Смерть в Венеции (сборник)

Тему любви и смерти Томас Манн развивает во многих своих произведениях. Но если в романе «Волшебная гора» конфликт событий перегружен философией, то новелла «Смерть в Венеции» читается легко, оставаясь накалённо драматичной. Параллель с сегодняшней пандемией (действие происходит 100 с лишним лет назад). Буду читать остальные его новеллы.

В свое время прочитала роман Волшебная гора. Была под впечатлением, хотя второй том оказался нелегок для чтения, но осилила. С трепетом ждала конца почему-то боялась, что автор может подвести и испортить впечатление: но финал сразил грандиозностью и автор в моем рейтинге взлетел на пьедестал, навсегда. Еще один роман был прочитан за ночь, позже. Гильдебрандт. Может ошибаюсь: но об Эдиповой истории. Поразилась, что никто его не превозносил и я открыла его для себя волей случая. Была сражена силой и экстатичностью этого произведения. Томас Манн стал чуть ли не иконой. Потом рекомендовала людям молодым и не только Волшебную гору: никто не справился – со 2 томом особенно. Я поняла что это непростое дело/ читать Манна. Сегодня Тонио Крёгера читала: по рекомендации прекрасного критика: пропускала целые пассажи. Многословие героя казалось излишним. Сейчас переживаю послевкусие. И все время думаю об арийской расе- навеяло экстатичное преклонение Тонио перед белокурыми , голубоглазыми. Собираюсь расхваливаемую Смерть в Венеции читать. Опасаюсь. Но, конечно, Томас Манн- по силе чувств и некоторой болезненности – это какой-то коктейль из импресссионистов, прерафаэлитов, Сартра, «Подростка»Достоевского, Сэлинджера и дневников других подростков. Заинтересовала биография Манна- что за человек был?

Главный герой, писатель Густав фон Ашенбах, стараясь убежать от творческих терзаний, приезжает на курорт Лидо близ Венеции. Однако и здесь Ашенбаху не суждено обрести душевный покой – однажды на пляже он встречает изумительно красивого мальчика Тадзио, чья юность и привлекательность очаровывают его с первого взгляда.

Юноша становится для Ашенбаха символом всего того, чего так не хватает ему самому. Густав не может себе запретить любоваться Тадзио, но в то же время осознает невозможность их союза. Чувство безысходности и обреченности усугубляется смертельной болезнью Ашенбаха, тем не менее он решает провести свои последние минуты, любуясь красотой Тадзио.

Я не могу сказать, что новелла читалась на одном дыхании, это далеко не так. На мой взгляд, здесь абсолютно нет динамики и сам авторский стиль – очень уж неспешный и подробный.

 Спойлер

И Ашенбах не похож на вульгарного педофила. Я увидела в нем в первую очередь эстета, влюбленного в Красоту, некий идеал которой представился ему в юном Тадзио. Едва ли Ашенбах стал бы проявлять какие-либо домогательства, его чувство носило сугубо платонический характер.

Трудно вообразить себе что-то столь же томительное, странное, зовущее…

Невозможная, невиданная, немыслимая красота. Юноша-ангел? Юноша-демон? Видение из прошлого, из античности? Пришелец из будущего, из утопических фантазий грезящего писателя?

Тадзио – мучение и счастье Ашенбаха. Тадзио – его мечта и его проклятие. Сладостное наваждение, прекрасный бред, материализовавшиеся наяву.

Ашенбах умер в самую торжественную и горькую минуту своей жизни. Он познал радость встречи с абсолютной Красотой. Но герой его грез слишком юн, непорочен, легкомыслен, чтобы понять, что его душа на миг соприкоснулась с чудом огромной, небывалой любви. Золотоволосое божество, чья красота смертоносна, еще не осознало своей власти над людскими сердцами.

"Смерть в Венеции" – это ода вечно ускользающей красоте, ода тому, что нельзя запирать свои чувства и жить только в царстве духа. Всю жизнь жить в аскезе, столько сил прилагать к созданию духовных ценностей, а в итоге закончить жизненный путь в холерном городе, одержимым предметом своей навязчивой привязанности…

Отдаю себе отчет в том, что столь маститый автор может, как и Джоконда, "сам выбирать, кому нравиться, а кому нет", но книга не зашла совсем. Сюжеты надуманные до абсолютного разрыва с реальностью. Язык вычурный до тошноты. Не хочу сказать, что все должны писать обязательно, как Хемингуэй, фразами длиной в половину строки, но когда предложение не помещается на странице и к его концу забываешь, о чем начало, на мой взгляд, это уже перебор.

Томас Манн «уничтожил» Густава фон Ашенбаха незадолго до того страшного момента, в котором последний почти стал педофилом в полном смысле этого слова. Вовремя один писатель убрал другого. Томас Манн не является моим любимым автором, но я нахожу его произведения довольно интересными и запоминающимися. Этот рассказ не стал исключением. Противоречия разрывают меня. С одной стороны я задаю себе вопрос: можно ли стать падким на маленьких мальчиков вот так вдруг ни с того ни сего? А с другой стороны: может быть, Ашенбах борется со своей порочной страстью всю жизнь, и автор описывает только маленький кусочек судьбы перед самым концом? На эти вопросы никто не ответит – остаётся только догадываться. Чтение было противным, мерзким, неприятным, но оторваться я не могла, несмотря на моё внутреннее возмущение. Я представляла милого четырнадцатилетнего подростка Тадзио с красивыми волосами и в модном костюмчике. Он казался мне прекрасным. Но так же я видела стареющего Густава, следующего за ребёнком, как тень, захлёбывающегося своей сладострастной слюной, и меня начинало подташнивать от вполне здорового неприятия. Особенно меня пугал лёгкий молодящий макияж главного героя. Это, конечно, чересчур. Хотя сегодня такими чудачествами никого не удивишь, но всё же с ума сходить нужно по-тихому и без лишних свидетелей. Мне было интересно, чем всё это безобразие закончится. Я рада такому финалу, потому что Ашенбах обречён. Хорошо, что дело не дошло до более тягостных последствий. «Смерть в Венеции» напоминает «Лолиту». Мне думается, что аналогия понятна каждому. Педофилия есть педофилия независимо от своей расцветки.