Золотые земли. Совиная башня

Ладонью Дара коснулась шрама на лице сестры: вот, какую цену она заплатила. Весняна отдала свою красоту ради парня, который не стоил ни одной её слезинки.

Она прижалась крепче. Дара нашла ладонью её ладонь и переплела их пальцы.

– Простишь? – спросила Веся.

– Прощу. А ты меня?

– И я тебя.

Сестра поцеловала её в щёку. Дара не видела, но знала, что Веся счастливо улыбалась. Наверное, она правда верила, что этих крох любви Даре было достаточно. Наверное, она правда верила в искренность Милоша. Веся всегда видела лучшее в людях. Может, только поэтому она и была способна любить Дару.

Она бы тоже хотела улыбаться, хотела бы быть беззаботной, как сестра. Но Дара была лесной ведьмой в городе без чар, в городе, полном Охотников. Она не могла уйти, ибо опасалась навьих богов, она боялась остаться, потому что чувствовала: беда найдёт её и в Совине.

Глава 2

 
Я ль не робею от синего взгляда?
Много мне нужно и много не надо.
 

Сергей Есенин

Рдзения, Совин

Месяц листопад

Милош прождал пять дней, но Стжежимира больше не вызывали к супруге Идульфа Снежного. Тогда Милош рассудил, что приглашение ему было не нужно.

Ранним утром, когда город только просыпался и открывались лавки, когда торговцы с лотками ещё сонными голосами зазывали хмурых прохожих, Милош вышел из дома на улице Королевских мастеров.

Зима надула в столицу серую морозную дымку. Не осталось ни одной яркой краски, ни одного жаркого огонька. Только снег и лёд. Только холод. Он забирался под одежду, под кожу, под рёбра к самому сердцу, и нужно было спешить вниз по улице, чтобы скорее укрыться в тепле.

Минув уродливого каменного идола у дома Пшемыслава Толстяка, Милош свернул на Огненный переулок и быстро дошёл до известного дома на улице Тихой стражи. Если бы минувшей весной ему сказали, что он будет стоять под окнами дома ландмейстера Охотников и надеяться оказаться внутри, так он бы рассмеялся. Прежде Милош старался держаться от Охотников подальше. До сих пор ему порой снилось, как рокотал Совин, когда обрушилась чародейская башня, как пылали огни на крышах и как самого Милоша за шиворот тащили из разрытой могилы.

В ту ночь ему неслыханно повезло: Милоша нашёл Стжежимир. Его сестру и родителей – Охотники.

И вот он стремился попасть в дом ландмейстера.

Милош прошёл вниз по улице. Он держал голову прямо, подставляя лицо холодному воздуху и чувствуя, как замёрзли уши и нос. Недалеко от дома Идульфа Снежного Милош встал так, чтобы видеть входную дверь, и подозвал к себе грузную тётку, тащившую на спине тяжёлый короб, из которого невыносимо соблазнительно пахло горячим хлебом.

– Хлеб не для продажи, – заявила тётка, но всё равно подошла. – Это заказ в дом Славомира Кабжи. Он берёт хлеб только у нас – в корчме «Над рекой».

С тёткой пришлось поторговаться и переплатить вдвое, но горячий хлеб всё же оказался в руках у Милоша. Взгляд задержался на собственных длинных пальцах, унизанных дорогими перстнями. Ничего красивого в его когда-то ухоженных руках не осталось. Ногти пришлось коротко обрезать, он поломал их во сне. Да, раны и ссадины зажили благодаря чарам, но руки всё равно выглядели грубыми, как у кмета. Ни у кого из дворян не было таких уродливых рук.

Скривившись, Милош откусил хлеба. Только что он торговался за него, как за самое желанное лакомство, но теперь кусок встал в горле, и захотелось пить.

В груди всё ворочалось от возбуждения. Как она встретит его? Что скажет? Не подурнел ли Милош? Не покажется ли он ей отталкивающим после пережитой болезни? Он сильно похудел, лицо его осунулось, и наряд висел мешком. Конечно, среди всех юношей его возраста он всё равно был самым красивым в Совине, но вдруг… вдруг сердце её изменилось?

Он представил, как Венцеслава улыбнётся и глаза её загорятся изнутри. В утреннем зимнем свете её волосы будут дивно сиять…

Из соседнего дома вышел знатный господин, бросил на него хмурый взгляд. Милош был одет дорого, броско. В левом ухе сверкала изумрудная серьга. Он был высок, статен и, несмотря ни на что, хорош собой. И всё же он был хорош недостаточно. Он оставался чужим на улице Тихой стражи. Пусть молодые знатные девушки заглядывались на него с восхищением, но…

Но Милошу никогда не выбраться с улицы Королевских мастеров. Он всего лишь ученик целителя. При Совиной башне всё было бы иначе. Если бы чародеи остались у власти, то Милоша бы уважали, дворяне пожимали бы ему руку, как равному, заискивали бы и пытались добиться его дружбы. Но Совиная башня погибла в пожаре семнадцать зим назад. Ему бы стоило с этим смириться.

Милош ждал. Он явился слишком рано, женщины из круга Рогволода Белозерского посчитали бы его нахальным, но Венцеслава была не просто женщиной, а Милош для неё не являлся просто очередным ухажёром. И всё же существовала одна помеха, и звали её Идульф.

Наконец ландмейстер вышел на крыльцо. У мостовой его ожидал слуга, державший под уздцы лошадь. Охотник сел верхом, стукнул пятками и, не оборачиваясь, направил животное вверх по улице к королевскому замку.

Нетерпеливо Милош засунул остаток хлеба целиком в рот и, быстро жуя, размашистыми шагами направился к дому.

К счастью, служанка у Венцеславы осталась прежняя. Она узнала его, окинула внимательным взглядом.

– Долго ты пропадал, – сказала Щенсна. – А сегодня больно рано пришёл.

Милош улыбнулся ей тепло, достал из сумы бутылку из тёмно-зелёного стекла.

– Торопился принести твою любимую клюквенную настойку, дорогая Щенсна.

Причмокнув от предвкушения, старуха забрала бутылку.

– Спрошу госпожу, примет ли она тебя. Подожди здесь. Ты голодный?

– Нет, душа моя, благодарю. – Милош готов был съесть гуся целиком, но он бы не осмелился жевать при Венцеславе. Это выглядело некрасиво.

Свет едва проникал через ставни, горело множество свечей. Жарко пылала печь. Замёрзшие пальцы медленно согрелись в тепле. Вошёл парнишка лет двенадцати, раскрыл ставни. В доме Идульфа Снежного окна были застеклены, совсем как в королевском замке.

«Сколько же у него денег?»

Милош рассматривал богатое убранство, пока вдруг не заметил над печью гроздь медных, тускло сверкающих на солнце круглых пластин. Ему стоило бы отвернуться, не обращать внимания, но что-то заставило его приблизиться. В груди разрасталось нехорошее предчувствие. Милош уже знал, что это. Он знал наверняка.

За семнадцать лет из памяти не стёрлось изображение: сова, раскинувшая крылья. Знак чародейской власти, знак башни. Когда-то такой носили его родители, старшая сестра и сам Милош. Когда-то он означал власть и силу, уважение и могущество. А теперь он висел, как охотничий трофей, в доме Охотника.

Сколько здесь было Совиных оберегов? Сорок? Пятьдесят? Все они были собраны в Хмельную ночь или их прибавляли по одному, когда выслеживали очередного чародея, сдирали с шеи оберег, а его самого отправляли на костёр?

Сколько уже погибло? Выжил ли хоть кто-нибудь, кроме Милоша и Стжежимира?

Он зажмурился, сжал пальцы, впиваясь ногтями в ладони, выдохнул медленно, пытаясь успокоиться. Он ничего не мог сделать. Пока что он ничего не мог сделать.

Качаясь, он дошёл до громоздкого кресла из красного дуба, сел. Было жёстко, неудобно. Милоша била дрожь, и ненависть горькая, как слёзы, разгоралась в груди. Он терпел и сидел, гордо вскинув подбородок.

Ожидание разъедало изнутри. Хозяйка дома явилась не скоро. Венцеслава вошла неспешно. Голубой бархат оттенял её белую кожу, золотые волосы и шею покрывал платок. Милош едва сдержался, чтобы не скривиться в отвращении, настолько противоестественно это выглядело. Но она стала замужней женщиной, так было положено.

Стоило ей войти, и время вокруг исказилось, потекло как мёд. Остальной мир исчез, и осталась только Венцеслава.

Когда они сели друг напротив друга, а служанка вышла по приказу своей госпожи, Милош взял тонкие руки в свои и наклонился вперёд, заглядывая в глаза.

– Я так рад тебя видеть, – произнёс он шёпотом, зная, что служанка осталась подслушивать под дверью, а вместе с ней, скорее всего, и слуга хозяина.

– А я тебя, – губ коснулась ласковая улыбка. – Тот фарадальский шар… это он тебя излечил?

– Да, я жив и здоров благодаря тебе.

Они молчали, смотрели друг другу в глаза. Милош гладил большими пальцами её ладони.

Венцеслава не требовала подробностей, она обладала удивительной способностью понимать его без слов. Милош вернулся к ней, а остальное было неважно – так он думал и чувствовал, пока смотрел Венцеславе в глаза и старался не замечать проклятые платок и кольцо на безымянном пальце.

Она рассказывала о книгах, которые прочитала, о песнях, которые услышала, о стихах, что написала, пока его не было рядом. Милош слушал. Пожалуй, никого так он внимательно не слушал, как её.

Она осторожно, не выпытывая ничего, спрашивала и о нём самом, о его жизни вдали от Совина, вдали от неё.

– К счастью, ты и представить не сможешь, насколько убого было в Гняздеце, – улыбнулся Милош, поглаживая ласково её ладони. – Как бы я тогда ни хотел видеть тебя рядом, но тебе явно не место среди таких людей и таких условий.

– Даже подумать страшно, как ты выдержал все испытания. Ты так привык к столице, к богатству.

– Не так уж я и богат.

– Для ученика целителя весьма и весьма, – в голубых глазах мелькнуло то ли превосходство, то ли ревность. – Я видела, какие серьги ты подарил Уршулле.

– Я бы подарил тебе во сто крат лучше, если бы ты позволила.

Венцеслава только улыбнулась, пряча взгляд.

– Я слышала от мужа о том, что произошло в Гняздеце с Охотниками и с жителями, – вдруг сказала она. – Это сделал ты?

Она смотрела нежно, но так внимательно, словно заглядывала в душу. Как сложно, как противно было скрывать от неё правду. Милош не сразу нашёл что сказать.

– Нет. Я сбежал, как только напали Охотники.

Прежде ему казалось, что не может быть ничего хуже, чем предстать в глазах Венцеславы трусом, но ложь далась легче правды. Разве можно признаться супруге ландмейстера в том, что он убийца, который безжалостно расправился с людьми её мужа? И он не знал, что сказать о жителях Гняздеца. Кто был способен на убийство беззащитных кметов? Впервые Милош не мог предугадать, как отнесётся к его поступкам Венцеслава.

Раньше она ругала его за пьяные выходки, за бесконечных девиц, за выбор сомнительных друзей. Но раньше Венцеслава была честна с ним. Разве мог Милош ожидать, что она выйдет замуж, пока его не будет в городе? Разве мог он предсказать, что из всех женихов она выберет Идульфа?

Он был уверен, что Венцеслава не упомянет свадьбу, но она всё же сказала:

– Ты должен знать… на венчании был Карл.

Милош чуть крепче сжал её пальцы.

– Всё в порядке?

– Да, он был очень вежлив и уважителен. Ни словом не выдал себя. И я подумала… почему Идульф не чувствует на нём чар? Говорят, что Охотники могут опознать проклятого.

– Вряд ли они действительно это могут. К тому же я не проклинал принца.

– Но наложил заклятие.

– Это не одно и то же, – терпеливо пояснял Милош. – Я заставил его забыть всё, что случилось. Воспоминания стёрлись из его памяти. Но он вовсе не проклят.

Белая Лебёдушка тяжело вздохнула, пальцы её были совсем холодными, и Милош дохнул на них, пытаясь согреть. Она улыбнулась с нежностью.

– Жаль, что тебя не было в тот день со мной.

Он застыл, будто в лёд обратилось сердце.

– Неужели?

– Мне всегда радостно, когда ты рядом.

Милош поднял глаза.

– Думаешь, это не было бы жестоко – смотреть, как ты выходишь замуж за другого?

Лицо Венцеславы помрачнело.

– Зачем ты так говоришь?

Он обещал себе, что не задаст этого вопроса, но теперь, когда хотелось зарычать от ярости, спросил холодно:

– Почему Идульф Снежный?

Ответ поразил своей простотой:

– Он знатен и богат. Он достойный супруг.

– Ты могла выйти за любого в Рдзении, но выбрала старика и Охотника.

– Он не так стар. – Светлые глаза сверкнули льдинками. – Как ты можешь осуждать меня за выбор? Не будь таким ревнивцем, Милош, не заставляй меня чувствовать себя виноватой перед тобой. Видит Создатель, я никогда не давала тебе надежды на то, что между нами возможно нечто большее. Ты должен понимать, что это невозможно.

Не теперь, когда Совиная башня разрушена.

Конечно. Он знал. Всегда.

Но всё равно вылетел за порог её дома, как если бы за ним гнались Аберу-Окиа и все Охотники вместе взятые, и золото в крови забурлило так сильно, что с кончиков пальцев посыпались искры. Милош спрятал руки в рукавах.

– Хлопец, подай монетку, – раздался голос в стороне.

Пахнуло перегаром. Милош поморщился, оглядываясь на попрошайку, но не успел сказать ни слова. Пропойца вдруг отшатнулся в ужасе и осенил себя священным знамением.

– Бес! – прошептал он в ужасе. – Бес…

Милош сорвался с места и завернул в Огненный переулок. До самого дома он шёл, не поднимая глаз. Он и сам уже понял, что они светились золотом.

Ратиславия, Златоборск

Седекий нашёл старинную рукопись, в которой говорилось о войне между Империей и Бидьяром в ту далёкую пору, когда только-только объединились в одно государство острова Айос и Ауфовос.

Не один вечер Вячко провёл, изучая записи учёных мужей. Много пугающих сказок складывали о Змеиных царях в Ратиславии, много говорили об их дикости и жестокости, и летописи с Благословенных островов подтверждали каждый самый жуткий и пугающий слух: в воспоминаниях троутоских мудрецов Змеиные цари представали истинными чудовищами и детьми самой Аберу-Окиа.

«Кровь земли они пожирают, и потому их родина усохла и обратилась в песок. Суть человеческую они отвергли и были прокляты за это Создателем, остались неприкаянными на земле и лик людской потеряли, покуда не приняла их Аберу-Окиа и не поделилась змеиной своей сущностью».

Вячко не знал, верить ли прочитанному. Однажды он беседовал с ратиславским купцом, побывавшем на островах Лу Ху Чу. Там его встретили настороженно и с большим опасением, ибо все местные жители верили, что к западу от них, там, где располагалась Ратиславия, жили белые бесы, похищавшие человеческие души. Оттого и купца с гривой пшеничных волос и ясными серыми глазами приняли поначалу за злого духа.

Быть может, и люди с Благословенных островов рассказывали столь диковинные сказки о Змеиных царях оттого, что никогда их сами не видели? Люди могли переврать даже те события, что произошли совсем недавно. Вячко знал, что в рдзенских летописях о княгине Злате писали, будто бы она была безжалостной ведьмой и приносила в жертву лешему новорождённых младенцев.

В библиотеке храма Вячко отыскал берестяные грамоты, написанные незадолго до его рождения бывшим Пресветлым Отцом. Это было повествование о войне, которую вёл его дед Ярополк:

«И вскинул светлый князь голову к небу и узрел змея, огнём дышащего, – прочитал Вячко. – Взметнул копьё князь Ярополк и пронзил сердце чудища. Рухнуло оно наземь и долго подыхало, а подыхая, извергало яд и зловония мерзкие. На спине змея крылатого восседал царь бидьярский, и лик он свой богомерзкий прятал за золотой личиной, ибо страшились его морды звериной не только враги, но и собственные дружинники».

Это было любопытно. Купцы из Бидьяра часто продавали маски, якобы принадлежавшие Змеиным царям. Каждая маска, говорили они, наделяла носителя особым даром.

Вячко продолжил читать о том, как Ярополк поборол последнего царя из Бидьяра и получил прозвище Змееборец, но о природе самих царей так ничего и не нашёл. Летописец не уделил тому внимания, больше его беспокоила судьба ратиславского князя: что тот вышел победителем из битвы, но был ранен и отравлен, да и об этом говорилось размыто. Нельзя было сказать, отравил ли князя ядовитый змей или клинок. Следующие строки уже повествовали о встрече Ярополка с лесной ведьмой Златой.

Вячко отложил летопись.

– Пожирают кровь земли, – еле слышно повторил он.

Неждана называла Змеиных царей ящерами-крадущими-солнце.

В растерянности Вячко вышел из храма и побрёл по улицам Златоборска.

Первый снег растаял, но земля промёрзла, заиндевела и обратилась в камень под ногами. Холодный ветер пронизывал до самых костей. Вячко желал укрыться в тепле, среди друзей и близких, но Стрелы и Небабы не было в городе. Во дворце у него не осталось близких людей. Ноги сами привели его в дом Зуя.

Хозяин встретил княжича с показным почтением, долго кланялся и предложил отобедать. Вячко посчитал отказ за грубость и согласился с неохотой. Скряжистый Зуй не спешил тратить полученные за проживание Нежданы деньги, и на его столе нельзя было найти особых яств. Зуй поставил на стол миску с овсяным киселем и под тяжёлым взглядом Вячко ушёл к противоположной стене, чтобы не мешать.

Они с Нежданой ели кисель, девушке он был в новинку, она смаковала каждый глоток.

Вячко не надеялся, что ведьма с Мёртвых болот откроет свои тайны, но всё же спросил. Не о том, правда, что терзало его разум.

– Как тебя зовут?

Неждана вздрогнула от его вопроса и застыла, обернулась с опаской на Зуя, но тот сидел у окна и стругал ложку: некогда старик был плотником, а теперь зарабатывал редкую монету тем, что продавал вещи, необходимые в быту.

– Ты нарёк меня Нежданой, княжич, – напомнила ведьма с некоторым недоверием.

– Но это не твоё настоящее имя. Не звать тебя и Югрой, настоящая сестра Олоко умерла задолго до моего появления на болотах. Так скажи, как тебя назвали родители?

Она молчала, смотрела перед собой, не моргая. В серых глазах мелькнуло нечто, что заставило Вячко вдруг испытать жалость, но он отмахнул это чувство и спросил ещё раз:

– Как твоё настоящее имя?

– Я не скажу его тебе, княжич, – холодно произнесла Неждана. – Истинное имя можно сказать только другу.

– А ты мне враг?

– Нет. Никогда им не была и не являюсь. Но другом тебя назвать всё же не могу. Ты скажешь мне своё истинное имя?

Вячко улыбнулся неожиданно весело, тряхнул головой, отбрасывая рыжие кудри со лба.

– Твоя правда, такое можно сказать только другу, – признал он.

Некоторое время они не разговаривали. Неждана громко хлебала, Зуй стругал деревянный брусок, а Вячко уныло мешал ложкой кисель.

– Те ящеры-крадущие-солнце, как ты их называешь, – вспомнил он. – Они по-настоящему люди?

Неждана пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, они когда-то были людьми.

– Разве возможно перестать быть человеком?

Прядь волос упала Неждане на лоб. Она склонила голову над столом, потупила взор.

– Случается всякое… духи бывают хитрыми и жестокими. Они способны изменить суть всего живого, особенно если это древние духи, те, что существовали ещё до людей. Мой народ… – она запнулась, и Вячко уже подумал, что больше Неждана ничего не скажет, но она продолжила: – Мой народ однажды доверился духам. Давно, когда мы потеряли родину и искали новый дом. Духи обратились к нам, предложили свою помощь. Они пообещали укрытие и защиту. Они провели нас глубоко в свои пещеры, а взамен попросили нашей веры и службы. Мы поклялись поклоняться духам как новым богам взамен на помощь. Старейшины надеялись переждать беду и вернуться домой, но из пещер нас никто уже не выпустил.

Потрясённый, Вячко молчал. Он представлял мрачные тёмные подземные ходы, которых никогда не достигал солнечный свет, и запертых в пещерах людей.

– И как вы спаслись?

– Мы не спаслись, огонёк. Духи забрали наши цвета, наши краски, наши лица и волосы. Мы стали белыми, как пещерные рыбы стали бояться света, точно летучие мыши. Ты видел меня настоящую. Скажи, ты испугался? Тебе было омерзительно моё настоящее тело?

Вячко отвёл взгляд.

– Поэтому ты крадёшь чужое обличье? Потому что твоё собственное пугает обычных людей?

– Нет. – Неждана покачала головой и отставила кружку в сторону. – Я ношу чужое лицо, потому что моё собственное проклято. Мой народ попал во власть духов ночи и подземных вод. Мы противны свету и солнцу. Если мы появимся на солнечном свету в своём истинном обличье, то тут же умрём.

Рдзения, Совин

Дара рассказала королевскому целителю всё, что знала о Хозяине леса и его чарах. Поведала она об озере с золотой водой, о поющей богине в реке Звене, о чудесных лесных тропках, что могли провести за короткое время в любую точку леса. Показала она и те знаки, что выучила, Стжежимир записал их все с превеликим любопытством. Дара разъяснила ему значение тех знаков, что понимала сама, а остальные они решили изучить со временем вместе.

Дара рассказала о том, как Хозяин избегал встреч и приближался к ней только во снах, о том, что выгнал из Великого леса и больше ничему не обучал.

– Так зачем он сделал тебя лесной ведьмой, если вскоре прогнал? – недоумевал Стжежимир.

И только об этом Дара смолчала. Вместо этого она спросила сама:

– Зачем ты хотел заполучить знания лесной ведьмы? Чтобы свергнуть короля и Охотников?

Целитель посмотрел на неё во все глаза, и это был первый раз, когда он искренне и весело рассмеялся.

– Вороны успели заморочить тебе голову, – проговорил он.

Внешне Дара сохранила спокойствие.

– Мне всё равно, кто будет править Рдзенией, но… я бы, пожалуй, хотела избавиться от Охотников. А ты нет?

Стжежимир облизнул губы и резко закивал.

– Да-да, всё дело в них. Или нет? Чародеи, должен я сказать, сами виноваты в своей участи.

Дара нахмурилась. Старик усмехнулся в усы.

– Не согласна? Ещё бы, ты просто глупая деревенская девка, которая выросла на сказках о великих чародеях, преданных подлым королём. Ты знать ничего не знаешь. А я находился здесь, в Совине всё это время. Я видел своими глазами, как сгорела Совиная башня.

Стжежимир оскорблял легко, колко, понимая, что Дара не посмела бы возразить. Она находилась в его власти и была вынуждена слушать и соглашаться со всем. Но она давно привыкла склонять голову перед теми, кто обладал большей властью, вот и на этот раз проглотила обиду.

– Так что случилось на самом деле? – Она опустила голову, чтобы не выдать своей злости.

Откинувшись на спинку кресла, Стжежимир натянул покрывало повыше. Несмотря на растопленный очаг, он всё равно мёрз. Зима в городе и вправду ощущалась иначе. Она была промозглой и ветреной, задувала в каждую щель и пробиралась под одежду. Даже в маленькой деревянной избушке на мельнице Дара никогда так тяжело не переживала холода.

– Чародеи стали неосторожны, вот что случилось. Они хотели всё больше и больше власти, и однажды королю это надоело, а лойтурцы только этого и ждали, – ответил Стжежимир. – А я, наоборот, всегда старался оставаться в тени. Так уж вышло, что меня обучали чародейскому мастерству на Благословенных островах. В Империи всегда плохо относились к чарам, и от моего учителя – троутосца – мне передалась привычка скрывать свои способности. Так что по возвращении в Рдзению я притворялся обычным целителем, пусть и всегда использовал свой дар для лечения. Какая разница, кем тебя считают – лекарем или чародеем, – если платят одинаково хорошо? Конечно, чародеи из Совиной башни быстро меня раскусили, но не выдавали. Какое им было дело до ещё одного чародея? Нас тогда в городе было не счесть.

Королевский целитель уселся поудобнее, потом махнул Даре рукой, велев подняться.

– Не стой без дела. Возьми пучок цветов в том углу. Да-да, этих. Знаешь, как называются?

– Болиголов, – вспомнила Дара. – Для кого это?

– Для принца Карла.

Глаза у Дары стали, наверное, как два блюдца, и Стжежимир вновь расхохотался.

– Но болиголов опасен…

– Если не грызть его как морковку, то не отравишься.

Он вздохнул, как если бы говорил с непроходимым дураком, и пояснил:

– Принимать нужно капельку на самом краешке ножа вместе с порошком солодкового корня. Помогает от головных болей, костной ломоты и мужской немощи.

Услышав последнее, Дара едва не прыснула от смеха.

– Значит, у принца Карла… голова болит? – заключила она.

– Не твоё дело, что у него болит. Возьми ступку, пестик и начинай толочь.

Дара принялась за дело, сокрушаясь, что нельзя скормить болиголов ратиславским князьям или Охотникам, отправив их прямиком в объятия к Моране.

– Почему ты считаешь, что чародеи во всём виноваты?

– Потому что будь они умнее, так давно бы взяли быка за рога, точнее, короля Часлава за его корону, и вправили бы ему мозги на место, – сердито ответил Стжежимир.

Дара нахмурилась, оглянулась на Стжежимира и продолжила толочь.

– Не глазей по сторонам! – одёрнул её целитель.

От крика Дара вздрогнула, уставилась в ступку и постаралась сосредоточиться на деле.

– Я говорю, что лойтурцы не за один день уговорили Часлава избавиться от чародеев. Это началось задолго до Хмельной ночи. Совиная башня посчитала себя важнее королевского замка. Так, собственно, и было, но королю это не могло понравиться. Чародеи указывали ему, с кем вести войну, а с кем заключить мир, они убирали неугодных им людей из его окружения и однажды прокляли посла из Лойтурии на глазах у десятков людей. Наверное, это сошло бы им с рук – чародеи легко бы одолели лойтурское войско в открытом бою, – но после старейшины башни пожелали вновь войти в Совет Старшей Совы.

– Что ещё за совет?

Пестик легко стирал траву в порошок, но Даре это занятие быстро наскучило. Ей и прежде не нравилось работать на кухне и возиться с готовкой, куда легче ей давался тяжёлый труд на пропитанной мукой мельнице, когда мышцы сводило от усталости и тело стонало. В лесу тоже не удавалось долго сидеть на одном месте, Хозяин всегда находил для неё дело. Но жизнь в княжеском тереме или в доме целителя наводила тоску. Стжежимир не учил плести заклятия, а заставлял готовить снадобья для богатых рдзенских господ и без конца болтал:

– Знаешь, где было первое поселение в Совине? Откуда пошёл город?

– От замка, – предположила Дара. – Князья обычно сначала строят детинец, а вокруг уже город растёт.

– Только не в Совине. Замок воздвигли многим позже, когда город уже разросся. Вначале все дома строили вокруг озера, где стояла Совиная башня. Говорят, что раньше на этом месте рос густой лес и в его чаще жила могущественная ведьма. Она разрешила князю Вышеславу основать город, но править они должны были вместе – люди и чародеи – на равных. По крайней мере, так говорится в былинах, а вот чародеи из Совиной башни считали, что это была не чародейка, а древний могущественный дух, а то и вовсе богиня.

Пестик чуть не выпал из пальцев.

Стжежимир хитро прищурился, наблюдая за ней.

– Догадываешься, к чему это я?

Дара упрямо промолчала и продолжила толочь.

– От некоторых чародеев из башни я слышал, что озеро было некогда источником золотой силы, что поэтому и появилось так много чародеев в Рдзении. Былины рассказывают, что первые совинские князья часто рождались больными, тогда их купали в озере у башни, и они мгновенно выздоравливали и становились могучими воинами. Со временем сила иссякла, но ещё лет двадцать назад в воде иногда замечали яркие всполохи.

– Значит, Великий лес когда-то доходил до этих мест, – задумчиво произнесла Дара.

– Не думаю. Скорее всего, здесь был другой лес, не менее могущественный и полный духов. Только со временем люди вырубили его.

– Почему духи это позволили? Леший уничтожил бы любого…

– Может, тогда люди были так же сильны, как и духи? Может, они испили золотой воды в озере, подобно тебе? Если бы ты была не одна, если бы существовало десять, двадцать, сорок чародеек, равных тебе по силе, смогли бы вы вместе одолеть лешего?

Дара задумалась и пожала плечами. Ей, как и всем в Заречье, лесной Хозяин казался могущественнее всех на свете. Он не был равен ни чародеям, ни людям. Он являлся созданием Нави, и потому нельзя было его даже сравнивать со смертными существами.

– Но почему люди не захотели жить в мире с духами и править наравне?

– А почему чародеи башни и король не поделили власть? Потому что люди всегда желают большего.

– Получается, лойтурцы подговорили короля Часлава избавиться от чародеев?

– Это было несложно. Чародеи имели слишком большую власть в стране и без конца напоминали королю, что он никто в собственном государстве, а храм считал чародейство греховным. Часлав не посмел бы избавиться от чародеев: они защищали наши границы от вас, ратиславцев, но лойтурцы пообещали поддержку со стороны Охотников, тогда Часлав и решился.

На некоторое время Дара забылась, запутавшись в собственных мыслях, и толкла в ступке болиголов. Пока работали руки, размышлять было легче.

– Значит, ты хочешь найти это озеро? Но зачем тебе я?

– Озеро искать не надо, оно где было, там и осталось, а вот силы в нём нет ни капли. Я много лет искал источник на месте Совиной башни, но так ничего и нашёл. Тогда я подумал, что знай я больше о лесных ведьмах из Ратиславии, то быстрее бы понял, в чём особенность этой силы. Сам я уже не молод, до Великого леса мне добираться трудно, поэтому отправил Милоша. Он, конечно, бестолочь, но всё-таки у меня учился, многое знает, смог бы понять, что и как устроено в Великом лесу. Но видишь, как вышло, лесная ведьма пришла ко мне сама, – он развёл руками, сам будто не зная, как теперь поступить.

– Думаешь, я смогу найти источник?

Стжежимир пожал плечами.

– Кто знает? Сходи к Совиной башне, поищи. Может, тебе он откликнется.

– Почему ты считаешь, что у меня получится?

– Потому что ты лесная ведьма. Если на месте города когда-то рос лес, в котором существовали те же силы, что в Великом лесу, а заклятия, связывающие источник и духов похожи, то…

Целитель запнулся, постучал пальцами по столешнице.

– Твою сестру обжёг меч Охотников, хотя она и не ведьма. Она сказала, что все в вашей деревне какие-то особенные. Это из-за вашей поющей богини?

Дара пожала плечами.

– Раньше я об этом не задумывалась, в Заречье все к этому привыкли, будто так и надо. Есть у наших людей дар, ну и есть. Но теперь понимаю, что это всё одно: озеро, поющая богиня и та сила, которой обладает Хозяин леса. А Совиная башня… Там не опасно?

Стжежимир нахмурился, ожидая разъяснений.

– Если Охотники сожгли её, то они не желают там никого видеть.

– Так будьте осторожны и не попадайтесь никому на глаза, – раздражённо произнёс целитель.

«Будьте».

Значит, Милош пойдёт вместе с ней.

– Ты закончила? Сколько можно возиться? – Стжежимир поднялся с кресла и подошёл к столу, чтобы проверить работу. – Ты посмотри, сколько грязи. Толочь надо усерднее, но аккуратнее. Дай покажу.

Ратиславия, Златоборск

На улице ещё не рассвело, когда Вячко нашёл Ярополка в покоях отца за столом, заваленным письмами и картами. Было свежо, ставни оказались распахнуты. За окном парил предрассветный сумрак. На столе горели свечи, а по углам комнаты клубилась тьма.

– Ты уже слышал? В Нижинском княжестве продолжаются нападения. Отряды Шибана сжигают деревни и…

Ярополк поднял голову, отрываясь от чтения.

– Конечно, слышал.

– Что будем делать?

– Ждать приказов отца. – Брат выглядел мрачным, уставшим, под глазами залегли тени. – В отличие от тебя, я не действую за спиной у Великого князя.