Перепуганный Алекс бежал со стаканом воды. Утопив невыкричанную боль в судорожных глотках, Елена обмякла в руках мужа. Она не говорила, а он будто знал всю темноту её скорби.
– Ляг отдохни, – тихо сказал Влад, моля её об этом.
Только полные ужаса глаза сына привели её в чувство.
– Сынок, – вдруг опомнилась она, – что сказал врач?
– Да ничего! – Влад с недоумением развел руками. – Сказал понаблюдать. Ничего нет. Никаких больше признаков. И температуры больше нет. А ты? – он коснулся ладонью её лба. – Да и у тебя вроде спала. Вирус, что ли?
Ее блуждающий взгляд свидетельствовал о болезни. Но если бы Влад не знал ее, то непременно сказал, что это болезнь души. Слишком безумными и совершенно несчастными казались глаза. И он понимал, что сейчас Лена не с ним. Она даже как-то косвенно или поверхностно интересовалась здоровьем сына.
Размытый фон стал приобретать черты комнаты. Немного взяв себя в руки, Лена приняла принесенное мужем успокоительное. Рука Алекса нетерпеливо сжимала её кисть и, вновь заметив его побледневшее от ужаса лицо, она вдруг крепко обняла сына.
Все остальное, имеющее такую важность для нее, почему-то отодвинулось на задний план. Что может быть важнее жизни любимого человека? Очевидно, только жизнь самого любимого человека – ребенка!
Прижав русую головушку сына к себе, она мысленно просила прощения. Потому что видела в его страданиях только свою вину.
Какое-то время Влад сидел рядом безмолвно и даже его глаза, обычно сияющие улыбкой, не выражали ни единой эмоции. Ей думалось, что он осуждал. Хотя откуда ему было знать о них с Максимом?
Казалось, что сердце разорвется на куски, а мозг не выдержит напора событий за последние сутки и сойдет с ума. Она умудрилась обрести и потерять любимого мужчину… она получила немыслимый страх причинить вред сыну. И почему-то теперь она с ужасом думала о своей вине перед Владом, в глазах которого прочла скорбь не меньшую, чем та, что господствовала в её душе.
Заблуждения сердца
– Влад слишком нервничал из-за тебя. Но, думаю, результат его обрадует! Поберечься тебе надо. Но не потому, что со здоровьем что-то страшное. А потому, что наоборот, лучше не бывает.
Многозначительные комментарии подруги-врача её порой угнетали и безжизненными глазами Лена потребовала от той объяснений.
– Да беременна ты, Лен, – говорила та, смотря в монитор компьютера.
– Ты что-то неверно видишь, – недовольно буркнула та. – Посмотри получше. У меня ведь средство предохранения…
– Да помню я! Но ваша любовь, наверное, настолько сильна, что подобные вещи для детей не помеха, – вдумчивый взгляд подруги сощурился.
В состоянии бессознательного шока Лена приподнялась с кушетки.
– Ты серьезно, Мила? Я не верю!
– Это ничего не меняет, – рассмеялась та. Умоляющие глаза Лены заставили куму утихомирить свою пылкую радость. – Да знаю я о твоем нежелании второго ребенка! Но ведь Влад так хотел! Да и Сашенька хотел брата или сестру. Пока позволяет возраст, нужно рожать, дорогая! У вас прекрасная семья! А теперь будет еще лучше!
Пока Милана черкала что-то в карточке, застывшая, будто статуя, Лена пыталась привести себя в чувства. Неужто правда? Бросив взгляд на подругу, она удостоверилась в полной серьезности своего положения – ни слова о шутках. Да и куда тут шутить?
Завороженно напялив на себя кофту, Елена опустилась в кресло перед кумой с побелевшим лицом.
– Тебя тошнит? – спросила та, заметив что-то неладное.
– Нет, – её бровки прыгнули, отвлекшись от эмоции хладнокровного замешательства.
– Неужели ты до такой степени не хочешь этого ребёнка? – снисходительно сомкнула губы Мила. – Ну ведь счастье-то!
– Счастье, – кивнула головой Лена. – Очень большое! Огромное! Только это счастье не от Влада.
Последние слова она как-то прожевала, устало опустив голову на сомкнутые перед собой кисти рук. Зависшая тишина навязчиво звенела осуждением. Или, может, просто недоумением. Шоком.
– Как так? – тихо спросила Милана. – А от кого, Лен?
– От Максима, – истерически засмеялась та, глотая подкатывающие к горлу рыдания.
– От Мальцева? – с ужасом воскликнула Мила.
Они ведь две недели назад вместе ходили на его похороны!
Та закивала головой, продолжая рыдать и смеяться одновременно, что заставило Милану перейти в более глубокую и безмолвную стадию шока. Ей о многом хотелось спросить, и только осведомленность о неистовой болезненности этой деликатной темы принуждала молчать и бездействовать. Наконец Лена выплакалась и смолкла, теребя в руках какую-то материю.
– Его платок, – показала она. – Тогда я тоже рыдала навзрыд. Такие пустые переживания были! Просто упала в его объятия, как в омут… Ночь волшебная… Как будто меня околдовали. Уже думала от Владика уходить. Даже речь прощальную приготовила. Как тут… не его смерть меня остановила. А болезнь Алекса. Я вдруг поняла, что беды все от моего эгоизма. Ну вышла уже замуж, чего убиваться-то? Но ведь хороший Владик у меня! И с Алексом у них идиллия. Они не смогут врозь. А отдать сына я… это безумие.
– Леночка, так что же теперь, родная моя? – вдруг заговорила навзрыд обычно хладнокровная Милана. – Избавишься от этого дитя?
Та только смотрела куда-то в точку и молчала. Слезы капали, капали, капали. Они и мешали ей говорить.
– Да как я могу? – вдруг снова завыла Лена. – Это ребенок ведь от человека, которым я ежедневно грезила столько лет! Которому всю жизнь мечтала родить! Ох, знала бы ты, сколько раз я думала об этом моменте. Сколько раз представляла, что Алекс мог бы быть от него! Хотя… ясно, что это невозможно… Я не смогу убить… это единственное и самое вечное воспоминание о нем! Плод нашей любви… как кто-то не посчитал бы это абсурдом, я всю жизнь буду хранить тайну в себе.
И, опомнившись, она с многозначительной требовательностью посмотрела на подругу.
– Да можешь не просить о молчании, – вытерла слезы та. – Даже с дулом у виска не признаюсь! Ты ведь знаешь о моем отношении к абортам. А тут еще и такая история! Даже подумать страшно.
– Бог – чудотворец! Он всегда осуществляет наши безумные желания. И так часто скрывает за этим подвох. Поучительный подвох, отрезвляющий, возбуждающий желание жить. Теперь я смотрю на все совершенно иначе.
– Даже представить не могу, как с этим быть? – ужаснулась Милана, представив себя на месте подруги.
– Потому что ты не жила с этим раньше. А я треть жизни провела, будто в ней чужая. И знаешь, что я поняла? Стремительно несущее нас по время рано или поздно обнажает самообман, которым мы успокаиваем себя многие годы, считая, что несчастье в душе вполне оправдано и остается с этим только смириться. И нет большей трагедии, чем боль от самообвинений, превратившаяся в ненависть к себе за неверно сделанный выбор. А ведь на самом деле… а ведь на самом деле мы просто не умеем любить, и не ценим возможности делать это незамедлительно… сейчас же… пока никто не отнял эту возможность. Теперь есть, о чем подумать… и есть что крайне необходимо понять. Возможно то, что станет для меня некоторым шоком. Но я готова уже ко всему.
Она видела в его глазах напряженное ожидание, которое обычно бывает тогда, когда ждут приговор. Он терпеливо молчал, переворачивая в руках песочные часы – сувенир от Алекса, которым ему удавалось как-то себя успокоить.
– Я беременна, – тихо сказала Лена, в предвкушении жмуриться от потока радости, которую обрушит на нее муж, как это было после известия о первой беременности.
Но, к её ошеломлению, он совершенно не среагировал, и поток колючего холода вдруг вызвал дрожь в конечностях. Эта реакция являлась предвестником не очень добрых вестей для Лены.
– А я вот хожу эти недели и думаю: когда же моя Леночка наконец-то информирует меня о таких немаловажных новостях?..
Спертое дыхание задержало воздух где-то глубоко внутри, и она наверняка упала бы без чувств, если бы молниеносно не присела. Закрыв лицо руками, Лена в ожидании замерла.
– Я видел вас с ним. Ваши обнимающиеся тени у окна твоего кабинета. Не знаю, насколько часто вы встречались, но я увидел вас в ту ночь, когда ты якобы занималась рабочими делами в офисе.
В голосе Влада слышалась сдавленная боль, которую он нехотя ворошил сейчас, будто смятый лист бумаги, с ненавистью скомканный и брошенный куда-то в угол. Теперь она понимала: все время он жутко хотел этот мусор выбросить из своей головы. Но, очевидно, не вышло.
– Это было один раз, – тихо сказала она, желая оправдать себя и немного его успокоить.
Бегло взглянув на него, Лена поняла, что любые попытки объясниться делают ему больнее, поэтому она кротко смолкла в ожидании его обвинений.
– Скажи, а если бы он не умер? – прозвучавший вопрос заставил её задуматься. – А если бы не случилось этого жуткого случая, ставшего роковым в ваших отношениях? Что тогда? Ты развелась бы со мной?
Господи, как не хочется отвечать! Даже представлять себе этого не хочется. Слова о смерти Максима всегда вызывали в сердце сдавленную боль, лишающую её мыслей и чувств. Будто в такие мгновенья внутри неё господствовала убивающая пустая темнота… И сейчас эта темнота не позволила ей ответить, а вопрос ставил её в тупик.
– Развелась бы! – кивнул головой Влад. – Ты любила его всегда, почему бы не воспользоваться таким моментом, правда?
Она молчала.
– Я так надеялся, что ты тихонько сделаешь аборт, – его тяжелый вздох заставил её замереть, и Лена даже закрыла руками глаза от этих чуждых для сердобольного Влада слов. – Не хотелось брать на себя эту ответственность. Боялся столкнуться с этими выяснениями, потому оставил их в своих мозгах плодом собственного воображения.
– Владик, хочешь я просто уйду? – всхлипывая спросила она. – Чтобы не теребить тебе душу?
– А в чем разница, Лен? – он опустил голову, продолжая свое бессмысленное занятие. – Я все равно буду продолжать любить тебя. Да и из моей памяти не улетучится эта нелепая информация. А без Алекса как мне прожить? Или ты готова и сына бросить?
– Да не хочу я никого из вас бросать! – вдруг заревела навзрыд она. – Да и не хотела, Влад! Были мысли – да! Думала об этом. Но потом… в один момент вдруг поняла, что не смогу! Не получится!
– Че так? – под своим сарказмом он хотел скрыть муки от сердечной раны.
– Да потому что не настолько я к тебе равнодушна, насколько думала. Всю жизнь прожила рядом с тобой, как тень, и только после случившегося поняла, что люблю тебя.
– Мне почему-то все равно кажется, что не так сильно, как его! – Лена поняла, что его разочарование всесильно, и теперь поверить ей он вряд ли сможет.
– Как теперь жить без твоего доверия? – тихо спросила она.
– Да так же, как жили, – вздохнул он. – Если быть честными, я ведь сам виноват. Настоял тогда на браке, торопился, не дал тебе времени справиться с чувствами и забыть его. Вроде я и не заставлял тебя выходить за меня замуж, но не давал возможности всё обдумать. Мне надо было отойти в сторону, а я считал, что могу помочь. А теперь понял: кто я такой, чтобы заставить чувствовать? Мне кажется, что и Бог не властен разобраться с человеческим неумением любить.