Апология церковной веры

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

Глава 2
Разумный, добрый, единственный

Я и не Я

Итак, мы признали над миром существование разумного источника.

Но является ли Он существом, которое нас слышит, и к которому есть смысл обращаться? Может ли Он о себе самом сказать: Я, отличая его от всякого «не я»? Помимо разума есть ли у Него желания? Хочет ли Он что-нибудь и от кого?

Здесь, конечно, не может быть однозначного и научно доказанного ответа. Это область веры. Мы скажем: да, наши оппоненты скажут: нет, но каждый должен сказать при этом честно: мы так веруем.

Однако и в области веры должны быть какие-то разумные основания. В старичка-на-облачке и в розового слоника верить все-таки явно неразумно, хотя и про них никто не может представить исчерпывающего опровергающего доказательства, что таких персонажей не существует.

Итак, разумное обоснование нашей веры (хотя и не научное!) вытекает из принципа причинности. Этот принцип гласит, что чего-то совсем уж беспричинного не бывает, всякое явление или вещь имеет задатки в своей причине.

Мы видели, что наш разум в каком-то смысле конгениален Разуму Создателя. Он заложил математику в мир – мы способны ее отчасти понять. И это не иллюзия. Так и должно быть, если и нашему разуму причиной служит Он Сам. Тогда понятно, что принципы нашего разума Он подобрал под свои собственные.

Но в нас разум еще и персонифицирован. Наш разум не сразу занимается математикой. Сначала ребенок научится отличать себя от мамы, от других людей, от кошки, от игрушек. Сначала у ребенка появляется разделение «я – не я», потом входит всякое прочее знание. И в дальнейшем мы ничего не узнаем о мире иначе, как персонифицированным разумом. Любое новое учение или сведение понятно или непонятно лично мне. В том числе и Бог неведом лишь относительно нас, а не сам в себе – самого себя, вероятно, Он знает. А для нас любое знание субъективно, оно до какой-то степени мерится нашей личностью. Наш разум «работает» в личностном режиме. Газы в своем животе и сухость во рту мы познаем не так, как написано в учебнике или как нам объяснили. Любая информация, которую мы узнаем, касается нас или не касается, ни одна не существует вне этого личностного измерения.

Тогда почему бы не допустить, что и наш Творец тоже отличает свое Я от «не Я»? Иначе как бы Он смог научить этому нас? Ведь наш разум Его Разуму конгениален. Если Он не личностен, то попробуйте тогда отличить его от прочей, как бы им сотворенной природы? Во всяком случае, не личностный Творец не отличит себя от своего творения, и, следовательно, будет зависим от него. В таком случае нам надо возвращаться к пантеистам и верить в эволюцию, которая не наблюдается…

В принципе, большинство людей спокойно идут именно этим путем. Сознательно или бессознательно. Это удобно. Вроде, ты и ничего не обязан давать своему мертвому богу, и с возможным Творцом не идешь на прямую конфронтацию. Это вера в мертвого бога – природу, эволюцию или что-то такое. Этот бог не кто-то, а что-то, удовлетворяет он многих, но не всех.

Итак, разумна ли вера в Личного Бога? Да, разумна. Это не значит, будто мы имеем знание о том, что Бог обладает личностными свойствами. Мы не знаем, а верим. Но наша вера в данном случае разумна.

Здесь и далее по ходу не раз возникает такое возражение неверующих людей. Они говорят, что мы свои собственные качества проецируем на Бога, что сам метод нашего суждения: снизу вверх по аналогии, порочен в принципе. Ведь мы о причине судим по ее следствию, а не наоборот. И так поступать некорректно. В итоге мы творим себе совершенно человекообразного Бога. Вроде хватает ума не приписывать Богу хотя бы руки и ноги, но в душевном смысле антропоморфизм получается полный. Наш Бог – это просто идеализированный характер человека. В итоге, не Бог создал нас по своему образу и подобию, а человек создал себе бога по своему подобию. Что можно на это возразить?

Действительно, зная следствие судить по нему о его причине – это некорректно. По крайней мере, делать надо это очень осторожно. Но ведь и наука наша о прошлом постоянно занимается именно этим. Мы имеем следствия – ныне живущие виды растений и животных, ныне лежащие геологические породы, – и по этим следствиям гадаем об их причинах. И по-другому мы просто не можем. Если уж строго следовать этому принципу, то и вся эволюционная теория оказывается столь же некорректной, то есть, не научной.

С другой стороны, для нашей Вселенной ее Творец – причина уникальная и единственная. Вся некорректность в суждении о причине по ее следствию основывается именно на том, что наблюдаемое нами следствие могла вызвать другая причина. А вселенная создана по единому общему плану, создана одним разумом. Если так, то причина мира – одна. Мир возник, он не был вечно. Если так, то у Вселенной должна быть причина, причем универсальная, уникальная причина, в которой одной скрыты все частные причины всех явлений и вещей. Таким образом, натяжка в рассуждении от следствия к причине снимается. Если причина одна, то по следствию, по характеру следствия, об этой причине судить можно.

Итак, если мы мыслим только личностно, отделяя я от не я, то и у Первопричины нашего разума тоже должно быть где-то это самое фундаментальное свойство нашего мышления. Иначе, откуда оно взялось в нас самих?

Желательная сторона

Отличая Я от не Я, может ли Творец чего-то хотеть? Это просто Разум – или же разум с желаниями? Существует ли у Бога воля Божия?

Мы верим, что да: Бог хочет, Он ставит цели и их достигает. Опять же, не знаем, но верим. И вот, разумное основание и такой веры.

В творении вселенной масса всяких частных целесообразностей. И деятельность человека полна целесообразностью. Что это означает? Целесообразность подразумевает, что для обеспечения бытия и функционирования какой-то игрушки требуется четкий план и четкое по нему исполнение всех деталей, входящих в игрушку. Возьмите простой амбарный замок, мышеловку, авторучку, часы, компьютер – что угодно. Чтобы механизм работал, все его детали должны быть продуманы и подогнаны для единой общей задачи. Соответственно, если игрушка входит в состав другой игрушки, более высокого порядка на правах сложной детали, (как двигатель в автомобиле), то она, став сама деталью, подчиняется тому же принципу: среди других деталей она должна встать точно на свое место и обеспечить согласованную с другими деталями работу.

И так возникает целая иерархия целей и целесообразностей. Конечная цель одна (автомобиль поедет, а самолет полетит), но все из чего сложная игрушка состоит, все системы, все их узлы, все агрегаты узлов и все детали агрегатов должны быть изначально продуманы сверху вниз, и каждая деталь соответствовать своей цели.

Иерархическая система целей – вот признак наличия целесообразности. Это признак того, что кроме вопроса «почему?» имеет смысл вопрос «зачем?» Это значит, что некий разум ставил цели.

Живой мир, начиная с клетки и кончая всей биосферой в целом, буквально набит иерархическими системами. Детальки в маленьких деталях, маленькие детали в больших и так далее, пока клетка не заработает и не станет отвечать своей цели: клетка питается, дышит, растет, размножается. Принципы Божьего творчества очень похожи на принципы нашего технического творчества, причем именно в отношении целесообразности. Только вместо Единого Божьего разума, у нас коллективный. Генеральный конструктор планирует, допустим, самолет в общем эскизном плане, распределяет места, где должны быть вписаны двигатели, баки, кабина, оружие и так далее. Эти задания раздаются по отделам: такую-то систему с таким-то весом и такими-то параметрами сделать и вписать в такой-то габарит и вес. В системе разрабатываются агрегаты, разрабатываются детали для них. От главной цели мысль движется ко множеству частных идей. Конструкторские идеи иерархичны по самой своей природе.

Но то же самое, точь-в-точь, мы видим и в живой природе. Любая клетка и любой макроорганизм построены точно так же: общий план, в который вписаны системы и органы, обеспечивающие все необходимые функции. Все заточено под общий полет птицы, ее питание, дыхание, репродукцию. Для любого конкретного органа всегда можно указать его функцию в общем проекте: для чего эта кость или это легкое, для чего эти клетки или те. Полно вопросов: зачем? – и есть вполне корректные правильные ответы. Все эти вопросы не являются бессмысленными.

Итак, целесообразность существует.

Если есть целесообразность в разумно устроенной системе, значит, у Конструктора есть желания. Если не бессмыслен вопрос «зачем?», если у него есть внятный и точный ответ, значит, кто-то этого всего хотел.

Творец обладает волей. Верить в это вполне разумно. Тут вновь у неверующих возникает возражение об антропоморфизме. Нам говорят: это вы так захотели увидеть цели, а на самом деле целей нет, есть причины. Это только, мол, нам так кажется, потому что мы сами ставим цели, мы привыкли это делать, вот, и судим по себе. А природа лишена любых целей.

Что можно на это ответить?

У людей тоже есть разумная, но бесцельная деятельность. Разумная, но не целесообразная. И ее результатом не являются какие-то более-менее сложные функционирующие системы (изделия, инструменты). Пусть математики меня простят, но в пример такой разумной нецелесообразной деятельности я приведу решение задач по математике, не имеющих физического применения. Найти седьмой или сотый член арифметической прогрессии. Разумная задача? Да, конечно, нужно вспомнить правила, формулы, применить их. Но эта деятельность не целесообразна. Никому не нужно само найденное число. Только побочный эффект – бал в экзаменационной сумме или развитие способностей. Но это – цели побочные. На них не влияет само число, будь ли там семь или сто, не это важно. Важно отгадать верно, применив начатки разума. В итоге такой деятельности не получается никакая функционирующая система.

 

Тот же расчет по тем же формулам в инженерном деле уже будет иметь прямую целесообразность. Там сечение несущей балки в 300 или 310 квадратных сантиметров – уже огромная разница. Здесь найденное число важно само по себе. Потому что деятельность целесообразна, и расчетный результат в нее входит, как составная часть.

Итак, разумная деятельность целесообразна не всегда. А если она целесообразна, то эта целесообразность объективна. Подчинение мелких деталей и систем целому – это столь же очевидный, наблюдаемый факт, что в живой природе, что в технике. Это не есть плод нашего воображения. Разум, изумительно точно подобравший, как формулы законов природы, так и входящие в них фундаментальные постоянные, явно подобрал это все не случайно, а потому, что поставил какие-то цели для будущего. В результате все просто: мы появились, и сейчас существуем, мы пишем, вы читаете.

Мир целесообразен. Это объективно. Звезды зажглись. Значит, это Кому-нибудь нужно.

Завел часы и ушел

Итак, мы, похоже, нашли Бога сторонним по отношению к природе, разумным и личностным, желающим и умеющим устроить целесообразность. Здесь можно добавить еще и всемогущество Творца, как минимум, относительно своего творения.

Верить во все это вроде бы разумно.

Но что дальше? Человек вокруг себя видит слишком много зла. Человек с телевизором и интернетом видит ежедневно еще больше зла на всей планете. И, как показывает практика, именно зло в мире, начиная от сердитой бабки у церковного порога и кончая всеми мировыми злодеями, и служит главным, основным искушением для веры в библейского Бога. И так сложилось уже очень давно. Древнейшая книга Библии – книга Иова от начала до конца ведет речь именно об этом.

В мире есть переплетение добра и зла. Мы (хотя бы и не всегда правильно) умеем их различать. Добро воспринимаем как должное, не замечаем, (про благодарность лучше и вовсе промолчать), а на зло реагируем болезненно и не всегда адекватно. И над таким-то миром нужно допустить бытие и управление благого, разумного, неотступного Творца? Человеческий разум не спешит здесь покориться, выступает против. В следующих вариантах обвинений к Богу:

– не вполне разумен,

– не добр,

– не один, и даже не главный,

– не управляет.

Все четыре обвинения можно перечеркнуть одним доводом «божественного агностицизма»: не отчитывается перед людьми. (Кстати, это главный ответ книги Иова, коль скоро мы ее тут вспомнили). Разум Божий не вмещается в человеческий, поэтому Бог и не может довести до нас все тайны и пути своего действия в мире так, чтобы до нас это дошло. Неизмеримо меньший не может требовать отчета у неизмеримо большего. И хотя к этому доводу не раз прибегали библейские пророки, начиная с книги Иова, и он, разумеется, очевиден и справедлив сам по себе, он все же недостаточен. Ведь цель призыва к вере – примириться с Богом, а не просто, получив от него отказ в объяснении, продолжать терпеть, стиснув зубы.

Поэтому и протесты против Бога следует осмотреть и осмыслить все по одному.

Начнем с последнего из приведенных четырех.

Пока мы говорили только о происхождении мира и пришли к тому, что верить в личностного и разумного Творца – это разумно. Сверх Его творческой деятельности мы пока не продвинулись. Может быть, он завел мировые часы, поставил законы физики, задал константы и граничные условия – и ушел. Отстранился от мира?

Почему мы верим, что это не так?

Первое, что приходит здесь на ум – ссылка на чудеса. Изредка случаются необъяснимые и физически невозможные события, которые, тем не менее, фиксируются современниками. И хотя 99 % сообщений о любых чудесах сомнительны, все же это явление полностью исключить очень сложно. Как минимум, для этого нужно очень большое знание о всех такого рода событиях.

Но чудеса здесь не главное. Есть вещь поважнее. Это наша собственная свобода и непредсказуемость. Во власти человека, по крайней мере, некоторых людей, лежит способность выбирать пути и управлять своими действиями. Пусть, в рамках физических и социальных законов, но мы можем совершать некоторые поступки по своему произволу. Мог бы Наполеон не вторгаться в Египет или в Россию? Мог бы. И история пошла бы немного другим путем.

А раз такое может человек, то почему не может Бог? Откуда наша свобода волевых решений, если план Божий сам закован в кандалы? Дать своей твари свободу произвола и не иметь ее Самому? Разве это не странно?

Конечно, фаталисты имеют возражения. Мол, и Наполеонова свобода была иллюзорна, и он не мог бы поступить иначе. Но здесь есть явная логическая ошибка. Задним числом объявить, что свершившееся должно было свершиться – это некорректно. Ведь сам полководец прежде думает, проводит бессонную ночь в мучительных раздумьях: а не перейти ли Неман? А не сдать ли Москву? Вот в эту ночь этому человеку попробуйте доказать, будто его решение уже решено за него!

Нет, решение принимается человеком и принимается в свой момент времени, оно выбирается из небогатого, но вполне реального набора разных возможностей.

В мире людей все-таки дело обстоит именно так. А если так, то неужели мир отдан на управление от Разумного Бога неразумным тварям? На бесконтрольное управление-растерзание? Можно ли в это поверить?

Поверить можно. Но эта вера не будет разумной. Не будет она и конструктивной. Ведь человеку хочется иметь высокую цель жизни, найти в ней смысл. Вера смертного человека в Божественную бессмыслицу, подрубает человеку все крылья. Это извращение мысли, за которым логично должно последовать извращение жизни: тоска, депрессия, самоубийство. А если оно не следует, если человек как-то себя находит, значит не совсем твердо и последовательно верил он в свою «божественную бессмыслицу», не был вполне тверд в своей уверенности, что Бог завел часы и ушел.

Гораздо логичнее поверить, что и люди частично управляют своей жизнью, а над ними есть более высокое, Божие управление. И оно каким-то образом проявляется в человеческом мире.

В принципе древний мир прекрасно знал деистических богов. Луна и солнце – вот два из них. Солнце светит, дает все нужное для жизни, причем всем, от травы до человека. Даже радость подает, показавшись из-за туч. Ну, чем не бог? Тем более что и повредить ему никто из людей не может.

Так думали многие поколения многих народов. И строили солнцу храмы для поклонения. И познавали своего бога, рассчитывая наперед и календарь, и долготу дня, и даже время солнечных затмений.

Но некоторым, наиболее умным людям не нравилось такое поклонение. Заранее полностью предсказуемый бог, который не может сойти с орбиты своего размеренного движения, такой бог подчинен еще кому-то или чему-то. А подчиненный – не Бог. Настоящий истинный Бог должен уметь сделать что-то непредсказуемое. Он не просто управляет миром, Он должен управлять не всегда только по заведенному алгоритму.

Таков был довод и у христианских апологетов, и у одного царя инков (незадолго до пришествия к ним белых завоевателей). У всех, по сути, думающих язычников.

Итак, мы и здесь применили прием рассуждения от следствия к причине. Если мы сами располагаем свободой выбора осмысленных решений, то Причина нашего бытия тоже должна иметь в себе аналогичное свойство. Опять логически не вполне корректное рассуждение, но опять, точно так же, как прежде, единственность Причины снимает эту некорректность. Если причина заведомо одна, то по характеру следствия можно судить об этой причине. Бог – Создатель живой жизни не должен быть мертвым Богом. Он управляет миром. В мире должно ощущаться Его вмешательство, причем такое, которое невозможно заранее предсказать подобно тому, как люди предсказывают солнечные затмения.

А является ли Творец мира Высшим Богом?

Тоже далеко не простой вопрос. И он тоже поставлен еще в глубокой древности. В мире ощущается некая порча, некое наличие разрушительного, злого начала, некое несовершенство, становящееся уже трудно терпимым в мире людей. А может быть, Сам Творец виноват? Может быть, Он не является совершенным существом, не является абсолютным Богом? Разум, бесконечно высший человеческого, может быть, ограничен сам? Может быть, Он не может (или не хочет) создать мир совершенным?

Главная основа гностического мировоззрения здесь и заключалась: да, Творец мира не совершен сам. И этим, вроде бы, должно объясняться все мировое зло. Но идея требовала продолжения и это продолжение отыскивалось.

В самой человеческой природе отыскивалось абсолютное стремление к абсолютному совершенству. Обвинившие в несовершенстве Творца не могли на этом успокоиться. Они не могли сказать себе: да, наш Бог вот такой плохой, он хуже наших мыслей, наших к нему требований. И все, на этом точка. Нет, точка на этом не ставилась. Несовершенный Творец оставлялся несовершенным, но над ним человек продолжал искать высшего и Истинного Бога, Бога абсолютного, на этот раз уже совершенного. Будь ли это Единый Бог-над-Творцом, или будь это некая коллективная система богов, называемая в греческом гностицизме Плеромою (полнотою).

У человека оказалось в наличии неистребимое стремление к бесконечному, вечному и совершенному. Стремление это необходимо должно было реализоваться. И поэтому гностическая мысль никогда не останавливалась просто на констатации несовершенства Творца!

Кстати сказать, очень подозрительное свойство мышления как раз у противников Абсолютного Бога. Не избавились они от Абсолютного Бога, просто ввели его черным ходом в свои системы.

Но вот, что такое плерома, каков Абсолютный Бог над всем пантеоном, включающим Творца этого мира, – здесь среди гностиков появилось такое разнообразие идей и картин, которое совершенно ясным образом обнаруживает их несостоятельность, всех поодиночке и в совокупности. Десять, тридцать или шестьдесят божественных сущностей составляют плерому – это неизвестно, и разные версии об этом противоречат друг другу. Все подобного рода фантазии, хотя и претендуют на божественное откровение, отнюдь не обнаруживают его нигде. Напротив, самим своим разнообразием они свидетельствуют против изначальной идеи, единственной, объединяющей все варианты, а именно идеи несовершенства Творца.

Если бы над нашим миром был какой-то иной Бог, высший, чем Творец мира, то он каким-то образом проявил бы себя так, что у людей сохранялось бы об этом некое общее знание, универсальное для всех в своих основных чертах. Но такого знания нет. А без него и сам разговор становится, как минимум праздным, подобным разговору об инопланетянах. Нет о них вполне достоверной информации, ни в науке, ни в чьих-либо священных писаниях. Тогда какой смысл о них беседовать, зачем ходить этим философски порочным путем, который называется умножением сущностей, когда для объяснения видимой проблемы привлекаются некие ненаблюдаемые, но предполагаемые явления и отношения?

Вариантов гностического космологического мифа очень много – и в этом состоит первое свидетельство против него. Первое, но не единственное и не главное.

Не менее важно и то, что гностицизм еще в двух важных положениях идет прямо против общей человеческой природы.

Во-первых, согласно с идеей несовершенного Творца и творение Его, творение материальное, вещественное, объявляется изначально злым и несовершенным. Соответственно, таковыми же объявляются и все формы земной человеческой жизни. Само рождение человека во плоти – уже трагедия, ибо «злая материя» в этом акте продолжает себя развивать. Злом является и семья, и государство, и сама жизнь. Не злом, по сути, остается только смерть, которая освобождает нематериальную душу из материальной темницы – телесной оболочки. Согласитесь – это уже слишком противоестественный порядок ценностей. Человек не может из всей своей жизни ценить только смерть. В таких координатах смысла жизни точно не найти, он останется только у смерти.

Во-вторых, в гностическом варианте невозможно найти чего-то аналогичного заповедям Божиим, категорическим нравственным императивам. Вообще, идея несовершенного Творца полностью лишает смысла всю нравственную сторону жизни и поведения людей.

По Достоевскому, если Бога нет, то все позволено. Но здесь речь должна идти именно о библейском Боге, о Боге, который может четко сказать человеку, что должно, что разрешено, а что запрещено. А если Бог этого мира Сам не совершен, если Он, так сказать, «грешен» сам, то может ли он чего-то еще требовать, причем категорически, от человека? Разумеется, нет. Таким образом, если Бог этого мира не абсолютен, не совершен, то человеку тоже все позволено. Поведение человека тогда строится только на основе баланса его желаний и возможностей, с полным вычетом любых сторонних ограничений. Само нравственное измерение в этом мире злой материи пропадает; в таком мире и не может быть ничего хорошего. В нем любому материальному существу, от камня до человека, можно нанести любой ущерб – и это не будет иметь никакой оценки в категориях: хорошо – плохо, правильно – неправильно. В гностическом варианте любое «хорошо» лежит за пределами материального мира, в мире мысли и ведения. Если ты знаешь это оккультное, эзотерическое знание – лишь тогда ты имеешь что-то такое, о чем можно сказать: оно хорошо. Если же ты для достижения этого знания сжег полпланеты – ничего страшного, вполне приемлемая цена; ведь пострадало-то нечто принципиально плохое, материальное.

 

Достоевский сумел показать, насколько ужасен становится мир, в котором всем и все станет позволено. Или даже не всем, а неким избранным «отморозкам». Нет нужды много распространяться тут нам, после стольких исторических примеров, что отказ от нравственных начал равнозначен самоубийству человеческого рода. Последователи гностицизма никогда и ни в каком обществе не составляли не только большинства, но даже ощутимого и заметного процента, однако в религиозной сфере они постоянно и неистребимо во всякий век умели замутить воду, выдать свое богоборчество за самый высокий и утонченный вид богопочитания. Разумеется, не блистали они и чистотой нравов. И их малая численность в целом вполне объяснима противоестественностью их главной установки. Гностицизм – религия, устраняющая мораль, как таковую, но человек в целом не может жить без морали. Как не может жить и без религии. Мораль записана в человеческой природе ровно на той же самой глубине, где и религиозное чувство, где потребность верить и поклоняться – будь ли то Единому Богу или какому угодно еще.