– Подожди! Давай обсудим.
– Я в душ. Вернусь, и обсудим.
Я слушал, как она шлёпает босиком, как шуршит одеждой. Как льётся вода, омывая её кожу – нежную, гладкую. Горячую.
А потом хлопнула входная дверь.
Она ушла.
Не оставив ни надежды, ни имени.
* * *
– Вы опоздали на четыре минуты.
– Бывает.
– Господин Спрутс передаёт вам своё неудовольствие.
В другой раз я бы сказал, в какое именно отверстие он должен засунуть своё неудовольствие. Но сейчас я любил весь мир, в том числе этого нескладного секретаря, составленного из хромированных трубочек и стекла.
Я даже Спрутса сейчас любил. Триллионера, торговца рабами и наркотиками, наживающегося на всех способах убийств и саморазрушений.
И дело было совсем не в полумиллионе монет. Ещё пара таких предложений, и можно будет завязывать с наёмничеством. Тогда хватит на Мечту. Да, дело было не в нулях, а в жарком дыхании и протяжном стоне, которые до сих пор бродили в моей голове и заставляли глупо улыбаться.
– Извини, приятель. Эта ваша Миля… Задержался немного.
– Ваш конкурент тоже шёл через Милю, но не опоздал.
– Ладно.
– Сдайте оружие.
– Я пустой.
Секретарь распахнул дверь:
– Господин Спрутс ждёт вас.
Тусклый фиолетовый свет. Запах плесени и сырость. Не сразу разглядел мерцающую алмазную ванну, из который на миг выглянули выпуклые глаза. Головорукий забулькал:
– Я рассмотрел кандидатуры лучших наёмников Галактики и остановился на двух. Первый – Макс Шадрин, без гражданства, гоминид.
Вспыхнул прожектор и осветил меня: я продолжал глупо улыбаться, но этого никто не видел – шлем скрывал лицо.
– Второй – Диан, система Дракона, раса не определена.
Я вздрогнул, упал на колено и начал хлопать себя по пустой кобуре. Мамина печень!
В двадцати метрах от меня чёртов рогач яростно дёргал клапан разгрузки, тоже ища оружие – и не находя.
Я отпрыгнул в сторону, чтобы уйти с линии огня, но только ударился о стакан силового поля. Спрутс застраховался от того, что участники перебьют друг друга до начала вечеринки.
– Пустите меня! – ревел трёхметровый урод, бросаясь на прозрачную стенку. – Я вырву ему кишки.
– Не лопни, пресмыкающееся. Ещё неизвестно, кто кому ливер выпустит.
Спрутс захихикал:
– О, я правильно выбрал соперников. По крайней мере, состязание будет бескомпромиссным.
– К чёрту состязание! Выключите поле, я сожру его требуху.
Как его прихватило, болезного. Ну да, я поступил непорядочно: подрезал контейнер с плутонием, который Диан отбил у имперских геологов. А нефиг зевать!
– Я половину экипажа потерял! Какие были ребята! А этот утырок увёл хабар без единого выстрела!
– Лошара ты, а не дракон, – парировал я, – кто же тащит ценный товар на буксире?
– Отдайте мне Макса! Я его два года ищу по всей Галактике.
– Я вам не передача гипервидения «Ищу тебя», – резонно заметил Спрутс, – после состязания хоть жрите друг друга, хоть в дёсны целуйтесь.
Целоваться с рогачом! Меня аж передёрнуло.
– Сообщите условия, – буркнул чужак. Торчащие во все стороны отростки топорщились на его скафандре, делая похожим на взбесившегося дикобраза.
– Я эстет и философ, – забулькал Спрутс, – ценю прекрасное, изучаю психологию низших рас. Ещё люблю игры. В моём дворце есть бесценная коллекция поющих жемчужин из метановых морей Юпитера, и библиотека, которой позавидует университет Империи.
К чему это он?
– Но жизнь моя скучна. Трудно найти новое развлечение. Поэтому вы сыграете в необычную игру.
– Лишь бы не в ящик, – не удержался я.
– Как повезёт. Итак, вы сыграете в игру, и кто победит – тот и получит награду. Если, конечно, кто-нибудь уцелеет до финального раунда.
– В каком смысле – «уцелеет»? – опередил с вопросом рогач.
– Состязание серьёзное, без дураков. Оружие боевое. Если кого-то из участников пристрелят, то это его проблемы. Но зато и приз достойный: пять миллионов монет.
Ого! Это в десять раз больше обещанного. И на Мечту хватит. Но я всё равно проворчал:
– Думал, будет привычная работа: свергнуть какого-нибудь короля или угнать танкер со столетним коньяком. А не бирюльки.
– Если окурок не хочет участвовать, то сразу отдайте деньги мне, – сипит рогач.
Вот уж хрен в грызло!
– Что за игра? – спрашиваю я.
– «Городки». Древняя игра твоих предков, Макс.
Диан проявляет неожиданную осведомлённость:
– Знаю! Надо называть планеты и поселения по очереди.
– Это «города», а тут «городки», – поясняет Спрутс, – уничтожение условных фигур методом бросания палок.
– Палки кидать – это другой вид спорта, – не удерживаюсь я.
Странно, но рогач хихикает. Спрутс, разумеется, не понимает.
– В моём варианте игры не обрезки дерева, а оружие разных типов. Я арендовал полигон местной гвардии, всё будет происходить там. В настоящей игре пятнадцать этапов, но вам хватит и трёх. Последняя точка – холм, на вершине ящик с монетами. Кто первый дойдёт, того и бабки. Стрелять друг по другу вам не возбраняется, но вряд ли у вас будет время на такие глупости, детки.
– Добро, – сипит рогач.
– Согласен, – говорю я.
И проваливаюсь в какую-то трубу.
* * *
Плюхаюсь в болото – только брызги в стороны. Испуганная цитрусовая лягушка надувается до размеров космокатера и лопается, забрызгав меня лимонными ошмётками. Пытаюсь встать – и тут же начинаю тонуть. Вонючая жижа заливает блистер шлема, сдув не справляется, ничего не вижу. Над головой бухает что-то горячее, даже сквозь грязь ослепляет вспышка, меня вдавливает в трясину. Что за ботва?!
Я ползу наощупь, выдирая ноги из проваливающегося ила. Сдираю шлем, отбрасываю – и вижу островок. Туда!
Вновь распухает оранжевый шар.
– Бамм!
Меня обстреливают, мамина печень. Шрапнель выбивает густые фонтаны из ряски.
– Первая фигура! – грохочет из выси голос Спрутса. – Для Макса – «пушка», для Диана – «стрелка». Ищите своё оружие. Удачи, ребятки.
Хохот переходит в бульканье.
Выкарабкиваюсь на островок. Лежу, пытаюсь отдышаться. Оглядываюсь и вижу зелёный ящик. Надеюсь, там самонаводящаяся ракета килотонн на двадцать.
– Бамм!
Похоже, меня взяли в вилку, и следующий разрыв снесёт мне башку. Метко бьют, зараза. А, вот в чём дело: над болотом жужжит небольшой коптер. Оттуда высматривают, гады, и корректируют огонь. Открываю ящик. Вытаскиваю содержимое, пялюсь. Трясу кулаком в небо:
– Спрутс, чтобы ты собственной икрой подавился!
Громовое бульканье мне ответом.
В ящике идиотский набор для дошкольника, забавляющегося в бассейне-лягушатнике: маска, трубка, игрушечный пружинный пистолет для подводной охоты. Из такого селёдку не оглушишь – только разозлишь.
– Бамм!
Напяливаю маску, закусываю загубник. Ничего не видно. Плыву по наитию. Изредка выныриваю, чтобы сориентироваться: чёртовы пушкари меня потеряли, снаряды рвутся позади. Где-то к востоку небо расцвечивают алые стрелки – там, видимо, бултыхается рогач. Не до него.
Пушка всё ближе. Я выглядываю на полглаза и немедленно погружаюсь в густую тьму, чтобы не засекли. Захожу с фланга.
Вот они. Расчёт возится у орудия: наводчик прилип к прицелу, командир что-то орёт в рацию. Замковый скучает, заряжающие стоят с тяжёлыми снарядами. Их пятеро, я не справлюсь.
Над позицией зависает коптер-корректировщик: это с ним ругается главный канонир. Пилот высовывается по пояс и размахивает руками: похоже, он растерян.
У меня один шанс из миллиона. Ничего, бывало хуже. Выныриваю, встаю (широко расставленные ноги сразу начинают погружаться в жижу, но я не думаю об этом).
Секунда. Успокоить дыхание, принять стойку.
Вторая. Вытянуть руки с пистолетом. Не дрожите, мамина печень!
Третья. Лётчик смотрит на меня. Близко: я вижу, как у него отваливается челюсть. Плавно нажать на спуск.
Хлопает пружина. Алюминиевый трезубец летит прямо в лицо пилота. Бедняга падает на рычаги, винтокрылая машина с рёвом врезается в пушку, калеча орудийный расчёт и расшвыривая лопастями кровавые ошмётки. Вспухает огненный шар.
Я едва успеваю нырнуть. Меня бьёт, крутит и несёт: сдетонировал боекомплект, осколки рвут болотные кочки и распарывают трясину в сантиметрах от меня.
Выползаю. Сдираю маску. Дышу, морщясь от удушливой гари. Надо мной качается ошарашенная стрекоза, вцепившаяся в обгоревшую ветку. Глаза у стрекозы огромные, глубокие, изумрудные.
Как у Неё.
* * *
– Макс, вторая фигура – «часовые». Снимешь караул – значит, повезло.
Оружие нахожу сразу.
– Чтоб ты сдох, животное! – кричу я в зенит.
Этим перочинным ножичком презерватив с первого раза не проткнёшь. Спрутс захлёбывается от хохота.
Ползу, забивая рот и ноздри жижей. Где же их искать? Осторожно осматриваюсь: над топью летают жёлтые мячики и взрываются. У рогача фигура «ракетка». Он – достойный соперник, надо признать.
Ветерок приносит запах дешёвого флотского табака. Морщусь: Полоз украдкой курит такой в корабельном гальюне, потом не продохнуть. Ползу на вонь.
Вижу три силуэта за кустами. Маску и трубку я бросил на прошлой точке, а зря. Вдыхаю поглубже, ныряю, стараясь запомнить направление. Чёртовы пиявки налетают стаей, лезут под комбез, грызут кожу – терплю.
Выныриваю, когда в лёгких не остаётся и молекулы воздуха. Сдерживаю хрип. В ушах звенит, и я не сразу слышу разговор.
– А с кэпом связи нет, Умник?
– Только аварийный канал, на крайний случай.
– Чёрт, долго тут торчать? – знакомый бас. – Тебе, Полоз, в болоте-то хорошо. Тебе и лягушка – невеста. А я бы прошвырнулся по Миле, там такие девки – о-о!
– Не вопи, Верзила. Что, уже кончил в штанишки?
Улыбка расплывается на моём грязном лице, увешанном надувшимися кровью пиявками. Пацаны, мой экипаж!
В последнюю секунду бью себя по готовому заорать рту. Откуда им тут взяться?
– Кабаны, кабаны, нападением сильны, – фальшиво напевает тот, что говорит голосом Верзилы. Вот тут у тебя прокол, Спрутс. Верзила возненавидел «Кабанов» после скандала со сдачей матча и теперь болеет за «Мразей».
Умник не скребёт щёку пятерней, а деликатно чешет согнутым указательным пальцем. А Полоз никогда не балуется с оружием, щелкая предохранителем: давным-давно он отстрелил себе половину ступни.
Я отбрасываю бесполезный ножичек и хватаю корягу. Вскакиваю и луплю лже-Верзилу по спине: он ближе всех.
Хрен бы я вырубил настоящего Верзилу с одного удара.
Гибкий дублёр Полоза уходит от прямого в челюсть, бьёт прикладом под дых. Неплохо: воздух застревает в глотке, в глазах темнеет. Падаю на колени.
В лоб упирается холодный срез ствола.
– Допрыгался, ушлёпок?
Я молчу. Мамина печень, Полоз ни за что не сделает такой ошибки: он выстрелит сразу. Только в дурацких сериалах тычут в противника стволом и ведут задушевные беседы. Почему? А вот почему.
Обхватываю ствол левой, правой – в пах. Вскакиваю, берцем – в колено, правой дёргаю приклад. Бластер у меня, а предохранитель уже снят игривыми пальцами покойника. Вспышка: парню вырывает половину живота. Жутко воняет горелым мясом.
Разношу на брызги валяющегося до сих пор дублёра Верзилы. Теперь – третий.
Он и вправду похож.
– Кэп, – губы его дрожат, – кэп, что ты наделал? Это же ребята… Это я, Умник. Не стреляй, кэп.
Останавливаюсь. Не может быть.
– Как зовут твою мать? Ну?
– Только не стреляй.
– Отвечай живо, ублюдок.
– Моя мать – Ирэн Ольга Якобс.
Вспышка. Голова исчезает, кровь из шейной артерии мгновенно запекается.
Хорошо, что Она не видит меня таким: с бешеными глазами, в брызгах дерьма и мозгов.
– Ты дебил, Спрутс! – кричу я. – У жителей внешних станций нет матерей и отцов. ИОЯ – это аббревиатура, «искусственно оплодотворённая яйцеклетка».
Спрутс недовольно сопит с небес.
– Да кто вас разберёт, теплокровных. Последняя фигура. Официальное название – «пулемётное гнездо», но мне больше нравится старое – «бабушка в окошке». Удачи не желаю.
– Я тебя тоже люблю, каракатица.
* * *
Грохочет без остановки. Отдельных выстрелов не разобрать: тысячи три в минуту, не меньше. Молодые осины толщиной в руку срезает, словно сухие былинки. Не знаю, что там за бабушка, но пулемётом она владеет отменно. В голове откуда-то всплывает странное: «Анка-пулемётчица».
Опять по-пластунски. Хороший пехотинец половину жизни ползает, уткнувшись мордой в грязь. А плохой приподнимается, чтобы оглядеться, на чём его жизнь и заканчивается.
Для последнего этапа скряга расщедрился: волоку музейную пороховую винтовку с оптикой. В магазине – всего два патрона, но и на этом спасибо.
Всё, ближе не подползти. Последние кусты, прореженные бешеной пальбой, дальше – голый склон. Там, на вершине, ящик с пятью миллионами монет. Но на пути – изрыгающий беспрерывные очереди пулемёт. Патронный завод у него там, что ли?
Прикрываю глаза. Загоняю сердце на восемьдесят ударов. Выставляю на прицеле дистанцию и ветер.
Огонь из пламегасителя в окне бетонной коробки слепит, но я знаю: за ним – фигура стрелка. Совсем рядом взлетают фонтанчики, песок бьёт в щёку, но меня уже не остановить. Прицеливаюсь. Палец нежно трогает спусковой крючок.
Я умею нежно, Она знает. Так, не отвлекаться. Возьму хабар и найду Её. Обязательно.
Перекрестье замирает на тёмном силуэте. Удар сердца, теперь есть секунда.
Внезапно пламя в амбразуре гаснет. Я вижу чётко, будто навели резкость.
Ласковая улыбка, лучики морщинок у глаз. Запах мёда и малины.
– Тебе со сливками, внучек?
Моя бабушка.
Палец рвёт курок, и пуля уходит выше. Пулемёт мгновенно оживает, я едва успеваю перекатиться в сторону. То место, где я только что лежал, распарывает очередь, расшвыривая обломки веток и каменную крошку.
Ору проклятия хохочущему Спрутсу. Этого не может быть. От моей бабушки не осталось даже пепла. Все они – мамы и папы, бабушки, смеющиеся зеленоглазые девчонки – превратились в электромагнитную волну, в фотоны, в ничто.
И только изрытый кратерами мёртвый шар зачем-то бродит в мёртвом вакууме.
Смаргиваю никчемную влагу с глаз. Снова чувствую щекой прохладный приклад. Вот она, мишень. Пулемётный выстрел в последний миг выбивает винтовку из рук, расщеплённое ложе распарывает щепкой лоб.
Я снова перекатываюсь. Лежу на спине. Патронов нет. Сил нет. Моя Мечта не сбудется.
Пулемёт смолкает. И отчётливо, сухо щёлкает винтовка. Потом тишина: секунду, две, вечность.
Понимаю не сразу.
Ревёт голос Спрутса:
– Да-да, на последнем этапе вам обоим досталась одна фигура. Диану повезло больше, он завалил пулемётчика. Но так как вы оба по странной случайности живы, вас ждёт бонус: личная схватка. Победителю и достанется ящик на вершине.
Встаю. Покачиваюсь: очень длинный день. Этот кальмар меня доконал.
Бреду по склону. Надо собраться: бью себя по щекам. Подпрыгиваю. Двойка, тройка, снова двойка. Хук, апперкот. Ничего, повоюем. Рогач здоров, но и я делан не пальцем, а совершенно другим устройством.
А вот и враг: метрах в пятидесяти, отстаёт. Его здорово потрепало: приволакивает ногу, обломок последнего рога торчит, словно пенёк сгнившего зуба. Как его взять, трёхметрового? Конечно, на нём не броня, но я понятия не имею, насколько прочны скафандры обитателей системы Дракона.
– Оружие будет? – кричу я Спрутсу.
– Только природное. Зубы, клешни, щупальца.
– И хвосты, – заканчиваю я, – толку-то, скафандр не разгрызёшь.
– Точно, – спохватывается мучитель, – уравняем шансы.
Нервно оглядываюсь, ожидая подвоха. Небо разрывает гром: из-за леса вылетает файтер и стреляет всего дважды, но нам хватает.
Комбез пылает: бьюсь об заклад, что мой рекорд по скорости избавления от снаряжения не будет побит никогда.
Катаюсь по камням, сбивая огонь, одежда превращается в разодранные обгоревшие лохмотья. Отдираю от кожи прикипевшие обрывки ткани и остаюсь голым.
Рогач стоит неподвижно, нелепо раскинув клешни, и только голубые язычки пламени пробегают по тёмно-зелёной поверхности скафандра. Раздаётся треск, и чужак распадается надвое, поднимая обломками тучу пыли.
– Ага, – кричу я, – спёкся!
Пыль оседает, и я вижу…
Поднявшись из обломков скафандра уродливого жителя системы Дракона, ко мне идёт девушка, одетая…
Скажем так: одетая очень легко.
– Что пялишься, хам, – кричит она, – сейчас ответишь мне за угнанный плутоний!
Я стою, замерев.
Чёрные волосы, зелёные глаза.
Она протирает закопчённое лицо.
Одновременно:
– Ты?!
Спрутс нервничает:
– Э-э, чего встали? Игра не закончена.
Я хватаю её за руку и бегу вверх по склону. Остаётся совсем немного, когда она просит:
– Не так быстро.
Я идиот. Её нога распорота и наспех смазана заживляющим гелем, но я не заметил: смотрел только в глаза.
Поднимаю её на руки. Несу.
– Пополам, – говорю я.
– Э, не так резво. А компенсация за контейнер плутония?
Целую в губы.
– Это аванс.
– Ладно. Тогда вот тебе плата за доставку на ручках.
Она отвечает поцелуем – чуть более долгим, чем позволяет ситуация. Опускаю её возле ящика.
– По два с половиной миллиона – неплохо, да?
Откидываю крышку. Замираю. Она смотрит на меня непонимающе. Заглядывает тоже.
– Эй, каракатица! Что за идиотские шутки? Где приз?
Спрутс хохочет. Хохот всё громче и громче, и вот уже заполняет всё вокруг грохотом. Мелкие камешки дрожат и с шуршанием скатываются по склону.
– Спасибо, детки. Развлекли старика. А вот и финал.
Рокочут роторы тяжёлого коптера имперской полиции. Жандармы выскакивают, окружают, берут на прицел. Наклоняюсь, ищу камень потяжелее. Она встаёт в боевую стойку. Мамина печень, я любуюсь, вместо того, чтобы драться.
Шипит парализатор. Последнее, что я вижу – огромные зелёные глаза, пылающие болью.
* * *
– Господин Спрутс, но я не получил приказа от начальства.
– Мне плевать на вашу бюрократию! Я выпущу вас из дворца только после оплаты.
Открываю глаза. Мы сидим спина к спине, она тоже в наручниках. Спрашивает шёпотом:
– Где это мы?
Щурюсь на фиолетовый свет:
– Во дворце этого ублюдка. Как ты?
– Голова трещит и во рту кисло.
– Так всегда после парализатора. Скоро пройдёт.
Диалог триллионера и жандарма продолжается:
– Вы препятствуете имперской полиции?
– Слушай сюда, майоришка, – визжит Спрутс, – здесь Миля, а не твоя вонючая Империя. Мне только знак подать – и вас переработают на консервы.
Я спрашиваю:
– Что тут происходит?
Спрутс плещется в своей ванне. Хихикает:
– Ничего личного, детки, только бизнес. Империя давно разыскивает двух самых опасных наёмников. Посулила за ваши головы или трупы, без разницы, десять миллионов. И закрытие парочки налоговых дел. Так что я и заработал, и немного развлёкся. Спасибо, вы меня дважды порадовали. А теперь заткнитесь, пока я обсуждаю с дядей детали.
Она возится, пытаясь что-то сделать. Потом шепчет:
– Мне никак, а у тебя руки сзади. Ты можешь дотянуться и порвать резинку на моих трусиках?
– Милая, это возбуждает, но не совсем ко времени.
– Делай, что говорю, балбес, – шипит она, – там сигнализатор тревоги на мой корабль.
– Остроумно. У меня был передатчик, но сгорел вместе с комбезом.
– Потому что мужчины просты, как шпалы.
Нащупываю тонкую проволочку. Разрываю.
Проходят бесконечные три минуты, и стена падает с жутким грохотом.
В пролом просовывается тупая морда драконовского броневика. Грохот заполняет зал, вспышки выстрелов опрокидывают жандармов. Алмазная ванна Спрутса раскалывается, хлещет синяя жидкость; в луже корчится, изрыгая слизь, тошнотворный комок щупальцев.
Рогачи прорываются. Поднимают нас и тащат к пролому.
– Сними наручники, – кричу я.
Чудовище достаёт резак; вспышка – и я потираю горящие от боли запястья. До пролома десяток шагов, когда в зал вваливаются стрелки из охраны Спрутса. Мой спаситель неуклюже разворачивается и получает заряд в грудь.
– Не прорваться, – хрипит другой рогач, – снаружи нас поджали имперцы.
– Вызывайте моих, – кричу я, – код двенадцать, второй диапазон.
Поднимаю чей-то бластер, стреляю по вспышкам. Она прячется за колонной и помогает мне из трофейного плазмогана.
Рогач протягивает гарнитуру:
– Твои на связи.
– Умник, – кричу я, – вы где?
И замираю, вспомнив тело без головы.
– Спалили имперский коптер, пять минут – и на месте. Держись, кэп.
– Живой! Как я рад, что ты живой, Умничек.
– Тебя там контузило, что ли? Отбой связи.
Отбрасываю пустой бластер. Вырываю из разгрузки мёртвого рогача гранату и швыряю. Взрыв сметает напирающих имперцев, но за колоннами появляются другие.
Вторая граната. И последняя.
– Как ты, милая? – кричу я.
– Хреново. Всего три заряда.
Оглядываюсь. Чем бы кинуть? В вазе какие-то шарики. Беру один и бросаю в жандармов: они падают, прикрыв затылки руками. Кругляш разбрасывает искры и визжит, словно от боли.
Набираю горсть шариков.
Снаружи доносится вой. Это пушка Верзилы, её ни с чем не спутаешь. Из гарнитуры:
– Кэп, чисто! Выходите.
Отходим. Последний рогач несёт майора-имперца под мышкой.
– Зачем тебе эта падаль?
– Сгодится в заложники, – хмыкает дракон.
Вываливаемся из пролома. Вся Миля на ушах: дым заволакивает улицы, под стальным потолком мечутся прожектора коптеров.
– Давай, давай! – Полоз хватает меня и затаскивает в катер.
Я успеваю бросить взгляд на броневик рогачей. Тонкая смуглая рука высовывается из люка и машет.
Надеюсь, что мне.
* * *
– Странное дело, – ворчит клерк, – на что годится этот кусок мёртвого камня? Двадцать лет никому не был нужен, и вдруг такой ажиотаж. И ведь недёшево – миллион!
– Тебе какое дело? – злюсь я. – У меня всё при себе. Давай документы, и разбежались.
Клерк втыкается носом в экран. Шмыгает.
– Так, система Гелиос, третья планета. Уровень радиации запретный, атмосферы нет, воды нет. Ну и труп. Хотя… Технологии позволяют: вложить ещё миллиона три, тридцать лет, и будет, как новенькая.
– Вот именно.
– За такие деньги можно купить отличную планету, высший сорт, под ключ. Хотите Наяду? Плюс тридцать, розовый океан, синие луга. А девчонки там какие, а? С фиолетовыми глазами.
– Запомни, дружок: трава и глаза девчонок должны быть зелёными.
– Ваше право. Оформляю.
Меня трясёт от волнения, мамина печень.
– Упс, – говорит клерк, – Извините, мистер, но нет.
Я хватаю шмыгающего ублюдка за грудки.
– Придушу. Что значит «упс»?
– Продано, – сипит клерк, – пять минут назад.
– Кому?!
– Не могу знать.
Опускаюсь на стул.
– Так, может, посмотрим Наяду?
– Нет.
– Не понимаю я вас.
– У меня была Мечта. У меня была любимая. А теперь ни того, ни другого. Сейчас понимаешь?
Я поднимаюсь. Надо идти, но куда и зачем – не знаю.
– Подождите. Давайте, я вам выпишу смотровую. Встретитесь с новым хозяином. И, быть может, перекупите.
– Это нарушение?
– Совсем небольшое, – хихикает клерк, ставший вдруг славным малым, – а вы мне за это покажете. Никогда не видел.
Я достаю футляр, вытряхиваю на ладонь шарик. Он просыпается, становится нежно-сиреневым и запевает «Улетай на крыльях ветра». И всё плывёт вокруг…
Клерк смахивает слезу.
– Вы счастливый человек. Быть обладателем такого богатства! Миллион – это совсем немного за поющую жемчужину.
Я унёс горсть таких из горящего дворца Спрутса. Разве я стал счастливым?
* * *
– Сэр, мы на орбите. Объект на обзорном.
Третья планета жёлтой звезды. Оплавленный геоид.
– Ого, – присвистнул капитан моей яхты, – а техники-то сколько нагнали! Этак они быстро реанимируют планету. Новый хозяин взялся всерьёз.
– Давай запрос на деловую встречу.
– Есть, сэр.
Я сел перед монитором. Тот, кто меня опередил, богат и решителен. Значит, никакого давления, только лаской. Натянул на лицо улыбку.
– … не собираюсь никому продавать. К чёрту переговоры.
Она отчитывала секретаря, стоя спиной к монитору. Чёрные волосы, силуэт из моих снов. Я замер.
Она обернулась. Глаза сверкнули зелёным.
– Ты?! Ну чего так долго, я вся извелась.
Рявкнула на своего пилота:
– Если ты не пристыкуешься к этой яхте через пять минут, то я подвешу тебя в дюзе. За яйца.
* * *
Мокрые от пота простыни сплелись белоснежными влюблёнными змеями. Пузырьки в бокалах всплывали к поверхности, как возвращающиеся на борт батискафы.
– … а у майора под бронежилетом – пачки купюр. Десять миллионов. Плата за нас с тобой. На радостях мы его даже не пристрелили, просто выкинули перед взлётом.
– Я искал тебя везде, – сказал я.
– А я – тебя. Перерыла все пылевые скопления и тайные астероиды. Всю Галактику из конца в конец. Почему мы не встретились?
– Потому что Галактика – спиральная окружность, у неё концов нету.
– Шпала, – захохотала она, – балбес.
– И тупой солдафон.
– Что же поделать, раз такого полюбила.
– Осознал. Сочувствую. Готов компенсировать. Иди ко мне.
Любопытные звёзды заглядывали в иллюминатор. Хихикали, краснели и переводили взгляд на обугленный геоид.
Там, ниже на тысячу километров, ревели на пределе мощности генераторы атмосферы.