Лидия проводила взглядом обеих, переживая за мать. Ей пришла в голову идея пригласить их на майские праздники к себе, чтобы ситуация была под контролем.
Осталось посоветоваться со Стасом.
– Ты хочешь сказать, что эта Фроська средневековая, этот мамонт, будет дефилировать по нашему дому? – вскричал Кураев без особого сопротивления в голосе. – Жать на кнопки, любопытными пальчиками играть на моей клавиатуре, как на фортепиано?
– Стас, на майские обещают хорошую погоду… В основном, все будем на улице, в беседке.
– Не было печали…
Он удалился к себе.
– Мне кажется, что она начала о чём-то догадываться… – Услышав это, Кураев сразу вернулся.
– Прекрасно! – вскричал он. – Привезём её сюда, чтобы она, как больной амнезией, вспомнила наверняка, чтобы её тут осенило – кто ж она такая! Чтобы наконец она прозрела – чем же примечателен этот дом? А не тут ли её долбанули по башке, в результате чего она оказалась в сомнительном раю. А может она ещё и вспомнит – кто именно долбанул?
После визита в Песчаное Лидия вела себя заторможено, она не отстаивала как обычно свою точку зрения – она лишь пыталась найти объяснение возникающим из ниоткуда явлениям и в то же время не навлечь на себя новые беды.
– Стас, моя мать рано или поздно привезёт сюда эту Зойку без нашего приглашения. Я волнуюсь за мать, за то, что она там одна с этим мамонтом. У меня возникло желание отправить её обратно, но она пока не понимает: обратно – это куда? Она считает, что мы отвезём её на развалины и там поселим.
– Отличная идея – отвезти её в Песчаное с концами! Что у неё там нет родни? Да наверняка у неё родни полсела!
– Ты себя слышишь? – У Лидии остался последний аргумент: – Может и про твой блок заодно им рассказать? У родни наверняка возникнут вопросы: что она за родня такая, по какому колену…
– Делай, как знаешь! – Кураев махнул рукой, осознавая, что подарок судьбы – Зоюшка, несмотря ни на что, скоро будет отмечать праздники вместе с ними и это неизбежно.
Единственное, что ему грело душу – его благоверная проведёт выходные в кругу семьи, а не понесёт гостинцы к праздничному столу в старую избу, где каждый сеанс пребывания приравнивался шагу по минному полю.
С раннего утра первого мая Лидия уже сидела в своём Рено возле девятиэтажки матери. Женщины вышли из подъезда не сразу – Анна Викторовна паковала холодец, блины и длинный плодовый саженец с растопыренными корнями, обвязанными мокрой тряпкой – его она прикупила случайно накануне. У Зоюшки был вполне нормальный настрой: поездка в Песчаное скрылась в ларце воспоминаний о прошлом, на первый план выступили совместные с дочерью Анной хлопоты – продолжительная возня на кухне и предвкушение семейного отдыха, чего ей не доставало прежде.
За время ожидания Лидия пыталась представить: каким будет пребывание гостей в их скромной обители? Ей виделись достаточно спокойные выходные, потому что мать будет вести себя тихо в присутствии нового члена семьи, а не возмущаться по каждой соринке в их доме и захламленности двора.
В дороге Зоюшка, развалившаяся на заднем сидении, пересказывала скандальную передачу, наивно веря происходящему в ней и думая, что Лидия не смотрела ничего подобного – для Лидии это был рутинный рассказ, она ни разу не ахнула, не удивилась, и пассажирка притихла, переключившись на виды из окон. Чем ближе они подъезжали, тем больше она хмурилась.
– Знакомые как будто места… – произнесла она, оглядывая современные постройки. – Вроде и не бывала здесь никогда – глаза отведу в сторону, гляну – опять мнится, что была. Это почему так?
Как она определила, думала Лидия, по какому признаку она узнала эти места? Всё же многократно перестраивалось, застраивалось… Третьим глазом видит, ведьма. Может запах здесь особенный, может небо такое только здесь и нигде больше…
Стоп, обзор! Когда сворачивали, обзор открылся на реку и противоположный берег, а там труба… Когда же строился этот завод… Может тогда и строился – перед войной? Должно быть она узнала одинокую трубу старого завода с клубами белого дыма, возвышающуюся над кронами густого леса, а уж лесу сотни лет и без трубы.
Машина остановилась. Стас вышел навстречу, открыл ворота. Зоюшка крутила головой и не выходила, пока перед ней не распахнули дверцу, затем предложили выйти. Она окинула взглядом облицованный бежевым кирпичом фасад одноэтажного дома, пробежалась глазами по прилегающей территории – всё это время Лидия ждала чего-то ужасного, делая вид, что занята вознёй в багажнике. Заливистое пение весенних птиц наполняло округу. Земля давно просохла от жарких солнечных лучей и покрылась нежной зеленью – всё цвело и пахло. Мирное небо над головой имело насыщенный голубой цвет.
– Красота-то какая у вас тут! – У Лидии отлегло после услышанного.
Она пригласила Зоюшку в дом, начала показывать комнаты, открывая и закрывая двери. Внедрился Стас со своим подшучиванием – гостья разулыбалась во весь рот. Вариант Стаса, то, что Дубанова первым делом кинется ломать его технику, не оправдался. Ходила она опасливо, запахнувшись в расстёгнутую куртку на синтепоне, будто замерзала, руки ни к чему не притрагивались, глаза беспрерывно удивлялись.
Продолжив экскурсию по улице, Дубанова заторможено прошла мимо кадки, но и её не стала касаться, а только всплеснула руками, увидев рядом экзотические сорта тюльпанов.
– Попугайные… – комментировал хозяин-экскурсовод. – Эти, взлохмаченные во все стороны, попугайными называются. Жена – любитель всяких извращений.
Из дома выглянула Лидия.
– К нам Лилька с Антоном едут! – оповестила она.
– О! Сейчас к нам ещё один любитель цветов присоединится, – сообщил Стас, повернувшись к гостье. – Это двоюродная сестра – племянница твоей любимой дочурки с мужем сейчас подъедут. Разумеется, кому охота в квартире сидеть, когда такой денёк выдался. Д-а-а, денёк выдался на славу, скоро начну разводить мангал.
Он заглянул в приоткрытое кухонное окно и сказал, обращаясь к Зоюшке, но нарочито громко, так, чтобы все услышали:
– Дочурка твоя чего там из города понавезла? Я видел – холодец мелькнул. Неужто она ещё не позабыла, как его готовить?
Анна Викторовна и Лидия взялись за стругание салатов усиленно, Зоюшку они не подпускали: новых рецептов она не знала и современной технологии приготовления тоже. Если речь шла о помидорах, то она кромсала их огромными кусками, лимоны вообще отродясь в руках не держала и понятия не имела, что с ними делать, а кожуру с картошки снимала настолько тонко, что после чистки клубни имели зелёный цвет, и глазки оставались нетронутыми.
Стас повёл её по саду, раскрыл перед ней шикарную панораму, открывающуюся с дальнего конца огорода. Он показывал на каждый куст, пояснял название и коротко характеристику ожидаемых плодов. Зоюшка ходила по-прежнему крепко запахнувшись в подаренную куртку – Стасу стало жалко эту убогую.
Когда они вернулись к дому, он заметил в окне обескураженное лицо жены, иными словами, на ней не было лица. Он забежал в дом и увидел немую сцену. Тёща быстро приступила к делам, открыв на всю катушку смеситель и что-то там промывая, Лидия стояла окаменевшая, не в состоянии реагировать на вопросы. Следом за Кураевым вошла Зоюшка и тоже уставилась на новых родственников в недоумении.
– Золотце, ты не заболела? – спросил Стас. – Мам, ты что не видишь, она сейчас упадёт?!
Викторовна быстро закрыла кран и подошла к дочери, та её оттолкнула.
– Что у вас тут происходит? – Муж забеспокоился всерьёз. – Лидуш, скажи, что случилось?
Мать стояла бледная – было понятно, что она в курсе происходящего, но всё же делала вид, что ничего не понимает и не знает какие меры предпринять. Лидия отмахивалась от стакана с водой, ни на кого не смотрела – муж уловил её мысли и тут же загрёб в карман ключи от Рено, иначе она сбежала бы от них, тем самым лишив объяснений.
– Что здесь произошло?! – не унимался Стас. – Пол часа назад здесь царили праздник и веселье.
– Я хочу побыть одна, – твёрдо сказала Лидия. – Я хочу уехать, куда глаза глядят.
Она вскочила с места и стала натягивать свитер. Натянув, подошла к Стасу и глядя ему прямо в глаза произнесла:
– Дай мне ключи! – Тот не шевельнулся. – Я тебя очень прошу: отдай мне ключи.
Кураев не выдержал её уверенного взгляда и достал из кармана ключи. Лидия выхватила их, метнулась в комнату за сумкой и направилась к выходу, но тут на пути предстал «убогий мамонт».
– Лида, – сказала Зоюшка дрожащим голосом, глядя ей в лицо напуганными глазами, – не бросай нас! Я этого не вынесу, я боле так не могу. Это последняя капля, ей богу последняя… Боязно мне чего-то…
В доме воцарилась тишина; от праздничного настроения не осталось и следа. Напряжение, которое охватило дом, сдавливало, несмотря на решение Лидии оставить затею с отъездом.
– Лидуша, – проговорил муж, осторожно взяв её за плечи, – поверь мне – здесь все свои. Скажи, что случилось.
– Свои, говоришь? – оживилась она. – Кто это тут – свои? Я, получается, сирота. И по жизни сирота, как ни крути – одиночка. В сорок… господи, сколько же мне лет-то… я узнаю, что моя родная мать, моя мать, которую я всю свою жизнь считала матерью – не мать мне, оказывается… А ты говоришь – ДНК! Надо, чтоб всех заставляли сдавать на ДНК в раннем детстве! Ты тут живёшь… и только в сорок… с гаком лет узнаёшь, что она вовсе мне не мать! – Лидия раскинула руки, жестикулируя на эмоциях. – Я-то думала, что это наша баба Еня – главный монстр: всё детство меня унижала, из себя вон лезла, чтобы показать мне свою нелюбовь, а монстр-то, оказывается, под боком всё время жил – она не просто показывала нелюбовь, она ещё и всё жизнь лгала!
– Да с чего ты взяла, что она тебе не мать?! – вскрикнул Кураев.
– Так она сама мне сейчас сказала… – Лидия изобразила удивление, говорящее само за себя, мол, вы что, пытались усомниться в моих словах – я преподношу вам их из первых уст, безо всяких домыслов.
– Вот так при мытье посуды возьми, да и ляпни: «я тебе не мать»? – допытывался Стас, пытаясь разрядить обстановку, намекая на признаки надвигающейся деменции у тёщи…
Но Лидия пошла дальше.
– Я ей говорю: как это ужасно жить и не знать, кто же на самом деле твоя мать… – сказала она со слезами. – Я хотела ей посочувствовать, поддержать, зная, что она через это прошла… И тут смотрю: она что-то мнётся… Да и заяви мне: так, мол, и так, не мать я тебе вовсе! Она мне чужая тётка, выясняется… на старости лет…
– Нет, не чужая! – встряла наконец Анна Викторовна. – Никто не говорил, что чужая. Ты всю ситуацию не знаешь, что на самом деле творилось, тебе легко сейчас руками махать!
– Ну-ка?! Что на самом деле творилось? – Лидия обернулась к ней. – Объясни нам, тупому безмозглому стаду, что у вас там творилось!.. Что за повальная передача детей из рук в руки?
Анна Викторовна опустилась на диван с полотенцем, которое она всё время теребила. Кураев бросил взгляд на Дубанову, для которой происходящее было покруче скандальной передачи из телевизора, и он приготовился слушать.
– Ты, Лида – моя племянница, как и Таня, и Лиля, и Миша. Вы все родные братья и сёстры, все четверо. – Лидия открыла рот от шока, возможно, более неожиданного, чем от ранее услышанного. – От тебя Валентина отказалась, когда ты родилась, – самая последняя из пятерых.
– Из скольких? – не понял Стас.
– Из пятерых. Четвёртый ребёнок у них умер годовалым, как раз когда Валя тебя рожала. Тогда она обвинила в этом горе тебя, что, если б она не уехала в роддом, то спасла бы его, не запустили бы до крайности… Валя оставила тебя в роддоме и вернулась домой. Роман хотел сам за тобой съездить, а она ему говорит: заберёшь, я возьму детей и уеду к матери в Мурманскую область, к чёрту на кулички. Тогда мы с Романом забрали тебя тайком от неё, привезли ко мне. Я жила одиноко, отец твой, то есть отчим, уже после появился, ты должно быть не помнишь. Валя ничего не знала, мы скрывали, как могли, пока однажды на свадьбе она тебя не увидела. Тут она сразу поняла, что это за девочка, но скандал устраивать не стала. Уехала со свадьбы, да и всё. Рома тебя изо всех сил опекал, поэтому от своей доли в этом доме отказался в твою пользу.
Вывалив разом груз, тяготивший на протяжении долгих лет, Викторовна почувствовала свободу в теле, дышать стало легче. Она отбросила на стол сложенное в несколько раз полотенце, скрестила пальцы, дополнила:
– А потом ты начала периодически появляться у них в гостях – смотрим, Валя вроде ничего, свыклась, но держалась от тебя на расстоянии.
Анна Викторовна остановилась, вздохнула тяжело, отведя глаза, подвела итог своему рассказу:
– Так и померла, не объяснившись и не попросив прощения, что она с тобою нехорошо так обошлась. Может мне жизнь ломать не захотела, видит – ты меня мамой называешь, не стала портить отношения. В какой-то степени по-человечески поступила.
– И впрямь сирота… Я не ошиблась. – Лидия в очередной раз перевела проблему на себя. – Получается, что мои биологические родители все уже умерли…
Анну Викторовну разозлило непонимание дочери – любые превратности жизни та сводила к себе, взвешивала по отношению к себе, и как будто до чувств других ей не было дела.
– Хм! Зато у тебя теперь бабки появились! – в отместку подначила неродная мать, – целых три!
Кураевы переглянулись – тайна перемещения во времени стояла под угрозой, так как Дубанова уже навострила ухо. Им ничего не оставалось, как загасить конфликт, пока он не вышел за рамки.
– А что мы будем родню по головам считать… – бодро сказал Стас. – Главное в жизни что? Сплочённость. А кто там кому кем приходится… ерунда всё это! – Он вытянул шею и прислушался. – Вон Лилька уже едет. Слышите? А у нас тут конь не валялся… Давайте быстренько прибавим темп!
Приезд гостей заставил отложить выяснения до более удобного момента, никто из присутствующих не был готов, чтобы ошарашить Лилию заявлением о существовании ещё одной родной сестры – она могла отреагировать так же: психованно и бурно. Стас поспешил гостям навстречу.
– Господь Всемогущий! – заговорил он, направляясь в двери, – Да неужто у меня теперь тёщи нет, а только тётя жены. Хоть кому-то из нас повезло…
Женщины проводили его взглядом, кто-то не совсем понимающим, кто-то не совсем добрым, пока он не скрылся за дверью, торопясь к нетерпеливым сигналам автомобильного гудка. Анна Викторовна облокотилась локтем о стол, держась за голову. Зоюшка взяла на себя роль инициатора по примирению и внесла предложение:
– А хотите я у вас тут полы протру?
– Зоя, конечно хотим, – ответила Лидия, – только когда всё закончится. Сейчас ни к чему – мы снова натопчем. – С улицы донёсся гогот. – О том, что ты здесь услышала… В общем, никому не надо рассказывать…
Та понимающе кивнула и присела рядом с Анной Викторовной, приобняв её за плечи – в этой позе их и застали ворвавшиеся весёлые гости. Смеющие мужчина и женщина лет сорока пяти в одинаковых спортивных костюмах и почти одинаковых кроссовках резко утихли при виде открывшейся им мизансцены. Лидия по-прежнему стояла посреди кухни с сумкой и ключами в руке, недоверчиво наблюдая за всеми.
– У тебя опять аллергия на цветение? – вместо приветствия начала Лилия, глядя на Лидию. – Глаза какие-то воспалённые…
– Ну, знакомьтесь! – сказал Стас, протискиваясь вперёд. – Это наша Зоя – тёщина племянница, она издалека к нам приехала.
Чета Лилия и Антон уже были наслышаны о её приезде, но встретились впервые. Лилия представилась сухо, будто потенциальной сопернице, смотрела на неё свысока. Мужчины спохватились, горя желанием вырваться из тесноты – вооружились приспособлениями для розжига и отправились к мангалу. Толпа рассредоточилась: одни продолжали возиться с едой, другие таскали в беседку посуду, кто-то вытряхивал из шуршащего пакета пыльные угли.
– Чего это она к вам приехала? – спросила Лилия у сестры, тишком, пока другие не слышат её враждебного тона, хотя при этом она услужливо хлопотала возле кухонного стола. – Может на наследство метит? Видит тёть Аня состарилась, ждать особо недолго, поухаживает за ней – ты-то вся в работе, а там и глядишь она ей что-нибудь да отпишет…
– Не говори ерунды, – едва слышно ответила сестра.
– Это не ерунда… Знаешь сколько таких случаев? Посмотри: она притирается к тёть Ане, как ласковый котёнок, прямо льнёт… Чего это вдруг? – Хозяйка дома, слушая в пол уха, продолжала вяло выкладывать в салатник разносолы, ей хотелось заткнуть уши, да руки были мокры от рассола. – И мать твоя тоже… сидит, вся такая прям… по ручке её поглаживает… А на тебя, на родную дочь, зыркнула взглядом арктического волка.
– Лиль, ну не надо нагнетать… Я тебя очень прошу.
Сестра затихла, кое-как покромсала буханку, уложила куски в пакет, скрутила спиралью свободный конец, чтобы хлеб не засыхал. Лидия наблюдала искоса: скрученный пакет напомнил о мешке с продовольствием, предназначавшийся для жителей не столь далёкой деревни – точно такими движениями его скрутил бабкин кум.
– Когда она уезжать собирается? – снова начала прессовать сестра. Хлеб и миску с соленьями она уносить не торопилась.
– Ей некуда уезжать. – Лидия ответила неохотно, внутри всё кипело.
– А-а, ну вот… Квартира первым делом ей и отойдёт!
– Да за ради бога! Пускай отходит! – нервно вскрикнула Лидия и это совпало с моментом возвращения отсутствующих женщин за очередными тарелками.
Все притихли. Сестра уставилась на неё, как на полную идиотку. Лидия продолжала возиться с посудой, думая о том, как всё неожиданно перестроилось: баба, которую она притащила из прошлого теперь ей никто, ну разве что мимолётная любовница деда, или мать тёти, а эта, что стоит около неё и вдувает в уши чьи-то жизненные уроки – родная сестра, и в данный момент она её ненавидела. Только сейчас Лидия начала понимать, что весь сыр-бор произошёл не по вине матери и не по вине Зоюшки, или Лильки-сестры, или Стаса – это она сама во всём виновата: жили они, жили, и жили бы себе спокойно дальше, если б Лидию не приспичило пошарить в прошлом. Это ей вздумалось заглянуть за печку, под лавку, в сундуки того несуществующего дома, настолько призрачного, что он до сих пор вызывал сомнение – не приснился ли он. В него она шастала чаще, чем появлялась на работе и теперь сожалела об этом.
Дубанова разглядывала каждый элемент накрытого стола, как музейный экспонат: он был заставлен весь, несмотря на приличные размеры столешницы. Гости также приехали с контейнерами, в которых лежало непонятное – из них торчали хвосты креветок, разноцветное канапе с маслинами и излюбленные Лилькины рулеты из баклажанов. Шашлык пока не подали, только втягивали носами тянущийся по ветру аромат подрумяненного мяса. Стас разлил алкоголь, пропустив Зоюшкин стакан.
– А даме налить? – возмутился Антон. Хозяин в ответ уставился в стопоре. – Дай-ка сюда! Неправильно ты наливаешь – вроде орёл в математике, а стаканы считать не научился.
– Дама в отличии от вас непьющая, – самодовольно вставила Анна Викторовна.
Лилька ревностно следила, как её муж ухаживает за застенчивой молодухой, наполняя её стакан.
– Немножко можно, – сказал Антон, закручивая бутылку. – Ну что, давайте за Первомай!
Все выпили, Зоюшка опустошила свои несколько капель профессионально – одним глотком, потянулась к закуске. Кокетничая отдёрнула руку от контейнера с креветками, назвав их «рдяны́ми насекомыми», – Лилька усмехнулась, завуалированно прокомментировав, что не встречала ещё людей, ни разу в жизни не видевших обычных креветок. Несмотря на периодические насмешки с её стороны, Зоюшка пыталась быть навеселе, чем притягивала к себе внимание: мужчины подливали и подкладывали, престарелая дочь заботливо укутывала ей спину в плед.
– Что-то мне нехорошо, – шепнула она хозяйке, болезненно привалившись к деревянной опоре беседки. – Словно кости хрустят, будто кровь в жилах стынет, в глазах картинки всякие туда-сюда…
– Не надо было пить! – недовольно ответила Лидия. – Что ты потянулась к этому стакану? А потом лечи тебя… у наркологов…
– А может нам прогуляться, подвигаться, походить? – обратилась Зоюшка ко всем присутствующим. – Засиделись поди…
– Правильно! – Услышал Антон и отреагировал: – Давайте на речку сходим, а? Можно с собой прихватить подстилку, еду, стаканы. Там сядем, посидим, воздухом речным подышим… Когда мы в последний раз так сидели? – Поднялось коллективное обсуждение. – Ага! На твой день рожденья, Стас! Лет семь… ага, семь лет, как мы на речке не сидели… Только купаться на машинах приезжали оперативно и всё!
Лидии эта идея не понравилась, но гости, истосковавшиеся по вылазкам на природу, настаивали, и компания начала паковать с собой закуски. Анна Викторовна в такую даль идти не решилась – возраст не тот, она уверила остальных, что займётся пока грязной посудой, потом отдохнёт на диване, посмотрит концерт, а вы гуляйте себе на здоровье.
Первой за ворота с гомоном вывалилась гостящая пара, одетая, словно двойняшки, позвякивая на ходу бутылками в пакетах. За ними, пытаясь не отставать, семенила Зоюшка. Хозяева закрыли калитку на ключ и направились следом. Лидию в душе взбесила наблюдающая за ними с порога дома, что напротив, соседкина голова, выглядывающая из-за забора. Ей захотелось провалиться сквозь землю, когда она заметила, что соседка сверлит взглядом бегущую за парой незнакомку. На Зоюшку так же обернулась прохожая. Все будто догадывались, мнилось Лидии, что с этой девицей не всё в порядке, того и гляди на неё начнут массово показывать пальцем, вычислят её искусственное появление в этом мире, и тогда им со Стасом придёт конец.
Дубанова по дороге вела себя странно: моментами взрывалась от смеха и вдруг стихала, держась за лоб, немногим погодя снова участвовала во всеобщем веселье. Издали она ничем не отличалась от других, только когда открывала рот выдавала своё не местное происхождение – нагрянувшие родственники сочли, что приехала она из тундры. Интересно, когда она так от души хохочет во весь рот, она понимает о чём идёт речь, подумала Лидия, вот сейчас Антон процитировал крылатую фразу из нового нашумевшего фильма, понятную лишь тем, кто его смотрел, а Зоюшка скрючилась от смеха, сложилась в пополам, после чего, заплетаясь, двинулась дальше, протирая слезящиеся глаза детским ситцевым платком советского производства, которым она разжилась у Анны Викторовны.
Компания заняла место только что отчаливших на резиновой лодке рыбаков. На траве сразу расстелился синий рулонный утеплитель, который Кураевы хранили специально для подобных вылазок, он защищал от холодной, не успевшей прогреться земли. Антон попытался расставить пустые одноразовые стаканы – их беспрерывно валил ветер, в результате он посвятил уйму времени на одну лишь стратегию по их устойчивости, колдовал над ними, утяжелял с помощью крышек от контейнеров, с горем пополам решил этот вопрос, заполнив на две трети принесённым алкоголем.
– А водичка-то прохладная. – Лилька потрясла мокрой рукой, её лицо светилось от удовольствия – семья и работа редко позволяли ей наслаждаться поездками вроде этой.
Береговую мель заполонил камыш, заход в реку больше напоминал трясину – скользкую глинистую грязь, лишь редко расположенный выступ просохшего берега позволял, наклонившись с кочки, прикоснуться к чистейшей воде, в которой резвился планктон. Течение в этом районе считалось опасным, будто река, достаточно спокойная в городской черте, начинала в этом месте наращивать темп, словно разом сваливалась водной массой с незаметной глазу возвышенности. Тёмная вода околдовывала, сразу возникало желание погрузиться в неё и поплыть… И уплыть к тому серому песочному выходу на противоположном берегу с омываемым водой корневищем старого дерева.
Антона с трудом удержали от попытки скинуть с себя одежду и забежать в воду – жена прочитала ему мораль об остановке сердца у совместивших принятие спиртных напитков с нырянием в ледяную купель. Он вроде успокоился. Со Стасом всё было проще, того удерживала от всяческих авантюр больная спина, поэтому он ещё первым притих на разложенной подстилке с контейнерами и начал наблюдать за течением. Кто-то окликнул издали: на берегу отдыхала небольшая мужская компания. Кураев с усилием поднялся и направился к ним почесать языки, Антон узнал кого-то среди них, заспешил следом.
– Про каких трёх бабок обмолвилась Анька? – неожиданно спросила у Лидии Зоюшка, когда сестра оставила их наедине, отправившись к горе в поисках кустов. – Енька где-то здесь? – Лидия уставилась в ответ испуганным взглядом. Только не сейчас и не в кругу беззаботной компании на лоне природы она ожидала услышать слово «Енька».
– Говори, чего уж скрывать… – продолжала наседать Зоюшка. – Здесь она где-то прячется? Поговорить я с ней хочу, так сказать, побеседовать по душам. Ты думаешь она от большой любви Анютку себе оставила? Кабы не так… Уж какая там любовь! – Глаза её закатились вверх, подпившие, вылупленные по-рыбьи, рот больше не блистал белыми зубами, скорее наоборот – искривился в недовольной ухмылке. – Это она мне назло так поступила, чтобы ужалить покрепче, – видела, что сомнения меня гложут, продирают изнутри, вот так меня жмуть за горло. – Перед Лидиными глазами растопырилась напрягшаяся пятерня. – Да и не сомневалась я! Не собиралась я от своего дитя отрекаться. Меня нечистый к ней спрова́дил, сама бы я никоим образом так не поступила, и знаешь, что я табе сейчас скажу… – Язык заплёлся, она придвинулась ближе и снизила тон. – Бабка твоя ко мне его и подослала. Вот те истинный крест – её работа. – Пятерня очертила крест. – Знаешь, как я догадалась? Когда малютку ей привезла на квартиру. Вот в тот самый момент, как только я этот беленький кулёчек протянула в её чумазые ручищи – это они с нечистым напустили на меня морок, всё, как в тумане, в таком смрадном тумане, как муть в реке, когда в неё скотина входит на водопой и баламутит… А опосля я вдруг очнулась и метнулась к ней, чтоб дитё своё выхватить, опомнилася я, а она перед моим носом дверью хлопнула, мерзавка! – Зоюшка изобразила грубое закрывание двери, чуть не заехав Лидии по лицу. – Нормальная баба обрадовалась бы, воротила бы, мол забирай своё отродье и иди отседа куда подальше, а она дверью хлопнула, злыдня, да на запор изнутри крепенько так закрыла. Ты ещё не знаешь, что она за человек – ей в душу плюнуть на раз-два.
– Да умерла она… Давно умерла, чего её обсуждать.
Лидия отвела глаза, чувствуя неловкость при упоминании в негативной окраске членов её семьи, дёрнула травинку, стала отрешённо крутить ею в зубах.
– Тогда ответь мне на такой вопрос… – завелась снова Зоюшка. – Коль, все давно померли, я-то как тут очутилась? Где это я, а? – Она смотрела пристально, угадывая ответы в жестах. – Ведь это никакой не рай? А может я во сне блукаю и никак очнуться не могу? Может душу мою грешную околдовали, в дремоту окунули? – Не дождавшись ответа, она начала искать его по сторонам, взгляд взметался, в мелкую складку сморщилась переносица. – Мне надо как-то очнуться… Я должна пробудиться от этого дурмана. Кто-нибудь! Разбудите меня, люди добрые, сымите с меня дурман!
Зоюшка привстала в поисках спасения, но Лидия, испугавшись внимания посторонних, схватила её за рукав и дёрнула обратно.
– Да успокойся ты, ненормальная! Чего тебе не хватает? Неужели пресытилась хорошей жизнью? Потянуло на приключения…
Та наклонилась с требовательным видом, и хотя она уже была в изрядном подпитии, но явно не дурачилась. Терзающий вопрос не давал ей покоя, атмосфера праздника и хорошей жизни перестала иметь значение – всё свелось к одному.
– Может-таки скажешь, где я? Рай это, или не рай? А то я сейчас кричать начну! Я церковь там у вас наверху видала – сейчас пойду у батюшки спрошу: рай это, или не рай?
– Если орать перестанешь, я тебе скажу.
Возможность раскрытия тайны Зоюшку быстро подкупила, она сразу стихла, обхватила колени, обтянутые вышедшей из моды полосатой юбкой, придвинулась ближе и с явным недовольством, но приготовилась слушать. Лидия уставилась куда-то вдаль.
– Никакой это не рай, – произнесла она. – Ты попала в реальное будущее. И не умирала ты вовсе, хотя, если б осталась в своём сорок втором, то в тот же год бы умерла – в ближайшее время. Получается, это будущее тебя от смерти спасло, уберегло от того, что там в сорок втором должно было случиться.
– И что там со мною должно было случиться?
– Говорю: умерла!
Вернулась довольная сестра, а за ней мужчины, светящиеся от радости, увлечённые продолжением завязанной знакомыми мужиками темой, интересной только им. На лицах сидящих на подстилке женщин стояла тень траура об усопшей в сорок втором Зоюшки Дубановой, погибшей при невыясненных обстоятельствах. Один Стас насторожился, остальные, чтоб не томиться в бездействии, потянулись к еде и стаканам, будто за полчаса успели сильно оголодать. Лидию потряхивало: ей жутко было находиться в компании очухавшейся сумасшедшей алкоголички и ещё страшнее было отправлять её в одну квартиру с матерью, пусть и не родной. Была бы её воля, она бы тотчас отправила Зоюшку обратно в прошлый век, и пусть она там борется со своими демонами, как ей заблагорассудиться – вместе с ней притащилась сюда вся её нечисть – под её влиянием девица и в пьяном, и точно так же в трезвом состоянии была непредсказуема.
Муж ломал голову: почему его пассия напряжена, как струна – то отголосок разговора с матерью, или что-то произошло, пока они отлучались? Жену невозможно стало оставлять ни на минуту – всё время по возвращении одного из Кураевых с ней происходили изменения, и были они не в лучшую сторону.
– Не наливай ей больше! – грубо осекла она Антона.
– Это как это – не наливай? – возмутилась Зоюшка.
Она лезла, протягивая пустой стакан, чем казалась гостям забавной. Лилька даже смягчила своё отношение к ней – между ними стал завязываться дружеский диалог, дополненный пьяным хохотом.
– Давай, Антош, лей ещё! – Дубанова выставила вперёд вновь опустевший стакан на вытянутой руке, что только усилило симпатию со стороны Лильки.
Кураевы многозначительно поглядывали друг на друга – этих взглядов никто не замечал, а они содержали в себе форму бессловесного общения, но все их обоюдные попытки остановить Зоюшку, уберечь её от неприятных последствий, терпели провал – у той появилась хорошая поддержка в лице пары единомышленников, любивших повеселиться на полную. Их было трое против двоих.
В разгар веселья Зоюшка разогнулась, выставив грудь, вобрала в себя полные лёгкие воздуха и затянула протяжную песню, известную многим, благодаря трагическому финалу. Лилька поблёскивала глазами, с хихиканьем пытаясь ей подпеть – из неё обрывками негромко вырывалось: