Судьба «румынского золота» в России 1916–2020. Очерки истории

Глава 2
Возникновение вопроса о румынском долге. Российское военное имущество в Румынии

Со времени вступления Румынии в войну на стороне держав Антанты в августе 1916 г. российское правительство оказывало балканскому союзнику огромную помощь: поставляло оружие, снабжало румынскую армию продовольствием и обмундированием, медикаментами, строило и ремонтировало железные и грунтовые дороги. Главным органом по обеспечению Румынского фронта являлся Снабрум (Управление снабжения). В тех случаях, когда запросы румынского Военного министерства не могли быть удовлетворены собственными силами Снабрума, они передавались в Ставку, которая и принимала решения. Ставка или сама удовлетворяла заявки румынской стороны или, если не отклоняла их, передавала для исполнения соответствующим ведомствам: Главному артиллерийскому управлению (ГАУ), Главному военно-интендантскому управлению (ГИнтУ), Главному военно-санитарному управлению (ГВСанУ) и пр. В случае отказа об этом сообщалось Снабруму и Главзагран^[73] – ведомству, занимающемуся заграничными поставками. Главзагран обеспечивал снабжение населения и работу промышленности Румынии, решал также общие вопросы политического и экономического характера. К снабжению румынской армии привлекались и специальные ведомства: Министерство торговли и промышленности занималось снабжением углём, чугуном, железом и т. д., свой вклад вносили также Министерства почт и телеграфа, земледелия, продовольствия, а также службы российского Красного Креста. Россия поставила в Румынию значительное количество боеприпасов, снаряжения, санитарных принадлежностей и пр. Только в декабре 1916 г. в Румынию было направлено 1800 вагонов с грузами^[74]. 25 апреля 1917 г. между российским и румынским правительствами было подписано соглашение и создана двусторонняя комиссия под председательством А.А. Поливанова, в бытность которого военным министром (сентябрь 1915 – март 1916) был преодолен острый кризис в снабжении русской армии. В соответствии с этим соглашением русское интендантство для пополнения складов, находившихся на территории Румынии, единовременно передало к 15 июня 1917 г. два миллиона банок консервов, а затем, с 5 июля, поставки стали регулярными – по 1 миллиону банок ежемесячно. На склады поступило также пять вагонов чая, десять вагонов хлопкового масла для замены сала и жир в количестве, необходимом для изготовления 40 вагонов мыла. Три румынских склада в городах Бакэу, Тыргу-Фру-мос и Бырлад предстояло пополнить со складов русской армии или выделив дополнительно необходимые продукты пропорционально численности обеих армий. Кроме того, русское интендантство обязалось выделить: 1) 100 тыс. палаток и 100 тыс. шинелей для срочной отправки румынам; 2) 250 тыс. рублей; 250 тыс. кальсон, 200 тыс. пар обуви и 5 вагонов жира для ухода за обувью, а также сбруи, которые следовало доставить в Яссы в течение 2-х месяцев; 3) с русских складов срочно передавались румынам 8 тыс. сёдел, 500 походных кухонь кавалерийского образца. Интендантские службы согласились предоставить кавалерии и другим частям 5 тыс. лошадей для конной тяги и дополнительно ещё 2400 лошадей для конницы. При этом пришлось отложить некоторые поставки по запросу румынской стороны, а именно: 1) 33 тыс. лошадей по заявке Генерального штаба; 2) лошади и упряжь для походных кухонь; 3) упряжь для артиллерии на конной тяге; 4) повозки для нужд румынской армии; 5) 200 грузовых автомобилей для перевозки продовольствия; 6) поставки для румынских железных дорог и т. д.^[75] Особое внимание российским командованием уделялось снабжению Румынского фронта хлебом. Эту проблему подробно рассматривает в своих работах российский исследователь М.В. Оськин^[76]. Нельзя обойти вниманием и такой весомый факт, как, например, строительство в Румынии железных дорог силами российского союзника. После поражения румынской армии в 1916–1917 гг. и её стремительного отступления на северо-восток страны проблема коммуникаций приобрела катастрофический характер. Железнодорожное сообщение в Румынии и до войны было развито слабо, не хватало и обычных хороших дорог, грунтовые превращались осенью в непролазную грязь. Для обеспечения снабжения фронта привлекались воинские части, причем в значительном объеме: треть румынской армии (!) была вынуждена заниматься перевозками и иными тыловыми работами^[77]. Ситуация осложнялась тем обстоятельством, что вместе с армией отступало также большое число беженцев. В этих условиях российские службы снабжения вынуждены были взять на себя и их обеспечение. Всё это также требовало немалых материальных затрат.

Решая проблему военных поставок, русская сторона, по некоторым свидетельствам, не делала различий между своей и румынской армиями. Военный министр генерал Д.С. Шуваев подчеркивал, что российская сторона рассматривала румынскую армию «не только как… союзную армию, но и как выполняющую с [русскими] армиями общие задачи, успешное разрешение которых в настоящее время приобретает первостепенное значение». Поэтому, указывал генерал, «своевременное удовлетворение заявлений^[78] румынского правительства об отпуске предметов снабжения должно быть поставлено на один уровень с удовлетворениями наших армий»^[79]. Безусловно, румынская сторона также оказывала помощь союзнику. Так, русские раненые из Добруджи отправлялись в бухарестские госпитали вплоть до сдачи румынской столицы немцам. Румыны поставляли продовольствие и фураж Добруджанской армии генерала А.М. Зайончковского^[80]. Однако размеры поставок и помощи сторон были несопоставимыми.

Снабжение румынской армии осуществлялось в кредит: румынскому правительству Россией предоставлялась беспроцентная ссуда. Сумма, выделенная с этой целью Государственным банком России, исчислялась в 75 млн рублей. В свою очередь, Национальный банк Румынии открыл счёт русскому правительству в 200 млн лей. К октябрю 1917 г. кредиты были уже исчерпаны, и оказалось, что к этому времени румынская сторона, по весьма приблизительным подсчётам, была должна русскому правительству за уже произведённые поставки вооружения более 100 млн рублей, а общая задолженность Румынии (также по приблизительным подсчётам) за снабжение армии и гражданского населения, а также за обеспечение промышленного производства составляла 300 млн руб. При этом не учитывались долги Румынии за перевозку и хранение грузов^[81]. А это были немалые суммы. Так, из Архангельска было вывезено 1538 вагонов (1 959 706 пудов) груза, поставленного для румынской армии державами Антанты, прежде всего Англией. Для перевозки грузов из Мурманска было использовано 450 вагонов, из Владивостока – в сентябре 1917 г. – 213 вагонов, в октябре и ноябре – ещё 54 вагона, а в декабре предоставлялось ежедневно по 8 вагонов. Кроме того, начиная с октября 1917 г, груз шел в Румынию транзитом через Манчжурию с интенсивностью 1 вагон в сутки. Точных сведений о том, какие именно грузы и в каком количестве перевозились, не имеется^[82]. Какая-то часть румынских грузов застряла в Архангельске, и за их хранение также полагалась оплата. Заметим, что речь идет о периоде или до октября 1917 г., или непосредственно после прихода большевиков к власти, когда «триумфальное шествие советской власти» на указанных территориях еще не началось.

Между тем положение в самой русской армии на Румынском фронте было чрезвычайно сложным. Революционные настроения перекинулись из центра на окраины России, охватили армию. Ширилось неподчинение солдат старшим офицерам, участились расправы с командирами, началось избрание Советов солдатских депутатов и комиссаров. С каждым днем усиливались антивоенные настроения. Солдаты отказывались воевать, предпочитая братание с солдатами неприятельских армий.

Приход к власти большевиков, создание большевистского правительства, ликвидация старой Ставки Верховного Главнокомандующего, гибель исполнявшего обязанности главковерха генерал-лейтенанта Н.Н. Духонина обострили противостояние различных политических сил в русской армии. Совет Народных Комиссаров (СНК), предполагая выход России из Первой мировой войны, объявил в качестве первостепенной задачи заключение перемирия на фронтах и скорейшую демобилизацию войск.

2 (15) декабря 1917 г. на совместном заседании большевистского комитета Румынского фронта и солдатского комитета IV армии было принято решение признать власть Советов. Избранный большевистский Военно-революционный комитет (ВРК) Румынского фронта становится высшим органом управления^[83]. Штаб фронта, руководимый помощником Главнокомандующего генералом Д.Г. Щербачёвым, формально подчинялся СНК, но под давлением румынского правительства, действовавшего в тесной связи с Центральной Радой, Щербачёв начал постепенно выходить из-под влияния советского правительства. Ситуация на Румынском фронте все больше запутывалась^[84].

Перед Штабом Румынского фронта стояла трудная задача: удержать линию фронта до заключения мира и одновременно организовать демобилизацию русских войск. Последняя включала в себя не только вывод частей и поддержание правопорядка в тыловых районах, но и обеспечение сохранности войскового имущества.

Воспользовавшись напряженной обстановкой, румыны развернули бурную деятельность. На основании постановления правительства от 22 декабря 1917 г. (4 января 1918 г.) о разоружении российских войск на румынской территории вчерашние «союзники» блокировали передвижение русских полков, разоружали воинские части, захватывали их имущество^[85]. Так, командир 49-ой дивизии сообщал: «Румынские власти [не только] не хотят вступать в контакт с избранными начальниками и председателями комитетов, но и захватывают фуражные запасы нашей армии… Лошади 49 дивизии остались без фуража. Передвижение полков задерживается силой оружия. Один из полков 49 революционной дивизии был окружён, разоружён румынами и отведён в тыл, подвоз провианта отрезан. Румынские власти арестовали избранный комитет 195 полка и австрийских офицеров, приглашенных в качестве гостей в штаб 195 полка»^[86].

24 января (6 февраля) 1918 г. приказом заместителя командующего Румынским фронтом была образована Демобилизационная комиссия русских армий Румынского фронта под руководством генерала Н.А. Монкевица. В задачи Комиссии, помимо демобилизации личного состава, входили сбор, инвентаризация и обеспечение сохранности имущества русских армий, а также подготовка статистических сведений о нём. 7(20) февраля 1918 г. в развитие предыдущего приказа в каждой армии были созданы армейские демобилизационные комиссии, а на местах и в тыловых частях – местные демобилизационные комиссии. В их обязанности входило принятие срочных мер по выявлению, сбору, сортировке, учёту, хранению и вывозу материальных ценностей и прочего имущества. 1 марта 1918 г. по приказу Щербачёва помимо армейских демобилизационных комиссий были созданы временные летучие комиссии. Этим комиссиям вменялось в обязанность выявлять собранное румынами военное имущество в местах дислокации русских армий, а также собирать в штабах Румынского фронта, румынских военных учреждениях и французской военной миссии сведения о наличии русского имущества и проверять эти сведения на местах. Подобные комиссии были созданы и на территории Бессарабии. 25 марта 1918 г. генерал Щербачёв и его штаб сложили свои полномочия. По всей вероятности, ликвидационные органы продолжали существовать, хотя сведениями об их деятельности мы не располагаем. Работу по ликвидации российского имущества на территории Румынии и Бессарабии продолжал выполнять аппарат Главного начальника по ликвидации Румынского фронта. 25 апреля 1918 г. комиссии были преобразованы в армейские и тыловые демобилизационные отделы, а местные демобилизационные комиссии – в их подотделы. В записке Главзаграна подчеркивалось, что оставшееся на территории Румынии и Бессарабии имущество русской армии не вывозилось ни в Германию, ни в Австрию, ни на Украину, а оставалось на территории Румынии и Бессарабии. Румынское правительство также не отказывалось признавать, что это имущество принадлежало русским и подлежало возвращению в Россию, а в случае его использования Румынией – оплате за счет румынской казны^[87]. В то же время с имуществом, предназначенным Румынии и оставленным на Украине, дела обстояли не столь благополучно: оно постепенно «таяло», так как немцы вывозили его в Германию, а австрийцы в Австро-Венгрию. Да и украинцы были склонны рассматривать его как свою собственность. Более того, украинская сторона обратилась к румынскому правительству с просьбой признать за ней право на всё имущество русской армии на территории Румынии и Бессарабии, и дать возможность Украине вывезти из Румынии продовольствие и обмундирование, оставленное там после отхода русской армии с Румынского фронта^[88]. Представители Антанты (Англии, Франции, Италии и США) в письмах к румынскому правительству от 16 марта и 8 июня 1918 г. считали румынское правительство «окончательно связанным обязательствами предыдущих кабинетов в вопросе о военном имуществе, оставленном в Румынии» и признавали за Румынией право лишь на временное хранение этого имущества, которое рассматривалось ими в качестве залога за румынское имущество, находившееся в России. Союзные державы выступили с предложением создать Межсоюзническую комиссию, призванную защищать законные права России как собственницы этого имущества, обеспечивать возможность его учета и описания и гарантировать сохранность. Румыния при этом рассматривалась как «складчик» (хранительница) этого имущества, а союзники выступали гарантами. При этом союзные державы считали указанное имущество собственностью Российской империи, а не отдельных независимых государств, возникших на ее территории в результате революции. Имущественные претензии последних, по мнению союзников, не подлежали удовлетворению. В то же время державы Антанты подтвердили свою прежнюю позицию относительно права Румынии на свое имущество, оставленное в России. «Это условие никаким образом не влечёт за собой права свободного пользования для нужд Румынии не принадлежащим ей русским имуществом. После заключения мира румынское правительство также не сможет распоряжаться русским имуществом без разрешения России и союзников – кредиторов»^[89].

Все имущество российской армии на Румынском фронте сосредоточивалось в крупных городах и центрах Болград, Батошань, Бельцы, Роман, Сороки и др. Генералом Щербачёвым были сданы на хранение румынам склады русского военного имущества, содержащие огромные запасы оружия, боеприпасов, обмундирования и продовольствия, предназначавшиеся для снабжения русской армии. Как отмечал генерал Монкевиц, по согласованию и в сотрудничестве с румынским командованием была начата инвентаризация снаряжения российских войск. Однако вскоре она была сорвана румынской стороной, что позволило лишь приблизительно оценить стоимость российского военного имущества. Позднее в вышедшей в Париже в 1919 г. книге Монкевиц констатировал, что «по самым скромным подсчетам» она составляла 3–4 млрд франков^[90]. Российский исследователь П.Д. Луняшин приравнивает эту сумму к 800-1100 тоннам золота ^[91].

Однако несмотря на значительные организационные усилия со стороны командования русской армии, на практике действия ликвидационных комиссий сталкивались с огромными трудностями. Ситуация ещё более обострилась в связи с вводом на территорию Бессарабии в январе 1918 г. румынских войск, о чём свидетельствуют донесения и рапорты командованию и руководителям ликвидационных комиссий. Так, в рапорте, поступившем в апреле 1918 г. от командиров 6-ой армии, находившейся на Румынском фронте, и представителей общественных организаций – Всероссийского Земского собора, Всероссийского Союза городов, Российского общества Красного Креста и т. д., сообщалось, что «в силу обстоятельств персонал этих организаций должен был ещё на какое-то время остаться в пределах Бессарабии. Они вели сбор и размещение в складах имущества русской армии огромной ценности и предпринимают меры для сохранения его до решения соответствующих компетентных органов о его дальнейшей судьбе. Однако эта работа не могла протекать нормально. Политическая ситуация крайне запутана и сложна. Российское государство разделено на отдельные части. На войсковое имущество претендуют многие. Ежедневно в разных местах лица, в ведении которых находится имущество демобилизованной русской армии, получают требования и приказы в самой категоричной форме о выдаче и полной передаче имущества румынам, а также властям Молдавской и Украинской Республик. Подобные требования, особенно со стороны Молдавской и Украинской Республик представителями 6-й армии отклонялись, поскольку они считают, что все войсковое имущество принадлежит Российской державе, а не какой-либо её части и что оно должно быть зарегистрировано с целью сохранения. Оно не может быть кому-нибудь передано лицами, охраняющими его». Подробно в рапорте характеризовалось и поведение румынских войск: «С первых же дней прихода их на территорию Бессарабии под разными предлогами начался захват силой русского военного имущества. Попутно шло открытое, самое беззастенчивое и позорное его расхищение «союзными» румынскими войсками без всяких актов и оправдательных документов. При этом в средствах «союзники» не стеснялись. Отбирали насильственно». Характерно, что румынские власти вели себя двойственно: официально разрешали смешанным караулам осуществлять сбор и охрану русского имущества, а на практике попустительствовали действиям вопреки своим же официальным заявлениям. В некоторых случаях румынские власти чинили беззакония под видом исполнения распоряжений правительства Молдавской Республики. «Дело дошло до того, – отмечалось в рапорте, – что грубо и цинично нарушалась неприкосновенность оставшихся на своём посту русских представителей. Так, 26-го марта без всякого повода болгарской милицией с участием румынской команды были арестованы члены Всероссийского Земского союза, причем один из сотрудников был избит. При этом издевательства над русскими офицерами и солдатами порой принимали садистские формы». В рапорте особо подчеркивалось, что «хотя румынским властям было хорошо известно, что по политическим причинам значительной части нелояльных советской власти царских офицеров нельзя было появляться на родине без риска быть арестованным или даже лишиться жизни», тем не менее, только в течение апреля 1918 г. дважды румынские власти издавали приказы, запрещавшие пребывание бывших «союзников» на территории Бессарабии. В одном из приказов, приведенном в рапорте, предписывалось: «1. Все офицеры, военные чиновники, врачи и солдаты бывшей русской армии, не родившиеся в Бессарабии или до войны не проживавшие там, должны будут выехать за пределы Бессарабии к утру 10 апреля 1918 г. Все, кто не выполнит надлежащего распоряжения к указанному сроку, будут арестованы и высланы силой». (Показательно, что это распоряжение касалось даже зарегистрированных в местной полиции лиц). «2. Тем, кто не выехал в течение этого срока по политическим мотивам, можно будет выехать только в один город Бессарабии – Оргеев, расположенный вдали от железной дороги, и находиться здесь на положении как бы военнопленных, помещенных в концентрационный лагерь». «Так как насилия и издевательства над представителями великой русской армии, оказавшимися теперь в безвыходном положении, производятся вооруженной и организованной силой, – говорилось далее в рапорте, – то демобилизационная комиссия 6-ой армии выражает резкий протест в отношении целого ряда нарушений против личности и даже международных договоров, в частности Женевской конвенции^[92], и неприкосновенности почтовой корреспонденции. Демобилизационная комиссия 6-ой армии обращается к представителям иностранных держав в Яссах с огромной просьбой защитить представителей русской армии на территории Бессарабии и довести до сведения своих правительств о чинимых насилиях»^[93]. Суммировав подобные протестные заявления, демобилизационная комиссия 6-ой армии обратилась к российскому консулу в Яссах. Подобное обращение она адресовала и действовавшему тогда в Бессарабии органу молдавской государственной власти Сфатул Цэрий (Совет страны), находившемуся в Кишинёве, сообщив о фактах захвата имущества русской армии отдельными чиновниками молдавского правительства совместно с румынскими войсками. При этом, как особо подчеркивалось в рапорте, никакие оправдательные документы не выдавались^[94]. И подобные свидетельства не были единичными. Так, начальник распределительного пункта в г. Бендеры сообщал 5 мая председателю ликвидационной комиссии при Управлении военных сообщений Румынского фронта: «Распределительный пункт всё время исполнял свои обязанности и исправно нёс службу по сохранению имущества. Никакие эксцессы со стороны солдат и большевиков не нарушали порядка и не наносили ущерба»^[95]. Обстановка, однако, резко изменилось после ввода румынских войск в Бессарабию. Начиная с 20 января (2 февраля), как говорилось далее в донесении, после вступления на рассвете в город румын «распределительный пункт начал уничтожаться. Штатная команда убежала неизвестно куда. Бегут люди, захватив с собой скот, лошадей и обоз. Тем не менее, имущество пункта с помощью офицеров, писарей и оставшегося караула удалось сохранить». «В 12 часов 20 января, – информировал далее начальник пункта, – мне донесли, что на Павловской улице, где размещался околоток и вещевой цейхгауз вверенного мне пункта, румыны выставили караул. В 16 часов 21 января мне сообщили, что околоток грабит румынский караул. Осматриваю и устанавливаю факты хищения там вещей. Докладываю румынскому полковнику Мелеку, который приказывает своему адъютанту капитану Зенеску расследовать это дело. Однако к 22 января всё имущество околотка исчезает, хотя имущество цейхгауза, находящееся в том же дворе, по-видимому, к этому времени всё же уцелело, хотя замков на дверях и печатей на них нет»^[96]. Далее из донесения следует, что с 25 января (7 февраля) румыны начали растаскивать оставшееся имущество. «Объезжая занимаемые пунктом помещения, – сообщал начальник пункта, – я констатирую следующее: в канцелярии беспорядок, все бумаги перерыты, ящики с секретными документами взломаны, касса раскрыта (деньги ночью, согласно моему приказанию, кассиром были вынуты), и все дела смешаны в кучу и разорваны. В продуктовом цейхгаузе растаскивается всё: чай, сахар, зерно и прочие продукты. В вещевом цейхгаузе румынские солдаты и офицеры выносят обмундирование, сукно и прочие вещи»^[97]. Обращение к румынскому военному коменданту и молдавским властям не возымели никакого положительного действия. Румынский майор Изворану, прибывший к вещевому цейхгаузу, заявил, что «всё имущество принадлежит румынам». В ответ на настойчивое требование оформить прием имущества официально и составить акт Изворану повторил, что «всё принадлежит румынам и никакой расписки он… не даст». Составлять акты пришлось начальнику распределительного пункта и его подчиненным. Впоследствии эти документы – опись разграбленного румынами имущества, акт передачи имущества на хранение румынам, акт о разграблении румынами вещевого цейхгауза, акт о разграблении румынами продуктового цейхгауза, акт о разграблении румынами канцелярии, акт о разграблении румынами околотка, дознание об исчезновении кожи, рапорт об исчезнувшей муке, квитанции о сдаче румынами лошадей и повозок, дознание об убийстве румынами солдата Дмитрия Пименова – были приложены к донесению, отправленному русскому командованию^[98]. Аналогичные рапорты и акты, проливающие свет на судьбу русского имущества, разграбленного или переданного на хранение румынским властям, поступали в демобилизационное ведомство русского командования и из других румынских и бессарабских городов и населенных пунктов – Тирасполя, Кишинева, Бакэу, а также от различных ведомств: санитарного, интендантского, артиллерийского и др. Документально подтверждено, что были захвачены и опустошены склады Всероссийского союза городов, Российского общества Красного Креста в Измаиле, проданы с молотка 200 пароходов, буксиров, барж на Дунае, в руки румын попало 500 паровозов и более 7 тыс. вагонов, исчезли сбережения солдат, хранившиеся в полевых сберегательных кассах, и т. д. По неполным подсчетам материальный ущерб российской стороны, понесенный из-за бесчинств румын в период ликвидации Румынского фронта, превысил 1 млрд руб. золотом^[99]. Советское правительство потребовало прекращения издевательств над русскими солдатами на Румынском фронте и возвращения российского имущества, оставленного на территории Румынии, или его компенсации румынскими властями.