Малика говорила о «господах-клиентах» без всякого почтения – но и без отвращения. Звонко смеялась. Легко было догадаться: она не видела ничего зазорного и трагического в том, что занимается проституцией.
Я узнал про лысого Дмитрия Дмитриевича («Дим Димыча» – как выразилась Малика), который был у Малики два раза, и в первый раз не смог кончить, а во второй – возбудиться. Про «скорострела» паренька Жору – изливавшего сперму после трех-четырех толчков. Про пузатого и солидного топ-менеджера Антона Иосифовича – даже во время полового акта не прекращавшего дрожать от страха, что женушка (на которую записана половина семейной движимости и недвижимости) узнает об амурных похождениях своего благоверного и подаст на развод.
В каждом клиенте Малика находила какую-нибудь уморительную черту – и шутила, смеялась. А я сидел, как на раскаленных иголках. Почти до крови закусив нижнюю губу. Понимала ли Малика, что каждое слово о полакомившихся «клубничкой» вонючих мужиках – было как удар кувалдой по моему сердцу?..
Вереницей проплывали перед моим мысленным взглядом любовники Малики. Необъятные жирдяи и жалкие дрищи. Великовозрастные дядечки и прыщавые юнцы. Уроды с небритыми подмышками. И мне хотелось плакать.
Наконец Малика как будто уловила, что своими рассказами причиняет мне жгучую боль. Чуть виновато улыбнулась. Ласково поглядела на меня. И сказала:
– Ну что это мы все обо мне да обо мне?.. Давай поговорим и о тебе.
И Малика стала с интересом расспрашивать меня о занятиях в университете, о кошачьем отеле. О том, как я провожу свое свободное время. О моих отношениях с бабушкой.
Сперва я очень смущался – и отвечал кое-как. Но в каждом вопросе Малики было столько участия!.. Так что я – как рубашку – распахнул перед красавицей душу.
Я поделился, что мне до зеленых чертиков надоело крошить зубы о гранит юридической науки. Что сокурсники, как обезьяны, дразнят меня – называя то «призраком отца Гамлета», то «рыцарем печального образа».
О своем неудачном романе со Снежаной. О том, как поправлял ментальное здоровье в «Голубом дельфине». Как замучила меня бабушка своей опекой… Обо всем я откровенно рассказал. Не умолчал даже, что пишу стихи.
– А я знала, что ты творческая натура, – стрельнув глазками, сделала мне комплимент Малика.
Шашлык был съеден, апельсиновый сок – выпит. Но нам совсем не хотелось покидать уютную кафешку. Я заказал нам шоколадный торт и чай со вкусом малины. Мы разомлели, как в сауне. Малика казалась мне сейчас довольной мурчащей кошкой – пригревшейся на лежанке у батареи.
Тихая музыка обволакивала нас сладким туманом. Пьянила. И в моей горячей голове родилась дерзкая мысль. Я признаюсь Малике в любви. Прямо сейчас!..
Мое сердце забилось сильнее.
Расслабленные, наевшиеся шашлыка и промочившие горло апельсиновым соком – мы полулежим в мягких креслах в комфортабельном кафе. Когда еще выпадет удобный случай, чтобы открыть свои чувства?.. Но, господи боже, как я волновался!..
– Малика… – начал было я. Но запнулся – и через несколько секунд повторил: – Ма-ли-ка…
– Да-а, золотой?.. – посмотрела на меня красавица.
Я закашлялся, тряхнул головой и отхлебнул малинового чаю. Выпрямил спину – пытаясь собрать в кулак всю свою решимость.
– Ты, котик, хотел сказать мне что-то?.. – спросила Малика.
– Да…
Я зачем-то взъерошил себе волосы и выпалил:
– Малика. Я тебя люблю!..
Я вложил в эти четыре слова все свои душевные силы без остатка. Плечи у меня опустились. Я ссутулился, как старик. Затаив дыхание – я ждал, что ответит Малика.
А Малика… засмеялась. Необидным родниковым смехом.
– Ай, ты зайка!.. Какой же ты зайка!..
Я нервно теребил салфетку. Я не знал, как эту «зайку» трактовать. Благосклонна ко мне моя милая – или нет?.. А Малика – сияя улыбкой – положила свою маленькую ручку поверх моей руки и сказала:
– Дорогой. Ты не забыл?.. Я вообще-то проститутка.
Малика произнесла это спокойно. Без стеснения. Не приглушая голос. Кто-то за соседним столиком даже оглянулся на нас.
– Тебе не обязательно быть проституткой!.. – с жаром воскликнул я. – Я работаю… Моей зарплаты нам хватит, чтобы снять комнату. И…
– И тогда ты будешь сыпать наполнитель в лотки своих кошаков – а я сидеть дома и вышивать крестиком?.. – с иронией спросила Малика. – Мечтатель, ты такой мечтатель!..
– Но почему… – почти негодующе выдохнул я, но запнулся.
– Любовь поэта и проститутки!.. – по-прежнему улыбаясь, сказала Малика. – Неплохой сюжет для романа. Но в жизни… Ты пойми, хороший мой: я не оставлю свое ремесло продажной женщины. Я слишком срослась с мыслью, что я – проститутка. Ты знаешь: после того, как переспишь с десятью мужчинами подряд – в тебе что-то меняется. Да и маме надо посылать денежку на житье-бытье и лекарства. А где я заработаю больше, чем ложась с клиентом в постель?.. Мне кажется иногда, дружок: не я выбрала профессию проститутки. Это профессия выбрала меня.
– Но как же… – начал было я. И снова осекся.
Каждое слово Малики заколачивало гвоздь мне в сердце. Что я мог возразить?.. Что я вообще мог предложить Малике?..
На мою зарплату смотрителя кошачьего отеля мы – быть может – и сняли бы комнату в гнилой коммуналке. Хватило бы денег и на хлеб с маслом да на пустые щи. Но сверх того – ни капли.
Где бы мы брали деньги, чтобы отправлять какую-никакую копеечку маме Малики?.. А потом Малике понадобилось бы продлить визу – т.е., снова обращаться к мошенникам. Тут уж точно пришлось бы выворачивать карманы. Но толку-то их выворачивать – если там не завалялось и гнутой монетки?..
Конечно – Малика могла бы устроиться продавщицей в бистро. Или раздатчицей рекламных листовок у метро. Официанткой… Что ж. Тогда бы мы покрошили копченой колбасы в наши щи. Да позволяли бы себе по воскресеньям бутерброд с селедкой. Но много бы Малика не заработала.
Да и пробовала она уже свои силы и в качестве продавщицы, и в качестве официантки. И каждый раз со скандалом вылетала с работы…
Я понуро опустил голову.
– Э-эй, котенок, – Малика снова положила нежную ручку мне на руку. – Не грусти. Сегодня у меня день рождения!.. Давай веселиться!..
– Давай…
Сердце у меня ныло. Но я подумал: ведь в самом деле – сегодня день рождения Малики. И это я привел ее в «Звездный тигренок». Портить Малике удовольствие от малинового чая и шоколадного торта – как-то совсем не по-рыцарски. Я заставил себя улыбнуться.
Еще с полчаса мы сидели в кафешке. За чаем, сладким десертом и разговором. Я даже зачитал Малике кое-что из моих стихов – написанных в подражание восточным классикам. Наконец Малика сказала:
– Пора бы и закругляться.
И спросила – игриво выпятив губку:
– Ты же отвезешь меня домой?..
– Д-да… Отвезу… – с восхищением влюбленного глядя на Малику, ответил я.
Я вызвал такси, которое быстрее ветра домчало нас до подъезда Малики.
Я стоял – переминаясь с ноги на ногу. Вроде бы пора сказать: «До свидания!..». Но когда я теперь увижу Малику?.. Мне захотелось превратиться в репей. Незаметно зацепиться за волосы любимой. Только бы с ней не расставаться!..
Малика неожиданно предложила:
– Зайдешь ко мне?..
Зайду ли я?.. Я чуть было не запел соловьем. Нет на земле силы, которая заставила бы меня ответить: «Нет»!..
В лифте Малика проворковала:
– Я чудесно провела день.
Я смотрел на нее – и растерянно улыбался.
Когда мы ступили в квартиру – вновь напоролись глазами на слоноподобную соседку с бородавкой на носу, медленно плывущую то ли в ванную, то ли в уборную. Недобро посмотрев на меня – мадам презрительно хрюкнула.
– Ну ты вешай куртку. И проходи ко мне в комнату, – пригласила Малика.
А я рад был послушаться.
В комнате Малики я присел на край кровати. Малика принесла с кухни два прозрачных бокала. Откупорила ту бутылку вина, которую получила от меня в подарок.
– Выпьем за мое здоровье, дорогой?..
На личике красавицы играла обворожительная улыбка. Малика разлила по бокалам темно-багровое вино. Один бокал подала мне – а другой поднесла к губам:
– Замечательное вино.
Вино было не только отменным – но и крепко ударяющим в голову. Я не допил и половину второго бокала, когда мне стало совсем хорошо – да еще и жарко. Я сладко потянулся. И расстегнул рубашку на три верхних пуговицы.
Малика улыбнулась. Ее агатовые глаза лучились задором.
Она расплела косы. Сняла брюки и блузку – оставшись только в кружевном белье красного цвета. И – сделав очередной глоток из бокала – присела рядом со мной.
У меня перехватило дыхание. Вино и близость Малики околдовывали. Я откровенно таращился на красавицу. Глотая слюну – скользил глазами по ее бедрам, талии, струящимся черным волосам.
Малика мелодично рассмеялась. Взяла мою руку и положила себе на грудь.
– Малика?.. – несмотря на то, что разум мой помутился от вина, слегка растерялся я.
– Смелее, – ободрила меня Малика. – Ты же любишь меня. Значит – хочешь заниматься со мной сексом. Почему бы мне по-дружески тебе и не помочь?..
Это «по-дружески» больно меня кольнуло. Малика не любит меня. Она просто дарит мне себя на часок – «как другу». Она зарабатывает тем, что продает свое юное изящное тело. Так почему бы ей иногда и не преподнести это же тело в подарок приятелю?..
Но горькая настойка из ревности и тоски не могла погасить бушующее в моем сердце пламя страсти. Дрожащими руками я сорвал с Малики лифчик. И принялся мять и целовать ее похожие на маленькие плодики груди. А она – тихонько постанывая – гладила мне волосы.
– Сейчас, пингвиненок. Погоди, – прошептала Малика. – Разденься пока.
Я освободился от одежды – а Малика достала пачку презервативов. (Конечно!.. У проститутки презервативы всегда под рукой!..). Надев презерватив на мой эрегированный член – Малика сняла с себя трусики и легла на спину.
Весь трепещущий – я покрыл поцелуями волосы, грудь и аккуратно выбритый лобок Малики. Кровь во мне так и бурлила. Я не поцеловал Малику только в алые нежные губы. Потому что усвоил правило: целовать проститутку в губы – табу.
Наконец я накрыл Малику собой. Жадно стиснул в объятиях. Легонько куснул ей мочку уха. Малика учащенно задышала и – в блаженстве – закрыла глаза. Ее черные волосы красиво разметались по белоснежной подушке.
Я проник в Малику и резко задвигался вперед-назад. Малика обвила ногами мой пояс, сплела руки у меня на шее. И – совершая встречные движения – ритмично постанывала:
– Да, да!..
Довольно быстро я достиг разрядки. Я испустил протяжный вздох – до того меня переполнила сладость.
Потом мы с Маликой долго лежали на чуть скомканной постели. Голые – допивали багряное вино. Лениво переговаривались.
– Милый, тебе в парке развлечений где больше всего понравилось?..
– Ох, даже не знаю. А тебе?..
– В тире. Ну конечно же – в тире. А еще – на колесе обозрения.
– Да. Мне тоже…
– Солнце. А еще куда-нибудь меня сводишь?..
– Да. Можно в зоопарк. В кино. Или просто в пиццерию. Куда захочешь.
– Спасибо, котик…
Малика называла меня «котиком», «солнышком» и «милым». И эти нежные прозвища были точно яд, перемешенный с медом и сахаром. Тебе вкусно – но на деле ты отравился.
Я знал: так же, как и со мной, Малика делила постель еще со многими мужчинами. Давала им те же самые ласковые имена. Так в чем разница между мной и этими нечесаными похотливыми козлами?..
А разница проста. Сейчас Малика забавлялась со мной не за деньги.
Но все равно – не по любви. «По дружбе»!.. То ли из чувства симпатии – Малика решила доставить мне удовольствие. То ли она так расплатилась за катание на каруселях и угощение. Не знаю. Девичья душа – всегда темный омут. А душа проститутки – наверное – в особенности.
– Ну что?.. – игриво спросила Малика, увидев, что я снова возбудился. – Повторим забег?..
Меня не пришлось упрашивать.
Я натянул новый презерватив – а Малика встала на постели на четвереньки. Я проник в Малику сзади. И – положив руки на ее упругие ягодицы – начал двигаться. Малика стонала. Красиво свешивались – достигая простыни – ее густые черные волосы.
– Я кончаю… кончаю… – горячо выдохнула Малика, падая на живот и увлекая меня за собой.
В этот момент и я – застонав – исторг семя.
В обнимку – утомленные и покрытые капельками пота – мы растянулись на постели.
– Мне было очень хорошо, – с улыбкой призналась Малика.
Да уж. Развлечения в парке аттракционов, посиделки в кафе и – под занавес – секс. Мне и самому сейчас было очень, очень хорошо.
Бутылка вина была опустошена. Накинув халатик – Малика сходила на кухню и принесла две чашки ароматного молочного кофе. Я – тем временем – успел одеться.
Мы долго смаковали горячий кофе – перебирая, как бусинки, события дня. Как нас с ветерком носило на американских горках. Как Малика в тире лихо сшибла пять дракончиков. Выигранная ею статуэтка стояла теперь на столе рядом с опорожненной бутылью.
– Мой боевой трофей, – посмеялась Малика.
Кофе был выпит.
– Ну что?.. – сказала Малика. – Тебе пора домой?..
– Наверное, пора… – развел руками я.
– Спасибо тебе за отлично проведенное время!.. – прижалась к моему плечу Малика. – Давно я не отмечала день рождения так весело!..
Я почувствовал глубокую искренность слов Малики. Так что мне даже захотелось плакать.
Малика проводила меня до двери квартиры. И напоследок чмокнула в щечку.
В смешенных чувствах я спускался на лифте. Весь день я провел с любимой девушкой. Забыв все на свете – мы отрывались в парке аттракционов. Пировали в «Звездном тигренке». Черт возьми – мы даже трахались (простите мой французский)!.. И при всем при этом Малика осталась не моей. Кошкой, которая «гуляет сама по себе».
Так символично, что – отдавая мне свое тело – Малика не позволяла целовать себя в губы. От этого оставалось ощущение, что ты не сломал печать на письме. Не сорвал с куста самый яркий и душистый цветок. Как бы ни стонала и ни изгибалась красавица в твоих объятиях – а не принадлежала тебе до конца…
Такси домчало меня до дома.
– Откуда так поздно?.. – подходя с кухни, спросила бабушка, когда я переступил порог квартиры.
– Из университета… – привычно соврал я.
– Что-то ты весь взбудораженный какой-то, – заметила бабушка, ощупывая меня проницательным взглядом.
Я пожал плечами.
– Я суп куриный сварила, – сказала бабушка. – Наливаю тебе?..
– Спасибо. Я не голоден.
В самом деле: мы с Маликой плотно закусили в «Звездном тигренке». Но еще более веской причиной не садиться за стол было нежелание хлебать суп под глазами у бабушки, которая полезла бы ко мне с новыми расспросами.
«А по каким предметам лекции у вас сегодня были?.. А когда семинар по уголовному праву?» – и т.д.
Поскорее я скрылся в своей комнате.
Разделся, погасил свет и лег в постель. Хотя за окном была еще не ночь. Сквозь серый воздух я смотрел в белый потолок. И думал о Малике.
10.Птенец покидает гнездо
Тянулись дни.
У меня не проходило нервозное тревожное состояние. Я бы сказал, что чувствовал себя как-то… странно. По словам Малики: переспав с десятком мужчин – необратимо меняешься. Видимо, что-то такое происходит и когда забесплатно займешься сексом с проституткой – которую, вдобавок, любишь.
От острого ястребиного глаза бабушки не укрылось: что-то со мной неладно.
– Ты не перенапрягся на учебе?.. – с волнением спрашивала она. – Не посетить ли тебе доктора?.. Я не хочу, чтобы ты с треском провалился на летней сессии!..
– Все… все нормально, – лгал я.
Когда бабушка заговаривала про университет – я старательно отводил глаза. Потому что сам плохо представлял: как там – в университете?..
Я бессовестно пропускал занятия – совсем не беспокоясь о том, как летом сдам экзамены. Вместо того, чтобы – сидя в душной аудитории – конспектировать длинные речи какого-нибудь яйцеголового очкастого профессора, я возился в кошачьем отеле с хвостатыми постояльцами. Дородным желтым Леопольдом. Пятнистой Дымкой. Шустрым чернышом Семой. И другими.
Поменяв наполнитель в лотках, налив кошакам в миски фильтрованной воды и насыпав корм в блюдца – я, хрустя чипсами или уплетая прихваченный из дому бабушкин пирожок, утыкался в смартфон либо в блокнот, в который записывал стихи.
По дороге от работы к метро – я брал в киоске алкогольный коктейль и на ходу выливал себе в глотку. Только так мне удавалось чуток расслабиться.
В дни, когда не надо было на работу – я отлеживался дома. Просыпался после полудня. Шел на кухню – перекусывал разогретым в микроволновке бабушкиным пирогом. Возвращался в комнату – и снова устраивался на постели, раскрыв томик Низами или Камола Худжанди. Так до вечера я читал и писал стихи. Смотрел на ноутбуке какой-нибудь фантастический супер-мега-боевик про героя-«нагибатора». И пораньше вечером заваливался спать.
Лишь изредка – как две шестерки при метании костей – выпадал день, когда я таки добирался до университета.
«Привет, дон Карлос!.. Привет, арап Петра Великого!..» – восклицал кто-нибудь из сокурсников мне в спину. Но я только дергал плечом – как бы отгоняя надоедливого слепня. Занятый собственными мыслями и переживаниями – я точно отрастил несколько слоев буйволовой кожи для защиты от внешних раздражителей.
Все же отношение ко мне сокурсников изменилось. Они поглядывали на меня с любопытством и с чем-то похожим на уважение. Их удивляло, очевидно: почему такой пай-мальчик, как я, самый прилежный студент на факультете – вдруг перестал появляться на лекциях?.. А если и соблаговолит почтить своим присутствием семинар – то торчит за дальней партой и рыбой молчит в ответ на вопросы преподавателя?..
Снежана – да, та самая лисичка-Снежана, которая сходила со мной в театр, а потом жестоко, со смехом отвергла меня – на правах доброй знакомой поинтересовалась:
– Ты что – на работу устроился?..
Не помню, как я отмахнулся от Снежаны. Откровенничать с несостоявшейся невестой ни капельки не хотелось. На что мне рыжая вертлявая лисица Снежана – если сердце мое занято жгучей смуглянкой Маликой с родинкой у нежных губ?..
О, я не забывал Малику ни на мгновение!.. После единственной прогулки в парке развлечений – наша своеобразная дружба не прервалась. Наоборот: мы переплелись, как две нити.
Почти каждый день мы обменивались сообщениями в приложении на смартфонах. Я отправлял Малике фото моих хвостатых четвероногих подопечных. А она отвечала со множеством смайликов: «Какая милота!..». В течение дня мы интересовались друг у друга: «Как делишки?». Перед сном желали: «Спокойной ночи!».
Иногда Малика отвечала с часовой или двухчасовой задержкой: «Извини. Я с клиентом была». Либо писала: «До связи, котик. Ко мне уже клиент подъезжает» – «Клиент у меня на всю ночь остается. Завтра пообщаемся, мой хороший».
Понимала ли Малика, что каждым таким сообщением наносит скользящий ножевой удар по моему сердцу?.. И каждый удар оставлял длинную полосу шрама.
Но я с нетерпением ждал сообщений Малики. Писал ей первый: «Ну как?.. Уехал клиент?..». И – до боли закусывая губу, чуть не плача – читал ответ: «Только выпроводила. Темпераментный дядечка попался. Чуть не раздавил меня своим круглым – как глобус – животом».
Переписываться с Маликой – было как пить терпкое вино. Тебе горько – но ты не отрываешься от кубка. Лишь бы продлить блаженное состояние опьянения. Воистину: я был пьян Маликой.
Два раза мы виделись.
Первый раз посидели – болтая – в пиццерии. Это я зазвал туда Малику, пообещав угостить настоящей итальянской пиццей с сыром моцарелла. Впрочем, «угостить» не получилось: Малика заплатила за себя сама.
– Побереги червонцы, – по-дружески сказала мне она. – Сегодня не мой день рождения и не международный женский день. И я знаю: ты не так много зарабатываешь.
Во второй раз мы сходили в кино. Это была идея Малики – которой очень захотелось посмотреть нашумевшую историческую мелодраму «Призраки Тадж-Махала». Приятно было сидеть с соленым попкорном в темном зале и – затаив дыхание – следить за происходящим на экране. Будто мы и в правду влюбленные парень и девушка.
Да. Приятно. И одновременно – неописуемо больно. Потому что – на самом деле – у нас не любовь, а только непонятная «дружба». Потому что Малика спит с каждым, кто заплатит.
Малика стала моей музой. Со дня девятнадцатилетия Малики – который мы провели вместе – я с особой остротой почувствовал себя поэтом.
До сих пор мне приходилось наизнанку выворачивать мозг – чтобы, кряхтя, родить хоть строчку в духе Низами или Саади. А теперь стихи сами лились из меня – успевай только записывать. Казалось: их шепчет мне ангел, сидящий на моем правом плече.
Только стихи рождались совсем не похожими на произведения моих любимых восточных поэтов. Следуя за помахивающей разноцветным хвостом птицей-вдохновением – я, себе на удивление, освоил абсолютно иной стиль. И писал уже не просто о женской красоте, жасмине и мотыльке – а обо всем, что происходило со мной. Что будоражило мне ум и заставляло сильнее колотиться сердце.
Стихи получались – например – такие:
Мама, не плачь. Я люблю проститутку.
Мама, родная, ты дай мне совет.
Эта красотка в распахнутой куртке –
Ярче, чем лунный и солнечный свет.
Розы алее те губы в помаде.
Жаркую молнию мечут глаза.
«Кроме тебя никого мне не надо» –
Эти слова я не смог ей сказать.
Красться за нею хотел бы я тенью –
Сердце обречь на блаженную боль.
И наблюдать, как мой ангел за деньги
Дарит чертям и шайтанам любовь.
Мама, прости. И скажи, что мне делать.
Буду, наверное, деньги копить.
Лотосы, звезды и женское тело –
Все продается, все можно купить.
Да. Навои, Джами и Хафиз грезили о сказочной гордой пери, взглядом сражающей наповал. О прекрасной девственной гурии – спустившейся из заоблачных райских садов. А я?.. Я слагал стихи о проститутке. О распустившемся у помойной ямы забрызганном грязью синем цветке.
Похотливые дядечки волосатыми ручищами мнут плодики-груди Малики, наставляя рога своим женам!.. Эта мысль ни на мгновение меня не оставляла – как вьющаяся вокруг головы оса.
Я сгорал в костре глухой ревности, точно жалкая хворостинка. И стал худым – будто эта самая хворостинка или зубочистка. За обедом кусок становился мне поперек горла.
По ночам я долго ворочался, комкая простыню. А когда – наконец – закрывал глаза, видел в страшном сне: перебросив Малику через плечо, косматый дэв (то ли гоблин) уносит мою красавицу в черную пещеру.
Иногда – стоя у зеркала – я нервно улыбался своему двойнику. И удивлялся: как? – это я?.. Я начинал учебный год мальчиком-зайчиком. Послушным внучком своей бабушки. Усердным студентиком – у которого и в мыслях не было пропустить без уважительной причины (такой, как падение метеорита) хоть одну лекцию… А сегодня?..
Сегодня я почти как взрослый. Пока другие студиозусы клянчат деньги у пап-мам, чтобы «сжечь» эти червонцы в ночном клубе – я зарабатываю сам. Бабушка варит мне жирные супы и печет пироги. Но по правде я в состоянии обеспечить себя пропитанием – пусть не таким обильным и сытным.
Да что там питание!.. Мне по карману снять комнату – и съехать ко всем чертям от бабушки. Начать самостоятельную жизнь. Обедать крольчатиной и ананасами тогда не получится. Зато я – как взмывшая в лазурное небо птица – упьюсь сладким воздухом свободы.
И за то, что я вырос из детских штанишек – которые затрещали на мне по швам – я должен благодарить Малику. Это она разожгла в моей груди огонь. Именно после того, как я увидел за прилавком свою красавицу – я захотел меняться. Если б не Малика – я так бы и остался прыщавым студентиком без сексуального опыта. Вгрызающимся в фолианты законов и кодексов – чтобы дорогой бабушке на радость выпуститься из университета с красным дипломом. (И не беда, что с опухшим фиолетовым лицом).
Ветер не задует пламя, если жарко горит целая копна сена. Наоборот: разнесет искры – дав распространиться пожару. Так дело обстояло и с моей эмансипацией. (Господи, словцо-то какое!..).
Устроившись на работу в зоогостиницу – я стал меньше зависеть от бабушкиных денежных подачек. Но я не мог на этом остановиться. Хоть ржавыми ножницами – я должен перерезать пуповину, соединяющую меня с бабушкой. Съехать в съемную комнату.
Или я сломаюсь. Уволюсь из кошачьего отеля – и снова буду покорно жевать бабушкины пироги и зубрить юриспруденцию. Чтобы в недалеком будущей сделаться клерком в очках и вязаном свитере. Записывать клиентов на прием к адвокату. Хвостом паршивой овцы трястись перед начальником…
Огонь либо потухнет – либо разрастется в пожар. Третьего варианта – не дано.
Я закусывал нижнюю губу. Нет. Я не сломаюсь. Не сломаюсь. Не сломаюсь!..
Но чтобы не сломаться – надо было действовать. Не ждать, что все само собой получится. А я топтался на месте. Я только в воображении собирал вещи и съезжал от бабушки. А на деле продолжал пить коктейли, хлебать уху и писать стишки.
К решительному шагу меня подтолкнули Малика… и бабушка.
Однажды утром (я уже открыл глаза – но еще не вылез из постели) мой смартфон пикнул. Я посмотрел: сообщение от Малики.
«Привет, ежик. Ты как?..»
«Привет. Норма, – настрочил я в ответ. – Как сама?..».
«Не очень. В хлам разругалась с соседкой по коммуналке».
Я отправил Малике несколько выражающих сочувствие смайликов.
«…Ты представляешь: эта самка мастодонта каждый раз оставляет после себя плиту залитой жиром. И при этом мне предъявляет претензии. Как будто не она, а я насвинячила. Прям глаза хочется выцарапать этой толстой жабе!..».
«Может – пожаловаться квартирохозяйке?» – не зная, как поддержать Малику, написал я.
«Не в моем стиле жаловаться, – ответила Малика. – Я – на самом деле – давно хочу снять новое жилье…».
Я снова прислал смайлик.
«Слушай, – написала Малика. – А почему бы нам совместно не арендовать квартиру?..».
Я не успел ничего ответить – а Малика продолжила:
«Мы же оба работаем. Вполне потянем аренду хаты где-нибудь в живописном пригороде. Далековато от метро – ну да не беда. Зато нам не придется делить жилплощадь с чужими людьми… Ну что?.. Согласен?.. Не век же тебе сидеть под крылом у бабушки…».
Слова про бабушкино крыло – зацепили мое самолюбие. Нет – я не послушный внучок!.. Я способен отвечать за себя сам!.. А перспектива жить с Маликой под одной крышей – поманила меня, как сыр мышонка.
«Согласен», – написал я Малике.
«Вот и славненько. Собирай вещи. Квартиру мы найдем быстрее, чем успеем вздохнуть».
Ближайший выходной я посвятил сбору вещей. Оказалось: их у меня не так уж и много. В один мешок поместились мои любимые книги: «Лейли и Меджнун» Низами – «Фархад и Ширин» Навои – томик Саади – лирический сборник Хафиза… В другой – свитера, носки, брюки, рубашки и прочее тряпье. Все остальное барахло я втиснул во вместительную сумку-тележку.
Я теперь – буквально – сидел на чемоданах. Ожидая только отмашки от Малики: «Есть подходящая квартирка. Едем смотреть!..». Но неизвестно, сколько бы я тормозил, боясь покинуть родное гнездышко, если б не… бабушка.
За кухонным столом я перемалывал пирог с мясом, луком и томатом и тупо пялился на фикус в кадке – когда вдруг нарисовалась отложившая вязанье бабушка и встала передо мной, как оловянный солдатик «по стойке смирно». Окаменелое лицо, по-змеиному пронзительный немигающий взгляд бабушки – не предвещали ничего хорошего.
– Мне. Нужно. С тобой. Поговорить, – железно отчеканила бабушка.
– А?.. – я чуть не подавился плохо прожеванным куском пирога.
– Мне. Нужно. С тобой. Поговорить, – суровая, как снежная королева, повторила бабушка.
Я отодвинул тарелку с пирогом – и облизал пальцы. Сердце мое забилось сильнее.
– Последнее время ты на себя не похож, – не меняя ледяного тона, перешла бабушка к сути дела. – Расхлябанный. Неряшливый. Нервный. Уж не знаю, о чем ты думаешь – но явно не о том, как успешно сдаться в летнюю сессию. И пропадаешь ты допоздна – конечно – не в библиотеке факультета. А дома я тебя вообще с учебником не видела. Ты если и читаешь – то только черта своего нерусского, Низами…
Я сглотнул и напрягся, как струна. Почувствовал: лицо мое пылает. А бабушка – даже с каким-то вдохновением (я бы сказал: остервенением) продолжила плющить мне мозг кувалдой тяжелых слов:
– От тебя – как от сиятельного индонезийского принца – не добьешься ответа на простой вопрос: как у тебя дела?.. Что там у тебя с учебой – я понятия не имела. Так что – уж не взыщи, сударь!.. – я позвонила куратору твоей группы…
– Ты позвонила куратору?.. – чувствуя, как во мне что-то закипает, одними губами прошептал я.
Нет, до чего бабушка дошла в стремлении контролировать мою жизнь!.. У меня за спиной звонит куратору!.. Я что – должен отчитываться в каждом шаге?.. Может мне и в туалет – пардон – отпрашиваться?..
А бабушка вколачивала гвозди мне в череп:
– Я позвонила куратору. Инессе Леопольдовне. Спросить: а как у моего мальчика дела в университете?.. И что мне ответила Инесса Леопольдовна?.. Сказать – или сам догадаешься?.. Она ответила, что золотой мой внучок показывается в институте – в лучшем случае – раз в неделю. Пропустил два коллоквиума. Как прикажешь это понимать?..
Я отодвинул тарелку с пирогом. Вытер салфеткой рот. Поднялся на ноги. Губы мои дрожали. Но не от страха – а от возмущения.
– Ты звонила куратору?.. – снова выдохнул я. – С какой стати ты шпионишь за мной?.. Но – если тебе так важно знать… Я устроился на работу… Да!.. Я уже не первый месяц работаю… И у меня достаточно денег, чтобы снять жилье… Так что теперь я ухожу…
– Что?.. Как?.. – только и выдавила бабушка. Похоже – мои слова ее огорошили.
Бабушка – видимо – готова была услышать, что я пропадаю по ночным клубам. Что я связался с дурной компанией – с которой заливаю водкой глаза или, не дай бог, курю марихуану. Но то, что милый внучок, оказывается, зарабатывает деньги – стало для бабушки потрясением хуже разлома земной коры.
А я – раз уж начал – решил идти до конца:
– Я больше не пушистый птенец. У меня отросли перья и окрепли крылья. Теперь я способен летать!.. Спасибо тебе, что поила и кормила меня столько лет. Я перед тобой в неоплатном долгу. Но ты меня не удержишь: я ухожу – ухожу, чтобы начать самостоятельную жизнь!..
– Но… – попыталась что-то сказать бабушка, но осеклась.
Она застыла каменным изваянием – точно встретилась взглядом с Медузой Горгоной.
Я решительно повернулся – и вышел из кухни.
Прихватив из своей комнаты мешки с книгами и тряпьем, покатив сумку-тележку – я покинул квартиру.
Когда я спускался в лифте – в груди у меня покалывало. Я отдавал себе отчет в том, что жестоко обошелся с бабушкой. Наверное, это нестерпимо тяжело – годами ухаживать за дитятей, как за экзотическим растением в горшочке, а потом услышать от возмужавшего чада: «До свидания. Я ухожу. У меня своя дорога».
Но что поделать?..
Я ведь не тропический цветок в расписной вазе. Не золотая рыбка в аквариуме. Я живой человек. Я вырос – и начал задыхаться от навязчивой бабушкиной опеки. Икринка превращается в головастика. Головастик – в лягушонка. А лягушонку надо свободно прыгать…