Мама Мирра. Повесть о доле вечной женской…

4. Они скоро проснутся

«Дети вот-вот проснутся», – подумала Мирра в аэропорту.

Потеря близких – сюжет отдельного романа. Но она никого не теряет, она просто уезжает. Частично она здесь с ними.

Дети придают смысл жизни женщины. Но когда они взрослеют и уходят, что остается? Эту мысль мне впервые заронила старшая дочь, когда начала сама определять свои планы и ценности, когда начала отдаляться и отделяться от меня.

В душе были только дети, и душа стала сама ребенком.

Вокруг себя Мирра видела только детей – совсем маленьких и спящих, чуть побольше и глазеющих по сторонам большими и неморгающими глазами, подростков с деланной самостоятельностью и почти взрослых детей, которые наравне с другими несли вещи, вели беседы, старались быть взрослыми.

Я забываюсь в детях, я в них теряюсь, и так будет всегда в нашем роду. Женская природа всегда будет брать верх над рассудком и рожать детей, заботиться о них, видеть их в каждом и всегда.

Я создаю и буду творить своих детей, и я всегда буду покоряться им и служить.

Мои мысли теперь только о детях.

Я принижена их детством, своей животной природой и горда ими одновременно.

Когда они проснутся, младшие тихо будут заглядывать в мою комнату и не найдут их удивленные глазки никого.

Стыдно и неудобно.

Аж ладошки вспотели.

Старшие будут как-то им объяснять мое отсутствие. Они догадаются обо всем, но правду младшим не скажут. Они умеют присматривать за младшими. Аида все организует. Она всегда была помощницей и теперь словно вторая мама для младших в мое отсутствие.

Я имею право лечиться? Если я ушла лечиться, то можно оправдать мое отсутствие в доме. Но почему я никого не предупредила? И от чего я буду лечиться? Алкоголь? Душевное расстройство? Я в этом сомневаюсь. Уход из дома – это ненормально. Я больна? Если я нездорова, нужна ли я такая моим детям? Нужна ли я кому-либо такая?

Вновь мысли о бессмысленности моего поступка и нежелании жить.

Боже, что делать?

Неужели дети имеют смысл для женщины, только если они рядом?

Как дети могут жить дальше, если мать демонстрирует потерю смысла собственной жизни?

Мирра, словно тень, плыла в потоке людей. Доброжелательный высокий и седой мужчина с улыбкой обратился к ней, желая завести разговор с интересной попутчицей, но она не смогла его услышать. Все вокруг плавало словно в аквариуме, в космосе, в безвоздушном пространстве. Она чувствовала себя отгороженной от большого мира толстым стеклом. Хотелось сжать лицо руками, закричать, быть услышанной. И в душе крик раздавался, терзая тело и душу, он жил сам по себе, раскрывая огромный рот, словно отдельное существо. А мимо него в потоке сознания плыли мысли щепками срубленного дерева – одна за другой…

Сегодня я, как всегда, встала бы гораздо раньше детей. Но когда я просыпаю и выхожу к ним, то они удивленно уступают мне путь при встрече. Готовила бы им завтрак, разливала бы чай. Старшие присоединились бы, и мы говорили бы о предстоящем дне. Они тоже любят поспать, но стараются быть взрослее. Дети еще, но порой ведут себя очень мудро. Они знают, что мать не должна покидать свою семью даже ради своего же блага.

Но когда они начинают говорить, я чувствую, что не понимаю порой силу их уверенности. Что-то в них есть такое, что заставляет переживать неловкость и уступать. Возможно, именно это нас восхищает в чистом взгляде ребенка. Он не сомневается в силе своей чистой души. Она еще не сломлена сделками с совестью и полна достоинства?

Когда все мои дети собираются за утренним столом, я порой робею, но только вначале. Откуда эта робость? Мне всегда нужно время стать матерью? Войти в роль матери не так просто. Когда же я начинаю спрашивать их о самочувствии, о планах на день, то инициатива переходит ко мне и я начинаю понимать, что мое участие в их жизни пока еще очень важно.

Но вот выходит к столу мама мужа, сгорбленная маленькая старушка, и все немного затихают. Баба Шалпан воспитана в другом доме, который мы не понимаем и не принимаем полностью. Но она иногда о нем пытается рассказать и убедить нас в его достоинствах, вспоминает, как они жили в степи, в юрте, пасли скот, как было холодно и ветрено. Как распахали степь и о пыльных бурях над развороченной землей.

Баба Шалпан под угрозой выселения отстранена от воспитания внуков. Конфликты заставили нас так поступить. Мое присутствие ранее напоминало ей об ограничении, но теперь баба Шалпан попытается взять воспитание в свои руки, и ее сын Асхан не сможет ей противоречить. Все пойдет вкривь и вкось…

У Мирры семеро детей.

Аида самая старшая, ей скоро двадцать, очень мягкая и добрая.

Она не сможет противиться бабушке. Будет молча во всем ей помогать и кисло улыбаться, если что-то будет не по душе.

Сара во всем прислушивается к Аиде. У них всего годик разница. Она ее тень и не имеет своего лица. За ручку ходили в детстве, и сейчас словно привязанные друг к другу.

Другое дело Зарина (золотоцветная) – огонь.

Она антипод Аиде во всем: и в характере, и даже цветом волос. Она какая-то дикая и не прячет себя настоящую. У них будет большая война с бабушкой. Начало таких войн Мирра уже неоднократно гасила в последние годы. Подростковый возраст у Зарины прошел, но характер остался: прямолинейная, резкая, упертая, временами грубая. Она единственная в семье со светлыми волосами, какие были у мамы Мирры.

Да это же баба Валя детдомовская в ней воплотилась. Несомненно! – осенило Мирру. – Но как? Ведь они почти не знали друг друга.

Но есть Дана (умная и даже порой мудрая не по летам), будет всех примирять. В свои десять лет она нетороплива и степенна, будет искать решения спорам и находить всему объяснение. Изучает психологию общения и мечтает стать психологом. Может к завтраку выйти с книжечкой и даже попытаться что-то процитировать для всех из того, что ей кажется уместным и поучительным. Иногда ее Зарина принимает в штыки, но иногда слушает молча, проглатывая наставления младшей сестры. Дана единственная из детей, которая «видит свою жизненную миссию в том, чтобы помочь семье войти в царство счастья».

Скорей бы ты повзрослела, мое дитя, и помогла бы нам всем «войти в царство счастья».

А вот и Малика появляется – принцесса в глазах всей семьи. Так напоминает Мирре о ее детстве, об отношениях с отцом, что так ее любил и так рано ушел. «Красавица пришла», – говорил всегда отец, когда встречал Мирру, так принято говорить и сейчас, когда Малика выходит утром к столу, поглощенная своей красотой. И все ее любят как младшенькую. Но она теперь уже не младшенькая. Есть еще Ваня и Саня – еще одна неразлучная пара в большой семье. Приемные дети.

Для них наш дом – вновь найденный дом. Уже скоро как три года они у нас, но кажется, что они до сих пор не верят, что живут в своем доме. У них часто большие и неморгающие глазки. К ним все добры, даже Зарина сдерживает свой нрав с ними, но чаще молчит, глядя на них. О чем она думает? Как-то даже повторила за Ваней: «Мама Мирра», – размышляя и прислушиваясь к звучанию слов.

Ах, как я могу их бросить? Они второй раз станут сиротами? Нет! Надо мчаться обратно! Но уже прошла контроль и сдала чемодан. Боже мой! Что? Кто? И куда меня несет?

Судьбе известно все, но не мне, нить ее сплетена давно и уходит, скрывается в туманном будущем. Что там?

Одно ясно всем – семья и дом будут другими.

5. Семья и дом будут другими

Семья и дом будут другими без Мирры.

Семья развивалась и строился под нее дом.

Дом и семья очень похожи, как форма и содержание, но когда нет одного из них, то что происходит? Семья без дома – жалкое зрелище, дом без семьи – еще хуже.

Какое будущее ждет наш дом без меня?

В самолете мысли о детях сменились мыслями о новой семье, которая может возникнуть в доме после ее отъезда.

Мужа не было прошедшей ночью. Теперь не будет и ее. Он узнает быстро. Водитель непременно расскажет ему о ранней поездке в аэропорт. Зная жену как местную газету, он сразу увидит в произошедшем что-то необычное.

Асхан все поймет, но не примет как должное. Он рассчитывал на терпение Мирры, то терпение, что видел он у своей матери. В его поведении не было ничего особенного с традиционной точки зрения. Вторая семья с молодой женой для мужчин его круга, где деньги уже особенно не считают и имеют большую власть над людьми, – естественное дело. Более того, такое поведение было свойственно и его предкам, чему свидетельница его мать – маленькая молчаливая старушка, которая теперь смиренно живет в их доме и всем старается служить. В свое время она узнала о второй жене мужа, закипела, засуетилась, заплакала. Плохо спала и ела, пыталась что-то мыслить злое и планировать месть, но постепенно свыклась, потухла и потерялась. Стала тенью своего мужа и его новой жены, прислугой своему ребенку, а потом – внукам. Образ ее прожитой жизни невольно витал в семье сына, напоминая о традициях предков и толкая старую женщину воссоздать старые степные обычаи в доме нового времени.

Мирра знала о подобных историях в других семьях в прошлом и настоящем времени, но надеялась, что ее семьи это не коснется. Зря надеялась. В глубине души не верила своим надеждам.

Ей стало зябко, и она, обняв саму себя, вжалась в кресло и прикрыла уставшие глаза. В такое утреннее время многие годы обычно к ней прикасались теплые руки детей, пробудившихся ото сна. Она же обнимала их маленькие плечи и расчесывала их всклокоченные волосы. По дому разносился запах кипяченого молока, теплого хлеба и кофе. Под ногами у нее мягкий, пушистый ковер, и она улыбается от счастья, она так счастлива от домашнего уюта…

Но вдруг распахивается высокая белая дверь и стремительно входит Асхан с большими блестящими глазами, а за ним вваливается толпа безликих существ – грязных, шумных и смрадных. Они толкаются, кричат, воняют, поют, жрут и пьют на ходу, разбредаются по дому с кусками мяса в руках с потеками жира, падают на шелк ее кровати, похабно орут о сокровенных тайнах семьи и дома, хохочут и тычут полуобглоданными костями в портреты на стенах, гадят в углах, разжигают костер в спальне посреди толстого светлого ковра…

Она вздрогнула и очнулась.

Дом станет другим, и семья в нем станет другой. Новая женщина появится в нем? Это катастрофа всему.

Как будет жить мой дом? Смогу ли я найти себе новый дом в пустыне мира? Любому человеку сложно отыскать новый безопасный дом, а женщине – вдвойне.

А может ли человек без дома остаться человеком и сохранить свое достоинство? Бездомный человек рано или поздно теряет и себя. Лицо и дом – очень подобны. Дом подобен лицу. Мой дом подобен мне, нам. Теперь я не буду отдавать столько души и сил, денег и времени ему.

Смогу ли быть собой без своего дома?

Дом – не просто лицо семьи, что в нем живет, дом – сознание, подсознание и сверхсознание хозяина дома. Мирра проектировала и строила свое жилище. У нее были на это деньги, и он, несомненно, отражает ее личность, сознательную и неосознанную структуру ее души…

Мы могли бы подробно описать, как устроен дом семьи Мирры, и это было бы очень интересное путешествие по лабиринтам души нашей героини, но не станем этого делать по двум причинам. Во-первых, дом отражает прошедшее хозяйки дома, которое ее сейчас беспокоит, и то настоящее, от которого она уходит. Во-вторых, такое отступление отвлечет нас от нее. Она же находится в состоянии, которое требует нашего внимания.

Я сделаю все, чтобы сохранить свою женственность без дома. Это возможно? Женщина во мне сильнее любого дома. Видимо, именно по этой причине слабая женщина остается в своем доме при распаде семьи.

Не потеряет ли мой дом уют и смысл, свет и тепло, которые я вносила в него?

В нем может появиться другая женщина. Она все перевернет по-своему. Все будет наполнено запахом ее духов, криками и плачем ее ребенка. Ее одежда и обувь будут в моем шкафу, ее отражение – в моем большом зеркале, ее тело – на моей уютной кровати, ступни ее ног – на моем мягком ковре. Это нестерпимо!

Память обо мне постепенно уйдет. А я призраком буду бродить и хозяйничать; плыть из комнаты в комнату, встречать по ночам каждого, кто идет на кухню попить водички или в туалет; ронять чашки, что оставили на краю стола. или скрипеть креслами в полной тишине; завывать потоком ветра в приоткрытой форточке или с шумом захлопывать дверь, словно сквозняком; гасить свечи и сжигать лампочки в самый неподходящий момент или обрывать тонкую нить картинки на стене; звенеть стеклом рамы, скрипеть паркетом, стучать на потолке, бормотать по ночам и задвигать тапочки под диван.

Мой дом всегда будет большим и светлым. Дом без меня все равно будет моим домом. В нем будет семья, пусть и без меня.

Будет ли в нем семья?

Пора просыпаться моим домочадцам. И они уже проснулись. Мама мужа всегда встает первой. Старшая женщина в доме, но в роли добровольной слуги, уступающая всем лидерство. Так не было заведено испокон веков. Но так установилось в нашем доме. Я в последнее время позволяла себе нежиться в постели до последнего, но вскакивала сразу же, как только слышала ее шаги. Когда мы встречались, она не смотрела на меня, опускала глаза, понимая, что живет в доме, где иные законы времени, иные вещи. В своем закрытом взгляде она хранила свои устои, другое понимание вещей и отношений.

Но одновременно с полным осознанием своей силы и молодости, которыми я наслаждалась много лет, я чувствовала, что мой дом меня подавляет. Как могло такое случиться? Может ли быть иначе? Я строила свой дом пятнадцать лет, но он начал мной управлять? У меня есть, была, своя комната. Она же и моя тюрьма в последнее время. Я ее любила, но в последнее время плохо за ней следила. Она меня начала стеснять. Я пыталась вырваться за ее пределы с помощью книг, вина, телевизора, фотографий и дел, но как-то не совсем успешно.

Все кажется таким фальшивым.

Карнавал вокруг не прекращается ни на минуту. Все в масках. Человек с голым лицом – чужак. Его толкают со всех сторон сказочные герои. Морды животных и люди без лиц пытаются привлечь внимание к себе. Они творят жизнь, в которой нет долга, достоинства, чести и ответственности.

Тем, кто без масок, тут же предлагают их. Кто-то снимает свою и отдает. На его же лице остается еще одна личина, еще более ужасная. Многие меняются лицами при совместной жизни. Даже дети примеряют тряпки, бумагу, пластмассу и фольгу на свои чистые и наивные личики. Старики, столкнувшись в слабости и болезни со своим лицом, стремятся закрыть его хотя бы обветшалыми кусками крашенного картона и ветоши. В храме, на работе, перед сном, на экране телевизора – все играют, фальшивят и скрывают то, чего, вероятно, никогда и не знали. Некоторые не осознают, что они прячут свое лицо, так как носят маску давно и она приросла, изменив личность под себя.

Некоторые усердно ищут свое Я, не снимая, по незнанию, с себя весь этот хлам и не очищая душу от лжи.

Но вот и маска смерти мелькнула! Она остужает веселье, меняет не только чувства и мысли ее обладателя, но и состояния тех, кто увидел ее со стороны. Изнутри ощущают ее и ведут сами себя в преисподнюю, отражаются в лицах наблюдателей и видят свое отражение в других как в зеркалах, распространяя себя в первую очередь среди своих близких, детей и внуков.

Быть открытым, искренним и естественным считается неприличным, словно быть голым, что простительно только маленьким детям в бане и на пляже.

Кто-то в порыве страсти споткнулся и приоткрылся, что сделало заметным его страдание – состояние и переживание, причиняющее боль от раны, гибели или смерти.

Сама жизнь под маской многим невыносима, особенно если она надета не по своей воле, например, в момент страшного события.

Привычка носить маску стала сутью души – чуждое приросло к сокровенному и стало частью лица.

Бесконечное множество скрытых трагедий людей, впадающих в несчастье по ошибке, тогда как изначально они были наполнены и пропитаны природной чистотой и маленькой семейной славой.

Мирра приоткрыла глаза и увидела себя над облаками. Земля осталась внизу, глубоко от нее. С каждым мгновением она удалялась от ее жизни. Казалось, она улетает от самой себя. Заложило уши, заныли суставы в плечах и в руках. Она набросила на себя тонкую шаль, и кажется, согревалась.

В аэропорту суетились люди, двигались лестницы, мелькали переходы, мельтешили ограничения, указатели и правила, все немного отвлекло Мирру. Физические проблемы облегчают боль души. Когда же самолет оторвался от земли и все немного успокоилось, вновь пришли воспоминания и состояния, которые сложно назвать жизнью. Мир переживается словно во сне. Прежнее окружение – дети, дом, мама мужа, автомобиль и дела, словно в тумане душу с ее сердцевиной окружила толстой оболочкой пустота. Ее крик миру не слышит никто. Люди прячут головы в свои дела. И даже если кто и слышит, по лицу невозможно понять, что понимает.

Одиночество.

Одиночество в комнате с портретами родных людей и умерших предков. Комната для истории семейного древа и корней. Полумрак, а единственное окно затенено летом большими деревьями сада. Осенью листья осыпаются и света прибавляется.

Мирра сидит в просторном кресле комнаты и одновременно в кресле самолета с закрытыми глазами. Она бы свернулась калачиком, если бы можно было, но сейчас только так – слегка сгорбившись и склонив голову, охватив себя руками, узлом переплетенными с шалью.

Комната с портретами бабушек и дедушек, матери и отца, дяди, детей…

Вновь навязчиво приходит уже знакомое сновидение со степью, ветром и худосочными стеблями травы под свинцовым небом. Мирра идет медленно и не знает, куда идти. Все вокруг одинаково, глазу не за что зацепиться. Бог убрал все привлекательное и манящее. Она поворачивается спиной к ветру, гонимая всем миром, склонилась, подобно трепещущей на ветру траве.

Спина начинает замерзать, и наваливается страх умереть от холода. Надо идти, идти и бежать куда-то от этого страха, стремиться туда, где его нет, в особое место, где можно спрятаться от трепета в душе. Рука тянется сорвать сухие тонкие стебли травы, прижимает их к груди. Собрала и остановилась. На коленках пытается уложить собранное смятое сухое богатство за подкладку плаща. Руки не слушаются, а ткань, такая крепкая и очень красивая в сравнении с мертвой и хрупкой травой, сопротивляется…

Не будем подробно рассказывать, как наша героиня все же утеплила свой модный плащ тонкими стеблями травы и надела это одеяние на дрожащее тело. Вот она уже в нем движется в темнеющей степи на согбенных ножках, словно бабочка, что ищет убежище перед зимней спячкой.

Возможно, вам, мой уважаемый читатель, жаль ее, как и мне, а данная сцена навевает грусть, что отвращает от текста моей повести. Но прошу вас, не покидайте ее. Так как она, я уверен, преодолеет все испытания судьбы.

Настойчивый запах еды разбудил Мирру. По салону самолета разносилась пища и напитки. Другие пассажиры уже активно их поглощали. Что-то поставили и перед Миррой. Выпила что-то, откусила что-то и она. Потом, обхватив горячую чашечку двумя руками, вновь прикрыла глаза и ушла в свои мысли и чувства.

Весь мир – пустынное и холодное поле, нет никого и ничего, только ветер подсказывает направление. Как долго она идет в пустоте и одиночестве? Где выход из этого безвременья? И есть ли он? Темнеет в бесконечном поле жизни.

Но вот вспыхнула точка на горизонте – она, мерцая, взбудоражила сердце.

Чья-то живая душа греется у огня.

Мирра ускорила свой шаг и даже порой немного бежит, спотыкаясь в ночи, падая и поднимаясь, не спуская глаз с живого огонька. Страх неизвестности порой возникает в ее душе, но быстро сменяется надеждой на лучшее, надеждой на тепло и уют дружественной беседы.

У костра сидит седой человек с широкой спиной и кормит огонь масками деревянными, бумажными, пластмассовыми, железными, волосатыми и лысыми, красочными и не очень, большими и мелкими, человеческими, масками животных и другими, непонятными с первого взгляда. Она остановилась в темноте, не смея подойти.

– Я давно жду, – промолвил он, слегка повернув голову. – Подходи и присаживайся, дом твой теперь здесь.

– Кто вы? – так тихо произнесла она, что порыв ветра совершенно стер ее голос.

– Я услышал твой крик, – отчетливо произнес седой человек.

Мирра обошла согретую огнем полянку с другой стороны и рассмотрела лицо хозяина очага. Он был похож на того идеального человека, что много раз предвосхищала она в своем воображении, и у него мечтала получить совет и поддержку. Его белая борода у костра светилась, длинные волосы растрепал ветер по высокому лбу, а темные цепкие глаза щурились от неровной улыбки, и ее нельзя было назвать только доброй. В ней были и горечь, и усталость от опыта, и уверенность хозяина настоящего, прошедшего и будущего времени жизни, и обреченность тем, что больше некому помогать Мирре.

– Будущее уже наступило, – сказал он.

Колени подогнулись, и Мирра присела на согретую землю. Усталая, замерзшая, изуродованная страхом и ночью.

– Я,.. – хотелось ей что-то сказать, но другие слова исчезли.

– Я все о тебе знаю, – сказал хозяин костра, – ты бездомная женщина, что бросила семью.

– Нет,.. – хотела сказать Мирра, но голоса не было.

– Тебе тоскливо и неопределенно! Ты потеряна…

– Да, – попытался вырваться звук из глубины сердца, но утонул в слезах.

«Какое оно, мое наступившее будущее?» – подумалось ей.