Free

Дети из детского дома напротив

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Послесловие.

Случаются неслучайности

Весенний день, нежный и переменчивый, легкий и воздушный, ожил на экранах старой памяти. Пробуждение – самый важный процесс после долгой зимы, самый центр весны. Расцветали все вокруг – листья просыпались и прорастали из своих темных домиков. Из почки выглядывали ростки, ростки превращались в листья – и так начиналась новая жизнь. Новую жизнь ожидали не только растения.

Молодая девушка, как подснежник из-под снега, появилась на пороге детского дома весной. Ей было слегка за двадцать, она только окончила педагогический институт, была полна энергии и желания работать. Эту вакансию ей из самых лучших побуждений подарила родная тетка, стоявшая на высоких ступеньках, на лестнице педагогики.

Коллектив, сугубо дружный, поскольку полностью женский, встретил девушку на удивление хорошо. Тамара не хотела задерживаться надолго – ей нужен был старт, опыт. Она так мечтала жить ярко, быстро, стремительно, громко и в этих скучных стенах ей было этого просто не добиться. Но внезапно старая директриса заявила о своем уходе и карьера Тамары быстро взлетела в гору из простой воспитательницы до директора. Как ей это удалось – пусть останется за границами повествования.

Тамара Петровна была умелым управленцем. Она резво взяла борозды правления и быстро ощутила вкус власти. И эта власть ей безумно понравилась. Она стала меняться. Из девочки в незатейливом платье в деловую даму – Тамара носила красивые костюмы, а волосы ее навек были туго уложены во французскую ракушку как у советского министра. Больше никто не увидел ее пушистых волос, свободно рассыпающихся по плечам.

Новоиспеченный директор стремительно обзаводилась связями. Она выступала на благотворительных мероприятиях, городских концертах, присутствовала на собраниях и съездах политических лидеров, была вхожа в круг элиты города. Можно представить, что женщина изо всех сил рвалась помочь своему детскому дома, но это было не так. Под маской деятельного руководителя она скрывала другие мотивы.

Тамара Петровна быстро поняла, что кресло директора принесет ей много пользы. Помимо властных полномочий, которые любого человека поднимают в глазах окружающих и собственных, бывшая студентка пединститута сможет выбиться в люди. Смогла и выбилась.

Личная выгода и никакого сочувствия, сострадания.

Тамара сумела наладить и свою личную жизнь. Ее видели в машине с помощником главы из администрации города, она водила крепкую дружбу с мелкими бизнесменами, ей приписывали любовные связи с заезжим адъютантом.

И тут появился Громкий Виктор Леопольдович.

Их связала дружба, инициатором которой в большей мере была Тамара. Она претендовала и на большее.

– Тамара Петровна, рад, что могу быть вам полезен, но признаюсь честно времени совсем мало…

Они ужинали в одном из самых дорогих ресторанов. Был поздний вечер, за окном сгущались сумерки.

– Что мы все о делах? Я подумала, мы можем посидеть, поговорить, поделиться…

– Тамара Петровна, скажу честно, не думаю, что я буду интересен вам со своим бизнесом. А меня не интересуют хлопоты детского дома.

Громкий четко дал понять, что никакой любви между ними быть не может. Директриса других попыток не предпринимала. Впрочем, деловые отношения сохранились и были весьма плодотворными.

За считаные годы Тамара поднялась по социальной лестнице. Ее семейное счастье не слаживалось, романы вспыхивали и гасли, но благополучие было твердым и долговечным.

И хотя директор гордо поднимала голову над всеми – ее поданными, осталась у нее черта, привычка с тех времен – бедности и простоты. Тамара была жуткой сплетницей. Именно этого боялся и именно за это ее недолюбливал Виктор Леопольдович. Женщина, еще молодая, на удивление всем, водила дружбу с самой известной сплетницей района – Варварой Архиповной, одинокой старушкой. Они засиживалась до самой ночи в кабинете директора и под чай обсуждали всех и все.

Пусть это и было недостатком Тамары – чрезмерное любопытство, пожалуй, единственный грех, который ей можно простить.

Тамара, царица на троне, удерживала свою власть и быстро расправлялась со всеми недругами и недоброжелателями.

Однажды старая Фаина Карловна, вечно ходящая в соболиной шубе, что, к слову, ужасно задевало Тамару Петровну, полвека работавшая врачом, а на старости лет перекочевавшая в детский дом в роли медсестры, спросила:

– И за что вы так детей не любите?

Они стояли возле окна и смотрели на площадку, где носились подопечные детского дома. Фаина Карловна заметила взгляд директрисы – ненавистный, пренебрежительный, выражающий презрение.

– Я почти пятьдесят лет врачом работала с детьми, – продолжила она, – и сейчас вместо пенсии посвящаю себя детям. Бывшая директриса – она в такие тяжелые годы управляла домом, и всегда к детям с душой, с теплотой. А вы молодая, а такая злая…

Тамара не ответила. Она постояла еще пару минут, повспоминала, и ушла. А на следующее утро Фаину Карловну с почетом отправили на пенсию.

И больше никто не посмел сказать что-то Тамаре о ее надменности или злобе. А спустя пару годков коллектив обновился, прежних руководителей позабыли или совсем не знали, и Тамара Петровна окружила себя верными слугами.

Иногда возле того окна, где Фаина Карловна сказала ей честные слова, без лести, Тамара останавливалась и вспоминала.

– Посмотри, посмотри, дом рушится! Посмотри, посмотри! Рушится… Все падает!

Маленький мальчик кричал, дергал за руку девушку и показывал пальцем на совершенно целый и невредимый дом.

– Замолчи! Ты меня позоришь! Замолчи, с домом все в порядке.

Она грубо одергивала его. Она не терпела истерик.

А мальчик действительно видел, как многоэтажка складывается, словно карточный домик, как летят перекрытия, стены трескаются и кирпичи стираются в пыль. И через пару секунд остается пустошь.

– Это тебе кажется, дом целый, – уже спокойнее объясняла она. Но в глазах ребенка был такой неподдельный страх, а крик его был вовсе не детской шалостью, а зовом о помощи, что становилось страшно и тому, кто видел абсолютно невредимую многоэтажку.

– Ну почему? Почему я?

Она рыдала перед своей матерью.

– Это твоя кровь… Ты должна его принимать и растить, –женщина гладила дочь по голове.

– Нет! – она резко отстранилась. – Почему я должна губить свою молодость? Столько детей, а мне достался… Он словно от дьявола. Говорит такие вещи. Мне самой страшно! Что за ноша?

– Не ноша, а сын. Так угодно судьбе…

– А отец его? Что же он не мучается? Сбежал и оставил мне своего…

Она обзывала и ругала их двоих, а мать лишь укоризненно качала головой и молилась.

Ветер подул и как песок разлетелся маленький мальчик.

– Твоя вина, ты не уберегла, – с упреком говорила мать, обвиняя дочку в халатности.

– С его диагнозом жить полноценно невозможно. Он психически болен! Был болен.

– Если бы ты уделяла ему больше внимания, если бы чаще молилась о его здоровье… Ты не боролась.

– Теперь я буду жить своей жизнью! Я – свободна. Спасибо судьбе…

– Замолчи!

Долгое время они обе молчали. Жизнь текла, жизнь бурлила.

– Всю жизнь мне молиться о тебе и не отмолить грехов твоих! Ухожу я. Видеть тебя не буду, слышать твои речи не буду. А ты иди к детям, помогай им, будь рядом. Работай в детском доме, исправно трудись. Мое наставление.

– Чтобы твое прощение заслужить?

– Тебе не мое прощение просить, а перед Богом на коленях стоять нужно.

Женщина, поседевшая, ссутулившаяся, отправилась в монастырь и больше Тамара свою мать никогда не видела.

– Солнце твоей жизни закатилось, – бросила она напоследок.

Тамара спустя годы смотрела в окно детского дома, лучи солнца ослепляли ее.

– Почему столько детей… Вот они – крепкие, сильные, умные, ловкие. Они не нужны никому. Вот зачем они? А мне достался нездоровый?

Тамара Петровна ненавидела их. Но указание матери выполнила, стала директором детского дома.

Глава 7. Отголоски прошлого

Утро, серое и размытое, в объятиях тонкой белой пелены тумана, опустилось над городом. Ветер еще раз завыл: пронзительно и безучастно к судьбе бедных продрогших деревьев. Листьев на них больше не видно, они стали мягкой и скользкой подстилкой земли, только ей от них разве теплее?

В такой грустной и сонной обстановке больше всего хочется остаться дома и спать.

Лика перевернулась на другую сторону и накрылась одеялом. Ей вспомнился рассказ Михаила Пришвина: «Листик за листиком падают с липы на крышу, какой листик летит парашютиком, какой мотыльком, какой винтиком. А между тем мало-помалу день открывает глаза, и ветер с крыши поднимает все листья, и летят они к реке куда-то вместе с перелетными птичками».

И эти листья улетят. Когда же этот день откроет глаза, чтобы стало ясно?

Писатель писал, что все улетят – и журавли, и гуси, и грачи…

«Грачев», – всплыло в памяти. Эта фамилия, выгравированная на странной табличке в виде крыльев птицы, скрывала за собой какую-то необъятную тайну, она предвещала опасность. Но что может остановить человека, который уже запланировал расследование?

Именно это стремление заставило Лику подняться, надеть все самое теплое, что тайком положил Егор, и отправиться в детдом.

Лика постучала в дверь, она открылась от одного прикосновения.

Почти такой же кабинет как у Елисеи Павловны: ничего современного, старые шкафы, потрепанные папки, картотека во всю стену, радио как привет из прошлого. Обои темно-бардовые. Ничего общего с современным и модным кабинетом Громкого. Странно, что они оба существует в одной реальности, но выглядят так по-разному.

Директор детского дома сидела за столом. Мягкий, уютный свитер, яркие глаза темные, почти черные и такие же ресницы, волосы так идеально уложены. Сочетание несочетаемого.

Она улыбалась не доброжелательно и не притворно, а как-то оценивающе и повседневно, так словно она всегда была с этой улыбкой. Она была человеком, которого невозможно раскрыть, прочитать по первому взгляду.

 

– Тамара Петровна? Добрый день! Я – Лика, журналистка. Можем поговорить? – Лика предполагала, что о том, что она прибыла в Витево, знают многие и многие захотят подружиться с ней, чтобы попасть на первую полосу модного журнала. Никто не задумывается о том, кому вообще нужен этот журнал, главное – престижный.

Тамара Петровна расцвела в широкой улыбке. О журналистке она не знала, но догадывалась, что это идея Виктора Леопольдовича. Только ему такое по карману. О его желании заявить о своих добродеяниях знал весь город, даже не особо приближенные или не приближенные вовсе.

– Добрый день! Проходите. О нашем детском доме хотите узнать? – Тамара Петровна устало посмотрела на Лику. К допросам или расспросам она в последнее время привыкла. Ей досталось. Полиция навещала ее с вопросами о случившемся, о том самом воспитаннике, который принес ей столько хлопот, что в детстве, что сейчас. Хотя он давно покинул стены этого детского дома, неприятности продолжались. И снова вопросы…

Лика села напротив Тамары Петровны в жесткое неудобное кресло и вспомнила, как было приятно сидеть в кожаном мягком кресле в кабинете у Громкого. Капитализм все-таки комфортнее.

– Пишу статью о вашем городе, о вашем известном меценате – Викторе Леопольдовиче. Он, конечно же, и вам помогает?

Тамара Петровна мысленно вздохнула. Она уже успела подумать, что и этой девице хочется узнать о том самом мальчишке и о том, что произошло. Но ей был нужен Громкий. Значит, она права и бизнесмен решился нырнуть в очаг славы и популярности, вынув из кармана пару пачек денег. Для журналистки.

– Да, он очень хороший человек. Помогает нашему детскому дому. У нас замечательная детская площадка с его помощью появилась. И в целом состояние нашего детского дома гораздо лучше, чем других. В нашем городе.

Тамара Петровна замолчала. Виктор Леопольдович не давал ей никаких установок по поводу прихода журналистки и о том, что нужно говорить. Он вообще мало с ней общался, остерегаясь ее просьб о реальной помощи детям. Красноречивость и действенность идут не рука об руку.

– А вот происшествие… Убийство в вашем городе…

– Я ждала этого вопроса. – Тамара Петровна горько улыбнулась, оставаясь спокойной, хотя внутри передернулась. Вот и накаркала сама… Кто же пройдет мимо такого события. А особенно эти писаки! – Большой резонанс. Все говорят, вот и до вас дошли эти жуткие новости. Увы, всем более интересны скандалы, чем жизнь детей.

– Происшествие произошло с одним из ваших бывших воспитанников, – начала Лика, наклонив голову на бок. – Это ведь тоже о жизни города, о жизни детей, просто повзрослевших?

«Ну и что? При чем здесь я?» – подумала Тамара Петровна.

– И все пути ведут в детский дом, поскольку тут он провел большую часть жизни.

– Вам что писать больше не о чем? – спросила директор детдома раздраженно. – В одной статье и о Викторе Леопольдовиче, и об убийстве?

– Статья большая. Целый комплекс статей. Обо всем напишу. Но я не думаю, что они связаны – Громкий и убийство. Или не так?

Тамара Петровна прикусила губу. Она была зла на себя за последнюю фразу, зачем она вывела журналистку на эту мысль.

– Нет, конечно, – Тамара Петровна засмеялась. Неуверенно. – Где Виктор Леопольдович, – Тамара Петровна вскинула руку к потолку и опустила ее. – А где…

Она не спешила говорить, что крайне не нравилось Лике.

Лика помнила поучения Варвары Архиповны, она достала из пакета коробку конфет, к которой в гостинице приклеила конверт. Егор бы был недоволен, что его сестра раздает взятки, еще и так открыто. Он говорил, что взяточничество – это целое искусство, и каждая ошибка в нем может стоить дороже суммы взятки.

– Я буду очень благодарна за информацию. Хочется чего-то поострее.

Тамара Петровна цепко взяла подарок и быстро спрятала. Девица оказалась приятным собеседником, понимающим.

Женщина встала и подошла к окну. Нужно рассказать много, не рассказав при этом ничего.

– Убийство! Это всегда ужасно… – Тамара Петровна вскинула руки. Ее актерскому таланту позавидовали бы. – Страшное событие, которое потрясло весь город.

Лика повернулась в ее сторону. Сквозь окно, трещинки на деревянной раме пробивался тусклый серый свет.

– Но, как бы страшно не звучало, это ожидаемо, – продолжила Тамара Петровна, рассматривая детвору, бегающую по саду.

– Часто убийства происходят? – Лика постучала пальцами по столу. Этот вопрос она задавала неоднократно, чтобы услышать множество ответов и понять какой правдивый.

– Нет, убийств не случалось. Или случались, но далеко, давно, не затрагивая нас. Это полиция статистику ведет, – она усмехнулась.3- Почему это ожидаемо?

– Ожидаемо то, что таких людей беды не обходят.

Тамара Петровна подошла к шкафу в самом дальнем углу, который вот-вот рассыплется от старости. Вперемешку на полках лежали разные папки. Директриса вытащила толстый альбом, стряхнула с него пыль.

– Это альбом с фотографиями с новогодних праздников. – Тамара Петровна положила альбом перед Ликой и начала медленно листать страницы. – Мы устраиваем показательные концерты каждый год и все фиксируем. Вот он.

Тонкий палец Тамары Петровны уткнулся в абсолютно обычного мальчика в группе непримечательных детей.

– Ребенок как ребенок. – Лика не понимала, почему его беды не должны были обходить, по мнению директрисы.

– Матвей Костромской. Его так звали…

Тамара Петровна обвела пальцем еще двух детей. Они немного отличались взглядами: у Матвея глаза были добрыми, открытыми, у другого, рядом стоящего мальчика одинокими, холодными, расчетливыми. Третий смотрел исподлобья злым, слегка напуганным взглядом, точно зверь, загнанный в угол.

– Три друга. Не разлей вода. Матвей, которого постигла такая участь. Спортивный, умный, добрый, справедливый. Занимался спортом, любил борьбу. Арсений Степнов. Очень хороший, отлично учился, математик, тихий. – Тамара Петровна показала на второго слева, а после перевела палец в сторону. – И главная причина моих седых волос – Алексей Зверин. Неуправляемый, озлобленный. Даже жестокий.

– Это сколько же лет назад было?

– Им сейчас около двадцати пяти лет.

– И вы их так хорошо помните? – удивленно спросила Лика.

– Я помню каждого. Я живу рядом с ними уже тридцать лет.

Тамара Петровна отвернулась, пока Лика изучала альбом, и обхватила себя руками. Она пришла сюда, когда ей едва исполнилось двадцать. Ненадолго, ради опыта. Но уход престарелой директрисы и быстрый карьерный рост Тамары заставили ее остаться. Детей она не любила, но и ненависти не испытывала. Они были как папки в шкафу – элементами ее работы. Каждый день сотни предательств, обманутых надежд и разбитых судеб заставили ее разочароваться в людях, а дальше и в детях. Они не становились лучше, не ломали предписанную им судьбу и не вырывались вперед, а продолжали гнить в болоте, предначертанном еще в детстве. Со временем она стала отличать подопечных детей как другой сорт, разделяя их словно яблоки.

– Такие разные и дружили? – Лика отвлекла женщину от мыслей и воспоминаний.

– Да. – Тамара Петровна обошла стол и села в кресло. – Они все поступили к нам в разном возрасте. Первый – Алексей, совсем ребенок. От него отказались, сперва он был в доме малютки, а дальше к нам. Потом Матвей. В осознанном возрасте. Его родители погибли в автокатастрофе, приличная семья. И Арсений. Желание выжить в довольно сложных условиях и противостоять обидчикам заставило их сплотиться и стать одной командой.

– Как тимуровцы?

Тамара Петровна засмеялась.

– Неверное слово. Скорее бандой.

– Банда? Они запугивали и обижали других детей? Или безобразничали?

– Ну, безобразничают все дети. Просто они были такими сплоченными, всегда вместе. Друг за друга. Никто не рисковал стоять у них на пути. Хотя был момент, когда их союз почти распался. Алексея хотели усыновить.

– Алексея? – Лика удивилась. – По вашим описаниям, его характер был не таким уж и дружелюбным.

– О, да. И так бывает, – Тамара Петровна развела руками. – У нас работала женщина, Анна. Она Алексея как сына любила. Не понимаю почему. У нее было две дочери – Любовь и Людмила. Они часто приходили, Анна растила их одна. И Алексей к ним очень привязался. С девочками как с сестрами играл, общался. Даже характер его смягчился.

– А Матвей, Арсений? Они не обижались, не завидовали?

– Эти встречи быстро прекратились. Дело в том, что комиссия не дала разрешение. Анна без мужа, зарплата небольшая, дети свои. Она после этого очень расстроилась, болела, и потом уехала из города. Она ведь обещала, а обещание не сдержала. Алексей болезненно это воспринял. И стал еще хуже себя вести…

Тамара Петровна замяла пальцы. Эта история не была такой однозначной как в ее рассказе, поэтому она старалась ее забыть.

– Я думаю, его друзья обрадовались, что он остался. А после детдома они поддерживали связь или разбежались? – Лика все пыталась выйти на нужный след. Она все еще не понимала, как история детства Матвея связана с его гибелью, и почему это было ожидаемо.

– Их дружба стала крепче, – Тамара Петровна скрестила пальцы. – После детского дома Арсению удалось поступить в техникум. Он разбирался в компьютерах, по этому профилю. Матвей работал в спортивной секции. Он очень любил детей, слабых защищал. А Алексей… Не учился, не женился. Работал какое-то время.

– Алексея вы недолюбливаете, – улыбнулась Лика. В ее рассказе он был просто сущим дьяволом, но ведь кто-то хотел его усыновить и смог полюбить как сына, значит не так он и плох?

– Недолюбливаю, – согласилась директриса. – Из-за него все. Матвей считал его младшим братом. Он любил его, не мог с ним разлучиться. Без него, без старшего брата, Алексею было бы трудно. И Матвей это понимал.

– А Арсений?

– Арсений всегда был на задворках, но держался за эту дружбу как за спасательный круг. И именно из-за этой привязанности их компания сохранилась. А если бы нет? Они бы распались, Матвей мог бы вырваться и жить?

Тамара Петровна отвернулась. Она просто ненавидела такие сплоченные союзы, которые были словно секты. Связи, которые прочно сдерживали. Всем своим воспитанникам она говорила о том, что нужно пытаться выкарабкаться из нищеты, из маленького города, из тьмы, нужно учиться, искать, уезжать за лучшей судьбой.

– Вырваться? – не поняла Лика.

– Детям из детского дома трудно адаптироваться в жизни, и если они объединяются, то потом уже не могут самостоятельно справиться с чем-то. Подстраиваются, остаются рядом. А ведь могут строить свою дорогу сами, преодолевать ее, добиваться успеха. Понимаете? – Тамара Петровна старалась объяснить те идеи, на которых строила и свою жизнь, которым учила всех других.

– Разве дружба это плохо? Поддержка, понимание, возможно дети этого хотят?

– В детстве. А во взрослой жизни – каждый сам себе друг. Алексей, Матвей, Арсений… Они застыли в этом кругу, сдерживали друг друга от действий. Арсений мог бы работать с компьютерами, Матвей уйти в спорт. Жизнь была бы яркой, счастливой, были бы деньги, семья. Смысл.

– А Алексей?

– Алексей бы сгинул, – мрачно ответила Тамара Петровна. – Он не отличался целенаправленностью.

– Вы думаете, чтобы спасти Алексея с ним рядом оставались его друзья, не отдалялись, не строили свою личную жизнь? – подвела итог Лика, удивляясь абсурдности этих выводов. – А если это и была их жизнь? Если их это устраивало?

– Но ведь Матвея убили.

– Как это связано?

Тамара Петровна уставилась на журналистку. Ей казалось, она точно знает, как это связано. Но нужно ли делиться с ней своими мыслями?

– Вы думаете, они занимались чем-то незаконным? – догадалась Лика. Как было трудно следить за ходом мыслей директрисы. Она так много философствовала, и так мало рассказывала нужного.

– Нет. Не знаю, – Тамара Петровна сбилась. – Они постоянно скрывались, в общежитии не жили. Какой-то странный образ жизни, словно вечный побег.

Это ее очень раздражало и наводило на мысли. Зачем скрываться, если ты законопослушный гражданин?

– Вы подозреваете их в чем-то? – Лика поняла, что Тамара Петровна их не подозревает, а точно знает.

– Я их знаю с детства. Это дает мне право рассуждать…

Тамара Петровна запнулась. Правда или ложь? Но ведь она и правды всей не знает, лишь обрывки, ее личные догадки. Лучше увести журналистку подальше от своих догадок, а то эта правда приведет и к ее делам.

– В нашем городе есть наркоманы, – выпалила она после паузы.

«Вы серьезно?» – Лика посмотрела на бордовые обои, чтобы не засмеяться.

– И главный среди них – Шадрин. – Тамара Петровна мысленно облегченно вздохнула. Об этом человеке знали все. Ничего тайного она не раскрыла. – Он тоже рос в этом детском доме. Но был старше Матвея и его друзей. Говорят, хочешь разбогатеть – иди к нему. Он распространяет запрещенные вещи.

 

– Они общались?

– Могли, – пожала плечами директриса. – В одном детском доме жили. Многие детдомовцы работали с ним. Я, конечно, всегда пытаюсь остановить их.

– Они скрывались, потому что выполняли что-то противозаконное, что поручал им Шадрин? – попыталась логически связать всю информацию Лика.

– И деньги у них были.

– Откуда вы знаете? – Лика все больше убеждалась в том, что директриса и ее бывшие подопечные держали связь друг с другом. Зачем? Но не могла же она быть четвертой в их союзе?

– Город небольшой. Мелькали перед глазами. На что-то же они жили. Значит, деньги есть, – махнула рукой Тамара Петровна.

– Эта работа стала причиной его смерти? В хулиганов вы не верите?

– Это одна из версий. Я же не полиция, – напомнила Тамара Петровна. Эту фразу она уже говорила.

– И как найти его? Шадрина?

– Зачем? – спохватилась директор детского дома.

– Хочу провести свое расследование. – Лика хитро улыбнулась. Материал собирался просто отличный.

– Не знаю. Может быть в Интернете? Через социальные сети? О нем знают многие. Слухи ползут быстро. А когда обсуждать особо некого, то такой персонаж – просто герой.

Лика поерзала в неудобном кресле.

– Меня удивляет кое-что. Матвей занимался спортом. Но его убили. Он ведь был сильным, наверное, быстрым, почему не убежал, не оборонялся? Вас это не удивляет?

– Не знаю. Может, все было внезапно, не успел среагировать. – Тамара Петровна немного устала вести этот разговор. Ей не были интересны подробности этого дела. И хотелось не быть вмешанной в него, даже не упоминаться рядом с этим трио. – Конечно, есть и наша вина в его гибели. Не дали должного воспитания. Но у нас их много. Мы пытаемся донести до каждого ценность жизни. А эти дети уходят и становятся монстрами, пожирающими друг друга. И даже самих себя.

– Арсений или Алексей могли его убить? – Эта версия пришла Лике в голову только что. – Ссора?

– Исключено. Такой крепкой дружбы я никогда не видела. Я могла бы подумать на Алексея, зная его сложный характер. Но нет. Матвей для него как маяк. Он все делал, так как говорил Матвей. Он жил, потому что Матвей давал ему направление. Даже не знаю, как он будет дальше… А Арсений очень порядочный, замечательный человек.

– Где они живут или скрываются, вы не знаете? – Лика больше утверждала, чем спрашивала.

– Они прописаны в общежитии. По факту – они могут быть где угодно.

– Спасибо вам. Отняла у вас много времени, простите.

– Была рада помочь. – Тамара Петровна с радостью подумала о презенте в ящике ее стола и уныние улетучилось.

Лика встала и направилась к двери. Тамара Петровна тоже встала.

– Лика, – позвала Тамара Петровна.

Вдруг ей стало жаль эту журналистку – милую, совсем нехитрую. Зачем ей падать в этот мир, в эту бездну проблем и черных пятен.

Лика обернулась.

– Вы хорошая девочка. Я вижу. Домашняя. Не связывайтесь с этой историей. Это опасно. Никто из нас не виноват, что у них, у детей этих судьбы такие. Несчастливые. И они как неприкаянные… Что же мы можем сделать? Мы не родители, чтобы думать о них.

– Мне кажется, дети не были бы несчастливыми и неприкаянными, если бы мы думали и что-то делали для них.

Лика вышла во двор детского дома, где уже не было ни одного ребенка. То ли из-за погоды, то ли было очень поздно для прогулок. Темнело. Погода ухудшалась с каждой минутой: ветер усиливался, подбрасывая мокрые листья все выше, небо померкло в серых тучах, расползавшихся над головой.

По дороге в гостиницу Лика забрела в местный парк. К удивлению людей было много, несмотря на погоду, они не убегали от холодных порывов ветра, не спешили домой, просто гуляли, словно на небе яркое майское солнце.

«Наверно здесь погода и хуже бывала», – подумала Лика.

Лика выудила телефон из сумки, набитой всяким хламом, и набрала номер Егора.

– Егор, привет! Ты можешь говорить?

– Да, я дома.

– А я гуляю по парку. Очень неплохо тут. – И в целом это было правдой. – Занят, телевизор смотришь?

– Порядок навожу. У тебя тут хаос, – вздохнул Егор.

– Ничего не трогай там! У меня все систематизировано, – рассмеялась Лика.

– Почему ты так долго не звонила? Я уже беспокоюсь.

Лика подошла к деревянной лавке, но сесть не рискнула. Она вся была мокрая, в налипших листьях.

– Я же тебе писала сообщения. Ты на работе, не отвлекаю.

– В любой момент взяла и позвонила!

Егор принялся отчитывать Лику, вспоминая все опасные ситуации, в которые может попасть человек и в которые попадала Лика, и в целом о страшной криминальной обстановке.

– Ладно, я к тебе с просьбой, – наконец вставила Лика, прервав монолог брата.

– А как иначе!

Услышав просьбу о помощи в расследовании убийства Матвея для написания интересной статьи, Егор пришел вне себя от ярости.

– У тебя же был знакомый здесь в Витево в полиции?

– Во-первых, не мой знакомый, а родственник одноклассника, а во-вторых для тебя там никого нет!

– Устрой мне с ним встречу!

– Хочешь влезть во что-то? Категорически запрещаю тебе лезть. Шерлок Холмс.

– Только беседа. Иначе я сама буду расследовать. А так он все меня сам расскажет. – Наверное, этот самый логичный ответ сможет переубедить Егора.

– Он может не заниматься этим конкретным делом. Я подумаю.

– Спасибо! Ты самый лучший брат!

– Я еще не решил ничего.

– Говорят, здесь не так часто что-то происходит. Тем более убийства. Поэтому эта информация будет бомбой. Постарайся. Ради меня.

– Как ты там, так сразу убийство! Пообещай, что поговоришь и сразу домой?

Лика согласилась, глубоко в душе понимая, что пока не разберется с этим делом никуда не уедет.

– Ты тепло одеваешься? Ешь хорошо? – Егор быстро перевел тему, поскольку говорить о расследовании с Ликой, которая непременно куда-то влезет, он не хотел.

– Конечно, и одеваюсь, и ем.

– Не одни сладости есть надо, – напомнил Егор.

– Все, пока. Иду в гостиницу.

– И на улице долго не ходи.

Лика отключилась. Она наконец-то почувствовала запах свободы вдали от опеки брата. Не то чтобы он был слишком занудным и не давал разгуляться, но из роли главного в семье никогда не выходил и считал, что все нужно проконтролировать. Все-таки командировка – это неплохая идея Марка. Одна их немногих – удачная.

Лика улыбнулась, вспомнив Егора и пошла дальше.

Где-то недалеко от нее, через сотню метров, пробежал парень в спортивном костюме, слишком тонком для сегодняшней погоды.

Его лицо показалось Лике таким знакомым, словно она десять минут назад смотрела на него. Точнее она видела его, но гораздо моложе, ребенка.

«Это Алексей?» – промелькнуло у нее в голове. Мальчик с фотографии, которую показала Тамара. Сейчас он, повзрослевший, был так близко.

– Это судьба, – сказала сама себе Лика. – Нужно продолжать расследовать…

Алексей все быстрее отдалялся, не замечая никого. Сосредоточившись на беге. Но что-то отвлекло его.

Он оглянулся. На мгновение их взгляды встретились. Лед столкнулся с пламенем.