патриархи тысяч с двадцать лет

И три тысячи – до формализма… )

Потрошили дом гонцы из Пизы,

Но Давида там простыл и след.

Статуя лежит на брачном ложе,

Храп собачий слышен из угла,

Где Давида пах, лишь козья кожа,

Правда, с запахом весьма похожим –

Ведь гонцы пришли убить козла.

Мелхоле Саул сказал с обидой,

Для чего меня родная дщерь

Обманула, как воды с карбидом

Мне дала, врага семьи Давида

Отпустила, где твой муж теперь?

Видя, что отец красней окурка

И Злой дух от Господа опять

Сделать из отца готов придурка,

Покривить душой пришлось дочурке

И Давида нагло оболгать.

Мол, Давид сказал ей однозначно,

А как это понимать ещё? –

Отпусти меня, коза, иначе

Утоплю тебя, как в речке мячик,

Задушу тебя своей пращой…

Убежал Давид и Самуилу

Рассказал, что делал с ним Саул,

Как швырял в него копьё, на вилы

Нанизать хотел, что было силы

(Приукрасить он не преминул).

Дело то происходило в Раме…

Донесли Саулу, что Давид

Здесь недалеко, не за горами…

Со своей упёртостью бараньей

Вновь убить Давида царь велит.

Слуги в Раму, а там сонм пророков

И над ними главным Самуил.

Все пророчествуют волей рока.

Божий Дух сошёл на слуг, сорокой

Всякий затрещал, заговорил,

Словом, все пророчествовать стали.

Не опричники, а сбор кликуш,

Вместо чем разить калёной сталью,

Разом как один запричитали

О спасении заблудших душ.

Новых царь прислал из войск спецназа

Слуг – и те закатывать глаза

Начали с пророками в экстазе.

Да крепка религии зараза,

Думал царь, косясь на образа.

Сам пошёл, но вновь метаморфоза –

Божий Дух сошёл и на царя.

Снял с себя одежды на морозе

И пророчествовал деспот грозный.

Потому и нынче говорят:

"Неужели и Саул в пророках?"

И какая в том мораль для нас?

Господу с людьми одна морока.

Хоть любой из нас не без порока,

Но к спасению имеет шанс.

Глава 20. Как Давид стал дезертиром

Когда недугом поразил Дух Божий

Всех присланных убить Давида слуг,

Пророчествовали все, вопя истошно,

Про будущность страны стенали вслух…

Пока в пророках пребывал Саул,

Давид от этих воплей драпанул,

К начальнику пришёл к Ионафану.

«Что сделал я? За что перед отцом

Твоим предстал я жертвенным бараном,

Скрываюсь провинившимся юнцом?

Такой ли уж зловредный я еврей,

Раз ищет царь Саул души моей?»

Сказал Ионафан в ответ на это:

«Отец мой доверяет мне во всём,

И в малых, и в больших моих советах

Нуждается и даже в чернозём

Тебя загнав, про мёртвый черенок

Писать меня заставит некролог».

Давид для убедительности клялся:

«Про то, как ты ко мне благоволишь,

Все домочадцы источили лясы.

Подумал царь, расстроится малыш

И, чтоб от слёз ребёнок не опух,

Решил приватно выпустить мне дух.

Но жив Господь, душа твоя живая,

А от моей – до смерти один шаг…»

Ионафан, чувств лучших не скрывая,

Сказал такое, аж звенит в ушах

От клятвы данной им, ввергает в дрожь:

«Скорей погибну я, чем ты умрёшь!

Чего душа твоя желает, право,

Всё сделаю, отсрочу твой конец,

Проведаю состав, что за отраву

Подсыпать приказал тебе отец…»

Ионафана выслушал Давид

И как по званью младший говорит:

«Вот завтра новомесячие, я же

У Главного обязан быть, как штык.

Меня бы отпустил ты без поклажи

На пару дней всего, а сам бы вник,

Какие планы в царской голове,

Пока я поваляюсь на траве.

Саул спохватится по мне, ответь же –

Давида в Вифлеем я отпустил

В свой род до жертвы ежегодной вешней,

Где режут скот, кровь льётся на настил…

Не пропусти ни слова, мой адепт,

В них будет приговор моей судьбе.

Когда царь скажет «Хорошо», то значит –

В спокойствии продлятся мои дни,

А если царь начнёт ругаться смачно –

То выпустил врага из западни…

Так про мою судьбу узнаешь ты –

Звезда во лбу или в гробу цветы…

А я, твой раб, желание озвучу –

Когда вина на мне тряпьём висит,

Меня ты умертви собственноручно,

Зачем к отцу для этого вести?»…

Рванул рубаху на груди – стреляй!

А не виновен – просьбу выполняй.

В ответ Ионафан: «Не рви рубаху,

С тобой не будет этого никак.

Что царь готов послать тебя на плаху –

Свой потайной тебе я выдам знак.

И если так – бери свою пращу.

Тебя я на свободу отпущу.

За друга я продам хоть чёрту душу,

Всё выпытаю, что решил отец,

И если слово я своё нарушу,

То сам бесславный обрету конец.

Но ты и мне, когда я буду жив,

Своё благоволенье окажи.

А если смерть мои закроет веки,

Покуда жив хотя б один еврей,

От дома моего, Давид, во веки

Не отними ты милости своей,

И в час, когда врагов Бог истребит,

Не оставляй семью мою, Давид!»

Так заключил Ионафан с Давидом

Завет о том, что царь исподтишка

Не сделает Давида инвалидом,

Что не грозит ему секир-башка;

А что случись с Ионафаном вдруг,

Его семью не обездолит друг.

Ионафан до выясненья сути –

Что за козу Давиду царь припас –

Чин младший отпустил на перепутье

Подальше от монарших злобных глаз.

А после с разъясненьем, что и как,

Пришлёт ему начальник тайный знак.

По полнолунию Саул, собравши

Свой штаб, увидел, что попал Давид

В число пропавших или загулявших.

Подумал царь: «Где этот сибарит?

Наверное, очиститься свалил,

Чтоб лучше к нам Господь благоволил».

Но в мыслях у царя, как аскарида,

Тревога шевелилась за престол.

На завтра, вновь оставшись без Давида,

Почувствовал Саул, что он осёл –

Врага из своей власти отпустил…

– "Где наш Давид? – начальника спросил –

У нас ведь день собранья – это праздник,

Приличный стол, буфет, затем банкет,

К такому дню спешат без опозданий,

А зятя моего в помине нет.

Вдруг завтра сбор, учение, поход,

Что думает себе твой замкомвзвод?"

И отвечал Ионафан Саулу:

«Давид твой отпросился в Вифлеем,

Неявку не считай ему прогулом,

Назавтра он прибудет без проблем».

Казалось бы, нет зятя – Бог бы с ним.

Но самодержца нрав неукротим.

Царь обратил гнев на Ионафана:

«Негодный сын, ужель не знаю я,

Как вместе вы с моим врагом профана

Тайком решили сделать из меня?

На срам отцу и матери твоей

Сын Иессея – лучший из друзей

Твоих, наглец. Не жить ему доколе

Я для него оставлю мой престол.

Найди, схвати, путём прямым, окольным

Веди ко мне, руби, сажай на кол.

Когда на смерть твой обречён Давид,

Нет разницы, как будет он убит».

Ионафан увещевал Саула:

«Что сделал он, за что же умерщвлять?»

О том же спрут спросить бы мог акулу,

Ответа только так и не узнать…

Царя стыдить? Да как посмел, наглец?

Вновь за копьё хватается отец.

Сжать древко и не бросить – несолидно,

И вот уже копьё в сынка летит.

Тут понял сын, решив убить Давида,

Саул сметёт любого на пути.

Ионафан, обед свой не доев,

Покинул стол, едва скрывая гнев,

Пошёл туда, где в поле с повиликой

Давид скрывался, ожидал свой фант.

Стрелою, пущенной с условным криком,

Оповестил его Ионафан

О близости фатального конца.

В большой обиде сын был на отца

И вопреки всем воинским уставам

Давида в самоволку отпустил.

Тот трижды поклонился, пал на травы,

От службы регулярной закосил.

Вчерашний победитель и кумир

Из армии сбежал как дезертир.

Глава 21. Юродство Давида во спасение

Пришел Давид в Номву к Ахимелеху

Без карабина, даже без ножа,

На нём ни лат нет, ни иных доспехов,

Одежда износилась и в прорехах

(Как будто Бровкин с армии сбежал

Или иной Максим Перепелица,

Чей облик сохранил Госфильмофонд,

Увековечил кадрами страницы,

Когда КПСС могла вступиться

За армию могучую и флот.

Жить научилась без партаппарата

Не самая библейская страна,

От танков перешла на самокаты…

Всё на круги своя придёт обратно,

Библейские вернутся времена).

Ахимелех тогда к Давиду вышел,

В смущении спросил: «А где праща?

Куда любезный навострили лыжи?»

Был он жрецом, про то, что видел, слышал,

Обязан был по службе сообщать

Кто новый появился в общих банях…

Всё знать про всех, но не рубить с плеча

Имел священник свыше предписанье,

И потому, как банный лист, с дознаньем

Вопросами Давиду докучал.

«Что о прибытье не прислал депешу?

С чего один?» В ответ на то Давид

Свою лапшу жрецу на уши вешал:

«Мне поручил Саул такие вещи,

Что лучше и не спрашивай, левит.

Пускай никто не знает, царь сказал мне,

За чем тебя послал, что поручил…

Солдат своих оставил я в казарме,

Нельзя мне появляться на базаре,

А у тебя припрятаны харчи.

Штук пять хлебов по случаю пришли мне,

А не найдёшь – что будет под рукой

Отдай, не жмись. Мы так с царём решили –

По случаю войны, чтоб мы так жили,

Излишки с правоверных взять мукой».

Давиду отвечал тогда священник:

«Простого хлеба под рукой – обвал,

А есть священный свежеиспеченный,

Хлеб тот достоин есть лишь очень честный,

Кто с вечера к жене не приставал».

За всех других Давид ответил строго:

«Без женщин мы чисты, здесь всё ништяк.

Из членов напрягал я только ноги,

Постель моя – канава при дороге,

Питание – засохший коровяк».

Священник дал тогда Давиду хлебца.

При этом жрец не сообщил наверх,

С какою целью зять Саула здесь был,

Какая в том была ему потребность.

А для властей сокрытье – смертный грех.

Скорей Земля вращаться перестанет,

Чем мир нас встретит без обиняков.

Заложат с потрохами поселяне.

Вот и теперь там был Идумеянин

Начальник царский здешних пастухов.

По имени Идумеянин – Доик,

Весёлый человек, наверняка.

Начальник пастухов – уже прикольно,

А то, какой был Доик параноик,

Узнаем мы чуть позже, а пока

Сказал Давид Ахимелеху: «Нет ли,

Жрец, у тебя меча или копья?

А то я здесь, хоть при царёвом деле,

Но без меча как девка на панели,

Коровка божья, мальчик для битья».

Меч, побеждённого им Голиафа,

Давид сюда сдал раньше как в музей,

Решив тогда, да сдался мне он нафиг.

А вот теперь Ахимелех из шкафа

Извлёк тот меч из тряпок и газет.

Тот экспонат, завёрнутый в одежду,

Вручил Давиду, тот аж задрожал,

Прижал к груди предмет геройский нежно.

Уверенный в себе вдоль побережья

Давид к царю Анхусу убежал.

Царь Гефский в благодушье был умильном –

Саул ослаблен, дело на мази.

Но слуги в один голос говорили:

Не это ли Давид из Израиля,

Что наших десять тысяч поразил?

Давид в испуге, видит плохо дело,

Прикинулся, что Сербского клиент* –

Внушеньем ток он пропустил по телу,

Припадки стал изображать умело.

Лицо дебилу – лучший документ.

Давид царю Анхусу рожи строил,

А дверь так просто чуть с петель не снёс,

Пускал слюну, держали его трое.

Хвалился он, что обесчестил Трою,

 

Где поимел Елену в полный рост.

Провёл Давид вкруг пальца контрразведку.

Сказал Анхус на слуг, что те нули:

Да сами вы, видать, умом не крепки.

Знать, сумасшедшие у нас столь редки,

Что вы ко мне придурка привели

Юродствовать, блажить передо мною,

А то своих мне мало дураков.

Я дверь в свой дом такому не открою…

Так с выдумкой безумною про Трою

Остался жив Давид и был таков.

* «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии имени В. П. Сербского» Министерства здравоохранения Российской Федерации, сокращённо ФГБУ «НМИЦПН им. В. П. Сербского» Минздрава России (старое название: «Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского», «Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии имени В. П. Сербского»)