Больше чем деньги. Финансовая история человечества от Вавилона до Уолл-стрит

Глава 3
Империя Вечного города

Границы истории греческого мира размыты и туманны, и начиналась эта история в легендарные незапамятные времена. А вот для римлян эти границы оказались четко определены: от основания Рима (753 до н. э.) и до его падения (476 н. э.). Больше тысячи лет – немало. Греки, прямые потомки банкира Пасиона, и сегодня живут в той же стране. А вот римлян больше нет^[38]. Однако их главный город – поистине Вечный город – остался.

Первый образ Рима сложился у меня в детстве, когда я листал чудом попавшую в библиотеку маленького шахтерского поселка «Историю Рима» Теодора Моммзена – мрачные и тяжеловесные серые тома, изданные в русском переводе в конце 1930-х гг. Вот и Рим мне казался таким же – тяжеловесным, серым и мрачным. Образ Греции представлялся совсем другим – как рисунки к «Одиссее» Гомера, которую я тоже листал в те годы. Море, корабли, веселые бородатые греки, отважный путешественник Одиссей… А у Моммзена не было рисунков – все строго, в имперском духе. Законы, философы, императоры. Легионеры в шлемах и флаги с орлами – прямо как немецкие парады 1930-х гг. Впрочем, это всего лишь детские впечатления. И происходило это давным-давно…

Римляне многое позаимствовали у греков, но их мир был мало похож на греческий. И дело даже не в любви к кровавым зрелищам (бои гладиаторов), не свойственной грекам. Дело в империи^[39]. В истории их было немало, и каждая считала только себя единственной настоящей империей в окружении варваров (или врагов, смотря по обстоятельствам). И верила, что она вечная – по крайней мере тысячелетняя. Но приходит время, и любая империя погибает. Ее уничтожают чаще всего не варвары или враги, а утрата веры в исключительность своей правоты. Так случилось и с Римом.

Единое экономическое пространство

Римская империя во времена своего расцвета в первые века нашей эры занимала огромную территорию от Британских островов до Северной Африки и нынешней Турции. Еще большей стала сеть торговых связей империи, такими же взаимосвязанными были и финансовые рынки, что понимали уже тогда. «…Когда очень многие люди потеряли в Азии большие деньги, в Риме, как мы знаем, платежи были приостановлены и кредит упал», потому что «кредит, существующий здесь, и все денежные дела, которые совершаются в Риме на Форуме, тесно и неразрывно связаны с денежными оборотами в Азии»^[40].

По сути, это была новая волна глобализации, начавшаяся после распада недолго существовавшего обширного царства Александра Македонского. Римляне управляли своей империей жестко, и военная сила, представленная бесчисленными легионами, помогла им создать единое экономическое пространство с одной валютой. Целый «Римский мир» – Pax Romana, как они его сами называли.

Поддерживала единое экономическое пространство хорошо разработанная система безналичного перевода денег (лат. permutatio). Когда Цицерон покупал себе дом за 3,5 млн сестерциев, он, конечно же, не вез продавцу три тонны серебряных монет. Покупатель шел к своему банкиру, тот связывался с банкиром продавца, и сделка происходила с помощью записей в учетных книгах финансистов. Так же передавались из отдаленных провинций в Рим налоги – мешки с монетами обычно никто не пересылал. Эта, пожалуй, самая важная финансовая инновация римлян стала основой всем нам знакомых денежных переводов.

Во время расцвета империи в Риме проживало более миллиона человек, и он оказался самым большим городом мира. Рим был невероятно богатым, там сосредоточилось огромное количество золота и жило много очень состоятельных людей. У Красса, которого называли самым состоятельным человеком в Риме, имущество оценивалось в 170 млрд долларов в современном эквиваленте, а у императора Августа еще больше – 4,6 трлн^[41].

Среди римской элиты сложился настоящий культ роскошной и праздной жизни. Считалось, что настоящее богатство – это земля, на втором месте были дорогие дома. Поэт Марциал писал, что богат тот, у кого есть дом с сотней колонн, сундук с золотом, большие земельные владения (в том числе на берегах Нила в Египте) и множество должников, взявших деньги под хорошие проценты. Римский богач покупал и продавал земли, а также получал прибыль от того, что давал деньги взаймы. Он хорошо усвоил простую истину: деньги нужно выгодно давать в долг. Или тратить в свое удовольствие – жить в роскоши в богатом доме из белого мрамора, пить вино из хрустальных кубков в окружении огромной свиты рабов, рабынь и всякой прислуги.

Изобилие свободных капиталов появилось в Риме после того, как в 30 г. до н. э. был захвачен Египет – богатейшая древняя страна. Можно даже сказать, что захват Египта изменил судьбу Рима и ускорил создание империи. В долине Нила находились огромные сельскохозяйственные угодья, и, когда Египет стал римской провинцией, цены на зерно в Риме сильно упали. А потом и стоимость кредита снизилась с 12 до 4 %. После этого начался общий экономический подъем (обычный во времена обилия дешевого капитала) и бум на рынке недвижимости. Недаром император Октавиан Август гордо говорил, что он пришел в Рим, построенный из кирпича, а оставил его потомкам в мраморе. И все благодаря захвату Египта и оттоку оттуда денег в Рим! Дело ведь было не только в зерне – римляне старательно прочесывали долину Нила, собирая налог, который должны были платить все мужчины возрастом от 16 до 60 лет.

«После войн, отдавших во власть Рима Африку и Азию, столь прославившуюся своей промышленностью и искусством, эту школу роскоши и тонкого вкуса, источник бесконечного соблазна, неиссякаемый источник обогащения для публиканов и проконсулов, – после этих войн рост богатства достиг высшей ступени… Рим превратился на несколько столетий в крупный международный рынок богатств», – писал 100 лет назад итальянский историк Джузеппе Сальвиоли^[42].

Впрочем, богатство империи накапливалось, кроме Рима, лишь в нескольких крупных городах. Простые римляне пили в основном воду, а не вино и сами выращивали для себя все, чтобы прокормиться. А многие вообще были близки к черте бедности. Так что государством всеобщего благополучия Римская империя не стала.

Да, Рим в те времена оказался главным рынком всего мира. Здесь накопились огромные запасы золота и серебра, а состоятельное городское население много потребляло. Но этот город мало производил (разве что вино и шерсть, но экспортировались они в небольших количествах). Большинство товаров ввозились в него из провинций империи. Не был Рим и на перекрестке торговых путей. Текущие в него из дальних стран потоки золота создавались только завоеваниями и расширением империи. Остановиться римляне уже были не в состоянии – у них ведь не существовало других источников богатства. Долго ли все это могло продолжаться? Пока римляне верили в свою непобедимость. А вера – вещь зыбкая и непостоянная.

«Жить в истории, покушаясь на ее же законы, – вот судьба, которую избрала для себя Империя. И ее незримый разум поглощен лишь одной мыслью: как не допустить конца, как не умереть, как продлить свою эру»^[43]. Однако после III в. в Римской империи, уходящей своими корнями в глубокую древность, начался упадок. Он ощущался повсюду – в экономике, искусстве и науке. Империя исчерпала свои возможности. Попытки Юлиана возродить дух Античности ни к чему не привели – этот дух не возродился, как не может ожить увядший цветок. Наступили времена всеобщего пессимизма и разочарования.

А потом Рим пал – в 476 г. н. э. его захватили варвары, предки сегодняшних жителей Франции и Германии. Римляне варваров презирали (примерно так же, как кошки презирают собак). А варвары римлян ненавидели (как собаки – кошек), ненавидели всю эту империю с ее легионами. Но в то же время она всегда была для них предметом зависти, чем-то запредельным для понимания. Им очень хотелось считать себя продолжателями традиции Рима, и так родился миф о том, что Римская империя – прародитель Западной Европы.

«…Рим – это связь между древним и новым миром, так как безусловно необходимо, чтобы на земле существовала такая точка, куда каждый человек мог бы иногда обращаться с целью… соприкоснуться со всеми воспоминаниями человеческого рода, с чем-нибудь… осязательным, в чем видимо воплощена вся идея веков, – и… эта точка – именно Рим. Тогда эта пророческая руина поведает вам все судьбы мира, и это будет для вас целая философия истории, целое мировоззрение, больше того – живое откровение», – писал Петр Чаадаев^[44].

Облекать прошлое в удобную форму несложно. Действительно, отчасти и Рим, и весь античный мир, живой и динамичный, подготовили современную цивилизацию (чего не скажешь о Древнем Египте или Вавилоне). Но лишь отчасти. На самом же деле античный мир был гораздо более сложным, чем мы привыкли думать, и его история закончилась с падением Рима^[45]. И если бы гордые римляне узнали, что века спустя потомки каких-то галлов, франков и германцев считают себя продолжателями великой империи, они бы, наверное, долго смеялись.

Форум

Когда все семь холмов Вечного города застроили, нужно было найти место для деловых и личных встреч. Так в долине реки Тибр появились торговые ряды, и скоро эта площадь стала центром города – Форумом, где собирались самые разные люди. Здесь же сидели ростовщики и менялы: жители соседних селений приезжали в Рим с разными монетами, чтобы закупить соль. Ее тогда добывали, высушивая морскую воду, – это делали на плоском побережье недалеко от Рима. Чтобы добраться туда, всем приходилось ехать через город, что стимулировало римскую торговлю.

Вначале на южной стороне Форума располагались «старые лавки» торговцев, а после сильного пожара в 210 г. до н. э. построили «новые лавки». Но и этого скоро стало мало: в Риме жило уже четверть миллиона одних только свободных граждан мужского пола. В 184 г. до н. э. Катон воздвиг базилику, и возле нее начали проводить коммерческие встречи. В конце концов Форум стал главным центром общественной жизни. Именно туда шли, чтобы узнать все новости, сплетни и, главное, цены на рынке. С 59 г. до н. э. там даже можно было прочитать написанные от руки «Ежедневные известия» (Acta Diurna), ставшие далекими предтечами наших газет.

На рубеже тысячелетий, во времена Цицерона, количество свободных граждан – мужчин в Риме увеличилось до миллиона, и на Форуме опять стало тесно. Тогда Юлий Цезарь купил землю на северном краю Форума, приказал снести все дома и начать строить там новую площадь и рынок, Форум Юлия, к которому император Август добавил свой Форум Августа. Еще крупнее был рынок, построенный императором Траяном к 114 г. н. э., – он примыкал к рынкам Юлия Цезаря и Августа^[46].

Неподалеку проходила большая торговая улица – улица Этрусков, где находилось множество магазинов: фруктовые, рыбные, торгующие благовониями, самыми дорогими тканями и множеством других вещей, столь необходимых элегантным римлянам. Они, конечно, презирали торговлю и лавочников (как и саму улицу Этрусков), однако в магазины все равно ходили – покупки ведь нужно где-то делать.

На Форуме сосредоточился весь финансовый бизнес – недаром про банкротов говорили: «Foro cedere, abire, a foro fugere» – «обанкротиться, уступить место на Форуме, сбежать с Форума». Финансисты встречались между оградой храма и «священным колодцем» Либона (Puteal Libonis). Его назвали так в честь правителя города – претора Луция Скрибония Либона, по указанию которого в 80 г. до н. э. колодец построили на месте, куда ударила молния. Находился он недалеко от храма Кастора^[47], в котором хранили свои деньги менялы. В речи «За Сестия» Цицерон упоминал о ростовщиках, всегда толпившихся между колодцем и храмом. Там образовалась целая финансовая тусовка, где договаривались о кредите и рассчитывались по предыдущим долгам.

Аргентарии

В Древнем Риме государство не вмешивалось в предпринимательство, и на огромной территории с единой валютой, безопасными дорогами и морскими путями были созданы все условия для процветания торговли и финансовых услуг. В Риме хватало не только свободных капиталов, но и финансовых посредников, хорошо знавших свое дело. Деньги в долг давали представители всех сословий римского общества – от сенаторов до простых свободных граждан и даже вольноотпущенных рабов. Однако основными посредниками стали так называемые всадники и аргентарии.

Всадники представляли собой состоятельную римскую финансовую аристократию и были следующим после сенаторов социальным классом римского общества. Занимались они в основном крупной торговлей, а наиболее активная их часть, публиканы, брали у государства подряды на сбор налогов в провинциях (о публиканах мы еще поговорим подробнее дальше). Однако публиканы не оказывали банковских услуг, за исключением выдачи обычных ростовщических кредитов, так что банкирами их не назовешь.

Кроме всадников, деньги в долг давали профессиональные менялы – аргентарии (argentarii), менсарии (mensarii) и нуммуларии (nummularii). Менсарии и нуммуларии занимались только обменом монет. Аргентарии^[48] же предлагали различные финансовые услуги, которые сегодня у нас ассоциируются с банками, – принимали вклады под проценты, выдавали кредиты (естественно, тоже под процент) и проводили операции с текущими счетами своих клиентов.

Аргентариев принято считать первыми банкирами. Они появились в конце IV в. до н. э., примерно на 100 лет позже, чем греческие трапезиты. Первоначально они, как и трапезиты, сидели за своими столиками и занимались обменом монет («Меняло с кучей здесь Нероновых денег // О грязный стол гремит монетой со скуки», – писал о них римский поэт Марциал^[49]), а потом занялись кредитом. Банкирские конторы аргентариев находились на центральных рыночных площадях городов, а в Риме они собирались на Форуме.

Кредит стал обычным делом (особенно при покупке недвижимости) – его множество раз упоминали римские историки. Пользовались кредитами чаще всего аристократы и дети богатых родителей. Свободных капиталов тоже хватало, поэтому их владельцы охотно давали деньги в долг. Так поступали и глава римского сословия всадников Аттик, и Юний Брут, да и другие. Правда, в долг давали через подставных лиц или банкиров. Ведь ростовщичество долгое время было запрещено и предоставление кредитов могло стоить репутации. А для римлян она была очень важна.

Римские аргентарии были влиятельными людьми, но относились к ним, как и в Греции, по-разному – по обстоятельствам. Хотя Петроний в «Сатириконе» (LVI) отзывался о них с уважением: «…Чье… самое трудное занятие, после литературы? По-моему, лекаря и менялы… Меняла же сквозь серебро медь видит»^[50].

Вначале аргентарии выдавали кредиты и принимали депозитные вклады. В І в. н. э. перечень их услуг расширился. Появились и безналичные платежи, и перевод денег (permutatio), и прототипы векселя – долговые обязательства синграфы и хирографы. Цицерон, не раз бравший кредиты, упоминает в своих речах многих финансистов. Это его друг и личный банкир Тит Помпоний Аттик, Луций Эгнаций, Марк Клувий, Гай Весторий, Тит Пинний, Марк Лений, Квинт Миндий и многие другие.

Но не эти финансовые услуги стали главной инновацией римлян, их вкладом в созидание финансового мира, а нечто совсем другое, чего раньше не существовало в истории, – система права. Право, которое так любили систематизировать римляне, и особенно коммерческое право (оно вполне сложилось к ІІІ в. до н. э.), стало неотъемлемой частью империи. Почему именно римляне оказались творцами права? Думаю, что в их стремлении создавать четкие законы, определяющие разные стороны повседневной жизни, было нечто общее со стремлением создать империю. Это желание все упорядочить, все контролировать и формализовать.

Система коммерческого права четко определила сущность кредитных операций. Так произошел их переход из сферы обычаев в сферу правовых понятий. Это обеспечило защиту собственности и повысило готовность к риску во всех финансовых услугах. А изобилие свободного капитала, доступность кредита и готовность рисковать – основа всех радикальных финансовых инноваций.

Какой процент брали аргентарии за кредиты? Он зависел от экономических и политических обстоятельств. Первоначально, в 452 г. до н. э., был установлен фиксированный процент за кредит – 8,5 %. В 342 г. до н. э. кредиты под проценты полностью запретили для граждан Рима, но этот закон легко обходили – давали и брали кредиты через посредников, неграждан или вольноотпущенников. В 88 г. до н. э. Сенат снова разрешил кредиты и установил процентную ставку – 12 % годовых. Желающих дать свои деньги в долг оказалось так много, что цена кредита скоро снизилась до 4 % годовых. Понятно, что все старались взять в долг на более выгодных условиях. Цицерон в одном из писем упоминал, что цена потом снова выросла с 4 до 8 %. А в другом письме просил найти ему кредитора, готового дать хотя бы под 6 % годовых.

Впрочем, такие условия были только в столице. В провинции приходилось платить гораздо больше. В Сицилии – 24 %, а в более отдаленных провинциях стоимость кредита могла доходить до 48 % и даже выше. Римские финансисты и политики использовали эту разницу для своей выгоды – брали деньги в долг в Риме и давали кредиты в провинциях под огромные проценты^[51].

Интересная история связана с Юнием Брутом. В 56 г. до н. э. жители города Саламин на Кипре (этот древний город находился в шести километрах от современной Фамагусты), обремененные непомерными налогами, послали своих гонцов в Рим, чтобы взять кредит. Однако принятый незадолго до того закон Габиния запрещал жителям провинции брать деньги в долг в Риме, чтобы они не обогащались на разнице процентов. Влиятельный Брут решил нажиться на этом и ради такого выгодного дела обойти закон. Он предложил саламинцам деньги в долг под 48 % годовых. Тем ничего не оставалось, кроме как принять условия Брута. Когда пришло время получить проценты, он отправил своего представителя Скаптия с военным отрядом – на всякий случай. И отряд таки пригодился. Саламинцы заявили, что у них нет денег платить проценты. Скаптию пришлось взять в осаду здание, где заседал городской совет. Осада длилась долго – пять членов городского совета умерли от голода. Но денег саламинцы так и не заплатили – видимо, действительно нечем было. Скаптию пришлось снять осаду и вернуться ни с чем.

Потом римского правителя провинции Киликии (в нее входил тогда и Кипр) Аппия Клавдия сменил Цицерон. Скаптий снова стал просить у него военный отряд, чтобы выбивать долги из саламинцев. Но Цицерон не поддержал эту идею: он хорошо понимал, что саламинцам дали деньги в долг под 48 % с явным нарушением закона. При этом он не знал, что деньги давал его друг Юний Брут, и думал, что это дело Скаптия. Потому он постановил, чтобы долги заплатили за прошедшие шесть лет из расчета 12 % годовых, а также проценты на проценты. Скаптий настаивал на своем, ссылаясь на расписку. Но Цицерона раздражала эта откровенно спекулятивная сделка. И тогда Скаптию пришлось признаться, что деньги-то на самом деле Брута. Цицерон оказался в затруднительном положении. Ссориться с Брутом ему не хотелось, но и уступать Скаптию он из принципа не желал. Поэтому он устранился от этого дела – перестал в него вникать. Вскоре назначили другого правителя Киликии, и чем все закончилось, мы так и не знаем.

Гай Рабирий Постум – история банкротства

Гай Рабирий Постум был из тех, кому знакомы все пути для добывания денег. Этот банкир и сын богатого публикана жил во времена Юлия Цезаря. Рабирий ввязывался во всевозможные аферы, брал на откуп сбор налогов, давал кредиты богатым частным лицам, царям и целым провинциям. Гай хорошо чувствовал, какое дело действительно выгодное, а с каким не стоит связываться. И постоянно получал хорошую прибыль. Многие сделки он совершал на собственный страх и риск, но часто давал возможность заработать своим многочисленным друзьям. Поэтому Рабирий Постум имел такую популярность в Риме. Но однажды чутье подвело его – Гай не диверсифицировал свои риски, проще говоря – сложил яйца, а вернее деньги, в одну корзину.

В 59 г. до н. э. царь Египта Птолемей XII Авлет наконец добился признания со стороны Рима – Юлий Цезарь объявил его другом и союзником империи. Однако римский историк Светоний утверждал, что все происходило не так просто и Птолемей заплатил за это признание 6 тысяч талантов. Говорили, что эти деньги дал царю Гай Рабирий, а Цезарь (между прочим, друг банкира) гарантировал тому, что власть Птолемея над Египтом крепка и он без проблем скоро вернет долг с процентами.

Но уже в следующем, 58 г. до н. э., когда Птолемей начал слишком жестко собирать налоги с подданных, чтобы расплатиться с долгами, те восстали и изгнали его. В 57 г. до н. э. царь прибыл в Рим просить помощи. Ну и, конечно же, еще денег. По слухам, Рабирий дал ему в долг чуть ли не весь свой капитал. Но главное – дал под 100 %! Ведь Птолемей оказался в безвыходном положении. Хотя, может, он и тогда уже решил, что не будет отдавать долг, потому и согласился на такой невероятный процент.

А Гай Рабирий считал, что дело более чем выгодное, и ему пришлось самому брать капиталы у своих друзей. Когда Птолемей прибыл в Рим просить поддержки у Сената, роскошную царскую свиту тоже пришлось оплачивать банкиру. А потом еще и давать деньги самым влиятельным сенаторам, чтобы привлечь их на свою сторону. Не знаю, закрадывались ли у Рабирия сомнения, но пути назад уже не было – нужно было довести дело до конца, чтобы не потерять свои капиталы. Всем тогда в Риме казалось, что власть Птолемея быстро восстановится и тех, кто его поддержал, царь щедро отблагодарит. Так что не один Рабирий помогал изгнаннику – в это включились и полководец Помпей, и правитель Киликии Лентул, и многие другие влиятельные лица.

Однако началась борьба группировок в Сенате, и, чтобы не усиливать напряженность, сенаторы вообще отказали в помощи Птолемею. Тогда Рабирий посоветовал царю просить помощи у проконсула Сирии Авла Габиния. Банкир знал, что Габиний будет готов на все ради денег. Ему пообещали огромную сумму – 10 тысяч талантов, если он нарушит постановление Сената и поможет Птолемею. У Габиния в Сирии были войска, в 55 г. до н. э. они вошли в Александрию и вернули власть Птолемею. Когда Рабирий узнал об этом, он сразу же отправился к Птолемею забрать свой огромный долг с не менее огромными процентами. Гай Рабирий даже согласился принять должность диойкета Египта (что-то вроде министра финансов) и начал жестко собирать налоги с народа – и для себя, и для Габиния.

Однако возникло массовое недовольство, и Птолемей забеспокоился, как бы его снова не свергли с престола. Да и не хотел он отдавать долги. К тому же появился повод избавиться от своего кредитора – и царь посадил Рабирия в тюрьму за сбор непомерных налогов. Банкир понял, что дело плохо, и в 54 г. до н. э. ему как-то удалось бежать из Египта, подкупив нужных людей. Он уже внутренне согласился потерять огромные деньги, лишь бы спасти свою жизнь. К тому же он, пока был министром, закупил много всяких египетских товаров (папируса, льна, стеклянной посуды), которые пользовались спросом в Риме, и загрузил ими несколько кораблей.

Когда он прибыл в столицу империи, там сразу разнеслись слухи о возвращении банкира, о якобы огромных богатствах, привезенных на этих кораблях, и об отдельном судне, груженном золотом. Однако ценность груза сильно преувеличивали. На деле же египетские товары Рабирия продавались плохо, а корабля с золотом вообще не существовало. Закончилось все тем, что банкир полностью разорился. Вдобавок в том же 54 г. к суду привлекли Габиния (он ведь за взятку нарушил постановление Сената), а вместе с ним и Рабирия – как участника этого дела.

В Риме все только и говорили об этом. Как обычно, бесчисленные друзья сразу отвернулись от финансиста, а завистники распространяли слухи, что он притворяется банкротом, чтобы скрыть свое состояние от кредиторов. Однако Цицерон не покинул банкира – он помнил, как во время изгнания именно Рабирий его поддерживал и давал денег. Знаменитый и влиятельный оратор везде защищал Рабирия, в том числе в суде. А главное – за банкира заступился могущественный Юлий Цезарь. Так что Гай Рабирий Постум, потеряв богатство, хотя бы сохранил свободу и честь. Правда, ему пришлось отойти от крупных дел, но позора и нужды он избежал.