4-3
Негнущиеся ноги споро улепетывают восвояси.
«Убогие, жалкие, примитивные, недалекие, одномерные…»
Пальцы сами машинально набирают искомый код вызова:
– Михалыч, давай диктуй адрес своей долбаной лаборатории, где мозги прокачивают!
– Проспект Юных… стоп! Слушай, ты что действительно решил к этим криповым ученым податься?
– Криповым?
– Ну не знаю, не смотрел все эти фильмы ужасов с похожей завязкой?
– Ой, да ладно…
– Но…
– Молчи! Молчи и верь как я: вывезет! Вывезет меня великая русская птица-тройка: «авось», «небось» и «отъ..бись»!
5-1
Забытая, заброшенная, оставленная в вязком совке пыльная промзона. Бетонные заборы и ржавые решетки. Одноколейка в никуда, поломанный шлагбаум. Уснувший охранник в мятой засаленной форме. Полуистертая гордая надпись «НИИ чего-то там…».
5-2
Хорохорясь, храбрясь, за пуговицу цепко лаборанта:
– Хорошо, умник, скажи: есть атмосфера у Плутона?
– Ну, это смотря когда…
– Хм… шаришь! Тогда вот ещё вопрос…
– Может быть, лучше перейдем прямо к делу? Вот и профессор как раз подошел…
– Виктор Иванович. Доцент. Здравия желаю! – сквозь пышные усы басовитым рокотом.
– День добрый. Игорь.
– На процедуры?
– Вот документы, Викт-Иваныч, – услужливо тоненькую папочку.
– Чудесно! Тогда проследуем!
– Прямо сейчас? – растеряв весь бодрый гонор.
– Хм?! – на Игоря изумленным уничижительным взглядом.
– Да, действительно. Что зря время терять? Проследуем!
5-3
Узкий длинный коридор. Он на цыпочках как вор семенит за блеклым масхалатом в зыбкой полутьме.
– Вот здесь у нас лаборатория. Подопытные, стало быть… м-м… животные…
– Чистенько тут у вас.
– Шутишь, брат: Наука!
– Знаете, я тут подумал…
– А вот и он! Как мы его называем шутливо, «Шлем Ужаса»!
Холодный перелив незнакомого металла, сосредоточение трубок, хитросплетение проводов, средоточие подмигивающих лампочек-индикаторов – он будто пульсировал.
– Да, я хотел сказать, может, всё-таки не стоит так сразу?
– Стоять! Ну что вы в самом деле? Взрослый же человек, военнообязанный! – смотрит в анкету. – 38 годочков…
– Ещё не…
– …почти уже исполнилось! А ведете себя как…
– Я понял! Не продолжайте. Куда садиться?
– Вот так бы сразу… Вот сюда, удобно? Сейчас мы тут ремешочки… так, покрепче…
– А-а…?
– Для безопасности!
– А!
– Хорошо. Так, что там у нас: «спонтанный скачкообразный рост творческих способностей, 21-дробь-01-тильда-334-литеры ‘О’, ‘П’». Принято. Разряд! Всё, готово.
– Что, простите?
– Готово, говорю. Можете вставать.
– Уже? Спасибо. А как вот?
– Ах, да. Извините. Ремни. Вот так, и раз! Всё, можно одеваться и на выход.
– Так я, вроде, и не раздевался?
– Что?
– Ну, да…
– Вы проводили сеанс в одежде?!
– Так вы же не…
– Боже, вы хотя бы крестик сняли?
– Да я не веру…
– Украшения?!
– Не ношу.
– Слава Хокингу! А это что?
– Это? Ремень. От брюк. На брюках.
– Он же металлический!!!
– Да уж не пластмасска, знаете ли…
По красной кнопке – хлоп!
Сирена.
В трубку исступленно:
– Борис! У нас ЧП!
Вполоборота:
– Вам, вообще, инструкцию по технике безопасности зачитывали?
– Я, пожалуй, пойду…
– Стоять!
– До свидания…
5-4
Мигающий пурпурный свет, визжащие мартышки в клетках, размытый коридор, массивная дверь, табличка, охранник, шлагбаум, решетки, заборы, промзона… уф!
6-1
Приняв сорокоградусной микстуры, жертва науки отходит ко сну. И первые пару часов в комнате тишь и покой. А потом наступает фаза быстрого сна. У поэта начинает дергаться левое веко, деревянные пальцы вцепляются в тонкую простынку. Вдруг тело вытягивается струной, выгибается дугой, скручивается в спираль, дрожит и тихо стонет. Рот искажается, кричит:
– Распаханные камни, разверстые могилы!
Бедняга мечется в испарине, сучит ногами будто старый шелудивый пес, зубы вгрызаются в истерзанную подушку. Треск рвущейся ткани, еле слышный шепот:
Захотел улететь – опоздал,
Лошадьми через лес – заплутал,
Марафон дотерпеть – но упал,
И стонал… и пропал…
Рывок вверх с двойным тулупом, смачное падение с кровати, грохот; он резко вскакивает, ощупывает себя: живой, целый. Бросается к столу – только не забыть! – хватает ручку, лихорадочно выводит строфу за строфой…
6-2
Когда взбагрит с востока небо,
Разметят по линейке плац,
Поставят тушки ровным хером,
Каре исполнит танго «Бац!»
Кровавый пунш и брызги спермы
Развеселят стены узор,
И я внизу такой же белый,
Такой же мертвый как топор!
…А он в строю такой же смелый,
Такой же меткий как топор!
– Это каким-таким, извиняюсь, «хером»?
– Буква такая, дореволюционная, старое название.
– Давайте изменим, может быть, «за бруствером»? Расстреливать выводят ведь за бруствер?
– Как будто бы…
– И почему «спермы», они что, кончили, когда умерли? Типа опорожнение как у повешенного, там под ним ещё корень мандрагоры растет?
– И случится чудо, и все опорожнятся от восторга!
– Не понял?
– Это мозги по стене. Белые. Как сперма разлетелись. Образ такой. Стихи.
– И что это за рифма невнятная «топор» – «топор»? Это вы где вычитали?
– Вычитал?!
– Ну, вы же образованный человек, должны же книжки читать? Вот, смотрите, сборничек стихов Паулины Кшесинской, вышел недавно в нашем издательстве, хит сезона, здесь есть такие чудные, такие легкие вещи, они вам знакомы?