Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Еще в начале 1991 г. я с одним из участников рабочей группы профессором В.Г. Лебедевым писал в СМИ: «…в программе оздоровления России… необходима общегосударственная, общереспубликанская система организации, регулирования рыночной инфраструктуры со все более строгой ориентацией на трудовые основы рыночных связей». Вносились и конкретные предложения, касающиеся строгого соизмерения усилий движения к рыночным отношениям с усилиями по поддержанию управляемости экономикой, увеличению налогов на доходы, получаемые за счет роста цен из-за монопольной ситуации; и наоборот, выведению от налогообложения прибыли, идущей на ускоренное развитие производства и НТП; увязки фондов стимулирования на переходный период не с общим объемом прибыли, а лишь с той частью, которая создается за счет снижения себестоимости и другие.

Здравомыслящие экономисты и хозяйственники видели, что политика правительства в специфических российских условиях терпит провал за провалом. Именно эта политика, проводимая вне структурных экономических преобразований, явилась решающей причиной обвального спада производства. Многие однозначно пришли к выводу, что стабилизация экономики России и вывод ее из кризиса требуют отказа от ошибочной концепции первенства финансовой стабилизации относительно глубинной структурной перестройки народного хозяйства. Иными словами, изменения финансовых пропорций должны быть «посажены» на качественные сдвиги в натурально-вещественных составляющих воспроизводственного процесса.

Этой теме я посвятил свое выступление на Третьем Съезде народных депутатов РСФСР в марте 1991 г.^[452]

Мне пришлось убеждать Съезд, что «добиться перелома в развитии реальной экономики можно только на базе осуществления чрезвычайных мер, может быть, не популярных сегодня мер, не бумажного реформирования механизмов хозяйствования, а только путем последовательного создания рыночной инфраструктуры».

Это выступление состоялось 31 марта 1991 г. Мне пришлось с горечью произнести, что прошел первый квартал, а Российская Федерации не имела утвержденного Верховным Советом бюджета на текущий год.

В отличие от одностороннего ускоренного перехода к рынку как панацеи от всех бед, которой грешила программа Совета министров РСФСР, представленная Третьему (внеочередному) Съезду РСФСР председателем Совмина И.С. Силаевым, Съезду была предложена «Программа стабилизации экономики России и вывода ее из кризиса»^[453], подготовленная рабочей группой Верховного Совета РСФСР под моим председательствованием. Тогда еще можно было, образно говоря, малой кровью оздоровить социально-экономическую ситуацию, реализовать определенную преемственность политической линии и не допустить обвала, резкого обнищания народа. Предлагались и конкретные пути такого обновления России на научной основе^[454].

Однако развитие Российской Федерации пошло по другому сценарию. Именно крах, шумный взрыв был крайне необходим новоявленным претендентам на власть, для того чтобы «скинуть» ненавистных партократов, особенно в Центре. Иными словами, свою роль сыграли противоречившие реальным потребностям экономики амбиции лиц, рвущихся к власти, неореформаторов и ее «паровоза» – Б. Ельцина.

Летом 1991 г. Г. Бурбулис – новоиспеченный на мнимой для России должности госсекретаря – представил президенту Егора Гайдара, убедив Б. Ельцина, что у Е. Гайдара имеется «способная команда молодых не зашоренных прошлым новаторов реформы, у которых есть новое видение для достижения быстрого успеха экономики страны». Е. Гайдару и его сторонникам было поручено разработать программу стабилизации экономики и вывода ее из кризиса и проекты основных документов по реализации этой программы. Над этими материалами «реформаторы новой волны» трудились на 15-й даче в Архангельском.

В действительности же подготовкой программы экономических реформ в России, ее идеологии, а в дальнейшем руководили реализацией этой реформы международные финансовые институты во главе с США. Вот как рассказывал об этом позднее депутат Европарламента Джульетто Кьеза: «…все эти 15 лет были годами подпольного руководства Америки. Американцы вели себя как хозяева. Все, что сейчас происходит, – последствия того комплекса побед, который они испытали после разрушения СССР. Картина, которая рисовалась на Западе, культивировалась определенными кругами внутри Советского Союза, которые воспринимали западный мир как рай без противоречий… Совершались громадные ошибки типа полной приватизации»^[455].

Экономический кризис, усиливающийся из месяца в месяц в России, вынужденно сконцентрировал основное внимание президента Б. Ельцина и правительства на экономических проблемах.

Открыто и наиболее полно программа реформирования экономики России была раскрыта Б. Ельциным на Пятом (внеочередном) Съезде народных депутатов РСФСР 28 октября 1991 г. Загипнотизированный обещаниями и заверениями младореформаторов во главе с Е. Гайдаром в достижении быстрых и эффективных перемен в стране, Б. Ельцин, не имеющий внятного представления о механизме действия рыночной экономики, пользуясь на тот период своим высоким политическим рейтингом, доверился неореформаторам. Он упросил Съезд дать ему возможность, вопреки Конституции РФ, взять на себя лично полномочия премьер-министра и сформировать «кабинет реформ». Этим он хотел показать высокую значимость «нового» экономического курса.

В завершении своего доклада Б. Ельцин сформулировал ход реформирования: «Хуже всего будет примерно полгода, затем – снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами. А к осени 1992 г., как я обещал перед выборами, – стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей». Многие народные депутаты РСФСР продолжали верить Б. Ельцину и надеялись на успех реформирования под его личным руководством.

Первого ноября 1991 г. Пятый Съезд народных депутатов РСФСР предоставил президенту широчайшие полномочия для проведения экономических реформ. Его указы по экономическим вопросам приобрели большую юридическую силу, чем законы, принимаемые законодательной властью. Президент получил право назначать по согласованию с соответствующими Советами народных депутатов глав исполнительной власти регионов (за исключением республик). Таким образом, Б. Ельцин получал власть, делавшую его почти самодержавным правителем.

Шестого ноября 1991 г. – в канун годовщины Великой Октябрьской социалистической революции – Б. Ельцин своим указом утвердил новое правительство экономических реформ России. Первым вице-премьером был назначен Геннадий Бурбулис^[456], бывший преподаватель научного коммунизма, который вообще никогда не имел к экономике никакого отношения. Первым вице-премьером и одновременно министром экономики и финансов был утвержден также и Е. Гайдар, на которого под «персональную ответственность» были возложены все экономические преобразования в стране. Позднее в народе правительство стало именоваться правительством Ельцина – Гайдара, а реформы – «гайдаровскими реформами».

Назначение Е. Гайдара первоначально было воспринято народными депутатами РСФСР достаточно благожелательно, поскольку его увязывали с дедом – патриотом и государственником Аркадием Петровичем Гайдаром, отстаивавшим завоевания Октября 17-го года, отдавшим жизнь за советскую власть во время Второй мировой войны, чей литературный псевдоним его сын – Тимур Гайдар и внук взяли для себя уже как фамилию^[457], понимая, что она является, и действительно являлась, «золотым ключиком», открывающим все двери для карьерной лестницы Гайдаров. Е. Гайдар не принимал участия в антисоциалистической революции 1989–1991 гг. – это также позитивно характеризовало его. Народные депутаты РСФСР увязывали назначение Е. Гайдара и с предыдущей его работой редактором и заведующим отделом экономической политики журнала ЦК КПСС «Коммунист», заведующим отделом экономики газеты «Правда», увязывали с докторской диссертацией по теме «Экономические реформы и иерархические структуры», которую Егор Тимурович защитил в 1990 г.

Б. Ельцин благоговел перед «научным талантом» молодого доктора экономических наук Е. Гайдара, либеральным его словоблудием, не понимая сути рыночных преобразований. Неореформаторы убеждали Б. Ельцина, что только ставка на быструю реформу, «шоковая терапия» с опорой на высокий на тот период авторитет Бориса Николаевича в массах (как в Чили на диктатуру А. Пиночета) спасет экономику России от развала и даст быстрый успех. Поэтому Е. Гайдар и его сторонники постоянно твердили, что экономические реформы идут под личным штандартом Бориса Николаевича Ельцина.

Коллегой Е. Гайдара по правительственному кабинету в качестве также вице-премьера, министра труда и социальной защиты стал Александр Шохин. Указом Б. Ельцина в российскую экономическую элиту был введен Анатолий Чубайс, который стал председателем комитета РСФСР по госимуществу. Главой МВЭС был назначен Петр Авен. Бывший завлаб Виктор Данилов-Даниль-ян был назначен министром природопользования, Владимир Лопухин – министром топлива и энергетики. В состав исполнительного органа вошли Сергей Васильев, Сергей Игнатьев, Андрей Нечаев и др.

В большинстве своем, как показало в дальнейшем время, это были социально безответственные люди, в руки которых была передана судьба экономики второй по величине индустриальной державы мира, а также жизнь и благополучие 150 миллионов человек. Большинство из скороспелых министров и руководителей высшего звена не имели опыта по руководству не только отраслями народного хозяйства, но даже крупными коллективами. Но гонора, непомерного самомнения и безапелляционности в формулировании рецептов «оздоровления экономики» у них было хоть отбавляй. Однако, вступая в дискуссии с хозяйственниками, практиками, они внутренне чувствовали свою ущербность, уходили от дискуссий, становились просто временщиками: вкусив все блага власти, они пришли к выводу, что нужно срочно оторвать от государственного пирога такой кусок материальных благ и финансовых ресурсов, которые бы обеспечили их благополучие на всю оставшуюся жизнь. В стране нарождался чиновник «нового» типа, у которых на первом месте стояли не интересы государства и народа, а стяжательство и неуемная жажда наживы. Во имя собственной наживы они жертвовали благополучием и спокойствием подавляющего большинства населения России.

Между тем опыт истории отчетливо свидетельствует: когда во главе государственного аппарата встают временщики, у страны нет будущего. Поэтому «реформы», начиная с 90-х гг., следовали, да следуют и сегодня, одна за другой без понимания сути экономических процессов, а отсюда и без малейшего сдвига в экономике в позитивном направлении.

Это именно их, «младореформаторов», за провал экономических реформ, снижение жизненного уровня населения впоследствии Р. Хасбулатов ёмко называл «мальчиками в розовых штанишках», а Виктор Геращенко – «мальчиша-ми-кибальчишами» и «книжными червями».

Лидером «новых» реформ (в конечном счете ставшим мавром) мальчи-ши-кибальчиши продвигали Е. Гайдара, опираясь на его родословную и партийный послужной список, иногда сознательно и с огромной долей предвзятости восхваляя его научный талант. Б. Ельцин также сознательно, с заглядом в будущие «позитивные» результаты экономических реформ повсеместно озвучивал, что ответственным за переход к рынку является Егор Гайдар. А Гайдар эту наживку заглотнул, взялся за руль управления и был «вынужден всю жизнь петь песню ямщика». Эта «песнь» постепенно довлела над ним и стала, на мой взгляд, одной из главных причин его раннего ухода из жизни.

Вот как через двадцать лет назначение Е. Гайдара «обосновывает» один из столпов «демократии» Сергей Филатов, якобы приложивший руку к его назначению: «…надо срочно предпринимать какие-то шаги, экстренно просто! Денег Запад не давал, пока мы не начнем реформы… У меня в голове свербело страшное выступление Абалкина, что на реформы нам понадобится 15 лет. А Гайдар обещал сжатые сроки. И мы с Борисом Николаевичем ему поверили…» Правда, разочарование вскоре наступило: «…Гайдар считал, что цены поднимутся в три раза, а они поднялись в 30 раз. Это был неожиданный удар…»^[458]

Читаешь эту «экономическую» галиматью и диву даешься. Самое показательное заключается в том, что новоявленные «демократы» и «младореформаторы» – это не только порождение времени и внутреннего самовоспроизводства, как впоследствии стали убеждать всех сторонники Е. Гайдара, особенно А. Чубайс. Это и порождение внешних факторов. Для разгрома социалистической экономики Запад загодя готовил экономические кадры. Позднее они вошлив российскую историю как «чикагские мальчики»^[459]. Е. Гайдара и его команду, его сторонников мягко и непредвзято навязывали Б. Ельцину международные финансовые институты, особенно США, обещая выделить «квалифицированных» советников и миллиарды долларов «помощи под Гайдара». Этим посулам Б. Ельцин верил, верил и верил.

В ходе реализации «кабинетом реформ» Б. Ельцина экономических «преобразований» мне удалось сойтись с Е. Гайдаром более тесно. Первое же впечатление от встреч с ним для меня было весьма удручающим. Я встретился как будто бы с другим человеком. Он стал больше теоретизировать, беспредметно высокопарно и абстрактно рассуждать, суетливо поддакивая собеседнику. Он абсолютно не знал глубинных реальных проблем экономики страны, особенно регионов, не имел опыта организационной, управленческой работы, забывал даже то, о чем мы говорили день-два назад. Наряду с высокой информированностью, для Е. Гайдара характерными стали какая-то несерьезность, ухмылки и ужимки. Стоило его, что называется, «припереть» с позиции не только практики, но и теории, он краснел, как маленький ребенок, и, причмокивая, говорил: «Да-да, вспомнил, извините…»

Для Е. Гайдара панацеей от экономических бед России был простой монетарный (денежный) подход, особенно для борьбы с инфляцией. Стерилизацию денежной массы Е. Гайдар считал единственным методом к сокращению инфляции. Мои попытки убедить его в том, что изъятие из воспроизводственного процесса якобы лишних денег обескровливает материальный сектор экономики, ведет к развалу отечественного реального сектора, машиностроения и фермерства на селе, не способствует модернизации производственной инфраструктуры, реализации региональной экономической политики. С политической точки зрения такая экономическая политика ускоряет процесс сепаратизма, является базой для развала России.

Мои доводы в дискуссии с Е. Гайдаром о том, что как с теоретической точки зрения, так и с учетом мирового опыта главным способом борьбы с инфляцией должен быть курс на рост отечественного промышленного и сельскохозяйственного производства через достаточное финансирование приоритетных отраслей (машиностроения, земледелия и животноводства), просто не воспринимались. Я, в частности, ссылался при этом на опыт Японии, где на протяжении длительного периода инфляция не превышает 1,5–2 %. Это обусловлено тем, что рост объема национального производства в Японии превышает рост цен в разы, при этом происходит ускоренное обновление выпуска качественно новых товаров и услуг.

Но где там. Никакие доводы Е. Гайдаром просто не воспринимались, он был глух к моим доводам, поскольку иной подход в корне противоречил рекомендациям МВФ как условию получения западных кредитов. В частности, когда я убеждал его, что закрытие градообразующих предприятий лишит средств к существованию более 30 млн человек, натыкался на его сакраментальную фразу: это же рынок и в него должны вписаться все. Подобное бездушное, безжалостное отношение к людям находило все большее распространение среди «неодемократов», постепенно превратилось в краеугольный камень рыночного фундаментализма, линию которого все активнее проводил Е. Гайдар. К чему привела реализация политики неолиберального монетаризма – каждый здравомыслящий читатель может ощутить на себе и своих детях.

Кроме слабо организационно подготовленной и совершенно безответственно проведенной акции по отпуску «в свободное плавание» оптовых и розничных цен на товары народного потребления в начале 1992 г., в списке «добрых» дел Егора Тимуровича, в частности, числится участие в формировании стратегии акционирования и приватизации крупнейших промышленных предприятий и объединений (концернов) страны.

По вопросу приватизации государственной собственности у меня были весьма жаркие споры с Е. Гайдаром. Я, как и многие экономисты и заводчане, был сторонником эволюционного направления приватизации, как это делалось в Англии, Скандинавских странах. В Англии, например, приватизация железных дорог осуществлялась в течение семи (!!) лет.

Я доказывал Е. Гайдару, что формирование рынка нужно начинать с массовой продажи малых и средних предприятий (магазинов, парикмахерских, прачечных, химчисток, обувных палаток и других) за средства, накопленные за советский период. Приватизация мелких и средних предприятий позволит поглотить скопленные за советское время деньги, которые будут пущены на приватизацию мелкой частной собственности. Можно было вводить частную собственность на землю в ограниченных размерах, на дома, приусадебные участки. Это сбалансировало бы спрос и предложение, ликвидировало денежный навес. Таким образом, убеждал я Е. Гайдара, это будет менее болезненный путь перехода к рынку – отнюдь не «шоковая» терапия, а целеустремленное и неуклонное развертывание рыночных институтов и инструментов в двухсекторной экономике.

Такую «малую» приватизацию можно было бы провести довольно быстро. В Верховный Совет РСФСР поступала масса предложений из многих регионов о начале приватизации. Почти во всех регионах были конкретные предложения и планы, люди были готовы приобретать такие мелкие предприятия. И уже в ходе этого процесса осуществлять либерализацию цен.

Но такой длительный, выверенный механизм приватизации совершенно не устраивал неолибералов. Для них более приемлемой была концепция реформирования, рекомендованная зарубежными консультантами, такими, как Джеффри Сакс, и которая якобы дала положительный результат в странах Латинской Америки: провести приватизацию ускоренно, быстро, а фактически растащить нажитое поколениями советских людей общенародное богатство.

Одна из принципиальных встреч, жесткая открытая дискуссия у меня с Е. Гайдаром состоялась на заседании Чрезвычайной комиссии Второго (внеочередного) Съезда народных депутатов РСФСР по продовольствию (ЧКП РСФСР, председатель комиссии – Б. Ельцин)^[460], членом которой я являлся. Чрезвычайная комиссия была создана на время перехода к рыночным отношениям для преодоления острой кризисной ситуации, стабилизации снабжения населения продуктами питания, борьбы с экономическим саботажем^[461].

На заседании ЧКП РСФСР в конце ноября 1991 г. заслушивался министр сельского хозяйства РСФСР В.Н. Хлыстун. Ситуация с продовольствием в России осенью 1991 г., как доложил министр, становилась все сложнее и сложнее. Несмотря на то что в 1991 г. крестьянскими хозяйствами был собран неплохой урожай – более 90 млн тонн зерна плюс в хозяйствах сохранился хлеб прошлого урожая, поставки зерна государству были крайне низкими – хлеб в закрома государству не шел. Этому были свои причины.

В 1990 г., чтобы поддержать крестьян и стимулировать их выращивать зерно, картофель и овощи сверх государственного заказа, было принято решение дополнительно к заработной плате выдавать крестьянам специальные чеки – так называемые талоны «Урожай-90», которые затем предполагалось обеспечить вне очереди дефицитными в то время импортными товарами народного потребления: коврами, телевизорами, автомобилями. Для закупки импортных товаров нескольким предпринимателям выделили нефтепродукты. Однако никаких дефицитных товаров село не получило. Все куда-то испарилось.

Одним из «активистов» сделки, связанной с чеками «Урожай-90» еще в бытность премьер-министром И.С. Силаева, был «первый российский миллионер» и, как его окрестили СМИ, «столп нового демократического российского общества» Артем Тарасов, президент ассоциации «Исток», который взялся обменять отечественную нефть на импортные товары. Итог оказался весьма ощутимым: ущерб от чековой аферы, как затем выяснила прокуратура РФ, оценивался в 30 млн долларов.

Другим примером аналогичной аферы была история неудавшегося сотрудничества российского правительства, теперь уже возглавляемого Ельциным – Гайдаром, со швейцарской фирмой «Нога». От имени правительства тогда выступали вице-премьер А. Шохин и замминистра финансов С. Вавилов. Швейцарцы предоставляли России 1,5 млрд долларов кредита на закупку товаров первой необходимости, в том числе и для селян. Кредиты российской стороной должны были погашаться поставками нефтепродуктов. Фирма «Нога» свои обязательства выполнила и поставила товары ширпотреба, Россия же задолжала «Ноге» 300 млн долларов.

Векселя «Урожай-90» остались в большинстве колхозов и совхозов пустыми бумажками. Из общего количества розданных чеков реализовать удалось чуть более трети. Крестьяне поняли, что их просто надули, и не хотели вторично, теперь уже в 1991 г., попадаться на ту же удочку.

Поэтому обманутые колхозы и совхозы бойкотировали сдачу зерна и другой сельхозпродукции в 1991 г. Многие регионы – Кубань, Ставрополье, Поволжье – выставляли на дорогах милицейские посты и не пропускали автомашины с сельхозпродукцией со своих территорий. Требовались неординарные экономические меры, чтобы заинтересовать крестьян.

Очень резко на заседании ЧКП выступил Е. Гайдар. Он убеждал членов комиссии, что Россия, особенно крупные города, «стоят на пороге голода и социального взрыва», вызванного нехваткой хлеба и других продовольственных товаров. И если правительство приняло решение о переходе к рынку, то только полная либерализация цен может спасти страну, ускорит развитие рыночных отношений и снимет проблему голода. А рынок в дальнейшем сам расставит все по своим местам, самозарегулирует. Концепция для простого обывателя весьма понятная и привлекательная.

Бояться повышения цен, заверял Е. Гайдар, не следует. После начала либерализации цен через несколько недель, максимум через несколько месяцев рост цен прекратится, ибо в результате падения спроса из-за повышения цен спрос и предложение уравновесятся. «Отец» блудливого ребенка – Б. Ельцин с умилением смотрел на свое порождение и взял на вооружение это словоблудие, поддержал Е. Гайдара на совещании и в дальнейшем стал часто повторять эти тезисы в своих выступлениях.

Я также выступил на заседании ЧКП и убеждал, что одномоментное введение либерализации цен чревато не меньшими социальными бедами, чем сохранение сложившейся ситуации, она не облегчит ситуацию, а еще больше усугубит ее, приведет к полному расстройству денежной системы, падению отечественного производства. Примером тому является желание правительства Советского Союза Н. Рыжкова одномоментно повысить цены на продовольственные товары, в том числе на хлеб всего на 5 копеек, вызвавшее всплеск социального недовольства, шахтерские забастовки и т. п. Уповать только на саморегулируемый рынок – это придать забвению результаты Великой депрессии 30-х гг. в США – лишь государственное вмешательство в экономические процессы обеспечили правительству Рузвельта выход из той депрессии в США.

Я убеждал Е. Гайдара и участников заседания, что при одномоментном введении свободных цен в сверхмонополизированной экономике неминуемо возникнут резкие противоречия. Это связано с тем, что, с одной стороны, производители продовольственных товаров в стране остаются государственными, государственными же остаются и розничные предприятия и торговля, мало того что государственными, но еще и монополизированными. С другой стороны, эти противоречия явятся следствием того, что административное распределение продовольствия в условиях перехода к рынку и сохранения государственной монополии станет уже невозможным. И «новая» монополия тут же начнет диктовать рынку не только цены реализации, но и закупочные цены насырье у крестьян. Никакого ценового равновесия, стабилизации в сверхмоно-полизированной экономике, о чем постоянно убеждал Е. Гайдар, не появится и не может появиться, а наоборот – возникнет гиперинфляция, поскольку одномоментная либерализация цен приобретет форму либерализации монополий, диктующих рынку свои кабальные условия.

Либерализация цен без проведения комплексных мер по формированию рыночных отношений, рыночной инфраструктуры, без проведения антимонопольной политики, реформирования бюджетной и налоговой систем, создания необходимой товарной массы – это порочный путь, ведущий к провалу экономической реформы, в децентрализацию контроля за ценами, перекладыванию тягот реформы на плечи населения, что чревато опасными социальными последствиями. Предложил, в частности, учитывая обстановку, временно «распечатать» государственный резервный фонд с дальнейшим его восполнением. И, во-вторых, считал, что масштабную либерализацию цен должно предварять наведение элементарного порядка в финансовой сфере и, что особенно важно, начало приватизации мелких и средних предприятий, сферы торговли.

Однако все мои доводы «пролетели» мимо. Они просто не устраивали либерал-демократов. Цель была другой – ускорить либерализацию цен, приватизировать (а точнее – разворовать) государственную собственность, разрушить до основания устои социализма.

Б. Ельцин полностью поддержал Е. Гайдара и, как это он любил делать, – пафосно, окидывая собравшихся хитрым, прищуренным взглядом, тут же на заседании ЧКП подписал поручение вице-премьеру Е. Гайдару срочно подготовить необходимые документы по ускоренной либерализации цен.

Чрезвычайная комиссия приняла решение отправить в регионы шиф-ротелеграммы о немедленной отгрузке зерна, мяса, молока и масла, другой сельхозпродукции. Одновременно было принято правительственное решение выделить крупную партию нефтепродуктов для обмена на зерно и товары ширпотреба в зарубежных странах. Было принято решение вновь выпустить чеки, теперь уже под урожай 1991 г., с последующим отовариванием их дефицитным ширпотребом. Крестьян еще раз уговорили. Однако и эти чеки, как и чеки «Урожай-90», фактически остались на бумаге^[462].

В канун 1992 г., 29 декабря 1991 г., Б. Ельцин выступил по телевидению и с нескрываемым оптимизмом заявил: «Мы вступаем в 1992 г. Это год особый. Нам предстоит создать основы новой жизни. Говорил не раз и хочу повторить: нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идет о 6–8 месяцах».

Многие народные депутаты РСФСР были уверены, что Б. Ельцин сам не понимал масштабности и глубины предстоящих перемен, он просто повторял слова своих весьма некомпетентных, недозрелых советников и помощников, действующих по западным рекомендациям. Подобные экстравагантные заявления Б. Ельцин стал озвучивать в дальнейшем налево и направо, все «ускоряя и ускоряя» процесс «реформирования» российской экономики, «улучшая и улучшая» жизнь народа. А народ, несмотря на свалившиеся на него тяготы, «верил» этим заверениям, и как всегда… безмолвствовал!

Второго января 1992 г. был опубликован подготовленный Е. Гайдаром и подписанный Президентом России Указ «О мерах по либерализации цен». Указ предоставил всем предприятиям независимо от форм собственности и всем гражданам право без специальных разрешений осуществлять торговую, закупочную и посредническую деятельность, в том числе самостоятельно устанавливать цены. Фондовое (планируемое и контролируемое государством) распределение производственной продукции отменялось. Гражданам и предприятиям разрешалось вести торговлю (в том числе с рук, с лотков и с автомашин) в любых удобных для них местах, кроме проезжей части улиц и дорог, станций метро и т. д. Начался безудержный рост цен и тарифов, причем никак не рыночными методами, а под контролем над рынком организованных преступных групп, извлекающих сверхдоходы путем взвинчивания цен.

В результате произошло то, что и должно было произойти. Уже к марту 1992 г. население страны столкнулось с гиперинфляцией, цены возросли на порядок, деньги превратились в простые бумажки. Финансовая стабилизация не состоялась. Дефицит федерального бюджета за первый квартал 1992 г. составил 84 млрд р., эмиссия денег за январь превысила 30 млрд р., за февраль -40 млрд р., за март – 53 млрд р. Резко возросли задержки выплаты заработной платы, что с учетом инфляции, равной 1 % в день, стало реальным свидетельством сознательного ограбления народа государством. Дефицит товаров сменился дефицитом денег. Это дало острякам повод говорить о том, что шок от либеризации цен был немалым, а терапии не случилось.

Е. Гайдар продолжал убеждать всех, в том числе и Съезды народных депутатов РСФСР, что никакой гиперинфляции нет. Помню, смех в зале на Шестом Съезде (апрель 1992), когда он «выкатил» это «достижение» правительства, а с неореформаторов было как с гуся вода – даже не краснели. Им вторило и центральное телевидение, особенно под руководством «демократа» первой волны О. Попцова, ежеминутно вдалбливая в головы людей, что повышение цен в сотни, тысячи раз, временное падение производства, временная безработица – это и есть переход к рынку. И альтернативы якобы этому не было и нет.

Для подтверждения того, в какую яму загнали неореформаторы экономику России, приведу динамику инфляции за 1992–2012 гг. (Таблица 2).

Инфляция в 1992 г., «зашкалив» за 2500 %, так и не может спуститься до уровня развитых стран мира. Таков результат либеральных «реформ».

Мне же отчетливо вспоминаются два ярких высказывания. Одно – Е. Гайдара, который в одной из своих публикаций сформулировал так: рынок не страшен, надо только зажмурить глаза и прыгнуть в него. Вместе с собой в эту пропасть он увлек и безропотный 150-миллионный российский народ, доведя его до нищеты, бесправия и беспредела. Ничего неожиданного в этом, конечно, для правительства «реформаторов», в котором Е. Гайдар играл первую скрипку, не было – этому учили «демократов» первой волны зарубежные специалисты, добивающиеся выброса России за обочину мировой экономики.

Второе высказывание – Бориса Николаевича Ельцина, когда он боролся за пост президента России. 25 мая 1990 г. на одной из предвыборных встреч он заявил: «…предложения, в которых предусмотрены рост цен и переход к рынку в основном за счет народа, – это антинародная политика. Россия не должна ее принимать». Все забыл бывший претендент на пост президента, став «гарантом» Конституции.

Экономика России уже с первых шагов ее гайдаризации начала спотыкаться. Вот каковы итоги 1-го квартала 1992 г.: 11-кратный рост цен, 2,5-кратное снижение жизненного уровня населения, 15-процентное падение объема промышленного производства. Такой результат стал неожиданным даже для специалистов МВФ, которые обосновывали, что свободное ценообразование приведет к постепенному сближению спроса и предложения, повышению жизненного уровня населения. В российских условиях все получилось с точностью до наоборот: вместо сближения спрос и предложение стали расходиться еще больше – мы называли это «веером Гайдара». Начался обвальный спад производства, ширился кризис денежного обращения.