Хотя жизнь таит такие непредсказуемые угрозы, по сравнению с которыми мои заморочки – детский лепет. Интересно, что чувствовал тот калифорнийский аквалангист, которого пожарный вертолет случайно зачерпнул вместе с водой для тушения объятого огнем леса? И в какой момент он умер? Он утонул в ковше, ударившись о борт при качке? Или разбился о землю, когда его выплеснули в лес? Или угорел и задохнулся ещё во время падения сквозь дым? В какой момент он понял, что обречен? И сохранял ли надежду до самого конца, неописуемо жуткого своей нелепостью?
А о чем думаете вы, лежа в теплой ванне в полной темноте?
Культурный канал, спаси меня! Давай, кнопка пульта, нажимайся! Говорил же себе: «Поменяй батарейки!»
По культурному каналу злой старый Веллер гулким голосом шипел, словно издалека, нарочито интонируя по смысловым линиям каждой фразы:
«Когда я вижу, как люди в большинстве своем проживают год за годом, проматывая, истачивая отпущенный им срок, полностью погруженные в бытовые проблемы, не смеющие и на секунду вынырнуть со дна затянувшего их мещанского болота, во мне пробуждается горделивый гнев: неужели в этом и есть смысл жизни, в повседневной серости? Должно же быть что-то еще, более важное и ценное? Но что еще? Всё, до чего человек додумался, всё, чем он может быть занят в принципе, – это и будет такая же повседневность, какую бы ценность он ей ни придавал, какими бы громкими словами это ни называл: Долг, Творчество, Служение, Любовь и т.д. Всё, что действительно может человек – это попытаться стать счастливым. И для реализации своего замысла он бежит к людям с распростертыми объятьями.
Но ни одно столкновение с внешним миром не сделает тебя счастливым, как и ни одна мысль о будущем или план действий.
Счастливее делает только внутренняя работа над собой: своим умом, восприятием, сознанием, психикой…»
Я проснулся в ванной от холода, не имея ни малейшего представления, сколько часов здесь пролежал.
Попытка последняя
Я боялся очнуться на карнизе, ловя истонченный миг шаткого равновесия и уповая на безветрие – последний хрупкий шанс. Ещё свежи в памяти были пугающие рассказы родственников о нередких случаях детского лунатизма в моем прошлом.
Я стал многого бояться, но ведь большая часть человеческих страхов связана с мнимой способностью предсказывать, иногда самые жуткие, события. Человек верит в сглаз, приметы, самосбывающиеся пророчества (особенно о смертельных и неизлечимых заболеваниях), вещие сны, привороты и заговоры из-за иллюзии, что существует причинно-следственная связь между его опасениями, надеждами, молитвами, матюками и пританцовываниями с одной стороны и равнодушной хаотичной вселенной, постоянно генерирующей практически случайные события, с другой. Кажется, так… случайные события…
Что-то ещё, что-то ещё… да! Ещё я хватался за слабую надежду, что различные по своей этиологии расстройства сна не цепляют одно другое. Да. Они гарантированно порождают что-то третье, ещё более жуткое.
Я нырял и выныривал из забытья, захлебывался и отплевывался, теряя ощущение времени и путаясь в пространстве. Я видел странное.
Я видел певицу Славу верхом на ошарашенном бойце «Беркута», колотящую его по голове огромным кевларовым половником. А толпы киевлян хором скандировали:
«– Слава героине!
– Укроем Славу!»
Я перестал что-либо читать или слушать про политику.
Пол Маккартни пел перед дверями Макдоналдса:
«Бьется курица, курица, курица,
Может, плача, а, может, – крича.
Кто-то лихо оттяпал ей голову –
Пропиталась кровищей земля.
Бьется курица, курица, курица,
По двору не устанет кружить.
Безголовая глупая курица,
Но которой так хочется жить!»
На чарующие звуки его музыки, как в средневековом Гамельне, сбегаются крысы и дохнут перед входом в общепит, наглотавшись жирных объедков из мусорных бачков.
Я опростился и отказался от мяса.
Было что-то дальше, такое важное, но я не помню…
Сон приходил и уходил, я стал издерганным и нервным. Пришлось плотно и серьезно заняться теорией психоанализа, я засыпал под ободряющую и умиротворяющую логику доктора Курпатова: