– Чума-а-а-а-а-а, – протягиваю я, осознавая масштаб дизайнерской мысли. – Кру-у-уто, слушай, это же должно быть очень удобно!
– А это и есть удобно. Только тссс! – он смешно прикладывает к губам палец – не прямой, а согнутый петелькой. – Кроме Алтонгирела и Ирнчина, никто в команде об этом не знает.
– Почему?
– Ну я просто новичкам без нужды не говорю, а вышло так, что уже много лет не было нужды. Молодняк – играться начнут, поотпирают чужие каюты… А то ещё украдут мою идею. Так что это вроде как секрет.
Я только качаю головой.
– Если захочешь поднять стенку между своей каютой и кабинетом, сними с полок всё нужное, потому что сами полки спрячутся в стенку, – продолжает наставлять Азамат. – Ничего не пострадает, но из потолка ты никак не достанешь, если понадобится что.
– Хорошо, что там стеллаж у другой стены стоит… – говорю и вижу хитрую улыбку Азамата. – Ну да, ты же и ставил, ясно. Значит, по утрам стенку будем закрывать, чтобы если кто заглянет, не заметил, так?
Азамат кивает. Я осматриваю получившееся в итоге двойное помещение. Забавно, такая чёткая линия отделяет мой бардак от порядка у Азамата. А кровати у нас в итоге бок о бок стоят.
– Ну что, – говорю, – сдвинем кровати и освоим новые пространства?
Азамат очень доволен собой.
Мы снова продрыхиваем до десяти, что для меня, впрочем, вполне нормально, а вот Азамат сильно удивлён. Даже пытается извиняться, видно, всё ещё подсознательно уверен, что спать после секса – непростительное оскорбление, особенно много спать.
Я его успокаиваю, после чего мы снова разделяем каюты и идём завтракать. От завтрака, конечно, остались рожки да ножки, хотя Тирбиш и пытался нам что-нибудь зажать.
– Ну вы бы ещё завтра пришли, – разводит он руками, выставляя на стол остатки сыра. Этот сыр свежий и пахнет заправскими носками, и что-то меня совсем не тянет его есть. Тут Тирбиш светлеет лицом:
– А я же вам йогурты купил!
Тут и я светлею всем, чем могу.
– Молодец! – говорю. – Умница ты мой прозорливый!
Последнего слова он, кажется, не понимает, зато подводит меня к холодильнику, до отказа набитому разными кисломолочными продуктами. Тут и йогурты, и кефирчики, и творожки, и даже сметана. Ну ладно, ряженки нет, но так её почти нигде нет. Я нагребаю себе завтрак атлета и делюсь с Азаматом несладким кефиром. Ему вроде бы нравится.
Едва мы успеваем доесть, является Алтонгирел, и вид у него заговорщицкий.
– Азамат, – говорит он, – зайди ко мне, кое-что обсудить надо.
Азамат без вопросов встаёт и уходит вслед за духовником. Уж не раскусил ли он меня… Я вопросительно смотрю на Тирбиша, тот пожимает плечами.
– Наверное, что-то насчёт вашей свадьбы, – говорит.
– А при мне что, уже нельзя?
– Может, Алтонгирел капитану амулет какой хочет дать…
Эта мысль мне нравится. Конечно, с Алтонгиреловой манерой всё понимать строго противоположным образом лучше бы он вообще не вмешивался, но… Кто знает, каким образом склонны понимать Старейшины. Ой, ладно, что-то мне эти переживания уже в печёнках. Пойду, что ли, в кабинете посижу с вязаньем. Называется, хотела к Новому году закончить.
Первым делом, конечно, лезу в бук, а там письма от дорогих родственников. Маменька получила лилии и бегает теперь по потолку, потому что раньше мая сажать не имеет смысла. А ещё она уже вяжет-вяжет-вяжет, а что если сделать рукава три четверти?
Я отвечаю, что ни в коем случае никаких четвертей и чтобы горло было закрытое. Мода такая, вру. А то с маменьки станется лично заявиться только для того, чтобы обидчикам зятя по шее надавать.
Письмо от братца примерно сводится к «третий день пьём ваше здоровье», слегка приукрашенное тем, как все выпадают в осадок от новостей. Правда, в конце письма он всё-таки вспомнил спросить, всё ли у нас хорошо.
Я ему отвечаю, что всё шоколадно, особенно если муданжские Старейшины одобрят наш брак, а критериев никто не знает. Пусть ломает голову, что всё это должно значить.
Когда я наконец-то всем всё отправляю и собираюсь перейти к вязанию, раздаётся робкий стук в дверь. Я немедленно открываю, ожидая, что это Азамат – ан нет, это вовсе даже парень с красными волосами.
– Э-э, здравствуйте, – говорит он неуверенно.
– Привет, – отвечаю с широкой улыбкой. – Заходи, не стой на пороге. Чем могу быть полезна?
– Меня зовут Бойонбот, – говорит он, как будто это и есть его проблема. Но заходит и дверь закрывает.
– Очень приятно, – говорю. – Элизабет.
Кажется, я угадала: называние имени заставляет его немного расслабиться.
– Я… э-э… спросить хотел. Вы ведь, ну, типа, целитель, да?
– Да-да, – говорю. – Именно так, я целитель.
– А, так вот, я хотел спросить, – повторяет он. – Просто интересно. У вас ведь на Земле придумали, наверное, что-нибудь для глаз?
– В смысле, чтобы улучшать зрение? – уточняю.
– Ну вроде того, да.
– Много чего придумали, – говорю. – Очки для начала.
– А… кроме очков? – несколько упавшим голосом спрашивает он.
– А какого рода проблемы со зрением? – спрашиваю.
– Никаких проблем! – быстро выпаливает он. – Это я так, чисто из любопытства!
У меня начинает зарождаться нехорошее подозрение.
– У вас что, плохо относятся к людям со слабым зрением? – спрашиваю.
– Ну как… Не то чтобы плохо, но работать таким людям трудно… И их редко берут.
– И ты думаешь, Азамат тебя уволит, если выяснится, что ты плохо видишь? – заключаю я.
Он пару секунд ловит ртом воздух, потом беспомощно кивает.
– Вы ему скажете?
– Не имею права, – пожимаю плечами. – Я по закону не могу обсуждать здоровье пациента ни с кем, кроме других врачей. Целителей, в смысле.
Как стремительно человек может воспрянуть духом!
– Ну а теперь, когда мы выяснили, кто пациент, – говорю, берясь за ретиноскоп, – давай узнаем, что именно у тебя с глазами.
Обнаруживается, что у него лёгкая близорукость – а ещё проблемы с дыханием, если я слишком близко стою. Чудесно, ага. Выдаю ему прирастающие линзы: разок надел – полгода не помнишь о проблемах со зрением. Потом они растворяются.
– Тебе, – говорю, садясь за бук, – надо бы операцию сделать. На Гарнете это можно. Как-нибудь возьмёшь отпуск, направление я тебе напишу. А теперь рассказывай давай, сколько тебе лет, чем болел…
Бойонбот ещё несколько минут мечется между счастьем, что он теперь всё видит, и подозрениями, зачем это мне понадобилось про него столько знать. Приходится писать историю болезни на родном языке, чтобы никто в команде точно не прочёл. Ну варвары! За это беру у него анализ крови – группу узнать, да и вообще из интереса. Результаты радуют – он ничем не болен, но самое главное – ни у него, ни у Азамата нету антител на неизвестные мне инфекции. То есть, надо надеяться, неизвестных мне инфекций на Муданге тоже нет…
Наконец отпускаю осчастливленного и проанализированного Бойонбота и снова тянусь за вязаньем. Не тут-то было. Следующим номером ко мне является прыщавый заместитель Тирбиша. Что ж, это хорошо, я и сама собиралась с ним пообщаться с применением пары лосьонов и гормональных регуляторов.
– Вы я лечить, – говорит он как-то угрожающе, – я вы платить.
– Не-а, – говорю. – Я ты лечить, Азамат я платить.
Он ненадолго задумывается.
– А Азамат вы лечить?
– Да, – киваю.
– Уже? – переспрашивает он подозрительно.
– Азамат, – говорю, – сильно болеть. Долго лечить.
– А, – понимающе кивает он. Потом настораживается. – А я сильно болеть?
– Лицо? – уточняю.
Он энергично кивает.
– Не сильно, – говорю. Достаю универсальный лосьончик, подруга-дерматолог, помнится, рекомендовала. Да и Сашке в своё время помогло. Подвожу клиента к зеркалу в ванной, беру прилагающуюся к флакону губочку. Выдавливаю, принимаюсь мазать. Парень, конечно, шарахается. Всё-таки у них лицо – запретная территория. Отдаю ему губку, показываю движения, как мазать. Он справляется вполне успешно.
– Утром и вечером, – говорю. – А теперь мне нужна кровь.
Черт, я даже не подумала, как это жутко звучит. Парень сильно напрягается.
– Я смотреть на кровь, – начинаю объяснять доступными средствами, – и знать, как быстро лечить.
Пациент мотает головой и отступает на шаг. Ну здравствуйте! Как я гормональный анализ сделаю, а?
– Не больно, – говорю. – Плохо не будет.
Пациент пятится к двери, пряча за спиной флакон с лосьоном. Ну нет, так не пойдёт. Беру телефон и звоню Азамату.
– Лиза? – ужасно удивляется он.
– Ты занят? – спрашиваю.
– Э-э… а что?
– Мне нужна твоя помощь, но это не срочно, если занят, не отвлекайся.
– А, нет, не занят. В чём дело?
– Зайди ко мне в кабинет, если тебе не трудно, а?
Пациент тем временем упирается спиной в дверь, но открыть-то её могу только я с пульта… Парень хмурится и шевелит губами, мучительно пытаясь как-то объясниться, но, видимо, заготовленный для визита словарный запас недостаточен.
От стука в дверь он подскакивает на полметра и отлетает в сторону, позволяя Азамату войти без помех. Мой муж в полном непонимании переводит взгляд с меня на своего подчинённого, чьё лицо имеет отчётливо синеватый оттенок – лосьон не сразу впитывается.
– Объясни ему, пожалуйста, что мне нужно взять кровь, – говорю, сдерживая смех. Уж очень у обоих мужиков вид обескураженный.
– Ты решила нас всех проверить? – Азамат поднимает брови. – Надо было предупредить, я бы всем заранее объяснил.
– Ну, всех проверить, конечно, надо, но этот сам пришёл, и мне обязательно нужно сделать анализ, чтобы знать, как его лечить.
Азамат кивает и принимается быстро и убедительно говорить по-муданжски. Насколько я понимаю, главные его аргументы – что я не собираюсь при помощи взятой крови творить над замповаром никакого страшного колдовства. М-да, об этом я не подумала. Юноша, впрочем, не очень верит, и тогда Азамат говорит, что я просто не умею колдовать. Тот окидывает меня подозрительным взглядом и выражает сомнение. Азамат вздыхает.
– Лиза, можно у тебя попросить волосок?
– В смысле? Волос с головы? – хлопаю глазами.
– Да, если это не нарушает никаких приличий…
Пожимаю плечами, выдёргиваю пару волосин. Азамат осторожно берёт их, достает – о боже! – зажигалку и подпаливает. Они, естественно, начинают мерзко смердеть, после чего он их быстренько отправляет в унитаз.
– Убедился? – спрашивает он моего пациента. Тот кивает с виноватым видом.
– Ну вот, – говорю, отгоняя ладонью запах от лица, – навоняли тут мне.
– Извини, – улыбается Азамат. – Пришлось доказывать, что ты не знающая.
– А была бы знающая, пахло бы розами, что ли? – ворчу.
– Нет, просто сгорел бы мгновенно и без запаха.
Ну да, а ещё бы я оказалась легче утки, и что там ещё славная инквизиция использовала для выявления ведьм…
– Теперь можно кровь взять? – спрашиваю, помахивая нераспечатанной иголкой.
Парень нервно косится на капитана. Азамат выразительно кивает, дескать, а ну-ка строем на укол. Пациент сглатывает и подходит ко мне. За процессом взятия крови он наблюдает очень внимательно, и ему, видимо, тоже не больно. Наверное, болевой порог у них у всех высокий. Наконец я его отпускаю, объяснив посредством Азамата, что, когда будут результаты, я ему дам таблетки. Парень пользуется первой же возможностью смыться.
– Неужели я такая страшная? – спрашиваю. – Он ведь сам пришёл, никто его не гнал сюда.
– Ты не страшная, – улыбается Азамат. – Ты грозная. А пришёл он потому же, почему и все придут. Они теперь считают, что ты всё можешь.
– С чего это? – недоумеваю.
– Ну помнишь, ты Алтонгирела по лицу ударила после того, как он тебя оскорбил?
– Ещё бы я забыла, – хмыкаю.
– Обычная женщина так бы никогда не сделала, тем более Алтонгирел – духовник… У нас ведь ни в коем случае нельзя бить по лицу. А раз ты с этим не считаешься, значит, точно богиня. Ну и выглядишь так.
Я закатываю глаза.
– Чудесно. Ты хоть, надеюсь, понимаешь, что я по глупости ему врезала?
Азамат хитро улыбается.
– Знаешь, в таких делах трудно сказать, где глупость, а где боги твою руку направили. Я бы вот ни за что не поверил, что ты можешь его с ног сбить, если бы не видел своими глазами. Как знать, может, тебе и помог кто… – пожимает плечами.
У меня, кажется, оставшиеся после проверки волосы на голове зашевелились. До сих пор я как-то не задумывалась особенно над религиозными вопросами… Но если он так верит в высшие силы, то… то… я точно за него замуж хочу?!
Азамат смеётся. Это хорошо.
– Лиза, ну не пугайся так. Я понимаю, что ты предпочитаешь решать сама за себя. Совсем необязательно тебя кто-то подтолкнул. В конце концов, боги помогают почти исключительно слабым в минуты отчаянья, а к тебе ни то ни другое не относится. Не переживай, – он гладит меня по плечу. Я всё ещё расту на том месте, где приросла к полу, и чувствую в себе способность покрыться листьями.
– А ты… – произношу медленно, побаиваясь ответа, – веришь, что боги существуют?
Азамат очень высоко задирает брови.
– А ты что, никогда их не видела?
Я нахожу в себе силы сесть, пока не упала.
– А ты их часто видишь?
Азамат усмехается.
– Ну, нечасто, конечно, тем более что они не покидают Муданга. Там раз пять видал. Это когда отличить удавалось, конечно.
– От чего отличить?
– От людей. Бога ведь трудно узнать, если специально не высматривать. Но я постараюсь тебе показать хоть одного, когда будем дома. У вас на Земле они, наверное, тоже редкость, как зайцы, – он смеётся.
Я постепенно прихожу к выводу, что мы что-то очень разное понимаем под словом «бог».
– У нас их, может, и вовсе нету, – говорю осторожно.
– Есть, конечно, – убеждённо говорит Азамат. – Вы ведь все с ними в родстве. Правда, может, они с вами совсем смешались, не знаю…
Я решительно мотаю головой.
– Слушай, – говорю, – для меня это всё ужасы какие-то, я до сих пор была уверена, что богов выдумали люди, а на самом деле их нет. И мне немного не по себе от того, что ты говоришь.
Азамат задумывается на некоторое время, потом говорит:
– Я, наверное, как-то неправильно перевожу с муданжского это слово. Давай, если у нас получится остаться на Муданге, я тебе постараюсь показать бога, тогда и поймём, в чём ошибка.
Я вздыхаю с облегчением. Религия – религией, но Азамат мой муж, и так тому и быть.
– А как они по-муданжски? – спрашиваю.
– Брхон, – охотно сообщает Азамат.
– Будь здоров, – не удерживаюсь я. Оба смеёмся.
Палёными волосами всё ещё пахнет, и я интересуюсь, как провентилировать помещение. Азамат показывает кнопку на пульте, но предлагает выйти, пока тут будет продуваться, а то ещё меня продует. Я охотно следую за ним.
– Алтонгирел давал какие-нибудь ценные указания? – спрашиваю как бы между делом, когда мы прогулочным шагом движемся в холл.
– Он предложил провести моцог, но это я и без него догадался, – задумчиво пожимает плечами Азамат.
– А теперь на всеобщем, – говорю я.
– Ах да, прости, – спохватывается он. – Моцог – это… У вас такого нету, насколько я знаю. Ну, тоже связано с богами, вроде как, чтобы привлечь их на свою сторону, надо от чего-то отказаться в их пользу.
– И от чего же? – настораживаюсь я. Кто этих варваров знает…
– Это зависит от цели, но чтобы свадьба удалась, обычный моцог – день не есть мяса и ночь не спать.
– А богам от этого какой прок?
– Точно не знаю, – протягивает Азамат, – я же не духовник и не Старейшина. Но по идее, что не достанется мне, достанется им, и они должны быть благодарны.
Ну ладно, это, по крайней мере, логика, хотя и несколько первобытная.
– И когда ты намерен это устроить? – спрашиваю.
– Да сегодня, наверное. За завтраком я мяса и так не ел, а завтра ничего важного не будет, можно и ночь пропустить. Тем более я уже два дня вон сколько сплю.
– А что насчёт секса?
Азамат поджимает губы, поглядывает на меня виновато.
– Лучше бы тоже воздержаться, конечно.
– Чтобы им досталось? – поднимаю бровь. Он смеётся.
– Ну уж нет! Но хоть чтобы не завидовали.
– Ну ладно, – говорю, – сутки я потерплю.
Азамат снова поджимает губы.
– Вообще… лучше бы ты не так легко согласилась.
– Ой, прости, ты обиделся? – я что-то запоздало соображаю, что ему моя покорность в этом вопросе может быть неприятна, да и…
Он хохочет.
– Нет, что ты! Просто на богов лучше действует, если соблюсти моцог трудно. Поэтому сегодня на обед тхи, ну и я стараюсь побольше всяких дел сделать, чтобы устать и спать хотелось. Иначе не подействует, понимаешь?
– А чем тхи так примечательно? – спрашиваю, пытаясь вспомнить, что это вообще такое.
– Ну как, вкусная, праздничная еда, – поясняет Азамат.
Ой, да, вспомнила! Это же очередная сырятина, только вымоченная слегка в каком-то рассоле. Не-ет, я это не буду! Хм. А не воспользоваться ли мне вынужденным постом в благих целях? Мясо сырое я и так не стала бы есть, секса не дадут, а ночь просидеть для меня не проблема, я три года работала сутки через двое. Зато Алтонгирел сможет потом нашептать Старейшинам, что я-де старалась, моцог соблюдала с мужем и вообще.
– Слушай, Азамат, – говорю, – а может, я к тебе примкну?
– А тебе-то зачем?
– Тебе же не одному нужно, чтобы нас поженили. Мне тоже надо поднапрячься, по-хорошему.
Азамат долго смотрит на меня, потом на пару секунд закрывает глаза, а потом так меня обнимает, что я готова просить о пощаде, странно, что кости не хрустят.
Мои гениальные идеи достаточно часто оборачиваются мне же во вред, чтобы уже начать задумываться, прежде чем их высказывать вслух. Вот эта, например, привела меня в каюту Алтонгирела и оставила один на один с её хозяином. И ведь могла бы сообразить, что этот чёртов моцог нельзя начать просто так от балды. Тем более Азамат утром к духовнику заходил, ну ведь очевидно же за этим!
А, ладно, теперь уже ничего не поделаешь, осталось терпеть. Если я сбегу на середине, Алтоша точно не оценит.
Алтонгирел сидит за столом, подперев голову рукой, и смотрит на меня так, как будто восхищается размахом моей бессовестности.
– Ты знаешь, я никогда не считал Азамата доверчивым человеком, – размышляет он вслух. – А теперь вот всё понять не могу, что ты с ним такое делаешь?
– Тебе рассказать или на бумажке записать по пунктам? – спрашиваю. – Первое, я его люблю. Второе, я его уважаю. Третье, я его лечу…
– Ах ну да, – перебивает духовник. – Ты ведь ему заливаешь, что можешь его вылечить.
– Неправда, я ему совершенно честно говорю, что могу сделать шрамы менее заметными, хотя и не убрать бесследно.
– Ага, ага, – отмахивается Алтонгирел. – Его тут нет, а мне можешь не рассказывать. Мне, в общем, всё равно, ради чего ты с ним связалась, лишь бы он от этого не пострадал. Но вот сейчас мне просто интересно, чего же ты хочешь добиться от богов?
– Чтобы нас с Азаматом поженили, – пожимаю плечами. Чего тут не понять?
Алтонгирел прищуривается.
– У тебя случайно внебрачных детей нету?
– Чо? – искренне удивляюсь я. – С чего вдруг?
Он ещё некоторое время на меня пристально смотрит, потом расслабляется.
– Да так, подумалось… Обычно так хотят выйти замуж только женщины с левыми детьми. Чтобы даже моцог провести… У тебя должна быть какая-то развесистая причина. Может, на Землю возвращаться не хочешь? Ты не преступница ли, часом?
– А не пойти ли тебе ненароком? – интересуюсь, подобрав дар речи. – А то я могу, например, ухо ампутировать…
Не знаю уж, знает ли Алтонгирел слово «ампутировать», но свои безумные предположения высказывать резко перестаёт.
– Ладно, – говорит, – хватит тут болтать, если тебе обряд нужен, то не отвлекай меня.
Я закашливаюсь от неудачной попытки сказать несколько грубостей одновременно. Можно подумать, это я тут лясы точу!
Алтонгирел достаёт из одного из своих многочисленных сундучков некое подобие венка из засушенного вьющегося растения с острым и пряным запахом и надевает его мне на голову. Потом разворачивает на столе платочек с какой-то трухой, берёт что-то вроде жезла с большим бубенцом на конце и принимается напевно бормотать непонятные мне слова, позвякивая жезлом поочерёдно то над одним, то над другим моим плечом, периодически посыпая меня трухой из платочка. Я уж не знаю, что я должна при этом думать, но на всякий случай загадываю желание. Постепенно бормотание Алтонгирела совсем переходит в пение. У него, кстати, неплохой голос, чистый и мелодичный, кто бы мог подумать.
Внезапно всё заканчивается. Венок с меня снимают, жезл отправляется в сундук.
– Ну, чего ждёшь? – спрашивает духовник нетерпеливо.
– А уже всё? – не торопясь произношу я. Хочешь меня выгнать побыстрее, так фигушки.
– Нет, знаешь, ещё надо постоять на голове, – ехидно отвечает он.
– Надо было заранее предупреждать, я бы штаны надела, – говорю невозмутимо. Он тяжело вздыхает. Я хмыкаю. – Откуда мне знать, как выглядят ваши обряды и когда они кончаются?
– Хорошо, я тебе говорю: всё, закончился. Можешь идти на все четыре стороны.
Я стою.
– Видишь ли, Алтонгирел, – говорю я медленно, с удовольствием растягивая слова, – я думаю, что это не последний раз, когда мне придётся проходить какой-нибудь обряд. Я бы предпочла, чтобы в следующий раз ты вспомнил, что для меня всё это в новинку, и пояснил, что от меня требуется. Особенно когда дело дойдёт до Старейшин. Не хотелось бы пролететь только потому, что я не знала, в какой момент вставать.
Он снова одаривает меня долгим взглядом прищуренных глаз, потом говорит:
– Слушай, чисто из любопытства, чего ты хочешь от богов?
– По-моему, ты уже спрашивал. Что-то тебя память подводить стала, а вроде молодой.
Он закатывает глаза.
– Да, конечно, я так и поверил, что ты моцог проводишь ради замужества. Наверняка ведь о чём-то ещё просишь.
Я пару секунд осмысливаю информацию.
– Ты хочешь сказать, что моцог может мне помочь осуществить любое желание, а не только то, которое я сказала тебе? То есть ты сейчас, когда надо мной тут ворожил, никак не ограничивал, ради чего всё это?
Он смотрит на меня странно, сначала приподняв брови, потом слегка нахмурившись.
– Слушай, что тебе нужно от Азамата, что ты его так старательно добиваешься?
– Ну, если обобщить, – задумываюсь я, – то, наверное, мне нужно, чтобы он был со мной. Желательно всегда. И конечно, было бы неплохо, если бы ему это доставляло удовольствие.
Алтонгирел ещё несколько секунд таращится на меня округлившимися глазами, потом снова достаёт жезл и ещё какую-то склянку миллилитров на пятьдесят. Поводит жезлом у меня перед носом и где-то за спиной, приговаривая, потом вручает мне склянку.
– Пей.
– А что это?
– Не скажу. Хочешь замуж, так пей.
Я одариваю его мрачным обиженным взором и откупориваю пузырёк. Пахнет немного спиртом. Ну, была – не была. Пью.
Это оказывается настойка какой-то травы, горькая и крепкая, но не очень противная. Дух, правда, вышибает, так что я вынуждена за неимением лучшего занюхать рукавом, хоть он и пахнет слабенько стиральным гелем.
Алтонгирел внимательно за мной наблюдает, забирает склянку.
– Всё, можешь идти. Теперь твой моцог только ради свадьбы, ничего другого не получишь.
Ага, смотри-ка, он обучаем!
– Хорошо, – говорю радостно, – спасибо.
И быстро смываюсь, оставив Алтонгирела озадаченно качать головой.
Забористую настоечку всё-таки неплохо бы закусить, так что я чапаю на кухню, где Тирбиш уже вовсю возится с обедом.
– Привет ещё раз, – говорю, устремляясь к холодильнику. – На меня не готовь.
– Почему? – огорчается он. – А мне так интересно было, что вы скажете…
– Мне сегодня нельзя, – говорю.
– Ну вот, – ворчит он. – Капитану нельзя, вам нельзя, зачем тогда заказывали…
– Так моцог ведь, – говорю, выскребая йогурт со стенок коробочки.
– Что, и у вас? – удивляется Тирбиш. – Вам-то зачем?
Мне лень вступать в ещё один спор из-за этого, так что я просто говорю:
– А чтобы Азамату одному не скучно было. Так противно, когда все вокруг едят и спят вволю, а тебе нельзя.
– Это да, – смеётся Тирбиш. – Правда, моцог лучше удаётся, если противно, но с вашей помощью по-любому удастся.
Милый он и очень в меня верит. Интересно, будет ли прилично, если я ему тоже что-нибудь сварганю? Надо будет Эцагана спросить, раз уж он снова с нами.
– А ты что-нибудь, кроме мяса, на обед делаешь? – интересуюсь.
– Ну, тут будет немного овощей, но они все в мясном соке, вам тоже нельзя.
– Ясно, тогда ничего, если я тут что-нибудь сготовлю постное?
– Вы сготовите?! – вылупляется Тирбиш. – Может, я?. .
– Да ладно, ты с общей едой возишься, чего я буду тебя отрывать, – говорю.
– Как… Чтобы вам не напрягаться, – бормочет Тирбиш.
– Ой уж прямо так напрягусь на двоих еды сделать, – отмахиваюсь.
– На двоих? – переспрашивает он, роняя нож.
– А сколько? – моргаю. – Азамат и я. Двое ведь?
– А… Ага… – выдавливает Тирбиш, нагибаясь за ножом. – Если так, то конечно… Вам стол расчистить?
– Умещусь, – заверяю его. И что его так потрясло? – Лучше скажи, где у тебя овощи и мука.
Овощи у него обнаруживаются даже вполне человеческие. Оказывается, я в какой-то момент успела выдать ему список еды, которую хочу добавить к стандартному муданжскому рациону. Видимо, это было примерно тогда, когда я в сушилке духи нюхала, а этот день был так насыщен событиями, что я уже плохо помню всякие мелочи. Однако на мой автопилот можно положиться.
Заполучив ингредиенты, принимаюсь за дело, напевая что-то себе под нос. Алтошина настоечка ли так действует, но я в исключительно благостном настроении. Тем более возиться особенно не надо, я же комбайн с хлебопечкой водрузила тут же на кухне, в углу, спросив разрешения всё того же Тирбиша. Он тогда ещё странно так на всё это смотрел. Думал, я пользоваться не буду, что ли?
В общем, скоро у меня уже хлеб печётся, а в духовке отдыхают баклажаны под сыром – нормальным магазинным сыром из коровьего молока. Не знаю, оценит ли Азамат, но если что, доберётся своим овечьим вонючим.
– Ну вот, – говорю, споласкивая после себя нож и коцальную доску. – Больше под ногами мешаться не буду, оно теперь само дойдёт, я только пару раз загляну.
Тирбиш только качает головой и что-то бормочет. Я было открываю рот его расспросить, чему он так удивляется, когда наше кулинарное уединение нарушает Дорчжи.
– Ско-о-оро обед-то? – канючит он совсем по-детски и только потом замечает меня, тут же густо покраснев. – Ой, здрасьте… Я это… Капитан заставил с ним вместе техосмотр запасного двигателя… того… сделать. Теперь очень есть хочу.
– Капитан, наверное, тоже хочет, – нравоучительно говорит Тирбиш. – Но не приходит меня торопить.
Дорчжи пожимает плечами:
– Он крутой, – этим всё и объясняется. Я смеюсь. Кстати, что-то мне было от него нужно… А!
– Слушай, Дорчжи, – говорю, – а ведь ты обещал меня научить гизик плести.
– Да-а, – оживляется тот. – Хотите сейчас?
– Почему бы и нет, – говорю. – Надо же чем-то до обеда заняться.
– Тогда я сейчас принесу нитки, – кивает он и бодренько скрывается за дверью.
– Здорово, – говорит Тирбиш. – У Дорчжи хорошо учиться, он очень хорошо плетёт. У него отец торгует верёвками, поясами всякими.
Дорчжи возвращается с несколькими цветными клубками тонкой гладкой нитки и какими-то деревяшками, мы перебазируемся в столовскую часть кухни и начинаем урок. Объяснение в основном происходит на пальцах. Начало весьма неожиданное: нитки предлагается намотать на край столешницы по всей длине. Зато потом можно чувствовать себя Пенелопой: сидишь, гоняешь челночок туда-сюда. За какие-то полчаса у меня уже готов первый кривоватый шнурок, пёстренький такой, узорчатый.
Дорчжи за это время выучил несколько новых слов на всеобщем – тоже польза. Вот, рассматривает он моё произведение и кричит Тирбишу:
– Как будет «тяните»?
Тирбиш:
– «Тяните»!
– О! – Дорчжи оборачивается ко мне. – Не тяните так сильно или тяните везде одинаково.
Я ржу и стараюсь соответствовать.
Следующий шнурок мы делаем пошире, и я замечаю, что способ плетения позволяет создавать довольно ровные геометрические узоры.
– А можно, – говорю, – сплести так, чтобы буквы получились?
Ещё минут десять уходит на то, чтобы объяснить Дорчжи мою отнюдь не новую идею.
– А зачем слова? – он морщит лоб, изо всех сил стараясь понять.
– Например, какое-нибудь хорошее пожелание можно вписать, – придумываю я, размахивая руками для выразительности. – Или поздравление!
– Хм, – до него, кажется, начинает доходить. – А можно ведь, наверное… Тирбиш, как будет «заговор»?
– Да кто ж его знает! – доносится из кухни. Я прикусываю губу, чтобы не захихикать. После того как сегодня Азамат объяснял запасному повару, что я не ведьма, мой словарь обогатился всякими «заклинаниями», «зельями» и «заговорами». Вообще, я чем дальше, тем лучше понимаю по-муданжски. Что и неудивительно, впрочем.
Пока Дорчжи с Тирбишем стараются сообразить, как объяснить мне свою идею и разрешит ли Алтонгирел выводить заклинание на шнурке, я не теряю времени и несколько коряво изображаю нитками три слова о самом главном – пошленько, конечно, но зато коротко и по делу. С этим шнурком мне Дорчжи почти не помогал, только на словах, и я решаю, что его-то и подарю, а первый себе оставлю, в хозяйстве пригодится.
Близится обед, я вынимаю из духовки свой противень, тут и хлебушек поспевает. В общем, не жизнь, а сказка.
– Прячьте, – говорит Тирбиш, выходя из кухни. – Сейчас все придут.
– А я хотела сейчас и подарить, – говорю, сматывая нитки.
– Не-ет, зачем, – мотают головами оба муданжца. – Вы ему подложите куда-нибудь.
– А что, у вас принято подарки тайком подкладывать? – спрашиваю, пряча шнурки по карманам. Хорошую я юбку в «Трёх тюльпанах» отхватила – длинную и сплошь в карманах. Для жизни на муданжском корабле просто лучше не придумаешь.
– Конечно, – говорит Тирбиш. – То есть можно, конечно, и в руки отдать, но ведь намного приятнее, когда случайно находишь подарок, правда?
Ну, о вкусах не спорят. Тирбиш отправляется скликать народ на обед, я следую за ним, пока не нахожу Азамата где-то в техническом отсеке. Он тщательно отмывает руки у общественной раковины.
– Капитан, обед готов, – неуверенно говорит Тирбиш.
– Да я пропущу, наверное, – отвечает Азамат, не оборачиваясь.
– Я тебе пропущу! – говорю. – Что ж теперь, совсем не есть, что ли?
Он поворачивается на звук моего голоса со своей фирменной удивлённой улыбкой.
– А ты запаслась постной едой? Тогда я сейчас.
– Давай-давай, – говорю, – я подойду через пару минут.
Пока Азамат с гарантией не в каюте, я иду подложить ему гизик. Захожу, естественно, через свою каюту, поднимаю стенку и оставляю шнурочек на крышке бука, завязав бантиком. Получилось довольно мило. Шнурок красно-зелёный, как Рождество, но расцветку Дорчжи предложил, а я ему верю, тем более что Азамат любит красный и носит зелёный.
В дверях столовой мы сталкиваемся, Азамат сразу садится за отдельный стол, а я иду с Тирбишем на кухню проконтролировать сервировку незнакомого ему блюда. Ничего, справился, я тем временем хлеб нарезала и сметану в пиалушки разложила. А ещё я завариваю себе чай. По-моему, мы лопнем.