Святогор

– Слава Богам нашим, у нас такого нет, – ответил Тавр.

За разговорами прошло время, и вдруг впереди показался свет сумеречный, и Тавр погасил факел.

– Пришли мы, однако, рассвет. Я далее не пойду, далее сам справишься, – промолвил провожатый и вывел Святогора из подземного хода в расщелину, заваленную крупными валунами.

– Благодарю за помощь, поклон от меня Брану и всем соратникам. Куда мне идти-то дальше? – спросил Святогор.

– Чуть по склону поднимешься, там тропка звериная, по ней направо иди, она тебя вверх поведет, до родников, а там и урочище свое увидишь.

– Вы простите меня за то, что с вами не остаюсь, в брани помочь. К братьям спешу. Прощай, авось еще увидимся, – произнес Святогор и стал подниматься по склону. А Тавр исчез за камнями. Тропа повела Святогора вверх к вершине горы. Иногда она круто взмывала ввысь, и ему приходилось карабкаться по скалам, иногда пропадала вовсе, но потом находилась снова среди обвалов и кустарников. Где-то рядом шумел горный ручей, а может река, и это значило, что он на верном пути. А к полудню он достиг родника, тропа вывела прямо к нему, и Святогор увидел широкую, ровную площадку, окруженную скалами, на которой разместились несколько родников, а справа он увидел их.

Четверо в белом одеянии, светлые волосы до плеч, а у нее – до пояса. Людьми их назвать было нельзя, хотя выглядели они как люди. Высокие, стройные фигуры, но движения… Двигались они не по-людски, как-то воздушно-неторопливо. Так человек двигается, находясь в воде. Лица их были словно восковые, а когда она посмотрела в его сторону, он увидел ее цвет глаз. Золотой. На голове у каждого из них был ободок, а у нее, кроме того, волосы перехвачены лентой у шеи и у окончания светло-русых прядей с серебряным отливом. Аргелы-мужчины носили воду из глубокого озерца в пещеру, и поэтому каждый из них поочередно то исчезал, то появлялся вновь, и на Святогора они внимания не обращали, хотя и увидели его. А она, Аргел-женщина, подошла к широкому камню, на котором стояли кувшины, чашки, ведерки, плошки и другая утварь, и стала ждать. Святогор, уставший после нелегкого подъема, зачерпнул рукой воды из журчащего рядом ручья и смело направился к ней со словами:

– Прошу прощения за то, что явился я в вашу обитель гостем незваным, не гоните сразу прочь, позвольте мне слово молвить.

– Здравствуй, Святогор! Долог и труден был твой путь сюда, и мне не за что прощать тебя, я ждала тебя два лета, – нежным и сильным голосом промолвила она.

– Значит, знаешь, зачем пришел?

– Я знаю и ведаю в сорок раз больше, чем любой человек на этой земле.

– Позволь мне вначале спросить тебя, прекрасный Аргел, что сталось с моими братьями?

– Но ведь ты не только ради них отправился в свой нелегкий путь?

– Не только! Но позволишь ли ты взять мне немного того напитка Божественного, чтобы батюшке своему помочь? Совсем он занемог.

– Похвальная забота о старике со стороны сыновей, – проговорила она и взяла один из стоявших на камне кувшинов, и налила из него в чашу жидкость с зеленоватым оттенком, приятный травный аромат которой он сразу почувствовал, и произнесла при этом, протягивая чашу двумя руками:

– Это напиток, за которым ты пришел. Мы готовим его не для людей, а для Богов. Но, уж коль люди узнают про напиток сей, почему бы не позволить им его попробовать? Пей! Пей, но помни: один глоток этого напитка придаст тебе силы, прогонит боль, вылечит раны, ты забудешь усталость и немощь. Второй глоток развеселит, прогонит старость, и ты обретешь вечную молодость. Третий глоток не для людей. Он Богам нужен. А людей он превращает в зверей. Видишь, там, слева от пещеры стадо баранов в загоне?

– Вижу, – ответил Святогор, удивившись тому, что ранее он не заметил там загона.

– Там братья твои. Не услышали они мои слова или не поверили, а может, вздумалось им испытать себя или меня проверить. А еще поразмысли над тем, что сейчас скажу. Понесешь ты кувшин с сурицей для батюшки своего и, тем самым, подаришь ему вечность, но нужна ли тебе, последышу¹⁹, его вечность, коли ты младший сын и тем самым обречен будешь в отчем доме быть? Подумай. А теперь пей дар мой, – с этими словами она передала наполненную до краев чашу Святогору, и он принял ее. Что творилось у него в душе! Мысли проносились в голове бурей снежной. Звучали слова, сказанные только что женщиной-Аргелом. И когда Святогор подносил чашу к губам и делал первый глоток, он думал о братьях и о том, как обратить их в людей. Но после первого глотка он вдруг почувствовал, что в теле его происходит что-то невероятное: в груди он ощутил прилив сил, каких у него никогда не ощущалось, усталости как и не бывало, рана на ноге, которая еще беспокоила его, попросту исчезла, мысли куда-то испарились, и он почувствовал вкус напитка. Нектар! Он слышал это определение, и в его детстве отец очень часто употреблял это слово, когда варил медовый напиток. Но этот нектар не был сравним ни с чем. Желание пить и пить его возникло внезапно и только усиливалось. И он не смог удержаться. Он сделал второй глоток, не думая ни о чем, лишь бы ощутить вкус его еще раз. И ничего не почувствовал при этом, кроме желания сделать еще глоток, а потом еще, осушив эту чашу до дна. Но тут его взгляд наткнулся на загон с овцами, и, как ему показалось, кто-то невидимый, потому что явно это был не он (он не смог бы этого сделать), оторвал чашу от его губ. И он сразу ощутил себя – разум, душу и тело.

– Все! А как мне обратить братьев? – произнес он, переведя дух, после того, как он оторвался от чаши.

– Боги помогли добраться тебе сюда, они же не дали тебе выпить эту чашу до дна, иначе ты оказался бы среди братьев. Вот и проси их. Помогут обратить братьев в людей – перечить не стану, – ответила женщина и кувшин, из которого наливала в чашу напиток, переставила на край камня со словами:

– А это с собой возьмешь для батюшки своего, – и стала заниматься своими делами, завозившись с посудой.

А Святогор, отойдя к ручью и сполоснув в нем лицо и руки, обратился к Богам:

– Боги мои чудесные, справедливые, не для себя прошу, обращаясь к вам. Сварог, Перун, Даждьбог, Лада-Матушка, Велес! Простите моих братьев неразумных, верните им облик людской да разум человеческий! Позвольте батюшку порадовать во славу вашу! Слава вам! Слава!

Закончился день, солнце исчезло где-то в горах, но ничего не происходило. Десятки раз обращался он к Богам, но то ли они не слышали его, то ли не хотели слышать. Настала ночь, и, изнемогая от голода, Святогор отложил свои попытки до утра, зная, что ночью Богов лучше не тревожить. Аргелы не обращали на него никакого внимания. И он решил так же не беспокоить их, а утром продолжить свои мольбы до тех пор, пока Боги не услышат его. Настало утро, и Святогор снова и снова обращался к небесам, повернувшись к яркому летнему солнцу, он вытряхнул из мешка крошки сухарей и, сложив их небольшой кучкой, сам оставаясь голодным, таким образом пытался принести Богам требу²⁰. Но прошел день, солнце исчезло и опять ничего не случилось. Святогор не чувствовал усталости и ночь собирался коротать в раздумьях, как и прошлую, но под утро все же закрыл глаза и, наверное, уснул, потому что не услышал, как к нему подошел кто-то. Его разбудил голос:

– Здравствуй, брат! – он открыл глаза и увидел перед собой своих братьев, вскочил, и все трое слились в объятиях.

Поблагодарив хозяев поднебесной обители за гостеприимство, попросив с поклоном у них прощения и напоследок помахав рукой, братья вышли на тропинку и отправились по дороге домой. По пути старшие рассказывали о своем, перебивая друг друга, попутно расспрашивая Святогора о батюшке, матушке, о доме и о многом другом. Святогор узнал от них, что пока он сам, обращаясь к Богам, ожидал какого-то яркого или громкого чуда, все произошло тихо и незаметно. Братья проснулись перед рассветом от холода, все в том же загоне, среди овец, баранов и горных коз, совершенно нагие. Пока осматривались и приходили в себя, подошли Аргелы и принесли им по кувшину с водой и одежды их вместе с кольчугами да с оружием. Никто из братьев ничего не помнил с того момента, как им было предложено испить напитка Богов. То есть в образе баранов они не ощущали себя людьми вовсе. И выслушав их, Святогор задавал себе единственный вопрос: почему Боги к нему так благосклонны? Ведь это с их помощью он нашел братьев, это они чуть не выбили у него чашу из рук, не дав испить третий глоток, и, тем самым, не превратили его самого в барана. Однако второй глоток он сделал, и, если верить словам Аргела, он теперь бессмертен. И Боги позволили ему таковым стать. Для чего? Зачем? Кто ответит на эти вопросы? А братья? Бессмертны ли они? Ведь они в свое время сделали второй глоток. Первый глоток – сила, второй – бессмертие, третий – баран.

– Братья мои, Ратибор, Радимир. А скажите на милость, чувствуете ли вы в себе силы неимоверные? Чувствуете ли вы усталость в ногах своих, идя по тропе горной, неся за плечами поклажу вашу? – спросил он у них.

– Да, есть малость, – ответили братья.

– А помните ли вы, что говорила вам Аргел, перед тем как пить вам сурицу?

– Что-то про силу, кажись, – ответил Ратибор.

– А я так и вовсе ее не слушал, больно пить хотелось, да и вкусно очень было, а ты к чему это сейчас? – спросил Радимир.

– Один глоток силу дает, второй – бессмертие, третий – в зверя обращает, и ежели это так, то я сделал два глотка, и когда первый делал, силушку почувствовал богатырскую и до сих пор чувствую. И усталости в ногах у меня нет, и плечи не ломят от мешка заплечного, и кажется мне, что могу сейчас горы свернуть. Так почему вы этого не чувствуете?

– Вот диво! – сказал Радимир.

– Не ведомо нам, – молвил Ратибор.

Так, размышляя о своем и разговаривая, братья добрались до той расщелины в горах, где Святогор расстался с Тавром.

– Послушайте теперь меня, братья мои любимые, – обратился он к витязям и рассказал им о том, с какими приключениями он добирался до урочища, кого по пути встретил и что ждет их внизу.

– Ну, так думается мне, что в пещеру ту нам попасть надобно и ждать там, осмотреться. Ежели не было брани Чуди с Аримийцами, то подождем, а когда начнется драка, мы подмогнем малость, – предложил Радимир.

– А может статься, что в пещере нас знакомцы твои ждут? – предположил Ратибор.

– Может и так, только прежде чем войти в этот ход, факелы нужно соорудить, – сказал Святогор и продолжил: – Ну а ежели в пещере нас враги поджидают? Ведь может и такое случиться?

– Ну так мы не спеша, прокрадемся осторожненько, авось не услышат, – промолвил один из братьев.

– Ладно! Пошли, – скомандовал Святогор и повел братьев за собой меж камней, ища выход из подземелья. Факелы, изготовленные из травы и тряпья без пропитки, сгорели быстро, и поэтому им приходилось идти на ощупь, в кромешной тьме, благо ответвлений этот ход не имел, и еще засветло они выбрались к выходу из подземелья, где их поджидал Тавр.

– Второй день жду. Не верил я, что вернетесь, да еще втроем. А Бран знал, ведал, значит, старый крот. Ну, здравы будьте, братья!

– И ты во здраве, Тавр! – и обращаясь к братьям: – Братья мои, это тот, о ком я вам рассказывал, – обрадовался Святогор, не сдерживая своих чувств.

– Да ты тихо, оглашенный! Враги рядом, – промолвил Тавр, и вдруг они все услышали шорох и урчание зверя где-то в пещере, но Тавр успокоил их и, обращаясь к Святогору, сказал:

– А на выходе тебя твои бирки знакомые ожидают. Полной семьей.

– Мишки что ли?

– Я и говорю – бирки. Мы так медведя зовем.

– А чего это они здесь? – удивился Святогор.

– Пока мне не ведомо! Но думается мне, что не зря. Мы ведь тогда – давеча, далеконько тебя приметили, и как ты бирку из ущелья вытаскивал – видели. Смекалку твою оценили и Велеса приметили, ведь он тебе тогда помог шибко, да и кажется мне, что и в дороге он тебе помогал и берег, и в урочище у Легов небось помог, иначе как бы ты братьев оттуда вытащил?

– Наверное, он! Кто как не он зверя в людей и обратно обратить может? Он! Покровитель птиц, зверей и людей, – ответил Святогор.

– Ну так вот я и думаю, что это он их сюда прислал, тебе, вернее, вам троим в помощь. Вы ведь поможете нам биться с Аримийцами?

– Как же не помочь! Мы по дороге сюда уже все обсудили и решили. Спешили к вам на помощь, только не ожидали медведей встретить. А когда начнем то? – имея в виду битву, спросил Святогор.

– А вот переночуем здесь, а с рассветом и начнем, – промолвил воин из рода Тавров, и они принялись коротать ночь. А Святогор размышлял о своем и пытался ответить на вопросы, которые мучили его, в том числе и на вопрос, зачем здесь медведи? А когда, еще задолго до рассвета, Тавр поднял двух спящих братьев, Святогор, как ему казалось, знал ответ на этот вопрос, и когда они оделись для брани и приготовили свое оружие, ожидая команды Тавра, который смело подошел к лежащим почти у самого входа в пещеру медведям, и выглядывал наружу, ожидая какого-то сигнала от своих собратьев, Святогор сказал, обращаясь к братьям:

– Нас трое, медведей тоже трое. Не бойтесь их, мне думается, что они посланы для нас. Ты, Ратибор, как старший, седлай медведицу. Ты, Радимир, садись на черного, а я на своего бедового, с белой грудкой. При спуске с горы, здесь уклон небольшой, в ход пойдут стрелы, поэтому приготовьтесь, ну а там, когда сеча начнется, меч доставайте, только мишек не пораньте.

– Боязно нам, – промолвил Ратибор, подходя к вставшей на четыре лапы медведице.

– Влезай! Она ждет, знал бы ты, какая она умница, – похвалил мамашу Святогор и, наблюдая за действиями Радимира, который уже оседлал черного, сам подошел к своему бедовому. Тот сначала встал, потянулся, а потом, подставив ему свою огромную спину, что-то недовольно проурчал. Святогор погладил его по левому боку, приговаривая на ушко:

– Ты только не сбрось меня там, в сече, Бедовый. Да хранят тебя Боги и наш Велес!

– Готовы, витязи? Началось, пошли! – скомандовал Тавр и, держа секиру перед собой двумя руками, побежал вниз по склону, шурша камнями.

– Слава Богам! Перун с нами! Тарх с нами! – прокричали братья, и медведи, казалось, поняли боевой клич людей, зарычали все трое грозно и понеслись на врага.

Стан врагов был в смятении. В сумерках (рассвет только наступал) было видно, что со стороны того места, где стояло раскидистое дерево с оборудованной лежанкой, в лагерь Аримийцев спускалась рать маленького роста людей, вооруженных луками и мечами, топорами, и Святогор подумал, как нелегко им будет биться с врагом, более чем вдвое выше ростом, но, стреляя на ходу из лука, он увидел, как Тавр столкнулся с двумя воинами вражеского стана и с помощью своей секиры легко разделался с ними, и сомнения Святогора рассеялись. Он полностью сосредоточился на сече, потому что его медведь и медведи, на которых были братья, тоже вклинились в лагерь Аримийцев, а те поначалу, увидев спускающихся по склону зверей, опешили, ринулись было бежать от них, но навстречу им летели стрелы Чуди, и Аримийцы, сообразив, что окружены, попытались принять бой. Это было страшно!

Святогору недосуг было наблюдать за всем полем битвы, он поначалу пользовался луком, а потом, в стане вражьем, достал свой меч. Левой рукой он держался за холку медведя, пытаясь не упасть с него, и то, что творил медведь, было страшно. То одной лапой, то другой он отбрасывал врагов направо и налево, нанося удары своими когтями. Зубами он рвал их на части, откусывая руки, головы. Задними лапами он лягал, если враг оказывался позади него. Брызги крови и плоти летели во все стороны. Святогору он оставлял только тех, кто очутился под правым его боком. И благодаря Богам, ни одна стрела, пущенная в них, не задела ни мишку, ни Святогора. Солнце стояло уже высоко, когда Святогор услышал победный клич.

– Перуну слава! Тарху слава! – А его бедовый поддержал клич людей звериным ревом. Он не видел, как в ходе битвы медведица встретилась со змеем-ящуром и растерзала его, он также не видел, как погибали несколько воинов Чуди. Но он, находясь на дальнем конце плато, увидел, как к ним приближается еще одно войско Аримийцев со змеем впереди, и его бедовый, еще раз громко зарычав, понес его на врага.

На этот раз врагов было меньше, гораздо меньше. Сотни две или три, не более. Их, наверное, потрепали где-то у наших границ, но ящур был цел. Цел и невредим, и медведь Святогора несся прямо на него. Сзади, саженях в пятнадцати от него, спешили вои Чуди, а еще дальше медведи с братьями, и первым в бой вступил Святогор. Стрелы со свистом проносились мимо, и вот она – страшная пасть древнего ящура. Хрясть! Это бедовый налетел на змея, и Святогор слетел со спины медведя, через его голову, прямо под лапы ящура. Слышались удары, рев, скрежет зубов, снова удары, и Святогор, придя в себя после падения и сообразив, что находится почти под змеем, уворачиваясь от его неуклюжих лап, вонзил свой меч туда, где, по его разумению, у того должно было находиться сердце. Ему было слышно, как взвыл ящур, но в этой суматохе он плохо соображал, что происходит, и почти ничего не видел вокруг. Лишь когда змей упал, он увидел, что на него нападает Аримиец с глазами-щелками и желтым лицом. Святогор отбил его широкий меч и только собирался нанести удар, как увидел, что его мишка откусил врагу голову. Выйдя на открытое пространство, Святогор осмотрелся и понял, что и эта часть сражения подходит к концу. Медведи с братьями догоняли и добивали бежавших врагов, кто-то из воинов Чуди стрелял по бежавшим из лука, кто-то добивал оставшихся на поле брани и сопротивлявшихся. Стал искать Брана, Тавра, увидел Брана и направился к нему. Тот перевязывал кому-то кровоточащую рану на голове.

– Рад тебя видеть, Бран!

– Я тоже очень рад тебя видеть! Тебя и братьев твоих. Слава Богам! Они подсказали мне! Они сделали все для победы! Без вас мы бы не справились.

– Слава Велесу! Он всегда был моим любимым Богом, а теперь я в нем души не чаю. Как вам наши мишки? – спросил с улыбкой Святогор.

– Однако! Я ведал, что вы нам в помощь, были мне знаки, но когда на бирке вас увидел, обомлел! Ай да Велес! Хвала ему! А как братья? Как тебе удалось их вернуть? – поинтересовался Бран.

– Опять же с помощью! После расскажу, пойду мишек собирать и братьев, ты Тавра видел? Жив ли?

– Тут недавно был, живехонек, ругался только на чем свет стоит.

– Чего ругался? – спросил Святогор.

– Секиру свою об чью-то вражью голову сломал, – вдогонку Святогору ответил Бран, и тут он снова увидел его, у той своей сосны раскидистой. Стоял медведь и смотрел. Наблюдал за суетой людской сверху. А семейка медвежья, почуяв его, собрались вместе, порычали на людей недовольно и стали к нему подниматься. А он, не дождавшись их, развернулся и ушел в сторону леса.

Еще на три дня братья оставались среди воинов Чуди. Лечили раненых, готовили кроды²¹ для павших. Их была дюжина: одиннадцать пали в сече, один умер позже – от ран. И, как оказалось, они пали от стрел аримийских. К концу третьего дня на закате в каждый крод вместе с покойником были положены меч, ножи, топоры, луки со стрелами и все, что нужно воину в другом мире. Костры вспыхнули, и дым их столбами вознесся к небесам, говоря живым о том, что Боги приняли души павших. Бран пропел прощальные молитвы, и все отправились поминать ушедших в другой мир воинов. А рано утром, закопав остатки кострищ на полянке, все провожали братьев в дальний путь домой. Прощаясь, Бран намекнул Святогору, что, видится ему, что свидятся они еще на этом свете и, возможно, еще не раз. Потом, после трех дней пешего пути, гостеприимная Дария помогла приобрести им трех лошадок, и уже не пешком, а в седле они поспешили домой к батюшке. Путь их был не близок, но и не так далек. И луна еще не успела поменять свой облик, а Фата почти успела, как они подъезжали к отчему дому. По пути им удалось три раза поменять коней в городках родной Арии. И вот он, дом.

– Здравствуй, матушка, – воскликнул старший, слезая с коня и кинувшись обнимать ее у порога.

Радимир со Святогором с поклоном ждали своей очереди.

– Как батюшка? Жив ли? Дождался ли? – спросил Радимир, а Святогор почему-то наверняка знал, что жив, дождался.

– Жив. Не встает только с той поры, как Святогор уехал. Изошлась я вся, испереживалась. Да вы проходите скорее, ждет ведь он. А я на стол соберу – с дороги ведь, – И крикнула кому-то на подворье, работнику видно: – Олек! Молоко в избу неси с погреба и солонины шматка два достань, скоренько только – сыны приехали – радость!

Они прошли в избу и подошли к лежащему на своем ложе старику. Тот, увидев их троих, встрепенулся, высунул руки из-под теплой шкуры и обнял их по очереди, не сдержав слез, со словами: – Ну здравствуйте, сыны мои, хвала Богам, дождался я вас! Живы! Целы! Вот радость-то!

А Святогор тем временем достал из мешка заплечного мех²² с сурицей, в который он еще там, на родниках, перелил ее из кувшина. Взял со стола чашу отцовскую, налил в нее примерно на два глотка из меха и подошел с левой стороны к отцу, оставив братьев стоять с правого боку.

– Батюшка, любимый, послушай меня внимательно, вот это – та сурица, что в урочище для Богов Аргелы готовят. Она очень вкусна и поэтому я налил тебе всего лишь на два глоточка. Потому что один глоток прогонит твою немощь, вернет силы. А второй глоток даст тебе бессмертие. В кувшине еще осталось малость, но тебе больше нельзя. Только пей двумя глотками, не тремя! Понято ли тобой, батюшка?

– Понято, Святогор, – ответил старик и, с трудом чуть приподнявшись, взял чашу из рук Святогора и, не задумываясь, сделал один глоток, сразу отдав чашу сыну со словами:

– Все, сын! Возьми чашу, не надо мне более.

И тут все увидели, включая суетившуюся у печи матушку, как порозовело лицо у старика, в глазах его синих показался блеск, на руках его появились вены. И он уже без какого-либо труда встал с постели и предстал перед ними в белой нательной рубахе со словами:

– Чудной напиток, однако!

И тут зазвучал в голове Святогора голос знакомый женский: «Ты крепко подумал, Святогор, предлагая отцу своему второй глоток? Снова предложишь? А надо ли это тебе?»

Святогор оглянулся вокруг, но не увидел Аргела, лишь голос, словно эхо, продолжал звучать в его голове. И он, не задумываясь, ответил, сначала ей, мысленно: «Богам виднее!», а потом обращаясь к батюшке:

– Батюшка, в чаше остался еще глоток. Выпей, дабы обрести вечность!

– А вы, что же, сыны, испили? – спросил он всех троих. И они наперебой стали рассказывать о своих приключениях, но отец остановил их:

– Хватит! Садитесь за стол. Пейте, ешьте. А ты, Святогор, рассказывай по порядку. Думается мне, что от тебя я более толково услышу.

И Святогор все рассказал, после чего старик немного помолчал, задумавшись в тишине, а потом промолвил:

– Вижу я, вы, барашки мои, – обращаясь к двум братьям, – ни с чем остались… А ты, Святогор, кабы не пожалел о случившемся? – удрученно произнес старик и продолжил: – Но, видно, Богам так угодно было, твоей доле не позавидуешь! Ну а мне вечность не надобна. Я свое пожил, мир повидал, сколько Богам угодно, поживу еще, – после чего встал из-за стола, вылил из чаши глоток сурицы в мех и, выйдя из избы, направился к околице, за которой стояли в ряд несколько старых, высоких деревьев.

Подошел к дубу в два обхвата и вылил под него из меха примерно глоток. После подошел к березе и сделал то же самое. Последние капли он вылил под ясень. Там в ряд стояли еще деревья, но в мехе больше ни капли напитка не оставалось.

Сыновья с порога смотрели на его действия, и было непонятно, осуждают они его или нет. А он сделал свое дело, повернулся к ним со словами:

– Коли случилось так, значит, так и было нужно. Кому-то из вас нужно усвоить сей урок, кому-то суждено пройти долгий путь. Я не избрал себе таковой, но, видно, не ты выбирал, Святогор. Я бы мог одарить этим напитком еще кого-то, но не стал. Нельзя людям вмешиваться в ход времени и событий. Так пусть дуб, береза и ясень дают вам мощь свою, силу свою, здоровье и мудрость навеки. Слава Богам нашим!