Глава 15. Слишком много в Саваофе человечьего
Тот, кто вдохновлял писавшего жреца,
Восхвалять себя вменил за правило.
В то, что сам он безупречен до конца,
Доказательств это, правда, не прибавило.
И сказал царю Саулу Самуил:
«К власти ты пришёл путём нехоженым.
Сам Господь тебя с ладони накормил,
А теперь и ты послушай гласа Божьего.
Говорил мне тут намедни Саваоф:
Вспомнил Я Амалика бандитского,
Как сынов Моих он не пустил под кров
И хотел сорвать Исход с земли Египетской.
Как Я раньше про него забыл? …Изволь,
Разобраться с этой шельмой меченой.
Истреби народ тот, вырежи под ноль,
Чтоб историкам и вспомнить было нечего.
Порази, сожги, убей. Всё, что найдёшь,
Не бери с собой, предай заклятию,
До мальца грудного этнос уничтожь,
Скот определи под нож, а не к изъятию.
Не давай пощады, всех предай мечу,
«Не убий» запрет с тебя снимаю я.
С мародёрством только никаких причуд,
Кто ослушается – к смерти, за компанию».
Вот такой священник слышал Божий глас.
Царь Саул, как дело неотложное,
Торопился этот выполнить приказ,
Не хотел среди своих прослыть безбожником.
Двести тысяч царь собрал Израильтян.
Десять тысяч от Иуды клана в них
Объявилось от души накостылять
Всем, кого Господь определил к закланию.
До Амаликова города дошёл
Царь Саул, в долине встал с засадою,
Вроде спрятался, как страус, хорошо.
Кинеянами лишь царь был раздосадован.
Взяв на бойню у священника подряд,
Царь Саул столкнулся с огорчением –
Нацменьшинства бить всех прочих не хотят,
Кинеяне были в том не исключение.
Благосклонность много ранее они
Проявили к ордам многотысячным,
Из Египта быстро драпавшим в те дни,
Обобравши египтян до неприличия.
В благодарность за прошедшее Саул
Отделил их из среды Амалика,
Кинеянам дал спастись, чем подчеркнул,
Что возмездие не сходка криминальная,
Здесь не тронут тех, кто вовсе ни при чём…
Без кошмаров и «кровавых мальчиков»
Израиль всех поразил своим мечом,
Одного лишь не убил царя амаликов.
Пощадил тогда Агагу Израиль,
Вопреки заклятью взял живёхоньким,
Племенной скот скотовод наш не валил,
А за Иордан гнал, только плохоньких
Маловажных убивал… Что до людей –
Черепа тогда у них не мерили.
Про евгенику не знал ещё еврей
И селекцию вёл из благих намерений –
Всех тогда от старичка до грудничка,
До кормящих матерей в истерике
Перебил… Подобное через века
Повторится и в Европе, и в Америке.
Но того, что учинил тогда вандал –
Скот не истребил, а интернировал –
Было мало тем, кто заказал тот бал.
Зря заклятие Саул проигнорировал.
Ведь не выполнивших до конца приказ
Не прощают высшие начальники.
Знал об этом Самуил и даже глаз
Не сомкнул, молился Богу опечаленный,
От Саула отвести удар хотел.
Но пришла депеша со значением:
С выбором царя Господь не преуспел
И жалеет о подобном назначении.
Самуил, не спавши, с буллою идёт
До царя Саула утром раненько
И от первых встречных новость узнаёт –
Царь себе уже успел поставить памятник.
«Захватил царя амаликов я в плен –
Говорил Саул, жреца встречающий –
Ты у Господа, отец, благословен,
Я же волю Божью в дело воплощающий».
Но услышал царь – какого, мол, рожна
Слышу я вокруг мычанье, блеянье?
Где заклятие, то там стоять должна
Гробовая тишина и запах тления.
Царь-еврей, взошедший на престол,
Выйдет из любого положения –
Дабы алчность скрыть, монарший произвол
Он представит будто Господу служение.
На упрёк в непослушанье Самуил
Слышит отговорку сумасбродную:
«Собран скот здесь тот, что воины мои
Не убили с целью очень благородною.
Господу мы жертву принесём
Из отборного, убив всё прочее…»
Разблюдовку не согласовав с жрецом,
Царь Саул опять превысил полномочия.
Самуил сказал Саулу, кто есть кто,
Дал царю понять, что хоть назначен он
Самодержцем, а не просто Главскотом,
Всё здесь схвачено и хорошо оплачено.
Жрец ругал ослушника, точно штабной,
В соответствии с армейской практикой,
Отчитал героя, выигравшего бой,
За манёвр и нарушенье общей тактики:
«Мнение твоё пред волей Божьей – пшик,
Сострадание – уловка от лукавого,
Будь ты десять раз крутой мужик,
А приказ не обсуждать возьми за правило.
Было сказано тебе – воюй доколь
Всех не уничтожишь, в ком дыхание.
Выполнять все предписания изволь,
Не манкируя подпункты про заклание.
Не для туш разделки выдан тебе меч.
Где приказ – какие есть сомнения?
Послушанье – круче, чем скотину жечь.
Жертв любых нужней для нас повиновение.
Ибо непокорность есть такой же грех
Как и волшебство или гадание.
Слово Господа, что ты Саул отверг, –
Преступление твоё без оправдания.
Оказался недостаточно суров
Ты для бойни, действия сакрального.
Отвернулся от тебя наш Саваоф
И не быть тебе царём впредь над Израилем».
Не был бяшей на закланье царь Саул,
Ставил выше всех своё лишь мнение,
Но в какой бы рог евреев он ни гнул,
Перед клиром объяснялся тем не менее.
«Испугался я в тот час людей своих,
Голоса послушался их алчного.
Двести тысяч было там бойцов одних
И гроша за их геройство не заплачено,
Задарма всех порубить одним гуртом
Было бы совсем без интереса им.
Откупиться жертвой вздумал я, скотом
Богу божье дать, а кесарево Кесарю.
Поклонюсь с тобой я Богу твоему,
Пусть отпустит мне грехи вчерашние…»
(Не могу понять – про Бога почему
Твоему, сказал жрецу царь, а не нашему?
Уличён мной здесь в двуличии Саул,
Как бы за проступок он ни каялся.
Ведь всем тем, кто Бога нагло обманул,
Что Господь их вспомнит, даже не икается).
Как ни умолял Саул жреца, чтоб взял
Тот его с собою на моление,
Самуил словам заблудшего не внял.
Царь Саул пред ним стенал, аж на колени пал,
Ухватил за край одежды и порвал
Вдоль по шву (за неименьем пуговиц),
И услышал от священника слова,
Что заставили Саула призадуматься:
«Царство Израильское изъял, отторг
От тебя Господь и отдал ближнему
Твоему…» – жрец молвил. (Только кто бы мог
Трон занять, пока со слов жреца не вижу я,
Но ежу понятно, что уже готов в верхах
Претендент… За все твои провинности
Уходил бы добровольно ты, монарх,
А не то потом уйдёшь по инвалидности).
Говорил Саул: «Почти, отец, меня
Пред Израилем. Пусть все старейшины
Видят, пальцы гнул по чьей указке я
И украсил край гирляндами повешенных.
Поклонюсь с тобой я Богу твоему…»
(Снова – твоему – я вижу в сказанном,
Ведь помазанник… Я толком не пойму –
Иль в другую веру кем-то перемазан стал?)
Иногда клир с властью светской не в ладах.
Знать народу это не желательно…
Здесь амаликитский царь Агаг
Драматизм добавил в пьесу основательно.
Привести его велел жрец Самуил.
Подошёл Агаг к Святейшей Милости,
Старца дряхлого с надеждою спросил:
«Горечь смерти Вы моей не подсластите ли?»
Жрец ему в ответ: «Как матерей лишал
Ты детей, возмездие исполнится,
И что был у ней когда-то сын-шакал,
Это матери-волчице только вспомнится».
О какой здесь матери повёл речь жрец,
Если сам Саулу дал задание
Выкосить до колоска, как поле жнец,
Всех амаликов, подпавших под заклание?
Из живых остался здесь всего один
Во поле обсевком амаликитский
Царь Агага (Гога, хоть и не грузин,
Вор в законе за дела его бандитские).
Непорядок. Не добил царя Саул.
Прочитав ему нравоучение,
Лично Самуил тогда не преминул
Устранить пред Иеговой упущение.
Старец дряхлый, поднабравшись свыше сил -
Не для старости такие подвиги –
Меч схватил, Агагу разом разрубил
Вне законов всяких физики и логики.
В Раму Самуил пошёл к своим врачам,
Царь же в резиденцию Саулову.
До дня смерти жрец Саула не встречал,
Но печалился о нём и много думал он.
Были основанья – Бог их Саваоф
Дал царя им, а потом раскаялся.
Много в мире было разных катастроф,
И с Саулом всё, конечно, устаканится –
Брадобрей по горлу… или примет яд –
Дело для царей весьма обычное…
Но когда Саул приятен столь на взгляд,
То с чего Господь так на царя набычился?
Сам помазал, так о чём жалеть тогда?
Или с небом связь не безупречная?…
Основная во всём видится беда –
Слишком много в Саваофе человечьего.
Глава 16. Появление Давида
Жрец Самуил за Израиль отчаялся,
За будущее не смыкает век,
И голос свыше в ночь к нему является:
«Доколе о царе тебе печалиться,
Которого от царства Я отверг?
Не быть ему царём во всём нам преданным.
Сошёлся клином свет, да не на нём.
Не сделался послушным он полпредом нам.
Мы проведём его сквозь трубы медные
И нового правителя найдём.
Наполни, Самуил, елеем рог ты свой
И к Иессею трогай в Вифлеем».
Жрец испугался: «Нынче нравы строгие,
До власти жаден царь, как все двуногие,
Добавит с отречением проблем,
Убьёт меня Саул, едва услышит он,
Что усмотрел Господь царя себе
Иного нежели Саул. Подвыпивший,
А то и трезвый самодержец в кипише
Забудет Божье наставленье – Не убей!».
Тут Самуилу план по конспирации
Подробно выдал глас отсель досель:
«Возьми телицу к жертве, не придраться чтоб
Царю, не усмотреть в том провокацию –
С какою целью жрец несёт елей?
Ты ж Иессея пригласи уважить нас –
Телушку сжечь и съесть её потом.
Пусть соберёт он как гостей посаженных
Вкруг сыновей своих, и ты помажешь мне
Того, в которого я ткну перстом».
Послом от Вифлеема в полномочиях
Был Иессей, Вооза внук, кровей
От моавитов, матерью подпорченных,
А с репутацией такой подмоченной
И сын его не чистый иудей.
Пришёл жрец с миссией вполне конкретною,
Впустую не слоняется пророк.
Старейшины его встречают с трепетом,
С недоумением с картины Репина –
Зачем ему елея полный рог?
Опять иные будут назначения?
Священники, они ж такой народ,
Любое действие их со значением…
Шлют к Самуилу люди обращение:
Насколько мирен, мол, его приход?
Их успокоил жрец: «Для приношения
Привёл я тёлку в жертву вознести…»
А что имеет свыше поручение
Лишить цари и власти, и значения,
Священник никого не известил.
Жрец Иессею освятил и отпрысков,
Его сынов, зовёт есть жертву с ним.
Не стал, однако, как Саула рослого
В цари жрец мазать и ответил просто он:
«Не ростом человек берёт одним,
А сердцем. Эта мера безупречная
И нет её для Господа верней.
Сильны твои орлы широкоплечие,
Но нет ли здесь пусть меньше, но сердечнее
Среди твоих огромных сыновей?
Раз никого из семерых представленных
Здесь не избрал Господь в моём лице,
То должен быть восьмой, из самых маленьких,
Что брату твоему слывёт племянником.
Знать затерялся он среди люцерн,
При овцах царь державный… Без сумятицы
Ты в поле, Иессей, за ним пошли.
Мы без него обедать не усядемся…»
Уже шипит горячая гусятница,
И с тёлки жир стекает на угли.
Пускают слюни, глаз кося на окорок,
Старейшины, от голода вполне
Готовые уже свалиться в обморок…
Послал отец, вернулись люди с отроком
С красивым, с ожиданий аж вдвойне
Лицом приятен, в белокурых локонах.
Да, это он! – жрецу поведал Бог.
Впредь нет нужды ходить вокруг да около.
Взял Самуил с елеем полный рог тогда,
Всего обмазал с головы до ног
Давида, благо роста невеликого
Среди родни, ведь что ни брат – амбал,
А младший телом бел и нрава тихого.
Господень Дух почил на нём, настиг его
И с того дня уже не покидал.
А от Саула тенью неопознанной
И вовсе отступил Господень Дух.
И возмущал царя злой дух от Господа,
Неведомо кем и откуда посланный,
Открывшийся для подданных и слуг.
Они Саула в деле том советами
Пытались от лукавого спасти.
Тиран их слушал, но не дёргал вены им,
Когда злой дух тем мерами ответными
За униженья тщился отомстить.
(Где Дух Господень, там по диалектике
Злой дух от Господа обязан быть.
Добра и зла соседство – не эклектика,
А самая реальная конкретика,
Писание о том не даст забыть)
Царя Саула нервы не железные,
А тут ещё свирепствует злой дух.
И только слуги с прочими помпезные,
При деспоте до крайности любезные
Пытались усладить монарший слух,
Искусного сыскать при гуслях лабуха
Разумного, красивого на вид,
Открытого, с камнями не за пазухой -
Израиль за таким они облазили,
Нашли, таки, и это был Давид.
С жреца подачи страшным остракизмам царь
Саул подвергся, Богом не любим.
Давид же стал любимцем общепризнанным.
Был Дух Господень на одном пожизненно,
Злой дух от Бога вился над другим.
Давид, оруженосцем в штате будучи
Саула, музицировал и пел,
На гуслях отрывался, но о будущих
Царя Саула действиях ублюдочных
Не ведал, даже думать не хотел.
Ну, а пока, сыскав благоволение
В глазах царя, Давид ему играл.
Дух злой коробило, но в те мгновения,
Забрав с собой дурное настроение,
Он от царя Саула отступал.
Глава 17. Давид и Голиаф
Дело то случилось в Иудее,
Там филистимляне для войны
Собрались в Сокхофе. Прочих злее
Они были. Ну, а им евреи
Со своей вредили стороны.
Встал Саул в долине дуба станом
С войском, подготовленным к войне.
Склон горы один Израильтяне
Держат, на другом – филистимляне,
А долина дуба в стороне.
(Хоть написано в Писанье – между
Ними та долина пролегла.
Переписчик видно был невежда
Иль гора, что возвышалась прежде,
Опустилась ниже сапога).
В стане, не в спортивном, в филистимском
Был единоборец Голиаф.
Не борец команды олимпийской,
Но размеров просто исполинских,
Не мужик, по-нашему, а шкаф.
Ростом в шесть локтей он был и пяди,
За два метра вырос Голиаф,
Не дай Бог увидеть, на ночь глядя.
Обойти ни спереди, ни сзади
Было невозможно этот шкаф.
Медный шлем на нём размером с купол,
От брони в чешуйках рябь в глазах.
Состязаться с глыбой просто глупо,
Один вид её ввергает в ступор,
Хочется умчаться на газах.
Вес его брони – пять тысяч сиклей
Меди (дорогой материал,
Здесь его не просто кот насикал),
Скрыты наколенником мениски,
Словно за «Чикаго-буллс» играл
Этот филистимский многоборец
При копье… (Метатели правы,
Молот в полемическом задоре
Аргумент… Но Голиафу в споре
Не было соперников, увы.
Не держа за пазухою камень,
Доказать нельзя, кто больше прав,
Также не пройдёт с разбега лбами…)
В виде спорта том – борьба с жидами,
Многого добился Голиаф.
Не случись потом большое горе,
Опыт передал бы детворе…
С ним оруженосец в полном сборе…
А ругался так, что на заборе
Слов таких не пишут во дворе.
Чья конфессия других вернее
Убеждал он силой кулаков.
Как на политической арене,
Компромат сливал свой на евреев
Этот великан и сквернослов,
Обращаясь к людям Израиля
Побольней обидеть норовил:
«Кто вы при Сауле? Знать, забыли,
Что рабы вы! Как рабами жили,
Так рабами и теперь в крови
Захлебнуться вам… А я свободен!
Я филистимлянин-демократ,
Либерал и просто бесподобен…»
Словом, демагогию развёл он,
Словно перед ним электорат.
«Ну, и вы свободно изберите
Человека, пусть сойдёт ко мне.
Если он при меньшем габарите
Надо мною станет победитель,
Израиль ваш будет на коне –
Сделаете нас тогда рабами…
А случись оно наоборот –
Век вам пресмыкаться перед нами,
Почитать нас высшими богами,
Что ушли в развитии вперёд.
Вам перенимать у нас замашки –
Извращения, свободный секс.
Видеть вас в смирительной рубашке,
Сделать из державы «вашу Рашку»
Для меня особый интерес.
Мне для поединка человека
Отыщите, с ним наверняка
Разберусь я, словно Тузик кепку
Разорву я вовсе не для смеха –
Посрамлю Израиль на века».
С этих слов, что ненавистью дышат,
Ужаснулись страшному концу
Люди, звуков музыки не слышат…
Как с гастролей с гуслями подмышкой
От царя Давид пришёл к отцу
В Вифлеем обратно, к Иессею.
Взрослых трёх сынов послал отец
Воевать, а младший рожь не сеет,
Зябь не пашет, а порой весенней
Всё пасёт в полях своих овец.
(Вифлеем Иудину колену
Отдан был, Писание гласит.
Пятый пункт воистину нетленен.
Здесь узнал я, как по лбу поленом –
Ефрафянина был сын Давид,
То есть не с Иуды, а с Ефрема
Род ведёт Давид, а с ним Христос.
Впрочем, не биограф я тюремный,
Не теолог – так какого хрена
Свой сую, куда не просят, нос?)
Голиаф, крутой Филистимлянин,
Выставлял себя аж сорок дней…
Слушали тот бред Израильтяне
И дрожали, вдруг момент настанет,
Когда враг окажется сильней.
Иессей собрал тогда Давида,
Десять дал хлебов братьям снести,
Их начальнику он не в обиду
Дал сыров штук десять не для виду,
А с прошеньем родину спасти.
На позициях трубили в трубы,
Чтобы дух у воинов поднять
Под верблюжьим одеялом грубым…
Собрались они в Долине дуба
Не за тем, чтоб дуба на ней дать.
В стане шли вовсю приготовленья
К страшной схватке не на жизнь, на смерть.
С криком все готовились к сраженью,
Строй стоял к плечу плечом саженным,
За царя готовый умереть.
Силы две сошлись, строй против строя,
А Давид, отцу чтоб угодить,
Братьев должным образом настроить,
Прямо в строй у завтрашних героев
О здоровье их пришёл спросить.
И пока вели они беседу,
Кто из них страдает от чего,
Голиаф возник с башкою медной
И ругался крайне непотребно
Так, что все бежали от него,
По дороге говоря с испугу:
«Видите, что этот жлоб несёт –
Израиль поносит, его ругань
Мусором летит на всю округу,
Кто её в контейнер соберёт,
Урной на башку его оденет?
Если б кто убил его, Саул
Смельчака из всех наличных денег
Одарил бы как на день рожденья,
Только шире подставляй баул.
Кто бы демонтировал умело,
Снёс бы на помойку этот шкаф –
Царь Саул за тот поступок смелый
Дом отца б его свободным сделал…
(Значит, прав был с рабством Голиаф).
И сказал Давид вокруг стоящим:
«Что я слышу, это ли не трёп,
Что свободу обретёт обрящий,
Если Голиафа спрячет в ящик
Так, что тот замок не отопрёт?
Необрезанный нас так поносит,
Словно мы попы, а он Ильич
Или Луначарский в Наркомпросе…
Морда кирпича мерзавца просит,
И она получит свой кирпич,
Ну, а кто убьёт его – награду…
До того, как мне поможет Бог,
Полис страховой оформить надо,
Знать, кому овец оставить стадо,
Поручитель кто и где залог».
Елиав, брат старший, на геройство,
Что задумал выказать Давид,
Рассердился и сказал по-свойски:
«На кого овец в пустыне бросил?
Ты же разоришь нас, паразит.
Знаю я твоё высокомерье
И дурное сердце. Жесткосерд,
На сраженье ты взглянуть намерен,
Оценить возможные потери
И понять, чей дальше будешь смерд».
А Давид своё – убью и точка,
Пофигу, что жлоб он и амбал,
Голиаф. Народ слова те точно
Доложил командованью срочно,
Царь Саул к себе его призвал
И сказал: «Ценю твою горячность,
Патриот ты, истинный еврей.
Но пойти тебе – погибнуть значит.
Ты в сравненье с Голиафом мальчик,
А он воин с юности своей».
Отвечал Давид Саулу в пику
Об опасной доли пастуха:
«Да пастух я, воин невеликий,
Но и мне случалось в повилике
У медведя вынуть потроха,
Вырывать овец из львиной пасти.
Если нападёт лев, озверев,
Я его за гриву, рву на части
И такой представлю вам ужастик,
Не поймёте кто пастух, кто лев.
Догонял машины я в пустыне,
Джипы перевёртывал не раз,
Если кто по глупости ослиной
Ярочку мою в багажник кинет
И на газ давить, чтоб скрыться с глаз.
Поступлю Израилю во благо -
Кирпичом пройдусь я по лицу
Голиафа, проявлю отвагу
И за войско Господа живаго
Освежую лучше чем овцу,
Поношение сниму с отчизны,
Необрезанным задам урок…»
Так Саула не без артистизма
Уболтал Давид с его харизмой,
Не иначе, Бог ему помог.
Отрока одел в свои одежды
Царь Саул. Прикид не подошёл.
Три экс эль болтается и режет
Там, где облегать должно бы нежно,
Ведь железки это вам не шёлк.
Шлем сползает на глаза и слепит,
Сбоку меч ходулей при ходьбе…
В дорогом таком великолепье
Хорошо прилечь в семейном склепе,
А Давид лежать не захотел,
Снял с себя доспехи, посох в руку,
Пять камней поглаже из ручья
Положил в свою пастушью сумку
И пошёл на Голиафа, суку,
Из оружия – одна праща.
Выступил Филистимлянин тоже,
С ним оруженосец. Голиаф
Глядя на Давида скорчил рожу,
Дескать, не видал юнца моложе,
Годного ну разве что для love,
Ибо белокур он и пригожий,
Не для битвы создан – для любви,
Без доспехов с атласною кожей.
Голиаф к нему: «Неосторожно
Ты себя ведёшь, мой визави.
Мальчик ты противный с голой палкой,
С локоном, спадающим на лоб…
Спрячь свой камень, я же не собака…»
А Давид в ответ с особым смаком:
«Ты собаки хуже, юдофоб».
Между ними завязался сразу
Очень интересный диалог.
Педофил без мысли безобразной
В этот раз юнца назвал заразой,
Всех привлёк богов, которых смог
Вспомнить из языческого сонма,
И Давида проклял на корню:
«Подойди ко мне, – кричал – бесёнок,
Прелести твои отдам я совам
На прокорм и хищному зверью».
Но Давид остался не в накладе.
Говорить всегда он был артист,
Вот и здесь не оскорблений ради
Красовался словно на эстраде,
А вложил в слова глубокий смысл:
«Ты с копьём, с щитом, ругаясь матом,
На меня идёшь, скрываешь страх,
Проклиная всех жидов пархатых.
Я же на тебя иду не в латах –
Имя Бога на моих устах.
С ним тебя убью и обезглавлю,
Брошу птицам и зверью твой труп,
Израиль я чрез тебя прославлю,
И узнаешь ты, собака злая,
Кто воистину велик и крут.
Не мечом народ свой Бог спасает,
Милостив к своим, к чужим суров…»
В строгом соответствии с Писаньем
Голиаф получит по сусалам
В подтвержденье пафосных тех слов.
Зарядил Давид свой гладкий камень,
Раскрутил, сработала праща.
Точно в лоб тогда филистимлянин
Получил и очутился в яме,
Как Давид ему и обещал.
А теперь, чтоб было невозможно
Продолжать ненужный диалог,
Голиафа меч он взял из ножен,
Обезглавил труп и подытожил
Спор двух школ. Таков его итог:
Не вставай, мразь, на пути прогресса,
Бога племенного уважай,
Не хули Израиль повсеместно…
А куда оруженосец делся?
Убежал со всеми за Можай.
По дороге той евреи гнали
Обезумевших филистимлян
И лечили их не гормонально,
Оттянулись без свечей анальных,
А потом разграбили их стан.
С головой от статуи отбитой
Был юнец доставлен во дворец.
Чьих ты будешь, царь спросил Давида,
Словно в первый раз его увидел,
Тут узнать вдруг вздумал, кто отец.
Был ответ: «Я отпрыск Иессея,
Твоего раба, прошу любить,
С Вифлеема мы из Иудеи…»
Помню, у царя была идея
Из рабов весь дом освободить
Смельчака, убийцы Голиафа…
Обещания три года ждут,
А сатрапу нафиг этот график.
Как Давиду царь Саул потрафил,
Если в двух словах – Здесь вам не тут!