Глава 51
МАРАТ
Алика выглядит воинственно.
– Что?
– Я беременна, – повторила она тихо.
Беременна. Алика.
Алика, которая еще совсем недавно говорила, что шансов мало, и нужно поторопиться. Зачем? Может… сука, может она до меня залетела? А сейчас всё хочет ладненько представить, что ребенок мой…
– Аль, – позвал не своим голосом, – честно скажи, ты с Денисом виделась до Красноярска? Там вы не впервые после «разлуки» встретились? Скажи правду, я пойму.
Ложь. Я не пойму. Ведь если вспомнить, как мило они разговаривали, злость снова кроет до кровавых пятен в глазах. Не общаются так люди после многолетней разлуки! А Шагуров часто сюда летает – и на обучение, и по работе, и родных навещает.
Виделись? Залетела? От него?
– Ты спятил? Я от тебя беременна! – Алика заорала так, как я не ожидал, что она умеет.
Громко. Почти визжа. Еще и ногой топнула.
– Правду скажи!
– Я и говорю! Тебе любовница была нужна, мне – ребенок. Почти сразу начала гормоны колоть, чтобы забеременеть. Перед Мальдивами сделала тест, он отрицательный был, ну а на острове я вообще стимуляцию бросила. Устала я тогда врать. Как прилетели, у меня была надежда, что… ну, самочувствие странное было, и я решила, что возможно жду ребенка. А затем начались эти дни. И я с тобой поговорила насчет детей. Вот только оказалось, что у меня организм не успел перестроиться, и… сейчас, – Алика выбежала на пару секунд, затем вернулась, и всучила мне в руку что-то, похожее на градусник.
Только это не градусник. Это тест, на котором указан срок.
Почти сразу залетела…
От меня. Не от него!
– Не молчи, пожалуйста. Хоть что-то скажи мне, – тихо попросила Алика.
Что, блядь, сказать? Сейчас – ничего хорошего на ум не приходит. Чувствую себя каким-то быком-осеменителем. И тряхнуть Алику хочется, заорать на нее, что так нельзя! За двоих решать она не имела права! Я же летел сюда, полностью сдавшись – свадьба, ребенок, я готов был, но не так. Это просто плевок в лицо, как если бы я трахал женщину, не желающую ребенка, без резинки. Чтоб точно залетела, плюнув на ее «не хочу».
Другую бы на аборт потащил без вопросов, а Алику… нет. Не смогу, даже если бы не было у нее никаких диагнозов. Я и правда в Рио еще раз убедился, уже окончательно – моя она. Навсегда. Ребенок, два, десять – всё будет. Кольцо гребаное купил, а тут сюрприз – переписка с Денисом и её вранье.
– Марат, – прошептала она, – не молчи…
Лучше мне сейчас погулять, иначе наговорю. Пожалею потом.
– Позже поговорим. Мне отъехать надо, а ты дома будь. Вернусь, и пообщаемся, – выдавил из себя.
Отодвинул её, чтобы пройти, но Алика вцепилась в мою руку на удивление крепко. Не позволила уйти спокойно.
– Ты совсем не рад? Злишься на меня? Я бы тоже злилась, Марат, но у меня выбора не было. Или был, но я в таком отчаянии была, ты себе не представляешь, – затараторила она, тихонько всхлипывая. – С другой стороны, если бы не мое желание забеременеть, ничего бы у нас не получилось. Я бы отказалась от твоего предложения, понимаешь? Не ради денег же я… да постой ты! Ну наори на меня, обзови, но давай все решим! Марат!
– Позже, – я все же отстранил её, и направился к выходу из комнаты.
Сейчас я просто готов убивать. А на Алике срываться – последнее дело. Мне просто нужно остыть. Только она не понимает, бежит за мной, и голос её уже дрожит не от волнения, а от злости.
– Куда ты собрался? Ты вообще где был? Только не говори мне про командировку, ты с другой был, да? К ней спешишь?
– Ты дура?
– Вероятнее всего, – крикнула она мне в спину. – Раз не собираю вещи, а пытаюсь поговорить с тобой, то да, Марат, я дура и есть! Ты ответишь мне, где и с кем ты был все эти дни? Мать твою, у тебя вещи морем пропахли, я этот запах ни с чем не спутаю! Ты так и будешь молчать?
– Не морем, а океаном, – бросил, повернувшись к ней. – Такой ответ устраивает?
– Нет!
– А другого у меня нет!
Я уже почти у двери. Вышел бы, но Алика снова всхлипнула, да так, что у меня чуть сердце не оборвалось. И я остановился. Конечно же, я остановился.
– Ты с другой был, да? – голос её звучит потерянно, и как-то по-детски обиженно. – Марат, как же так?
Черт бы тебя побрал, Алика! Сейчас не время и не место, неужели не видишь, что я сейчас не в состоянии разговаривать?!
– Я все поняла…
– Я не был с другой, – обернулся к ней резко. – Где я был, и что делал – мое дело, но другой у меня нет. Уясни это уже. Не вздумай собирать вещи, я уйду, но вернусь. Если останусь – хуже будет обоим, поняла? Алика, ты поняла меня?
Она не ревела, но выглядит заплаканной. Сквозь весь гнев, всё неприятие её обмана снова прокралась нежность при виде этого воплощения растерянности.
– Я поняла, да.
– Не плачь, – глухо выпалил, и вышел из дома.
Ни хера осознать не получается. Да, я решил, что у нас будет ребенок. Еще в Рио решил. Надо – прямо сейчас будет, даже захотел его. Но все равно готов не был, тем более к такому. Сплошное вранье.
Вспомнил диагноз Алики, и поморщился. Наверное, можно её понять. Использовала шанс, делала что могла. Я и сам такой, только в бизнесе – за любую возможность привык хвататься, иначе бы не достиг того, что имею. Вот и Алика ухватилась, и в итоге получила то, о чем мечтала.
– Еще виски, – стукнул по бокалу, привлекая внимание бармена.
Ребенок. Охренеть, у Алики будет ребенок. У нас. И совсем скоро. Не представляю я, как быть отцом. Я знаю, что такое ответственность, её слишком много в моей жизни – за брата-инвалида, за младших, которых нужно было тянуть. За бизнес. За Алику. Теперь добавилась еще одна, самая важная, и она уже ощущается.
Приятная это ответственность или нет?
Представил Алику с младенцем на руках – счастливую, уютную, и застонал. Да, я смогу быть отцом. У неё внутри мой ребенок, конечно же я смогу. И даже… хочу?
Хочу.
– Чертова манипуляторша, – усмехнулся, потихоньку остывая.
С Шагуровым нужно разобраться. Охренел вконец. Да и Алика хороша – ни слова мне не сказала про него, а я как чувствовал, что дело неладно. Может ей льстит его внимание? Переписывалась с ним, читала его признания, и отвечать не торопилась. Словно думала над его словами! Хотя, это же Алика, вечно ей неудобно.
Надо остыть, и домой идти, а то напридумывает глупостей. Простить ей обман? Прощу, куда я денусь. Уже почти простил, могу её понять, хоть и бесит чувствовать себя донором спермы. А ведь с другой стороны, она права – если бы не ребенок, послала бы меня с моим предложением трахаться. Я же чувствовал, что не по Алике это – быть игрушкой.
«Алика Владимировна села в машину» – пришло сообщение от водителя.
Я подкинулся. Куда она, мать её, собралась? С вещами на выход?
«Куда?»
«В стоматологию» – пришел быстрый ответ, и я немного успокоился.
Она же говорила про стоматолога. Хотя я ей говорил, чтобы сегодня дома сидела. Вечно не слушает меня.
От злости все еще потряхивает.
– Ой, извините, – в мой правый бок заехали сумкой. – Бвармен, коньячку плесни. Тройной.
Обернулся, и увидел женщину. Беременную, пузо огромное. И коньяк хлестать собралась?
Странно, но именно сейчас меня полностью отпустило. Улыбнулся даже. Алика будет хорошей мамой, наверное только излишне всепрощающей, и ребенок сядет ей на шею. Она уж точно не станет заказывать тройной виски, будучи глубоко беременной.
Какой херней я страдал? Обманула, но призналась же. Да и вообще, я видел, как ей важен ребенок, но после моих слов о том, что сейчас не время, она не ушла. Хотя могла. Колола бы эту стимуляцию, и трахалась бы с тем же Шагуровым. Но ей я важнее был, значит не просто донор спермы. От меня ребенка хотела, так какого хера я взбесился?!
Сложно это, но мы справимся. Сын или дочь от любимой женщины – это счастье. Только бы Алика сейчас в обиды не ударилась, и глупостей не натворила.
«После стоматологии Алику сразу домой вези. Вещей у нее с собой нет? Чемоданов?» – написал водителю, и получил ответ, что вещей нет.
Уже хорошо.
«Следите за Аликой особенно внимательно. Буквально на каждом шагу. И докладывайте мне» – отправил охране, и стало совсем легко.
Про её манипуляции мы еще поговорим. И про Шагурова. Про поездку свою придется рассказать какую-нибудь сказочку, а то решила же, что я трахаться летал. Глупенькая.
Пошел домой, по дороге заказывая доставку цветов. Ну а дома на всякий случай осмотрел шкафы, не доверяя водителю. Но нет, одежда Алики здесь, как и документы. Не психанула, и это радует.
«Алика Владимировна поменяла крупную сумму. Купила валюту» – пришел мне доклад.
Зачем?
«Следите в оба глаза! Каждый шаг!» – еще раз написал.
Валюта. Нахер ей валюта в стоматологии на обычном осмотре? Да еще и крупная сумма. Варианты есть – занять кому-то решила, или просто так деньги хочет хранить, но это не в стиле Алики. Потому я сел на кровать, держа в руках смартфон, и гипнотизируя его.
Ждал, ждал, и дождался.
Звонка, от которого всего затрясло в приступе ярости небывалой силы.
Глава 52
Действовала я как робот. Оделась, спрятала в сумку одну из толстовок Марата, и выехала к отцу. По пути заглянула в банк, чтобы купить валюту. Повезло, валюта оказалась в наличии. Именно об этом я и думала – повезло. Папе пригодится.
Думала ли я, чтобы сбежать с отцом? Думала. После ухода Марата, пока я собиралась, я о многом думала. Он мне больно сделал. Я не ждала, что Марат будет прыгать до потолка от радости. Ждала скандал, но… я была из колеи выбита.
Репетировала идиотскую речь, наизусть этот бред выучила, но всё пошло не по сценарию. Разволновалась, услышала обвинения в измене. И Марат ушел. Просто взял, и ушел.
Мне того же хотелось. Сколько я фильмов видела, в которых героиня бежит, нося под сердцем ребенка. И отец ребенка страдает, пропуская такие важные моменты, как беременность, УЗИ, роды. Его нет на выписке, он лишен права сидеть рядом с малышом в первую ночь дома, пересчитывать пальчики ребенка, слушать его дыхание. Не видит первых шагов, не слышит первое слово… это больно. И были мысли сделать Марату больно – сбежать. Нужна? Пусть ищет, пусть возвращает нас. Не нужна? Ну и пошел к черту!
Но глупо это. Жестоко. По-детски. Да, ребенка хотела я, и планировала его тоже я. Не Марат. Однако, от Марата в моем малыше половина. И я не имею права лишать ребенка отца, а отца – ребенка. Мы поговорим еще. Ничего не кончено, это просто ссора. Свыкнется Марат, научится принимать, а затем и любить малыша. Если меня, все же, любит.
А я почему-то продолжаю думать, что он любит. Также одержимо, как и я.
У туалета на первом этаже я оглянулась, выискивая свою «охрану». Не видно никого, но я знаю, что они следят. И папа знает. Отсюда и эти тайные ходы, переодевания, и прочие шпионские игры.
– Никаких побегов. Ни за что. Я вернусь домой, и мы поговорим, – прошептала я, убедившись, что в уборной я одна.
Я сделала точно так, как того хотел папа. Зашла в кладовку. Она жутко пыльная, даже не верится, что такие помещения бывают в дорогих частных клиниках. Натянула толстовку, спрятав под неё волосы, и толкнула дверь. Со скрипом идет, видно пользуются редко. Но я справилась. Никто меня не увидел. Прошла по небольшому коридору до таблички «Выход», толкнула дверь, и оказалась на улице.
Шаг с небольшого крыльца, взгляд влево, и я сразу увидела машину. Там папа. Боже, неужели мы прощаемся? Я только-только нашла его. У нас отношения были – качели, и сейчас как раз отличный момент, чтобы всё наладить. Но я снова его теряю, как потеряла и остальных членов семьи.
Еще одна моя боль. Очередная…
– Привет. Надумала ехать? – папа вышел из машины.
Я его по голосу узнала. У него по глаза капюшон натянут. И, несмотря на лето, накинута длиннющая куртка.
– Пап, я деньги тебе принесла. Валюту. Вот, – вытащила из сумки не слишком толстую пачку стодолларовых купюр, перехваченных тем, чем я догадалась – шпилькой. – С тобой я не поеду. Я… я попрощаться пришла. Ты только найди, пожалуйста, возможность сообщить мне, где ты. А я придумаю, как тебя навестить. Со временем все наладится, я обещаю. И ты сможешь вернуться. Жить под своим именем, и мы будем рядом.
– Дочь…
– Ты только не теряйся больше, – шмыгнула я носом. – Прости, что не еду с тобой. Просто я хочу остаться с ним.
Да. Хочу. Несмотря на то, что иногда Марат ужасен, я люблю его. Не понимаю только, за что именно, и как у меня вообще получается его любить, но люблю. Так, что горло спазмом перехватывает.
– Ты из-за него плакала, или из-за меня? – папа подошел, и приподнял мой подбородок, вглядываясь в лицо.
В глаза мои краснющие. Я рыдала, да. Когда Марат ушел в такой момент. Сто раз говорила себе, что не ждала радости, но, дьявол, я именно её и хотела! Чтобы поцеловал, чтобы обнял, чтобы сказал, что всё будет хорошо. И что он счастлив, ведь я ему ребенка подарю.
– Из-за себя я плакала, и только из-за себя. Деньги, пап, – затолкала пачку в его карман. – А тебе ехать пора. Если долго буду «в туалете», то меня хватятся. Езжай!
Хотела подтолкнуть отца, но повисла на его шее. Люблю я папу. Всегда гордилась им, ждала одобрения. Отношения очень сложные у нас были – с его стороны были придирки, вечное недовольство, контроль… а еще неожиданные побудки, когда папа решал устроить мне сюрприз, рыбалки, матчи, походы по кондитерским втайне от мамы… Хорошее и плохое было.
– Может, со мной, все же? – тихо спросил он. – Здесь я не смогу тебя защитить.
– Меня другой защитит. Не беспокойся за меня. Марат… он меня не обидит. Себя береги, а не меня, пап.
Я все еще не могу отлипнуть от отца. Хотя надо бы возвращаться тем же путем, и отпустить. Но… сложно.
– Ты прости, милая. Прости меня и маму. Не должны мы были тебя матери отдавать. В работе были, молодые, не знали особо, что с ребенком делать. Ты с нами должна была расти. Да и потом, как уехали… я многое неправильно сделал, а уже не исправить.
– Ты со мной прощаешься? – подняла на папу возмущенный взгляд. – К чему эти «прости»? Да простила я давно! Жили как могли, получше многих, кстати. Давай, уезжай, и найди способ сообщить мне, где ты. Если не сообщишь, то… пап, я ребенка жду, и психовать буду. Имей это в виду. Если хочешь меня поберечь, то устроишься в безопасности, и мне сообщишь. Всё, уходи, уезжай…
Дважды толкнула папу в грудь, но ему, как и мне, кажется, очень тяжело прощаться. Но надо. Обязательно надо.
– Я сообщу тебе, где я, – папа отошел от меня, и снова обернулся. – Еще не поздно. Едем вместе! Едем, Алика…
Я хотела снова попросить его уйти, но не успела. Папины глаза расширились, я обернулась, запоздало сообразив, что слышала хлопок двери, и увидела троих мужчин.
– Алика Владимировна, вас ждут, – меня банально обхватили под грудью, и потащили в стоматологию.
А папа остался. Там, позади меня. Я хотела крикнуть, чтобы поторопился, но… они же не могут знать, что это мой папа. Или могут? Нет, он в капюшоне, он неузнаваем сейчас.
– Отпустите, – пропищала. – Там… мой знакомый, я просто попрощаюсь с ним, махну рукой, и всё. Да отпустите же! Вы что себе позволяете! Отпустите! – зарычала отчаянно, так как мужчина продолжил тащить меня по коридору.
И только когда я заплакала, он опустил меня на ноги, но не отпустил.
Слезы у меня нервические. Смотрю назад, на дверь запасного выхода, и жду, пока остальные двое вернутся. Их же трое за мной вышло. Узнали отца, или нет? Он изменился. Даже за тот год, что мы не виделись, он здорово переменился внешне, так что не должны. Наверное, он сообразил уехать. Но почему они не возвращаются? Это же охрана от Марата. И они за мной должны следить. Вышли, один меня утащил, а те двое, почему они все еще там, где я с папой была?!
– Идемте, я куплю вам воду в автомате, и отвезу домой, – мрачно произнес мужчина.
– Нет! Мне туда нужно, – заявила я панически, и кивнула назад.
Никто меня не слушал. Потащил к автомату у регистратуры, купил воду, и всучил её мне в руку, а затем вытащил на улицу.
Почему этот мужчина так себя ведет?
Я не могу спросить про папу, я не должна его сдавать, но что если они итак его узнали? Что мне делать-то? Молчать? Спросить?
На парковке не оказалось машины с водителем, к которым я уже привыкла. Меня подвели к другой машине. Это… это вообще человек Марата?
– Вы кто?
– Охрана ваша. Садитесь, домой отвезу.
– Почему вы прервали мой разговор со знакомым? Это дядя моей подруги. Я Марату расскажу, как вы со мной обращались, не сомневайтесь!
Он лишь пожал плечами, и мягко, но настойчиво втолкнул в машину. И сам сел за руль буквально через секунду. Нет, если бы это был не человек Марата, то вел бы он со мной себя не так уж мягко, и вряд ли бы церемонился.
– Алика Владимировна со мной. Да, отвезу. Хорошо, – произнес он в трубку, и отключил звонок, хотя я уже планировала вырвать телефон из мужской руки.
И сумка моя у этого человека. Дьявол.
– Дайте позвонить, – потребовала. – Мне нужно поговорить с Маратом.
Ноль внимания. Машина в пробке, мы стоим на повороте на трассу, где тоже пробка из-за часа-пик. По стеклу начинают бить первые капли дождя, и у меня мозг кипит. Совсем не соображаю, что делать.
Всё хорошо? Всё плохо? Папа уехал? Папа там, с ними?
Если с ними, то Марат его схватит. Изобьет. В полицию отведет. Или к Егору потащит, и заставит каяться. А папа слаб, он исхудал весь. Да, плохо поступил, что Егора бил, и на нем есть вина, но папа уже многое потерял. Он расплатился сполна – потерей мамы, потерей здоровья, привычной жизни. Он искупил уже, хватит. Нельзя его в полицию, и бить его нельзя.
Мне бы только понять, что делать…
– Дайте мне телефон! – отчеканила, чтобы снова получить в ответ тишину.
Проклятая пробка. Взглянула на часы. Оказывается, я в машине уже двадцать пять минут, а словно всего минуты прошла. И дождь усиливается, долбит в окна. Он умиротворять должен, а для меня каждая капля – удар по оголенным нервам.
– Дайте мне мой телефон! – заорала, теряя терпение, и продолжила: – Телефон! Быстро! Дайте мне позвонить! Дайте, – забилась в истерике.
Аж затрясло. Я должна позвонить Марату. Не могу я сидеть и гадать, что там случилось. Поняли ли эти охранники, что мой собеседник – это мой отец, или не поняли, и позволили уехать. Я просто не могу терять время. И от осознания, что время уходит, я забилась как в тисках, в своем теле, выплескивая наружу лишь слезы.
– Дайте! Дайте, дайте, дайте, – всхлипываю, доводя саму себя. – Дайте…
– Успокойтесь. Вот телефон, – он протянул мне свой мобильный, а не мой, спрятанный в сумочке.
Схватила, залезла в журнал вызовов, и первым же номером увидела его – Марата. С ним охранник и разговаривал, когда только сел в машину. С ним…
И я набрала, чтобы услышать лишь гудки. Бабушка учила, что нужно ждать пять гудков, не больше, это простая вежливость, но в этот раз я ждала до последнего. А затем, утирая слезы плечом, набрала Марата еще раз. И еще, и еще, и еще…
Мы все еще в пробке. На улице серо, люди бегут – кто с зонтом, кто прижав к голове сумку или портфель. Прячутся от дождя под козырьками, в машинах, в магазинах. Едут домой в автобусах. А я смотрю в окно сквозь дождь и стекло, прижимаю телефон к уху, и пытаюсь дозвониться.
Может, охранник меня обманул? Может, успел поменять телефон Марата, и я звоню вообще не тому человеку? Может, он сделал это, чтобы я заткнулась, и не мешала ему своей истерикой?
Едва я успела подумать об этом, как Марат ответил:
– Да.
– Марат, – всхлипнула, – что происходит? Твой охранник меня в машину затолкнул, ничего не объясняет, и…
– Ты сбежать хотела! —глухо произнес он. – От меня.
– Не хотела я. Не хотела, клянусь.
– Валюту купила, и со своим отцом встретилась. Я похож на идиота?
С отцом…
Боже, он знает.
– Я хотела только попрощаться, – на одной тихой и спокойной ноте сказала я. Внутри все замирает, почти умирает. – Папа с тобой, Марат?
Молчит. Ну да, глупый вопрос. Конечно, его схватили, а я… я дура просто. Идиотка. Тупица! Сидела, думала что делать. Безмозглая курица, только и умеющая терять время!
– Отпусти его, пожалуйста, – прохрипела в трубку. – Марат, отпусти папу.
– Дома поговорим, – голос у него уставший, мертвый какой-то.
Неужели думал, что я сбежать хочу?
– Нет, сейчас. Только попробуй сбросить мой вызов, – рыкнула яростно. – Я не хотела от тебя сбегать, клянусь! Я даже документы не взяла. Папа звал, но он смирился с тем, что я останусь. Мы виделись недавно, он нашел меня, и… я врала тебе, да. Папа рассказал о том, что случилось. Он уехать планировал. Я поменяла деньги, отдала ему их сегодня. Не собиралась я с ним ехать, я тебе жизнью своей клянусь! Не собиралась! И папа… он не виноват перед Егором. Точнее виноват, но… он его бил, да, но не пытал. Папа вышел тогда, он хотел отпустить Егора, но его помощник начал пытать твоего брата. Это он виноват, – тихо заплакала я. – Он! Не папа! Не избивай его, хватит уже мучений. Просто отпусти, умоляю. Марат!
Молчит. Почему он молчит?
– Марат?
– Я… черт, Алика, – выдохнул он в трубку.
Меня дрожь пробирает. Буквально трясет, как в лихорадке.
– Ты его избил? В полицию отвез? Или папа успел уехать? Твои люди его отходили? – зачастила, полная потусторонней паники.
Я чувствую. И по его молчанию, я… я уже знаю, что произошло. Только верить в это не хочу. Отказываюсь верить. Времени-то прошло чуть более получаса.
– Папу избили? – нервно скомкала на животе толстовку. – Отвечай мне!
– Я потом тебе все объясню. Поговорим позже.
– Он… он мертв? – прошептала я.
Марат молчит. Снова. Молчит. Быть того не может. Просто не может!
– Марат? Это же не так, да? Я глупость сказала? Папа жив? Мой папа жив, да?
– Алика…
Сказал, и замолчал. А у меня сердце оборвалось. И я снова абсолютно не понимаю, что делать. Сижу в машине, и… потерялась я. Ни жива, ни мертва.
Ничего.
Пусто.
– Будь ты проклят, – прохрипела, отключила вызов, и уронила телефон вниз.
Водитель-охранник поглядывает на меня в зеркало заднего вида. Вижу его глаза. Вижу быстрое движение, пробки больше нет, как и дождя.
Солнце выглянуло. И дом приближается. Наш с Маратом. Наш… нет, не наш. Туда я больше не зайду. Не знаю я, что мне сейчас делать – идти в полицию, куда бежать, или лечь, и умереть.
Но сначала я просто уйду. Никто меня не удержит.
Мы въехали на территорию дома, и охранник припарковал машину. Вышел сам, и я, не дожидаясь, пока он откроет мне дверь, потянулась за своей сумкой. Схватила ее, и выскочила из машины.
– Я провожу вас домой.
– Я сама дойду.
– Вы…
– Я! – прошипела, сжимая кулаки. – Только попробуйте применить ко мне силу, пожалеете, клянусь. Не трогайте меня. Отвяжитесь!
Развернулась, и побежала к калитке. У нее меня охранник и нагнал. Не поверил? Его проблемы.
Я завизжала во все горло. Забилась в его руках, и потянула руки к чужому мрачному лицу, царапая его кожу. Визжу так, что того и гляди кровь горлом пойдет. Меня в соседнем городе слышно, наверное, а мне и плевать. В ту квартиру меня разве что мертвой занесут.
Отпустил, ошарашенный. Позволил мне выйти за калитку, и я успела увидеть, как охранник достает из кармана брюк еще один телефон. Ну давай, звони своему хозяину. Пусть даст команду притащить меня назад за волосы, драться я буду до последнего.
Сначала я бежала, а затем просто шла, то и дело оглядываясь.
Но никто за мной не следил.
Я все еще не верю в то, что это произошло.
Я иду домой.
Вторая книга называется «Заставь меня остаться».