Народное хозяйство СССР: цифры, факты, анализ

Таблица 1–1. Распределение прибыли промышленных предприятий в СССР

Произошел скачкообразный рост личных доходов вне всякой связи с производством. Ежегодный прирост денежных доходов населения в СССР составлял в 1981–1987 гг. в среднем 15,7 млрд. руб., а в 1988–1990 гг. составил 66,7 млрд. руб. В 1991 г. лишь за первое полугодие денежные доходы населения выросли на 95 млрд. руб. (при этом зарплата в производстве выросла всего на 36 %).

Такой рост доходов при одновременном сокращении товарных запасов в торговле привел к краху потребительского рынка («товары сдуло с полок»). Были введены талоны на получение водки, сахара, ботинок. Был резко увеличен импорт. До 1989 г. СССР имел стабильное положительное сальдо во внешней торговле (в 1987 г. 7,4 млрд. руб.), а в 1990 г. было отрицательное сальдо в 10 млрд. руб.

Оттянуть развязку правительство пыталось за счет дефицита госбюджета, внутреннего долга и продажи валютных запасов. Дефицит госбюджета СССР составлял в 1985 г. 13,9 млрд. руб.; в 1990 – 41,4; а лишь за 9 месяцев 1991-го – 89 млрд. (только за июнь 1991 г. он подскочил на 30 млрд.). В 1989 г. госбюджет РСФСР имел превышение доходов над расходами в 3,9 млрд. руб., в 1990 дефицит составил 29 млрд. руб., в 1991 г. 109,3 млрд. руб.

Государственный внутренний долг СССР возрастал следующим образом: 1985 – 142 млрд. руб. (18,2 % ВНП); 1989 – 399 млрд. руб. (41,3 % ВНП); 1990— 566 млрд. руб. (56,6 % ВНП); за 9 месяцев 1991 он составил 890 млрд. руб.

Золотой запас, который в начале перестройки составлял 2000 т, в 1991 г. сократился до 200 т. Внешний долг, который практически отсутствовал в 1985 году, в 1991 г. составил около 120 млрд. долл.

В «Программе совместных действий кабинета министров СССР и правительств суверенных республик…» (10 июля 1991) было сказано: «Социально-экономическое положение в стране крайне обострилось. Спад производства охватил практически все отрасли народного хозяйства. В кризисном состоянии находится финансово-кредитная система. Дезорганизован потребительский рынок, повсеместно ощущается нехватка продовольствия, значительно ухудшились условия жизни населения. Кризисная обстановка требует принятия экстренных мер с тем, чтобы в течение года добиться предотвращения разрушения народного хозяйства страны».

Таким образом, кризис был создан политическими решениями 1987–1990 годов – эти решения и означали начало реформы. В открытую фазу кризис перешел в 1990 году. До этого никакого кризиса в СССР не было, и даже все крупные экономические кризисы мировой капиталистической системы с 1930 года советская экономика прошла без заметных негативных последствий.

Почему следует сегодня вернуться к этой проблеме? Есть несколько причин.

Первую можно отнести к суевериям. Чувствуется, что нельзя оставить позади оболганное народное хозяйство СССР без восстановления истины в самых грубых главных чертах, такие вещи не прощаются никому.

Вторая причина – методологическая. В 1990–1991 гг., когда был запущен миф о смертельном кризисе советской экономики, который якобы был очевиден «толковым людям» уже с конца 70-х годов, были неоднократные попытки выяснить у этих людей, в ранге от младшего научного сотрудника до академика, каковы эмпирические индикаторы и критерии, которые позволяют им сделать такой важный вывод. Эти вопросы задавались в профессиональной среде без всякой задней мысли и без политического интереса.

Не приходилось слышать или читать разумных ответов на эти вопросы. Тогда это вызывало тревогу – что происходит с людьми? Но круговорот событий не оставил времени, чтобы заняться методологической проблемой. Однако она носит фундаментальный характер, и если в ней не разобраться сегодня, российское общество так и останется слепым, без рациональных инструментов оценки состояния народного хозяйства. Тогда слишком большая часть общества, особенно интеллигенции и, что еще важнее, правящего слоя, искренне поверили в миф. Страна заплатила за это огромную цену. Но недопустимо верить в подобные мифы и через двадцать лет драматического опыта! Если слепой ведет слепого, оба упадут в яму.

На конференции в Давосе (январь 2009 г) премьер-министр РФ В.В. Путин высказался против усиления роли государства в экономике и так сослался на опыт СССР: «В Советском Союзе в прошлом веке роль государства была доведена до абсолюта. Что, в конце концов, привело к тотальной неконкурентоспособности нашей экономики, мы за это дорого заплатили. Этот урок нам дорого обошелся».

Это – клише, которым оправдывает свой провал Горбачев. Что значит «роль государства была доведена до абсолюта»? Как это измерено? Во многих отношениях роль государства замечалась гражданами до перестройки гораздо меньше, чем сегодня – все системы и институты работали «как бы сами собой». А сейчас месяца не проходит, чтобы государство не огорошило нас какой-нибудь странной инициативой или программой. Одна только идея «построить русскую Силиконовую долину» чего стоит.

И что значит «тотальная неконкурентоспособность нашей экономики»? Эта странная формула вызывает крайнее недоумение. Неужели советники В.В. Путина не рассказали ему, что в Советском Союзе была плановая экономика, то есть, нечто вроде натурального хозяйства в масштабе страны? Это экономика, предназначенная не для извлечения прибыли на рынке, а для удовлетворения потребностей страны и народа. Другими словами, конкуренция на мировом рынке не играет в этой экономике существенной роли, а значит, категория конкурентоспособности, присущая рыночной экономике, к советскому хозяйству была просто неприложима.

В качестве абстракции можно представить себе, как бы выглядели многие продукты советской экономики на гипотетическом свободном рынке. Оказывается, они были бы в высшей степени конкурентоспособны. Возьмем хотя бы автомат Калашникова, ракетно-ядерное оружие, космическую технику, нефть и газ, электрическую энергию, алюминий и минеральные удобрения, услуги транспорта. Не будем вспоминать о Великой Отечественной войне, которая была именно абсолютным экзаменом только-только поднимающейся советской экономики (сравните ее мысленно с нынешней экономикой Вексельберга и Дерипаски в условиях аналогичной войны).

И вот другой реальный экзамен на конкурентоспособность – приватизация. Мы помним, какая драка поднялась между теневыми и преступными кликами за то, чтобы урвать куски советской «неконкурентоспособной» экономики при ее дележе в 90-е годы. Надо спросить Абрамовича, доволен ли он своим куском, не подвел ли он его на мировом рынке.

Интересно, кто из наших рыночных мыслителей посоветовал В.В. Путину вставить этот пассаж в его давосскую речь.

В Отчете Правительства перед Государственной Думой 20 апреля 2010 г. В.В. Путин так сказал о советской экономике: «Действительно, мы много добились в советское время, и я далеко не отношусь к категории людей, которые все охаивают… Но факт остается фактом. Ну развалилась экономика, неэффективны эти методы управления экономикой!»

Несомненно, В.В. Путин искренне верит в то, что советская экономика развалилась. Но ведь он, глава Правительства страны, которая унаследовала системы советской экономики и буквально живет с этого наследства, должен был бы исследовать этот необычный феномен. Что значит «экономика развалилась»? Каковы эмпирические проявления этого процесса? Каковы его симптомы, позволяющие предвидеть зарождение этой странной аномалии?

Иными словами, В.В. Путин по своему должностному положению просто обязан ясно и достаточно полно обосновать свое утверждение. Тот факт, что депутаты кивают ему и молчат или аплодируют, за доказательство «теоремы Путина» принять нельзя. Хотелось бы, чтобы приведенные в этой книге данные помогли В.В. Путину найти убедительные свидетельства в пользу своего утверждения или отказаться от него и составить себе верное представление о советской экономике.

Причин развала СССР, достоинств и недостатков его хозяйства и социальной системы мы здесь не касаемся – это другая тема, о ней особый разговор. Здесь речь идет о том, что миф, поддержанный СМИ, может стать «вирусом», разрушающим программы рационального мышления. Это проблема методологии.

Вспомним заявление А.Н. Яковлева о том, что, согласно статистике хозяйства перед перестройкой, «мы стояли перед экономической катастрофой». Это заявление, видимо, следует считать пропагандистской акцией академика от экономики. Скорее всего, он статистики не смотрел. Каждый может сегодня «взять статистику» и убедиться, что главные экономические показатели середины 80-х годов никакой катастрофы не предвещали. Первые признаки кризиса обнаруживаются в 1990 г. В табл. 1–2 показаны массивные, базовые показатели, определяющие устойчивость экономической основы страны. Никто в этих показателях не сомневался и не сомневается.

Таблица 1–2. Основные экономические показатели СССР за 1980–1990 гг. (данные ЦСУ СССР)

Но таблица дает грубую, разрозненную картину. Приведем ряд показателей в динамике – или натуральных величин, или индексов их роста и падения.

Вот первый график – динамика рождаемости в РСФСР, выраженной суммарным коэффициентом рождаемости (рис. 1–1). Он показывает, сколько детей в среднем родила бы одна женщина за весь детородный период своей жизни, если бы сохранился постоянным уровень рождаемости данного года. В преддверии экономической катастрофы этот коэффициент, как правило, падает – рождаемость сокращается из-за предчувствия трудных времен.

Этот показатель приводится для РСФСР-РФ потому, что в советской статистике он не публиковался, а теперь рассчитывается задним числом. В 1969–1970 гг. в СССР суммарный коэффициент рождаемости был равен 2,389, а в 1978–1979 – 2,285 рождений в расчете на 1 женщину [7].

В РСФСР и СССР в целом в 60—70-е годы происходил демографический переход, типичный для периодов индустриализации и урбанизации – снижалась и рождаемость, и смертность. Но в 80-е годы система стабилизировалась, и до 1988 г. суммарный коэффициент рождаемости в РСФСР возрастал и достиг значения 2,2. Для городской страны это хороший показатель. Резкое его падение, переросшее в 90-е годы в демографическую катастрофу, наблюдается именно с начала реформы – с 1988 года. Эта катастрофа адекватна кризису, который поразил хозяйство, социальную сферу и культуру.

Рис. 1–1. Суммарный коэффициент рождаемости в РСФСР-РФ

Но для нас здесь важно то, что признаков кризиса накануне перестройки этот показатель не обнаруживает.

Вплоть до 1988 г. увеличивался и другой важный показатель – ожидаемая продолжительность жизни при рождении. Он также стал снижаться с началом реформы (рис. 1–2).

Рис. 1–2. Ожидаемая продолжительность жизни при рождении в РСФСР-РФ, лет (шкала растянута и начинается не с нуля, а с 60)

График на рис. 1–3 представляет динамику объема капиталовложений (инвестиций) в народное хозяйство СССР в сопоставимых ценах. Из графика видно, каков масштаб того хозяйства, которое было создано за 1960–1988 годы. Очень многие этого просто не представляли себе, живя «внутри» того времени.

Но для нас здесь важнее не величина экономики, а вектор процессов. При первых признаках кризиса форма кривой этого графика должна была бы резко измениться. Поскольку экономический эффект от инвестиций отложен на довольно длительный срок, при первых признаках кризиса средства для его смягчения всегда изымаются именно из инвестиций. Они могут «потерпеть», а цепной процесс кризиса надо блокировать в ранней стадии (это наглядно продемонстрировал и кризис в РСФСР-РФ, начиная с 1991 года). Напротив, динамика инвестиций в СССР не обнаруживает никаких признаков кризиса, тем более катастрофы.

Рис. 1–3. Объем капитальных вложений по народному хозяйству СССР, млрд. руб (в сопоставимых ценах на 1 июля 1955 г.)

На рис. 1–4 показана динамика трех важных показателей с 1940 по 1990 год – индексов инвестиций, национального дохода и розничного товарооборота (относительно уровня 1940 года). Они вместе характеризуют процессы расширенного воспроизводства хозяйства, производства средств для жизнеобеспечения и развития, а также динамику потребления домашних хозяйств (населения).

На графике видно, что после восстановительного периода, с 1956 года, неукоснительно выполнялся принятый в СССР принцип плановой экономики – рост капиталовложений превышал рост объема производства, а последний – рост объема потребления. Между этими тремя величинами поддерживался баланс, определяемый Госпланом. Этот баланс, который обеспечивал устойчивое развитие всей системы, нарушился только в 1989–1990 гг. – тогда произошел ускоренный рост потребления при одновременном быстром спаде производства. Рост инвестиций остановился в 1990 г., после чего произошел глубокий длительный спад – уже в экономике Российской Федерации.

Рис. 1–4. Индексы инвестиций, национального дохода и розничного товарооборота в СССР, 1940 = 1

Итак, динамика инвестиций, производства и потребления не проявила «накануне перестройки» никаких признаков кризиса. Напротив, при кризисе 90-х годов, который якобы пришлось организовать Е. Гайдару, чтобы спасти страну от катастрофы, мы наблюдаем резкое нарушение равновесия между инвестициями, производством и потреблением. Это нарушение привело к «проеданию» инвестиционных ресурсов и основных фондов, а значит, к блокированию развития (рис. 1–5).

На рис. 1–6 показана динамика валового объема промышленного и сельскохозяйственного производства СССР начиная с 1950 г., а также произведенного национального дохода (показателя, который употреблялся в статистике СССР до 1988 г. по аналогии с ВВП). Мы видим неуклонное развитие промышленности без каких бы то ни было признаков кризиса – вплоть до 1990 г.

Рис. 1–5. Индексы ВВП, капиталовложений в основные фонды и розничного товарооборота в РСФСР и РФ, 1990 = 100

Сельское хозяйство гораздо сложнее поддается интенсификации, но и здесь колебания показателя связаны с неустойчивостью природных условий, а не с гипотетическим кризисом – о катастрофе и речи нет. За 33 года объем сельскохозяйственного производства вырос в три раза. Это очень неплохо, если учесть, что только за 1990–1998 г. объем сельскохозяйственного производства в РФ снизился в два раза, а за последующие 11 лет вышел только на уровень 1980 года. За двадцать лет реформ показатель упал на 25 %.

Национальный доход, валовая продукция и капиталовложения – расчетные агрегированные показатели. Некоторые люди им не доверяют, хотя большие искажения в них внести непросто, т. к. все они взаимосвязаны и фальсификация легко обнаруживается. Но все же приведем несколько натурных показателей, на динамике которых катастрофический кризис должен был бы сказаться неизбежно.

Рис. 1–6. Индексы производства национального дохода, валовой продукции промышленности и сельского хозяйства в СССР (1950 = 100)

Вот один из важных для СССР и России показателей – добыча нефти и природного газа. На рис. 1–7 приведена динамика добычи нефти – до 1990 г. в СССР, а затем в СНГ, в которое вошли все нефтедобывающие республики (добыча газа показана на рис. 3-29).

Из этих рисунков можно сделать важные выводы, которые в годы перестройки и реформы были вытеснены из общественного сознания мифами, но которые необходимы, чтобы трезво оценивать процессы в хозяйственной сфере.

Первый вывод состоит в том, что нефтегазовый комплекс СССР и Российской Федерации не унаследован от Российской империи и даже от первых советских пятилеток. Он почти полностью создан за исторически кратчайший срок 1960— 1980-е годы.

Рис. 1–7. Добыча нефти (включая газовый конденсат) в СССР и СНГ (во всех нефтедобывающих республиках СССР), млн. т

Одно это надежно показывает, что в период «накануне перестройки» никакого катастрофического кризиса в экономике СССР не было, ибо создание производственного комплекса такого масштаба (разведка и обустройство месторождений, создание обеспечивающих производств, строительство магистральных нефте- и газопроводов, распределительных и перерабатывающих систем) было делом всего народного хозяйства. Можем ли мы представить себе подобный научно-технический, инвестиционный и строительный проект такого масштаба в 90-е годы или в «эпоху Путина»?

Второй вывод – отсутствие признаков кризиса в самой динамике добычи нефти, за исключением стабилизации добычи в 1984–1985 годы как реакции на начавшееся падение мировых цен на нефть. Но стабилизация – это не «распад экономики». Если бы в целом народное хозяйство СССР приближалось к коллапсу, внутреннее потребление нефти, а значит и добыча, были бы резко снижены.

Третий вывод заключается в том, что начало реального кризиса есть именно следствие реформ, оно стало очевидным с 1991 года. Этого кризиса невозможно не видеть, но никакой связи с советской экономикой он уже не имеет. Он порожден политической катастрофой, которая ударила по хозяйству.

То же самое можно сказать и о другой системообразующей отрасли советской и российской экономики – производстве электрической энергии. Его динамика также не содержит никаких признаков кризиса в дореформенный период и обнаруживает явный резкий спад в 1991 году (см. рис. 3-33). Важным индикатором состояния экономики служит и производство цемента как важнейшего условия для строительства (рис. 3-93). В его динамике наблюдаются небольшие колебания, но признаком тяжелого кризиса они служить никак не могут. И здесь кризисом надо считать резкий глубокий спад производства начиная с 1990 года.

В разделе 3 будет приведено множество других показателей производства ключевых для всего хозяйства материалов и изделий – стали и удобрений, тканей и молока и пр. Все они имеют динамику производства, сходную с приведенными выше. Небольшие (2–3 года) задержки роста обычно связаны с технологическим перевооружением или с управленческими реорганизациями, но не могут служить симптомами общего кризиса.

Здесь надо рассмотреть важную побочную ветвь мифа об экономическом коллапсе СССР. Стало нормой и привычным штампом утверждение, будто советское хозяйство имело «экспортно-сырьевой» характер, отчего теперь страдает Российская Федерация. В Послании Федеральному Собранию 12 ноября 2009 г. Д.А. Медведев сказал, например: «Советский Союз, к сожалению, так и остался индустриально-сырьевым гигантом и не выдержал конкуренции с постиндустриальными обществами… Вместо примитивного сырьевого хозяйства мы создадим умную экономику, производящую уникальные знания» [8].

Прекрасна последняя фраза, но «умной» наша экономика не станет, пока мы не разберемся, каким образом Россия скатилась к «примитивному сырьевому хозяйству», – ведь силы и механизмы, которые ее туда толкнули, продолжают действовать. Их надо выявить и нейтрализовать. Но мы не начнем ничего «выявлять», пока не откажемся от мифа, будто СССР был «сырьевым» гигантом, не определим вес «индустриальной» компоненты в советской экономике.

Д.А. Медведев представляет дело так, будто все двадцать лет реформ постсоветская Россия шаг за шагом преодолевала «сырьевую зависимость», якобы присущую экономике СССР, – но до конца так и не преодолела. Он пишет: «Двадцать лет бурных преобразований так и не избавили нашу страну от унизительной сырьевой зависимости» [9]. Этот миф воспринят с таким доверием, что приходится поражаться. Он задает неверное определение вектора процесса. В действительности нынешнее «примитивное сырьевое хозяйство» – не наследие прошлого, а именно продукт реформы, результат деиндустриализации советского хозяйства.

Взглянем на «унизительную сырьевую зависимость» в целом. В ежегоднике «Народное хозяйство РСФСР в 1990 г» на стр. 32 есть таблица: «Вывоз продукции из РСФСР по отраслям народного хозяйства в 1989 г. (в фактически действовавших ценах)».

Суммируя продукцию отраслей перерабатывающей промышленности и транспортные услуги, получаем, что доля продуктов высокого уровня переработки в вывозе продуктов из РСФСР составляла 77 %. Из них «машиностроение и металлообработка» – 34,7 %. Доля «добывающих» (сырьевых) отраслей – 23 %. Это – максимум, со всеми допущениями в пользу «сырья».

Теперь берем «Российский статистический ежегодник. 2007». На стр. 756 имеется таблица: «Товарная структура экспорта Российской Федерации (в фактически действовавших ценах)». В 2006 г. «минеральные продукты, древесина и сырье» составили 70 % экспорта Российской Федерации, а «машины, оборудование и транспортные средства» – 5,8 %.

Но дело даже не в доле сырья в экспорте, а в зависимости всего хозяйства от экспорта (и, таким образом, от экспорта сырья). Сравним два образа – величину экспорта и стоимость годового объема продукта промышленности. В 1986 г. стоимость продукции промышленности в СССР составила 836 млрд. руб., а весь экспорт 68,3 млрд. руб., в том числе в капиталистические страны 13,1 млрд. руб. То есть, экспорт на мировой рынок был равен в стоимостном выражении 1,6 % продукта промышленности (экономика СЭВ была кооперирована с СССР, и экспорт в его страны – другая статья). Но даже если суммировать, то весь экспорт составил 8,2 % продукта промышленности.

Каков же вес экспорта в нынешней России? В 2008 г. продукция промышленности РФ составила 14,6 триллиона руб., а экспорт – 471 млрд. долларов или примерно 14 триллионов руб. – чуть меньше, чем стоимость всей продукции промышленности РФ. При этом 70 % экспорта – сырье. Именно за последние двадцать лет Российская Федерация стала «сырьевым гигантом», а РСФСР была индустриальной страной. Мы живем потому, что государство политическими средствами удерживает цены внутри страны на более низком уровне, чем на внешнем рынке, а сырье там сейчас дорого^[5].

Российская экономика не может использовать отечественное сырье для своего развития и для того, чтобы обеспечить рабочими местами свое население – собственникам выгоднее продать сырье за границу, а удовлетворение потребностей внешнего рынка – главный приоритет государства.

Из тезиса о «сырьевой зависимости» СССР выводился и производный от него тезис о том, что «экономика развалилась» потому, что держалась на экспорте нефти, а правящие круги США в 80-е годы обрушили мировые цены на нефть, чтобы лишить СССР валюты и заставить его капитулировать в «холодной» войне.

Этот миф настолько нелеп, что приходишь в отчаяние: как сможет Россия выбраться из нынешней ямы, если ее интеллектуальная элита верит в такие примитивные байки! Ведь, выдвигая такой тезис, любой экономист, историк или политик должен был бы прикинуть в уме, какой вес имел экспорт нефти в жизнеобеспечении страны. Например, должен был бы сообщить, какова была доля экспорта нефти в ВВП или в национальном доходе СССР. Эти данные можно получить в любом статистическом ежегоднике.

Приведем эти величины в динамике (рис. 1–8). На нем показана динамика всего экспорта, и величины ВНП (валового национального продукта – показателя, который был введен в 1988 г. и ретроспективно рассчитан до 1985 г. и для 1980 г.).

Рис. 1–8. Динамика ВНП и экспорта СССР в действующих ценах, млрд. руб.

Из рисунка видно, что доля экспорта в ВНП была очень невелика, и колебание цен на мировом рынке не могло сказаться на состоянии экономики в целом. Если же взять конкретно экспорт нефти, то его вес в экономике совсем невелик. Согласно Госкомстату СССР, в 1988 г. весь экспорт из СССР составил 67,1 млрд. руб. Экспорт топлива и электричества составил 42,1 % всего экспорта или 28,2 млрд. руб. В 1988 г. ВНП СССР составил 875 млрд. руб. Таким образом, весь экспорт топлива и электричества составил 3,2 % от ВНП. Основная его часть (две трети) направлялась в социалистические страны по долгосрочным соглашениям, экспорт энергоносителей на конвертируемую валюту составил всего 1,03 % от ВНП СССР (в долях валового общественного продукта это 0,59 %^[6]). Очевидно, что не могло сокращение экспорта нефти привести к краху экономику «индустриально-сырьевого гиганта» СССР!

Поразительный факт: образованные люди делают такие заявления, но даже не думают об обязанности аргументировать их конкретными данными. А сидящие в зале не менее образованные люди и не думают спросить у докладчиков этих данных. Это и говорит, что перед нами собрание, мыслящее в структуре мифа.

Вот выдержка из доклада на «круглом столе» Фонда исторической перспективы в МГУ 26 июня 2007 г. На «нефтяном мифе» строится в этом докладе объяснение чуть ли не всей мировой истории в послевоенный период: «Начало было положено в середине 50-х, когда египетский лидер Гамаль Абдель Насер убедил Хрущева, что нужно рушить, ломать об колено реакционные арабские режимы и необходимо поэтому выбрасывать по дешевке нефть в огромных количествах. Но режимов сломали всего два, это Ирак и Ливия. Зато цены на нефть обрушили очень сильно. И в результате, например, немецко-японское чудо очень тесно связано с советским обрушением цен на нефть в 50—60-х годах. Это стало результатом того, что Советский Союз решил крушить реакционные арабские режимы. Дальше мы подсели на нефтяную иглу, и началась мутация нашей ВПКовской модели в нечто другое, что и закончилось в конце 80-х годов крушением Советского Союза. К 1986 году, когда США обрушили цены на нефть, было проедено советское прошлое» [10].

Можно фантазировать о том, как Насер убедил Хрущева, что нужно ломать об колено арабские режимы – никто эту экстравагантную версию проверить не может. Но чтобы СССР в 50-е годы мог «выбрасывать по дешевке нефть в огромных количествах», проверить нетрудно. Это утверждение за пределами рациональности. Докладчику стоило взять с полки справочник и посмотреть, сколько нефти добывалось в 50-е годы в СССР.

В 1950 г. мировая добыча нефти составила 525 млн. т, а добыча в СССР 38 млн. т – 7 % от мировой добычи. При такой добыче СССР мог «выбросить» на внешний рынок не более 1–2 млн. т нефти, а это величина для мирового рынка ничтожная. Смешно говорить о том, чтобы она могла «обрушить цены». В 1960 г. на экспорт было отправлено 17,8 млн. т нефти, что составило 12 % добычи нефти в СССР, но при этом 2/3 экспорта было направлено не на свободный рынок, а в страны социалистического лагеря. А мировая добыча нефти составила уже 1 млрд. т.

Печально, что историки не знают, когда произошло становление современного нефтедобывающего комплекса в СССР. Но даже в 1980 г., когда нефтедобыча в СССР подошла к максимуму, экспорт из СССР минерального топлива и аналогичных ему товаров составлял лишь 5,4 % всего мирового экспорта. Не мог ни Хрущев, ни даже Брежнев обрушить цены на мировом рынке. И такие фантастические гипотезы преподносятся как очевидный факт, не требующий объяснения. Вдумайтесь: «Режимов сломали всего два, это Ирак и Ливия. Зато цены на нефть обрушили очень сильно. И в результате немецко-японское чудо очень тесно связано с советским обрушением цен на нефть в 50-х – 60-х годах»!

Теперь о том, будто «мы подсели на нефтяную иглу, что и закончилось в конце 80-х годов крушением Советского Союза». Таково состояние российского обществоведения: известный историк делает заявление, якобы раскрывающее причину краха СССР, и не приводит никакой меры, чтобы оценить «вес» этой причины! И такая структура рассуждения принимается сообществом без возражений. Докладчик не посмотрел даже простых обзоров нефтяного рынка, иначе бы он привел конкретные данные^[7].

Накануне «обрушения цен» экспорт нефти и нефтепродуктов в долларовую зону принес СССР доход, равный 46 долларам на душу населения в год. Это называется «сесть на нефтяную иглу»? Даже в потере чувства меры надо знать меру. А вот Российская Федерация в 2008 г. Экспорт нефти и нефтепродуктов составил 241 млрд. долларов или 1697 долларов на душу населения (не будем уж говорить, как этот доход был разделен среди населения). Это в 37 раз больше, чем доход на душу населения в СССР, и уже реально означает «сесть на нефтяную иглу». Здесь обрушение цен потрясает все хозяйство, а в СССР такое обрушение означало сокращение дохода с 46 долларов в год до 30. Это в масштабах экономики была малозаметная флуктуация. В период с 1975 до конца 80-х годов СССР ежегодно экспортировал «в развитые капстраны» около 30 млн. т нефти в год. Это не порождало крупного риска, который могут создать колебания цены со снижением на треть.

Трудно себе представить, как множество образованных людей объясняют сами себе механизм катастрофы в экономике СССР, происходящей из-за снижения цен на товар, который продается в столь небольших количествах. И что, по их мнению, конкретно изменилось в массивных элементах хозяйства СССР из-за снижения мировых цен на нефть в середине 80-х годов? Ведь с 1980 по 1988 г. экспорт, при всех колебаниях цен на нефть, надежно оплачивал импорт с положительным сальдо в 3–7 млрд. руб. – чего еще надо? При этом внутри страны стабильно росли инвестиции и уровень потребления материальных благ населением. Как тезис об автаркии советской экономики совмещается в одной голове с тезисом об «унизительной сырьевой зависимости»? Ведь это два взаимоисключающих суждения.

Из этой истории мифотворчества следует тяжелый вывод. Из сознания политиков и экономистов была вытеснена методологическая компонента. Но и до сих пор в восприятии идущих в народном хозяйстве процессов рациональные оценки заменены идеологическими. Образованные люди выслушивают важнейшие, чреватые необратимыми последствиями утверждения политиков, но не требуют и не ожидают рациональной аргументации этих утверждений. Они принимают или отвергают их в зависимости от политических установок момента, а принятые оценки становятся у них стереотипами мышления. В годы перестройки поверили Горбачеву и Яковлеву, и в сознании запечатлен устойчивый штамп: СССР рухнул из-за смертельного экономического кризиса 70—80-х годов. За двадцать лет все эти люди, обладай они минимальной способностью к рефлексии, могли убедиться в ложности этого штампа, но этого не произошло. Навыки критического анализа и рефлексии в отношении экономических процессов утрачены.

Это – фундаментальная угроза для российской экономики.

Положим свой камень в оборонительные сооружения против этой угрозы и перейдем к изложению фактической информации о развитии советского хозяйства и результатах первого этапа его реформирования.

Для начала представим обобщенную макроэкономическую картину развития хозяйства СССР, а с 1992 года – его осколков, тех независимых государств, на которые он был расчленен и которые собрались в СНГ. Составим эту картину в форме графика, сконструированного из двух показателей. Первый – динамика ВОП, валового общественного (национального) продукта СССР. Второй – ВВП СНГ (совокупности входящих в него республик). За исходную точку, с которой начинается хозяйственная деятельность постсоветских республик, представленная индексами их ВВП, примем уровень ВОП СССР 1991 года. Поскольку мы представляем индексы, величины относительные, эта операция правомерна. Динамика этого индекса показана на рис. 1–9.